ОБВИНЕНИЯ-2

В ванной я привел себя в порядок. Дима все-таки промахнулся, и основной удар пришелся на скулу, лишь слегка зацепив нос. Кровь быстро остановилась, и я снова пришел в норму. Нос не был сломан, но без синяка не обойтись. Впрочем, это было не первое мое «ранение» и, уж точно, не самое тяжелое. Переживу как-нибудь.

Все, включая Оксану и Данила, сидели на кухне и ждали меня. Что я мог им сказать? Теперь, когда я вновь пришел в себя, мне не хотелось терять друзей, но я знал, что оправданий для моего поступка нет.

Не торопясь, я вышел из ванной и прикрыл за собой дверь. Видимо, на кухне услышали мои шаги, и в доме повисло напряженное молчание. Я шел и думал о том, что скажу им. Не одно достойное оправдание не проходило на ум, а правду говорить не хотелось, ведь я сам еще не успел свыкнуться с мыслью о том новом чувстве, что отныне жило во мне.

Я остановился у входа в кухню. Шесть пар глаз смотрели на меня. Все в сборе, пришли поучаствовать в моей публичной казни. Но, присмотревшись к лицам, я с удивлением понял, что мой поступок вызывает у них разные эмоции. Только Глеб был по-настоящему зол на меня, и его взгляд не предвещал ничего хорошего. Димка смотрел исподлобья, но я знал – он, скорее всего, обижен на то, что я не посвятил его в мой план. Брат не мог простить мне недоверия. Оксана выглядела напуганной и растерянной. Что касается Ксении, то ее поза и взгляд выражали сочувствие, как и до этого в моей комнате. Было ли что-нибудь, что могло оттолкнуть ее от меня? Я начал в этом сомневаться. Данилу, казалось, любопытна эта ситуация: он – исследователь, а для исследователя интересно все новое. Виктор выглядел грустным и тихим. Он смотрел на меня без тени осуждения, и его глаза были полны печали, как будто он знал, что должно произойти нечто плохое, но не мог ничего изменить.

– Вот и виновник торжества, – голос Глеба был полон сарказма. – Проходи, садись. Думаю, нам есть о чем поговорить, – он указал на стул во главе стола.

Хорошее место, ничего не скажешь.

Я сидел напротив них, один на поле битвы против банды безжалостных убийц. Эта мысль позабавила меня, и я усмехнулся, чем вызвал новую вспышку гнева у Глеба:

– Вижу, тебе весело. Да только вот нам что-то не до шуток, – он становился все злее и злее, распаляясь от собственных слов.

Краем глаза я увидел, как Ксюша коснулась руки матери.

– Прекрати, Глеб, – немедленно отреагировала та. – Мы ничего не знаем о случившемся. Позволь мальчику все объяснить, – она посмотрела на меня. – Влад, тебе ведь есть что сказать? Начинай, мы готовы выслушать тебя.

Настал момент, которого я так боялся. Оксана редко ошибалась, но сейчас был именно такой случай. Дело в том, что мне абсолютно нечего было им сказать. Как я мог объяснить им, что двигало мною? Я не нашел ничего более умного, как сказать то, что и так было всем ясно.

–Я просто не мог позволить вам убить ее.

После моих неуверенных слов наступило, что называется, гробовое молчание. Они были в шоке, и я мог их понять: ведь я совершил абсолютно невозможный для охотника поступок. Не исключено, что за всю историю существования нам подобных я был первым, кто спас вампира от смерти. И это было все, что я мог им сказать. Но я действительно не мог допустить ее смерти. К этому нечего было добавить, и я просто ждал, когда они придут в себя.

Наконец Оксана, кажется, поняла, что я не собираюсь продолжать, но на всякий случай уточнила:

–Это все, что ты хотел бы нам сказать? – Ее голос звучал неуверенно, она не знала, как реагировать на мои слова.

–А что он может еще добавить? – это был риторический вопрос, и Глеб не ждал ответа. – Его поступку нет оправдания. Прости, Влад, но я не могу понять тебя. Ты говоришь, что не хотел ее смерти, но ведь это же вампир. Чертова нежить! Таких, как она, надо убивать не задумываясь, как только они появляются на свет.

Слова Глеба задели меня, и я не мог промолчать:

– Не говори так о ней! – закричал я, вскакивая. Разумная часть моего «я» с ужасом наблюдала со стороны за тем, что я делаю, но я не мог остановиться.– Ты ее не знаешь, она лучше других вампиров.

– Ты говоришь как ребенок, Влад. Как она может быть лучше или хуже других вампиров? Может, ты хочешь сказать, что она не пьет человеческой крови? – с издевкой спросил Глеб.

Я стоял и ловил ртом воздух, не в силах что-либо сказать. Это был совсем не тот вопрос, на который мне хотелось бы отвечать. Я медленно опустился на стул. Глеб ждал, и мне ничего не оставалось, как пробормотать:

– Но она оставила меня в живых, и Диму, между прочим, тоже, – это прозвучало жалко, но других аргументов у меня не было.

– А тебе не приходила в голову мысль, что она просто была сыта?

– Дело не только в этом, я уверен, – снова нелепая попытка самообороны.

– Довольно, остынь, – остановил Глеба отец, когда тот хотел еще что-то сказать. – Ты видишь, он не в себе. Дай ему время во всем разобраться. Я уверен, что больше подобных ошибок он не совершит. Думаю, он уже раскаивается.

Глеб недоверчиво взглянул на меня. Не знаю, что он увидел в моих глазах, но точно не раскаяние, и он это прекрасно понял.

– Кажется, отец не так уж хорошо знает тебя, не так ли, Влад? – спросил он, и его голос сочился ядом. – Ты ведь ни капли не сожалеешь о своем по ступке? Но я могу заставить тебя пожалеть, о, я точно могу, уж поверь мне.

– Глеб!

Я услышал отчаяние в голосе отца, когда он окликнул друга, но не мог повернуть голову в его сторону, чтобы узнать, чем оно вызвано. Я во все глаза смотрел на Глеба, а он – на меня. Его рука медленно, как мне показалось, опустилась в карман, он что-то достал оттуда и, размахнувшись, бросил на стол. Должно быть, на самом деле все произошло за считанные секунды, потому что Виктор не успел остановить его, хотя он честно пытался, я видел это. Мои глаза начали опускаться на прямоугольники ламинированной бумаги, лежащие передо мной на столе. Еще до того, как я сумел разглядеть их, я уже точно знал, что увижу, и мне заранее стало дурно.

Это были водительские права. Лица двух мужчин сурово смотрели на меня с фотографий. Почему на официальных фото нельзя улыбаться? Я догадывался, кому принадлежали эти права, но делал все возможное, чтобы эта догадка покинула мой разум. Видимо, Глеб понял причину моего молчания и решил просветить меня на этот счет, чтобы не осталось никаких сомнений.

– Да, смотри внимательнее, Влад. Тебя не было сегодня с нами, когда мы закапывали их трупы в землю. А ведь они были чьими-то детьми, мужьями, отцами. Кто-то, должно быть, сейчас очень горюет о них. Что теперь, сынок, ты скажешь? Ты все еще думаешь, что она не такая, как все вампиры? А скольких еще ты обрек на смерть, выпустив демона из клетки? Об этом ты тоже предпочел забыть?

Казалось, его слова режут меня, как самый острый нож. Я опустил голову на руки и уставился в стол, на фото тех несчастных. Я, должно быть, и вправду бездушная тварь, как и те, на кого мы охотимся. Мне было жаль и этих бедняг, и всех будущих, но я все равно не мог допустить ее смерти. И эта мысль убивала меня, она ломала меня изнутри. Кем я стал и что мне теперь делать? Наверное, мне больше нет места среди этих людей.

Анатолий Степанов и Борис Сомов – вот как их звали. Одному было двадцать восемь лет, а второму тридцать один год. Не самый подходящий возраст для смерти. Я чувствовал, что теперь часть вины за их гибель лежит и на мне.

– Довольно на сегодня. Ты перешел все границы. Не забывай, что он все-таки мой сын, – голос отца был категоричен. – Чего ты хочешь от него? Чтобы совершил ритуальное самоубийство?

– Я хочу, чтобы он понял, какую ошибку допустил. Я вижу, ему тяжело, но он не раскаивается, это же очевидно, – Глеб был не менее упрям, чем Виктор. – Пусть внимательно посмотрит на эти фотографии, он должен знать, что он наделал. Ведь, по сути, он стал соучастником еще многих убийств, которые она совершит в будущем.

Я почувствовал, как новая волна тошноты поднимается во мне. Резко вскочив на ноги, я выбежал на двор, и меня снова вывернуло. Похоже, все эти разговоры о смерти плохо влияют на мой желудок. И когда это я успел стать таким чувствительным? Около порога стояла бочка с дождевой водой. Я прополоскал рот, умылся, вытерев лицо рукавом рубахи, и сел на ступеньки. По идее, следовало бы пойти в ванную, но мне не хотелось возвращаться в дом.

Я сидел и смотрел на лес, как в день нашего приезда. Мне снова показалось, что он смотрит в ответ. Его взгляд был полон понимания и сочувствия. Должно быть, мне просто был нужен друг, и таким образом я его себе создал. Но все же было приятно, что хоть кто-то меня поддерживает. Я мог бы вечно сидеть так. Нам, без сомнения, было хорошо друг с другом.

Вдруг мне показалось, что я уловил краем глаза какое-то движение на кромке леса. Что это могло быть? Неужели кто-то и вправду был там?

Дверь за моей спиной жалобно заскрипела, и Ксюша села рядом со мной на ступеньку.

– Мне так жаль, – тихо начала она, – Глеб не имел права говорить так. Все совершают ошибки, люди не идеальны. Надо уметь прощать.

– Ты говоришь так, будто не понимаешь, что я сделал. В моем случае не может быть никакого прощения, Ксюша. Я предал всех вас, да и себя тоже.

– Тогда зачем, – она запнулась, – зачем ты сделал это?

– Затем, что Амаранта нуждалась в моей защите. Я не мог позволить ей умереть.

– Амаранта? – переспросила она.– Что за имя: и когда ты успел его узнать?

В ее голосе звучали недовольство и какая-то затаенная обида. Будь я внимательнее, я понял бы причину такой реакции, но меня волновали лишь мои собственные переживания.

– Мне кажется, я начинаю понимать, почему ты спас ее. Что ж, я рада, что ты нашел наконец-то того кто тебе нужен. Только тебе не кажется, что твой выбор немного странен? – Она говорила это поспешно срывающимся голосом, в ее глазах стояли слезы. – Будь счастлив, Влад.

Ксюша поднялась, собираясь уйти, но я взял ее за руку и усадил назад. Зачем еще кому-то страдать. Хватало и того, что мое собственное сердце рвалось на части.

– Прости, Ксюша, – если я и должен был просить прощения у кого-либо, то это у нее. Она всегда была очень добра ко мне. – Все не совсем так, как ты думаешь. Она уже далеко, и вряд ли я когда-нибудь еще ее увижу, – слова отдавались внутри меня глухой болью, но я продолжал: – Я отпустил ее, потому что не мог поступить иначе, но я не собирался уходить вместе с ней.

Я чувствовал, что мои последние слова могли быть ложью. Кто знает, как бы я поступил, если бы она позвала меня с собой?

– Я поняла, Влад, – ее голос был все еще полон печали. – Я хочу, чтобы ты знал, я всегда буду на твоей стороне, что бы ни случилось, – с этими словами она встала и ушла в дом.

Я больше не пытался ее удержать.

Снова мы были одни. Только я и лес. Я внимательно всматривался в него, но никакого движения больше не было под его кронами. Должно быть, мне показалось, подумал я. Сегодняшний день был очень тяжелым, так что может померещиться и не такое. Дверь снова открылась, выпуская следующего моего визитера. Забавно, видимо, они собираются ходить ко мне по одному, чтобы высказать свое мнение. Ох, не хотел бы я оказаться один на один с Глебом. Но это был Дима, он не стал садиться рядом со мной, а предпочел облокотиться на перила справа от меня. Держит дистанцию: значит, он все еще обижен.

– Как ты мог так поступить со мной? – спросил он сурово. Так и есть, его больше волновало мое предательство по отношению к нему, чем то, что я выпустил на волю вампира. – Мы ведь братья, и я верил тебе, Влад.

– Послушай, Дима...

– Не называй меня так, – прервал он меня. Все серьезней, чем я думал.

Брат запрещал мне называть его Димой и требовал официального обращения, только когда был очень зол или обижен на меня. До сегодняшнего дня это случалось только раза два.

– Хорошо, пусть будет Дмитрий, – я не видел смысла спорить.

Он кивнул, соглашаясь, и я продолжил:

– Так вот, Дмитрий, подумай сам, какой у меня был выбор?

– Ты мог бы мне все рассказать, – снова перебил он.

– И что бы ты сделал? Помог мне? – Мои слова попали в цель.

– Я мог бы отговорить тебя.

Я покачал головой:

– Не мог. Мы оба это знаем. Все стало бы только тяжелее, возможно, мне пришлось бы вырубить тебя менее гуманным способом.

– Не говори ерунды. Вон какой синяк я тебе поставил, – в его голосе прозвучала гордость.

Он с детства не мог меня побить, и это его ужасно злило.

– Я не сопротивлялся.

– Ладно уж, – он недовольно махнул рукой в мою сторону, – а ты не думал, что я мог бы тебе помочь?

Вопрос Димы застал меня врасплох. Эта мысль меня и правда не посещала. Я не считал свой поступок правильным, но у меня, по крайней мере, были веские причины пойти на такой необдуманный шаг. А зачем Диме такие проблемы?

– Я не стал бы тебя втягивать, пойми. Сейчас они все там, на кухне, ненавидят меня. Эта не та вещь, которую мне бы хотелось разделить с тобой.

Дима снова кивнул. Я был рад, что он хотя бы понял меня, пусть и не простил.

– Она того стоит?

Братишка умел задавать главные вопросы. Не в бровь, а в глаз, я бы сказал. Он уже начал отходить, я это видел. Но если я снова ему совру, мне будет сложно вернуть его доверие. В конце концов, он мой брат, а я вдруг почувствовал необходимость выговориться.

Если ему станет противно меня слушать, он всегда сможет уйти, и я его пойму.

– Она стоит гораздо большего, по крайней мере, для меня, – тихо прошептал я, ожидая его реакции.

– Помнишь Нижний? – Вопрос снова оказался неожиданным.

Я напрягся, вспоминая, он тем временем терпеливо ждал. Где мы только ни побывали за свою недолгую жизнь! Но мне показалось, что он имеет в виду события двухлетней давности. Нижний... это был один из лучших периодов нашей жизни. Отец тогда охотился на демона страха, и мы помогали ему. Димке было уже шестнадцать, но он еще ходил в школу. Я кивнул, давая ему понять, что помню то время.

– Тогда я встретил Катю, – так вот он к чему!

Это было первое, и пока единственное серьезное увлечение Димы. Он тогда славно потрепал нам нервы. Я завидовал ему тогда, ведь мне это чувство было еще не знакомо, хотя я старше его. Было бы чему завидовать, с тоской думал я теперь.

– Я до сих пор иногда думаю о ней. Возможно, если бы мы могли жить по-другому...

Он не закончил и тряхнул головой, будто прогоняя плохие мысли. Катя была обычной девочкой, и он в свое время принял мудрое и вместе с тем тяжелое решение – оставить ее ради нее самой. Похоже, в нашей семье самопожертвование было нормой. Дима продолжил:

– Я мог бы сделать ради нее все на свете, все, что только можно вообразить. Я очень ее любил. Первая любовь, знаешь ли, самая сильная, – он устремил свой взгляд куда-то вдаль, но уже через секунду снова был со мной. – Я вот к чему. Мне просто хотелось, чтобы ты знал – я понимаю тебя. Возможно, то, что ты чувствуешь, неправильно, и уж точно кандидатура неподходящая, но иногда случаются вещи, не зависящие от нас. В этом никто не виноват, даже ты сам. Думаю, тебе надо с этим смириться.

Он смущенно замолчал, а я подумал, что мой вечно счастливый брат, оказывается, в глубине души был философом.

– Я попробую, Дима, – я нарочно назвал его так, чтобы проверить, злиться ли он еще на меня.

Но он лишь состроил мне гримасу, а после улыбнулся. Он снова был счастлив, ничто не могло поколебать его мир надолго. Даже брат-охотник, влюбленный в вампира.

Снова скрипнула дверь, и к нам вышел отец. Я опять напрягся: даже представить не могу, что он собирался мне сказать.

– Дима, ступай на кухню. Оксане не помешала бы твоя помощь.

Брат посмотрел на меня, как бы спрашивая разрешения уйти. Видимо, он боялся оставлять нас одних. Но я кивнул, отпуская его, ведь не мог же он вечно ходить за мной, а разговор с отцом должен был рано или поздно состояться. Зачем откладывать неизбежное. Дима нехотя ушел в дом.

Отец выглядел уставшим, но это стало нормой в по следние дни.

– Если ты пришел, чтобы объяснить всю глупость моего поступка, то можешь не утруждать себя. Я все и так прекрасно знаю, – начал я.

Отец тем временем сел подле меня и медленно достал сигарету. Он курил редко и только в исключительных случаях. Сегодня как раз такой и был. Закурив, он еще некоторое время молчал, глядя вдаль.

– Знаешь, когда ты был маленьким, тебя невозможно было переубедить. Если ты принимал решение, то шел до конца. Было очень забавно смотреть, как ты топал своей детской ножкой, требуя внимания к себе и своим потребностям. Маму это всегда так умиляло, что она просто не могла тебе отказать, – его голос был полон внутренней теплоты.

К чему он это говорит? Вспомнил мое детство и, главное, маму. Мы не говорили о ней с момента ее похорон. Эта тема была запретной в нашей семье. Может, он собирался сказать, что я сильно его разочаровал, и теперь у него стало на одного сына меньше?

А Виктор продолжал свой вечер воспоминаний:

– Ты совсем не изменился с тех пор. Все такой же упрямый, – он вздохнул. – Скажи мне, Влад, я был плохим отцом? – Он в упор посмотрел на меня.

Я не знал, что сказать, но он, не дожидаясь ответа, отвернулся от меня и продолжил:

– Иногда я думаю, что было бы лучше, если бы с вами осталась мама, а не я. Уж она бы точно знала, что делать в такой ситуации.

– Этого уже не изменить. Я не виню тебя в случившемся, – мне показалось, что моя поддержка сейчас не будет лишней.

– Я знаю, сынок. Просто я думаю, что, наверное, мог бы остановить тебя, понимаешь? Возможно, ты бы ненавидел меня потом, но я бы смог с этим смириться. Гораздо хуже будет, если ты начнешь ненавидеть себя.

Я уже начал, – подумал я.

– Ты бы не смог. Я бы все равно нашел способ осуществить задуманное, ты же сам только что сказал, что я привык идти до конца.

Отец усмехнулся:

– Именно это меня и удержало. Я уверен, что ты стал бы биться за свое решение.

Он замолчал. Меня беспокоил один вопрос, но я боялся его задать. И все же сегодня надо было расставить все точки над «и». Я чувствовал: все, что я раньше думал об отце, могло быть ошибкой. Но мне были необходимы еще подтверждения.

– Ты злишься на меня? – вопрос был глупым, но он давал мне возможность лучше понять отца.

– Что ты? Нет, конечно. Я немного растерян, вот и все.

Он не был зол, и это удивило меня больше, чем если бы сейчас по небу пролетели бегемоты в пачках. Я подумал, что он, должно быть, забыл о моем поступке, и решил напомнить:

– Я выпустил вампира, Виктор. Ты в курсе? Глеб считает меня убийцей.

– Не волнуйся, я уладил вопрос с Глебом. Остальные не так агрессивны по отношению к тебе. Они просто не понимают твоих мотивов, но это пройдет. Скоро все станет по-старому.

Я не хотел, чтобы все было по-старому. Как объяснить ему, что это невозможно? Ведь я уже не был таким, как прежде; то, что произошло, изменило меня навсегда. И я чувствовал, что возврата нет и не может быть. Я разозлился:

– Эй, ты слышал меня, я сказал: «Я выпустил вампира». Тебе что, все равно? Если ты помнишь, один из них убил твою жену, – сказал я резко, умышленно причиняя ему боль. Мне было жаль его, но как еще я мог его растормошить?

– Нет, мне не все равно, – его голос был все так же спокоен, может, лишь слегка погрустнел. – Просто так уж получилось, что моя любовь к тебе, сын, сильнее, чем ненависть к вампирам.

Я не мог поверить своим ушам: отец только что сказал, что любит меня. Я не думал, что ему знакомо это чувство. И вот теперь, когда мой мир рухнул, он решил меня поддержать. Видимо, он рассудил, что сейчас самое подходящее время для того, чтобы открыть мне свои настоящие чувства. Это поразило и озадачило меня. Мог ли я столько лет заблуждаться? Наверное, да. Люди склонны видеть лишь то, что им выгодно видеть. Мне надо было кого-то ненавидеть, и я неосознанно выбрал отца. Теперь я понимал, как ошибался все эти годы. Прошлого уже не изменить, но, если впредь я буду более внимательным к нему, возможно, нам удастся наверстать упущенное время.

– Почему ты не говорил мне этого раньше? – вот что действительно волновало меня.

– Наверное, я не создан для проявления чувств, но это не значит, что вы с Димой мне безразличны. Вы двое – все, что у меня осталось. Ради того, чтобы вы были счастливы, я готов на все. Даже если мне придется позволить одному из вас дружить с вампиром.

Догадка осенила меня мгновенно, вернее, я уже подозревал что-то подобное, но сейчас лишь получил подтверждение. Он знал о том, что я собираюсь сделать, возможно, еще до того, как я сам это понял. И он помог мне осуществить мой план. Вообще-то, об этом можно было бы догадаться хотя бы по тому, как он смотрел на меня в то время, когда я вынашивал свой план. Странный это был поступок с его стороны знать и молчать, предоставив мне возможность самому принять решение.

Но почему он не остановил меня? Я решил задать отцу этот мучивший меня вопрос.

– Почему же ты все-таки позволил мне сделать это?

– Разве у меня был выбор? – ответил он вопросом на вопрос и замолчал.

Меня это не устраивало, и я нервно заерзал на месте, давая понять, что жду продолжения.

– Просто я подумал, что, если бы на ее месте была твоя мама? Если бы вампир в ту ночь не просто убил ее, а сделал из нее себе подобную? Как бы поступил я? Смог бы я позволить ей погибнуть? Я так и не нашел ответа. Видишь, не так уж и далеко я ушел от тебя.

– Спасибо, папа, – теперь называть его так было гораздо проще. – Я хочу, чтобы ты понял, что мне было нелегко принять это решение, но я не мог поступить по-другому.

– Я постараюсь понять, Влад. Дай мне лишь немного времени, – он замолчал.

Было так здорово сидеть с ним рядом в тишине! Теперь у нас появилась, наконец, возможность лучше узнать друг друга. Забавно было думать, что этому мы были обязаны вампиру, пусть даже и самому прекрасному в мире. Если бы не Амаранта, возможно, мы так и прожили бы всю отпущенную нам жизнь как два чужих друг другу человека.

Не знаю, сколько мы просидели, наслаждаясь присутствием друг друга и той нитью любви и взаимопонимания, которая отныне связывала нас. Оксана успела за это время приготовить ужин и теперь звала всех к столу. Мы поднялись и пошли в дом.

Я входил в кухню не без страха. Что скажет мне Глеб? Отец упомянул, что я могу не волноваться на его счет, но все же мне было не по себе. Все уже собрались на кухне. Пахло божественно, и я понял, что очень хочу есть. Несмотря на все мои злоключения, я был еще способен на простые человеческие чувства вроде голода.

Я сел за стол вместе со всеми. Мне казалось, ужин должен пройти в неловком молчании, но Ксюша, Дима и Данил весело болтали о всякой ерунде, стремясь таким образом разрядить обстановку, и даже Оксана иногда принимала участие в беседе. Отец, хоть и помалкивал, все же выглядел довольным. Один Глеб был хмур, но все равно чувствовалось, что он уже не так сильно ненавидит меня. Не знаю, что сказал ему папа, но он явно уже не был так решительно настроен против меня. Я чувствовал, что жизнь налаживается, и, если бы не разлука с Эмми, она вообще была бы прекрасна.

После ужина Данил, Оксана и Ксения засобирались домой. Я удивленно заметил, как Глеб что-то шепнул Ксюше перед тем, как она вышла на улицу. Но я решил не придавать этому значения. Когда гости уехали, все разошлись по своим комнатам готовиться ко сну. Я тоже пошел в свою спальню, хотя знал заранее, что сон – последнее, на что я могу рассчитывать этой ночью.

Поиск по сайту: