|
|||||||
АвтоАвтоматизацияАрхитектураАстрономияАудитБиологияБухгалтерияВоенное делоГенетикаГеографияГеологияГосударствоДомДругоеЖурналистика и СМИИзобретательствоИностранные языкиИнформатикаИскусствоИсторияКомпьютерыКулинарияКультураЛексикологияЛитератураЛогикаМаркетингМатематикаМашиностроениеМедицинаМенеджментМеталлы и СваркаМеханикаМузыкаНаселениеОбразованиеОхрана безопасности жизниОхрана ТрудаПедагогикаПолитикаПравоПриборостроениеПрограммированиеПроизводствоПромышленностьПсихологияРадиоРегилияСвязьСоциологияСпортСтандартизацияСтроительствоТехнологииТорговляТуризмФизикаФизиологияФилософияФинансыХимияХозяйствоЦеннообразованиеЧерчениеЭкологияЭконометрикаЭкономикаЭлектроникаЮриспунденкция |
Экзотика
Певцам, я знаю, не годится На гневных критиков сердиться. Но ведь зоил, не помогая, Лишь нагоняет маеты, Между читателем сжигая И бедным автором мосты... Меня корили огорченно (Но в огорченье — увлеченно!) Экзотикою. Окаянство! Зоил единство растерзал: Вот заказал мне даль пространства, А даль времен — не заказал! В чудесных вымыслах поэту Мешая странствовать по свету — Взлетать на Анды, плыть по Темзе,— Он позволяет мне, друзья, Быть историчною. Зачем же Географичною — нельзя? Кто на «экзотику» озлобясь, От человека спрячет глобус, Лишь географию (от силы!) С историей разъединит; «Забудь,— он скажет,— Фермопилы». Но там сражался Леонид1! Как эти требованья странны, Куражливы, непостоянны! Уж ты мне их представил массу! А ведь попробуй запрети Скакать летучему Пегасу, Да он зачахнет взаперти! Не грех ли, не попранье ль чести Учить коня ходьбе на месте? Чтоб неменяющийся воздух Перетирал, как шестерня? В подобной роли и меня Вы, друг мой, видеть бы желали? Но наши вкусы не совпали; Мне больше нравится без шор Глядеть на весь земной простор! Кого «экзотикой» и надо Шпынять — да только не Синдбада! И как в передничке за прялкой Сидеть не станет мореход, То не мечтай, что этот жалкий Насест поэзия займет! Конечно, можно всю планету Исколесить, катясь по свету Как будто в бочках засмоленных! Притом — без дырочек для глаз. Но способ сей — для закаленных Паломников, а не для нас, Людей, сугубо кабинетных. Ах! Нам для странствий кругосветных Не требуется ничего. Мечта наш парус надувает, Сны — кормят, греза — укрывает... Ах, нам достаточно бывает Воображенья одного. А значит, нам не разориться. Но то-то и зоил ярится, Тот бестоварный оборот, С которым можно жить, не тратясь? (Зоил и тратясь — не живет.) Но мне теперь (из-за такого, Как он!) Начать придется снова. Итак: века кружат в пространстве, Пространство кружится — в веках. Романтик может жить без странствий, Но без мечты о них — никак! Ты, время видящий без связи С пространством, — точно ось без смази, Зоил! В огромных странах света Вещей, могу тебе сказать, Такая уймища! Уж две-то Из них ты мог бы и связать!..
Примечания: Новелла Матвеева. Закон песен.
Я понимаю вас! Достойный дю Белле писал из Рима другу, Что мало пишется, что вдохновенья нет. Но звонко между тем сонет сонету вслед Из-под пера его летел, как вихрь по лугу...
Что это значило б? Неужто лгал поэт? И ловко пряча взлёт, изображал натугу? Нет. Просто... он не мог вменить себе в заслугу Без чувства РАДОСТИ набросанный терцет...
Сама поэзия «не в счёт», когда унынье Ей точит карандаш. Когда забота клинья Вбивает между строф. Растёт стихов запас...
Но если качество творишь без увлеченья, То и количеству не придаёшь значенья. Высокочтимый мэтр, я понимаю Вас! После 20 июня 1993 Новелла Матвеева. Иван Киуру. * * * Я, говорит, не воин, Я, говорит, раздвоен, Я, говорит, расстроен, Расчетверен, Распят!
Ты, говорю, не воин, Ты, говорю, раздвоен, Распят и четвертован, Но ты - не из растяп.
Покуривая трубку, Себя, как мясорубку, На части разобрав, Ты, может быть, и прав.
Но знаешь?- этой ночью К тебе придут враги: Я вижу их воочью, Я слышу их шаги... Ты слышишь? Не слышишь? Они ползут, шуршат... Они идут, как мыши, На твой душевный склад. И вскорости растащат Во мраке и в тиши Отколотые части Твоей больной души.
- А что же будут делать Они с моей душой? А что же будут делать С разбитой, но большой?
- Вторую часть - покрасят, А третью - разлинуют, Четвертую - заквасят, А пятую - раздуют, Шестую - подожгут, А сами убегут.
Был человек не воин, Был человек раздвоен, Был человек разрознен, А все, должно быть, врал:
Прослышав о напасти, Мигать он начал чаще, И - сгреб он эти части, И ничего!- собрал. Строфы века. Антология русской поэзии.
Фокусник Ах ты, фокусник, фокусник-чудак!Ты чудесен, но хватит с нас чудес.Перестань, мы поверили и такВ поросёнка, упавшего с небес. Да и вниз головой на потолкеНе виси, не расходуй время зря!Мы ведь верим, что у тебя в рукеВ трубку свернуты страны и моря. Не играй с носорогом в доминоИ не ешь растолчёное стекло,Но втолкуй нам, что чёрное - черно,Растолкуй нам, что белое - бело. А ночь над цирком - такая, что ни зги,Точно двести взятых вместе ночей...А в глазах от усталости кругиПокрупнее жонглёрских обручей. Ах ты, фокусник, фокусник-чудак,Поджигатель бенгальского огня!Сделай чудное чудо, сделай так,Сделай так, чтобы поняли меня! 1962Ах, как долго, долго едем...Как трудна в горах дорога...Чуть видны вдали хребты туманной сьерры.Ах, как тихо, тихо в мире,Лишь порою из-под мула,Прошумев, сорвется в бездну камень серый. Тишина. Лишь только песню О любви поет погонщик, Только песню о любви поет погонщик, Да порой встряхнется мул, И колокольчики на нем, И колокольчики на нем забьются звонче. Ну скорей, скорей, мой мул,Я вижу, ты совсем заснул...Ну, поспешим - застанем дома дорогую!Ты напьешься из ручья,А я мешок сорву с плечаИ потреплю тебя, и в морду поцелую. Ах, как долго, долго едем... Как трудна в горах дорога... Чуть видны вдали хребты туманной сьерры. Ах, как тихо, тихо в мире, Лишь порою из-под мула, Прошумев, сорвется в бездну Камень серый. Баклажаны бока отлежали,Им наскучили долгие сны.Возле красной кирпичной стеныОгуречные плети повяли. Мак потух на ветру, как фонарь. Лепестки, словно отблески света, Разлетелись - и замерли где-то. Солнце в небе, как в море янтарь, В мокрой дымке, похожей на ил,Но еще лопухи лопушатся,Но еще петухи петушатся,Чу! - строптивое хлопанье крыл... Лишь один только старенький кочет, Приближенье зимы ощутив, Кукарекнуть для бодрости хочет, Да никак не припомнит мотив И слова... И в зобу застреваетСтертый хрип, неосмыслен и ржав,И на месте петух застывает,Бледно-желтую ногу поджав. Всплыли в нем ломота и томленье Белым пальцем грозящей зимы, Мрачен трепет его оперенья, Как пожар за решеткой тюрьмы. Бузиной гребешок багровеет,Льется блеск ревматичного мхаВдоль по перьям, и холодом веетЧуть заметная тень петуха.
Сию же минуту проверить веками Бесславного гневит прославленный коллега.Как будто слава - хлеб отобранный, телега,Везущая не всех. А слава - степь без края,Где каждый волен взять свою пригоршню снега. Чтоб не забыли мы, какой поэт забыт,И вспомнили опять, кто нынче знаменит.Пусть критик, подтвердив безвестность безызвестных,Нас об известности известных известит. Как? Слава кончилась? Где? Чья? Какая жалость!На это зрелище опять толпа сбежалась,И если рассудить по ярости забвенья,Легко предположить, что слава продолжалась. О! Слава автора действительно хитра,Когда поют ее десятка с полтораПристрастных циников! Но то ж - не столько слава,Сколь пар без лошади и дужка без ведра. Друг! Радуясь за тех, чья слава миновала,Как сам ты избежал столь грустного провала?Прикрывшись и зардясь, мне критик отвечает:Забвенью не бывать, где славы не бывало. И в час, как будем мы действительно забыты,О, критик, мы придем у вас искать защитыОт страшных летских вод. Забвенье - мать прощенья,А вы, вы будете всегда на нас сердиты.
Совершенство Боюсь совершенства, боюсь мастерства,Своей же вершины боюсь безотчетно.Там снег, там уже замерзают словаИ снова в долины сошли бы охотно. Гнетёт меня ровный томительный светТого поэтического Арарата,Откуда и кверху пути уже нет,И вниз уже больше не будет возврата. Но мне в утешенье сказали вчера,Что нет на земле совершенства. И что же?Мне надо бы радостно крикнуть: Ура!А я сокрушенно подумала: Боже!
Я бы сменяла тебя, там-там, на тут-тут,Ибо и тут цветы у дорог растут.Но не самой ли судьбою мне дан там-там?Ибо глаза мои тут, а взгляд мой – там.”Там” – это пальма, тайна, буддийский храм.Остро-нездешних синих морей благодать…Но еще дальше, но еще больше – “Там”,То, до чего, казалось, рукой подать….Пронизан солнцем высокий пустой сарай…”О, как я счастлив!” – кричит во дворе петух.Свежие срезы бревен подобны сырам,Пляшет, как дух, сухой тополиный пух.Помню: кистями помахивала трава,В щели заборов подглядывая, росла,И ветерок, не помнящий родства,Тихо шептал незапамятные слова.Там одуванчиков желтых канавы полны,Словно каналы – сухой золотой водой…Жаль: никогда не увидеть мне той стороны,Желтой воды никогда не набрать в ладонь.Я и сейчас как будто блуждаю там,И одуванчики служат мне канвой,Но по пятам, по пятам, по моим следамТяжко ступает память – мой конвой.Можно подняться – в конце концов – на Парнас,Якорь на Кипре кинуть, заплыть за Крит,Но как вернуться туда, где стоишь сейчас?Где одуванчик долгим дождем закрыт?Витает, как дух, сухой тополиный пух,Боится упасть: земля сыра, холодна…Боится душа с собой побеседовать вслух,Боится признать, что потеряна та страна.
Я училась не мешкать в воротах.Предугадывать силу обмана.Я училась из водоворотовВыбираться без точного плана.Луч надежды и нить АриадныХодят вместе в минуту крушенья.Я училась во дни безотрадныНаходить в пустяках утешенье.Я училась удерживать гневностьИ гордыни припадок жестокий.Я училась мечтаний напевностьЗамыкать в надлежащие строки.А унынию я не училась,А унынье… само получилось.
Что так чинно ходики ступают?Что так сонно, медленно идут?То ли стрелки к цифрам прилипают,То ли цифры к стрелкам пристают?Ночь. Молчанье. Только дверь снаружиНапрягает раму и трещит,Листовою сталью лютой стужиОблицованная, словно щит.Спит колодец в панцире, как витязь,С журавлем, похожим на копье…На веревке, чуть во мраке видясь,Лязгает промерзлое белье.Простыни в бесчувствии жемчужномПлавают как призраки знамен,От рубах исходит то кольчужный,То как будто колокольный звон….Ну кого, скажи, не опечалитПрямо в душу вмерзшая зима?Лишь зима зимою не скучает,Веселится лишь она сама:Катится над серыми полями,Сети веток склеивает льдом,Громоздит сугробы штабелями,Чтоб никто – ни из дому, ни в дом.То в дупло наклонное ныряет,Как ловец за жемчугом на дно,То снежинку острую вперяетС любопытством в темное окно…Пальцами прищелкивает стужа,Не мытьем, так катаньем беретИ как будто стягивает тужеПояса истаявших берез….Что так чинно ходики ступают?Что так сонно, медленно идут?То ли стрелки к цифрам прилипают,То ли цифры к стрелкам пристают?
ОКРАИНА.Летняя ночь былаТеплая, как зола…Так, незаметным шагом,До окраин я дошла.Эти окраиныБыли оправленыВышками вырезными,Кружевными кранами.Облики облаков,Отблески облаковПлавали сквозь каркасыНедостроенных домов.Эти дома без крышВ белой ночной далиВ пустошь меня зазвали,В грязь и глину завели.На пустыре ночномСветлый железный лом,Медленно остывая,Обдавал дневным теплом.А эти дома без крышВ душной ночной далиЧто-то такое знали,Что и молвить не могли.Из-за угла, как вор,Вынырнул бледный двор:Там на ветру волшебномТанцевал бумажный сор.А эти дома без крышСловно куда-то шли,Шли, – плыли, как будто былиНе дома, а корабли.Встретилась мне в путиМежду цементных волнКадка с какой-то краской,Точно в теплом море – челн.Палка-мешалка в ней,Словно в челне весло…От кораблей кирпичныхКадку-лодку отнесло.Было волшебно всё:Даже бумажный сор,Даже мешалку-палкуВспоминаю до сих пор.И эти дома без крыш,Светлые без огня;Эту печаль и радость,Эту ночь с улыбкой дня.
Она умеет превращатьсяСмотри! Полосатая кошка На тумбе сидит, как матрёшка! Но спрыгнет – и ходит, как щука, Рассердится – прямо гадюка! Свернётся – покажется шапкой, Растянется – выглядит тряпкой… Похожа на всех понемножку. А изредка – даже… на кошку! Вероятно, труднее всего Превратиться в себя самого
Перед неграмотным блеск знаний обнаружить – Вот грех! Божиться – грех. Но грех божбу и слушать. Грех клясться клятвою! Особенно тогда, Когда заранее решил её нарушить! —————————————— Ах, как долго, долго едем!Как трудна в горах дорога!Чуть видны вдали хребты туманной Сьерры.Ах, как тихо, тихо в мире!Лишь порою из-под мула,Прошумев, сорвется в бездну камень серый.Тишина. Лишь только песнюО любви поет погонщик,Только песню о любви поет погонщик,Да порой встряхнется мул,И колокольчики на нем,И колокольчики на нем забьются звонче.Ну скорей, скорей, мой мул!Я вижу, ты совсем заснул:Ну поспешим – застанем дома дорогую!..Ты напьешься из ручья,А я мешок сорву с плечаИ потреплю тебя и в морду поцелую.Ах, как долго, долго едем!Как трудна в горах дорога!Чуть видны вдали хребты туманной Сьерры…Ах, как тихо, тихо в мире!Лишь порою из-под мула,Прошумев, сорвется в безднуКамень серый.
Определенья поэзии нет. Можно сказать, что поэзия – дух! Равнообъемлющий дух. Но поэт Выберет главное даже из двух. Определенья поэзии нет.Можно сказать, что поэзия – плоть. Что ж не ко всяческой твари поэтМожет гадливость в себе побороть?Определенья поэзии нет. Мы бы назвали поэзию – сном. Что же ты в драку суёшься, поэт?Вправе ли спящий грозить кулаком? Определенья поэзии нет. Можно сказать, что поэзия – явь. Что же ты в драку суёшься, поэт, Трезвому голосу яви не вняв? Определенья поэзии нет. Можно сказать, что в поэзии – суть. Так отчего же – за тысячи лет – Ей от сомнений нельзя отдохнуть? …Есть очертанья у туч грозовых,А у любви и у музыки – нет. Вечная тайна! Сама назовись! Кто ты, поэзия? Дай мне ответ! Кто ты и что ты? Явись, расскажи! Ложь рифмоплёта тщеславия для? Так отчего же столь горестной лжи Тысячелетьями верит земля?
Так Счастью учит Феб, а жизнь — терпенью. За трудолюбьем гордым — год из года,— За божеством слепящим — ходят тенью Пустой досуг, постылая свобода. Но вы прозренью брат: Вы патер Браун. Раденье Ваше в Вышних Бога славит! Пловцам открыта Ваших песен гавань И примет всех, кого судьба оставит. Октябрь-декабрь 1992
ПРЕДСКАЗАНИЕ ЭГЛЯПодойди ко мне, я в твоих глазах вижу капли слез.В мире много зла, но не надо все принимать всерьез.Ты не верь земле, черствой и сухой, – верь волне морей.Пусть она скользит, дразнит и грозит – больше правды в ней.Пробегут года быстрой чередой, как в ручье вода.Видишь тот обрыв и простор морской – посмотри туда.Там, в дали морской, ты увидишь блеск алых парусов.С берегов крутых ровно в пять часов ты завидишь их.Это будет бриг из далеких стран, из других широт.Ровно в пять часов от его бортов шлюпка отойдет,И прекрасный принц, сказочный герой, нареченный твой,Весел и умен, строен и высок, ступит на песок.Слушай, он затем только приплывет, чтоб тебя спасти.Если он тебя сразу не найдет, ты его прости!Ступит на песок – радость на лице сильная, как боль, -Скажет: “Добрый день!” Спросит он: “А где тут живет Ассоль?”Не грусти, не плачь. Ясных глаз не прячь, слезы с них сотри.Верь моим словам, чаще по утрам на море смотри.Верь волне морей. Верь судьбе своей. Час наступит твой.Ты увидишь блеск алых парусов – это за тобой.
Поиск по сайту: |
Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Студалл.Орг (0.011 сек.) |