Дом среди лавров

— Расскажу-ка я вам одну интересную историю, — проговорил Карнакки, когда после скромного и спокойного обеда мы удобно устроились в его уютной гостиной.

— Я только что вернулся из Западной Ирландии, — продолжил он. — Мой друг Вентворт недавно получил там достаточно неожиданное наследство — крупное поместье с домом — примерно в полутора милях от деревни Корантон. Имение его называется Ганнингтон Менор, оно простояло необитаемым изрядное число лет, как почти всегда случается с домами, в которых водятся привидения.

Когда Вентворт явился, чтобы вступить в свои права, он нашел поместье в безобразном состоянии — нуждающимся в ремонте, да и вообще весьма запущенным и унылым. Он прошел по всему большому дому и сказал мне, что при этом ощущал себя как-то неуютно; хотя причиной здесь, конечно, могло быть обыкновенное чувство бесприютности и уныния в старом и большом доме, по которому идешь в одиночестве.

Осмотрев дом, он отправился в деревню, намереваясь встретиться с прежним управляющим этого поместья и договориться с ним о найме смотрителя. Управляющий, оказавшийся, кстати, шотландцем, просто горел желанием вновь взяться за свои прежние обязанности, однако заверил Вентворта в том, что смотрителя ему найти не удастся и что он как управляющий советует сломать дом и построить новый.

Подобный совет естественным образом встревожил моего друга, и по дороге в деревню он вытянул из своего собеседника некое объяснение. Получалось, что о доме, который в прежние дни назывался Замком Ландру, всегда рассказывали странные истории, и что за последние семь лет там случилось две загадочные смерти. Оба умерших были бродягами, не знавшими о репутации дома и посчитавшими его пригодным для ночлега. В обоих случаях не осталось никаких признаков насилия, указывавших на причину смерти, и оба раза тела были найдены в просторной прихожей.

К тому времени, когда они добрались до гостиницы, в которой остановился Вентворт, друг мой уже успел сообщить управляющему, что считает все эти истории с привидениями чепухой и берется доказать это, проведя ночь в самом поместье. Смерть бродяг, бесспорно, оставалась загадкой; однако она ни в коей мере не намекала на действие сверхъестественных сил. Эти отдельные случайности были соединены вместе памятью жителей, что вполне естественно в таком маленьком местечке, как Корантон. Бродяги умирают — когда-то и где-то — и нет ничего удивительного в том, что, быть может, из сотни бедолаг, заночевавших в пустом доме, двум представилась возможность умереть под его кровом.

Тем не менее, управляющий весьма серьезно отнесся к его словам и вместе с владельцем гостиницы Деннисом попытался отговорить его. Ирландец Деннис умолял Вентворта поберечь собственную душу и жизнь, шотландец был не менее серьезен.

К тому времени уже завечерело; по словам Вентворта, вечер был теплый и ясный, и слушать, как эти двое серьезно толкуют о невозможном, было просто немыслимым. Ощущая себя преисполненным отваги, он решил, что раз и навсегда разоблачит все эти разговоры о привидениях как пустую болтовню, проведя эту же самую ночь в поместье. Он изложил свое намерение собеседникам в весьма откровенной форме, и добавил, что с их стороны будет более уместно — да и благородно — отправиться вместе с ним и составить ему компанию. Такое предложение, насколько я понимаю, попросту потрясло бедного старину Денниса; впрочем, управляющий Тэббит воспринял его более спокойно, но отнюдь не одобрительно.

Итак, Вентворту надо было идти; а между тем, как он признался мне, с наступлением вечера перспектива предстала перед ним совсем в другом свете.

Чтобы проводить его, собралась целая толпа жителей деревни, так как к этому времени все они уже узнали о его намерении. У Вентворта было при себе ружье и большой пакет свечей; и он постарался дать своим спутникам понять, что устраивать розыгрыши будет неразумно; поскольку он будет стрелять без предупреждения. То, насколько серьезно эти люди относятся к его предприятию, дошло до него, лишь когда один из местных жителей подошел к нему с громадным бульмастифом на поводке и предложил взять с собой пса компании ради. Вентворт похлопал по ружью; однако старик, которому принадлежала собака, покачал головой и пояснил, что животное может оповестить его заранее, чтобы он мог вовремя убраться из замка. Было ясно, что он не видел существенной пользы в ружье.

Вентворт взял пса и поблагодарил старика. Он сказал мне, что уже начинал сожалеть о том, что столь уверенно высказал свое намерение; однако в такой ситуации у него просто не оставалось другого выхода. Он прошел сквозь собравшуюся толпу и вдруг обнаружил, что все дружно последовали за ним. Они проводили его до самого дома, а потом прошли вместе с ним и по всему особняку.

Обход закончился еще при дневном свете, хотя уже начинало смеркаться; собравшиеся мужчины постояли немного в нерешительности, словно бы стыдясь уходить и оставлять Вентворта в полном одиночестве. Потом он сказал мне, что в этот момент охотно бы отдал пятьдесят фунтов за то, чтобы уйти вместе со всеми. И тут вдруг его осенила идея. Он предложил всей компании остаться с ним на всю ночь. Они принялись отказываться и попытались уговорить его вернуться вместе с ними; однако Вентворт сумел сделать свое предложение привлекательным. Он предложил им вернуться в гостиницу, взять там пару дюжин бутылок виски, осла с грузом дров и побольше свечей. По возвращении он намеревался разжечь в большом камине огонь, засветить все свечи, расставить их вокруг, откупорить виски и провести за выпивкой всю ночь. И, ей-богу, они согласились!

Все вернулись в гостиницу и скоро уже занялись погрузкой осла и распределением между собой свечей и бутылок. Деннис упорно пытался отговорить Вентворта возвращаться в поместье; однако, как человек по-своему разумный, остановился, посчитав дальнейшие уговоры напрасными. Дело в том, что он не хотел отпугнуть остальных, оставив Вентворта в одиночестве.

— Так что, сэрра, — молвил он, — нет в ентом никакой пользы, не на чо заново обживать замок. Проклят он, значится, проклят неповинной кровию, и лучшее сломать ево да поставить новый. Но ежли вы намереваетесь провести там енту ночку, дяржиття большую дверь открыту да слушайте, пока не закапаеть кровя. И когда закапаеть кровя, пусть упадет единая капелюха, за все золото мира не оставайтесь там.

Вентворт спросил его, как надо понимать это самое «когда закапаеть кровя».

— Знаеття, — ответил он, — ента кровя их, тех, кого Черный Мик в стары дни убил посряди сна. Он изобразил, что хочет примирения старой вражды, и пригласил к себе их — семейство О'Хара то ись — в количестве семидесяти душ. Он их кормил, он с ими ласково говорил, заставил себе поверить, и уговорил заночевать. И тогда вот он и евоные люди, начали убивать их во сне. Так мне рассказывали отец и дед. И после их смерти, так говорят, если кто заночует в замке, начинаеть капать кровя. Она затушить и свечу, и огонь, а там во тьме сама Пречистая не сможет защитить вас.

Вентворт сказал мне, что ответил на эти слова смехом, главным образом, потому что, по его мнению, именно так и надлежит реагировать на подобные байки, какое бы впечатление на самом деле они ни производили на вас. Он спросил у старины Денниса, рассчитывает ли он на то, что ему поверят.

— Да, сэр, — ответил Деннис, — я надеюсь на это, и на то, что Господь будет милосерден, и вы вернетесь сюда утром целым и невредимым.

Серьезность и простота ответа произвели впечатление на Вентворта и он протянул старику руку. Но при всем том отправился своим путем, и я восхищаюсь его отвагой.

Народа собралось около сорока человек, и, вернувшись в особняк или в замок, как зовут его деревенские, они вскоре развели большой огонь в очаге и наставили зажженных свечей по всему большому залу. Все принесли с собой дубинки, и потому были готовы отразить любое вещественное нападение; и, конечно же, у Вентворта оставалось его ружье. Виски он держал при себе, чтобы никто не напился, однако позволил всем как следует промочить горло, и посему люди пребывали в хорошем настроении и расположении духа. Если позволить собравшейся в подобных обстоятельствах группе замолкнуть, люди начнут задумываться и представлять себе разное.

Большую входную дверь по его распоряжению оставили открытой настежь: он все-таки прислушался к словам Денниса. Ночь выдалась тихой, снаружи не задувало, свечи горели ровными огоньками, и веселье растянулось на три часа. Вентворт откупорил вторую порцию бутылок, и все чувствовали себя превосходно; один из деревенских расхрабрился настолько, что громким голосом пригласил призраков явить себя. И тут, понимаете ли, произошла весьма странная вещь: громадная дверь качнулась и стронулась с места, словно подчиняясь невидимой руке, и с громким звуком захлопнулась.

По коже Вентворта пробежал холодок. Вспомнив про окружающих, он огляделся. Несколько человек смолкли и испуганными глазами смотрели на входную дверь; но остальные ничего не заметили и по-прежнему оживленно беседовали. Он протянул руку к ружью, и в следующее мгновение огромный бульмастиф разразился оглушительным лаем, привлекшим всеобщее внимание.

Должен сказать вам, что тамошний зал имеет продолговатую форму. В южной стене располагаются окна; а в северной и восточной находится по ряду ведущих в дом дверей, в то время как парадный вход занимает западную стену. Все ведущие в дом двери были закрыты, и громадный пес бросился к одной из тех, что находились в северной стене, однако остановился, не добежав до нее; и тут дверь начала медленно открываться, явив за собой черноту коридора. Пес, заскулив, попятился к людям, и на минуту в зале воцарилось полное молчание.

Тогда Вентворт выступил чуть вперед и направил ружье в сторону двери.

— Кто там ни есть, выходи, или я стреляю! — выкрикнул он. Однако ничто не шевельнулось, и он разрядил оба ствола во тьму. И словно подчиняясь сигналу, все двери в северной и восточной стене медленно распахнулись, и Вентворт вместе со всеми своими спутниками уставился в темные проемы дверей.

Вентворт торопливо зарядил ружье и кликнул собаку; однако пес уже забился в толпу людей: и этот страх испугал Вентворта, по его собственным словам, более всего остального. А потом началось. Сперва погасли три свечи в уголке зала, и сразу же закурились дымки в дюжине других различных мест. Свечи гасли одна за другой, и в углах зала сделалось темно.

Все мужчины уже стояли, стискивая дубинки и теснясь друг к другу. Никто не произносил даже слова. Вентворт сказал мне, что ему было дурно от страха. Это чувство известно мне. И тут вдруг что-то капнуло на тыльную сторону его левой ладони. Вентворт поднес руку к глазам. Кровавое пятно уже растекалось по пальцам. Оказавшийся рядом старик-ирландец, заметив это, проскрипел дрогнувшим голосом:

— Кровя каплеть!

Услышав слова старика, все обернулись к нему, раздались испуганные крики:

— Кровя каплеть! Кровя каплеть!

Тут одновременно погасло с дюжину свечей, и в зале разом стало темно. Пес громко и с тоской взвыл, и на какое-то мгновение все застыли в воцарившемся безмолвии. А потом дружно сорвались с места и бросились к двери. Распахнув ее, люди бросились во тьму; однако нечто гулко захлопнуло дверь следом за ними, оставив внутри собаку: Вентворт услышал, как она завыла, когда вся толпа уже бежала по ведущей к дому дороге. Тем не менее, никому из них не хватило отваги вернуться к дому и выпустить пса, что отнюдь не удивляет меня.

Вентворт послал за мной на следующий же день. Он слышал обо мне в связи с делом о Чудовище Колокольни. Я приехал с ночным почтовым и встретился с Вентвортом в гостинице. Утром мы отправились в старое поместье, окруженное зарослями, удивившими меня большим числом лавровых кустов возле дома. Они буквально удушали дом, словно бы выраставший из моря зеленого лавра. Такая растительность и мрачный облик старинного сооружения придавали всей округе вид неуютный и неприглядный даже посреди бела дня.

Дневной свет хорошо освещал прихожую, о чем я вовсе не горевал. Дело в том, что рассказ Вентворта успел заинтриговать меня. Мы обнаружили одну неприятную деталь: громадного бульмастифа, лежавшего с переломленной шеей. Это встревожило меня, поскольку стало ясно, что вне зависимости от естественных или сверхъестественных причин в доме присутствовала сила, чрезвычайно опасная для жизни.

Потом, пока Вентворт стоял на страже с ружьем, я обследовал зал. Вокруг были разбросаны бутылки и кружки, из которых пили виски; повсюду на оплавленных концах стояли свечи. Впрочем, короткое и беглое обследование не дало никаких результатов, и я решил, следуя своему обыкновению, внимательно осмотреть каждый квадратный фут помещения — причем не только прихожей, но и всего замка.

Я потратил на изучение три недели, но без какого-либо успеха. Как вы знаете, я проявляю в этот период расследования предельное внимание, поскольку сумел таким образом разрешить сотни дел о так называемых привидениях. Однако, как я уже говорил, обнаружить что-либо мне так и не удалось. Во время моих исследований я заставлял Вентворта охранять меня с заряженным ружьем в руках и особенно внимательно следил за тем, чтобы мы никогда не задерживались в доме до сумерек.

Словом, я наконец решил провести ночь в большом зале дома, естественно, под защитой. Я рассказал о своем намерении Вентворту, однако предпринятая им самим попытка повергла его в такое смятение, что он начал умолять меня не делать этого. Однако результат стоил риска, и я сумел в итоге уговорить его соприсутствовать мне при этом.

Учитывая это, я отправился в соседний городок Гонт и, договорившись с главным констеблем, заручился помощью шестерых вооруженных винтовками полисменов. Договоренность, конечно, оставалась неофициальной, и людей подбирали на добровольных началах, пообещав дополнительную оплату.

Констебли прибыли в гостиницу к концу дня, я устроил им хороший обед, после которого все мы отправились в поместье. Мы вели с собой четырех ослов, нагруженных дровами и прочими предметами, а также двух рослых псов, приученных к охоте на вепря, которыми занимался один из полицейских. Когда мы добрались до дома, я отправил людей разгружать ослов; а сам с Вентвортом закрыл и лентой и воском опечатал все двери, за исключением входной: если двери действительно открывались, я хотел иметь доказательство этого. Призрачные галлюцинации или месмерическое воздействие легко могут обмануть человека.

Пока мы занимались этим делом, полисмены разгрузили ослов и ожидали нас, с любопытством оглядываясь по сторонам. Я отрядил двоих разводить огонь в большом камине и приставил остальных к другим делам. Одного из них вместе с собаками я отправил в противоположный от входа конец зала, где вогнал в пол скобу и привязал к ней пса на коротком поводке. После этого я мелом начертил вокруг собаки пентаграмму. После этого я обвел Пентакль снаружи чесночным кругом. Так же я поступил и со второй собакой, которую поместил в северо-восточном углу большого зала, где сходились углом два ряда дверей.

Сделав это, я расчистил всю середину зала, распорядился, чтобы один из полисменов подмел ее, после чего поместил всю свою аппаратуру на очищенном месте. После этого я отправился к главной двери и открыл ее, зацепив крюком так, чтобы дверь нельзя было закрыть, не сняв с крючка. После этого я поместил зажженные свечи перед каждой из опечатанных дверей, поставил по одной в каждом углу просторного зала. Когда все они оказались зажженными и как следует разгорелись, я собрал вместе всех своих спутников возле груды вещей в центре комнаты и отобрал у них трубки; ибо как сказано в Манускрипте Зигзанда: «Да не изойдет свет изнутри барьера». Я должен был иметь полную гарантию.

Потом я достал рулетку, отмерил ею круг диаметром в тридцать три фута[1]и немедленно обвел его мелом. Полицейские и Вентворт обнаружили настолько живой интерес, что, воспользовавшись возможностью, я предупредил их о том, что занимаюсь не суеверными глупостями, а возвожу преграду между нами и любой нечистью, которая может явиться нам ночью. Я предупредил их о том, что тому из них, кому дороги собственная жизнь и душа, ни в коем случае и ни при какой ситуации нельзя выходить за пределы сооружаемого мной барьера.

Очертив круг, я взял связку чеснока и обвел давлеными дольками круг с внешней стороны мелового круга. Завершив это дело, я велел подать мне приготовленные мною заранее особые свечи. Полисмены зажигали их, а я ставил на лужицу воска внутри мелового круга на расстоянии в пять дюймов[2]друг от друга. Поскольку диаметр каждой свечи составлял около дюйма, чтобы завершить круг, мне потребовалось шестьдесят шесть свечей; не стоит и говорить, что всякий размер и число имели собственное значение.

После этого я протянул от свечи к свече поясок из человеческих волос, пропуская его то справа, то слева от свечи, пока не завершил круг и не вмял оправленные в серебро концы пояска в воск шестьдесят шестой свечи.

К этому времени уже стемнело, и я поспешил завершить создание барьера. Для этого я собрал воедино своих спутников и начал укладывать вокруг нас Электрический Пентакль, так чтобы пять лучей Защитной Звезды лежал внутри Волосяного Круга. На это много времени не потребовалось, и минуту спустя, после того как я подсоединил батареи, нас окружил слабый синий свет вакуумных трубок. Я сразу почувствовал себя спокойнее, так как этот Пентакль, как всем вам известно, представляет собой превосходное средство защиты. Я уже рассказывал вам, что сама идея пришла мне в голову после прочтения статьи об экспериментах профессора Гардерса с медиумом. Он обнаружил, что определенные токи, протекая в вакууме, изолируют медиума. Объяснение является чисто техническим, и если вы хотите узнать подробности, прочтите лекцию Гардерса под названием «Сравнение астральных вибраций с вибрациями, материально закрученными ниже предельного значения».

Закончив свою работу, я услышал доносившийся снаружи стук капель по листьям лавров, окружавших, как я говорил, весь дом. Звук сообщил мне о том, что начался дождь; ветра не было никакого, о чем можно было судить по неподвижным язычкам пламени над свечами.

Я постоял несколько мгновений, прислушиваясь, после чего один из полисменов прикоснулся к моей руке и негромко спросил о том, что им теперь делать. По его тону я понял, что странная ситуация уже начинает воздействовать на этого человека; прочие же, включая Вентворта, притихли настолько, что я уже начал опасаться, не дрогнули ли они.

Тогда я занялся ими и усадил всех спинами к общему центру, так что они сидели на полу, выставив вперед ноги. После, воспользовавшись компасом, я сориентировал их ноги по восьми сторонам света, очертил их меловым кругом и напротив ног нарисовал восемь знаков ритуала Саамаа. Восьмое место, конечно, оставалось пустым; однако я мог занять его в любой момент, поскольку не стал наносить Запечатывающий Знак на этот луч, чтобы войти во внутреннюю звезду только после завершения приготовлений.

В последний раз оглядев просторный зал, я заметил, что оба пса спокойно лежат, положив носы между лап. В очаге пылал высокий и жаркий огонь, свечи перед двумя рядами дверей — и одиночные, расставленные по углам — горели ровным светом. Вернувшись к образованной людьми звезде, я предупредил их о том, что не надо бояться — что бы ни произошло, но следует довериться ограде, и не позволять любому искушению или соблазну выманить их за пределы Барьеров. Я также посоветовал им следить за своими движениями и держать ноги строго по местам. Кроме того, я запретил им стрелять без моего разрешения.

А потом я наконец отправился на свое место, и, усевшись, нанес восьмой знак как раз против своих ног. Далее я пристроил под рукой фотокамеру со вспышкой и проверил свой револьвер.

Вентворт сидел позади первого знака, и поскольку нумерация шла по кругу, оказался слева от меня. Я негромким голосом осведомился о его самочувствии; он ответил мне, что нервничает, однако ощущает уверенность в моих познаниях и намеревается выдержать все, что может произойти.

Мы стали ждать. Разговоров не было никаких, за исключением того, что раз или два кто-то из полисменов наклонялся к собрату с какими-то комментариями по поводу зала, прекрасно слышимыми в напряженном молчании. Но затем воцарилась полнейшая тишина, лишь монотонный стук капель дождя доносился из-за распахнутой двери парадного входа, и негромко потрескивали дрова в огромном камине.

Странную, должно быть, картину представляли мы, сидевшие спина к спине, выставив ноги перед собой; эту живую звезду охватывал странным голубым светом Пентакль, в свой черед окруженный ярким кольцом зажженных свечей. Просторный зал снаружи кольца казался по контрасту несколько сумрачным, за исключением ярко освещенных закрытых дверей, да и в очаге пылало яркое пламя. А снаружи нас окружала тайна! Чувствуете ее?

Наверное, по прошествии часа я вдруг понял, что ощущаю некую странную напряженность, вдруг наполнившую помещение. Не то взволнованное ощущение загадки, что все время не оставляло нас, но новое чувство, словно вот-вот должно было случиться нечто.

Вдруг из восточного конца помещения донесся негромкий шорох, и я ощутил, как дрогнула сложенная из людей звезда.

— Сидите! Спокойно! — выкрикнул я, и они притихли. Оглядев зал, я увидел, что псы поднялись на ноги, и с неожиданным вниманием глядят в сторону большой двери. Повернувшись к ней, я также принялся смотреть, чувствуя, как крутят головами, вглядываясь, люди вокруг меня.

Тут псы разразились оглушительным лаем, и, поглядев в их сторону, я понял, что взгляды их по-прежнему устремлены к двери. Собаки внезапно умолкли и как будто бы обратились в слух. В этот же самый момент слева от меня звякнул металл, и я посмотрел на крюк, удерживавший открытой большую дверь. Она зашевелилась прямо на моих глазах, словно под воздействием какой-то невидимой руки. Странное, полное дурноты волнение пронзило меня, и я ощутил, как напряглись… что там, окаменели от напряжения люди вокруг меня. Нечто приближалось к нам, являя признаки невидимого, но всеподавляющего Присутствия. В зале воцарилась странная тишина, даже от псов не доносилось ни звука. Наконец прямо на моих глазах крюк медленно поднялся над гнездом, хотя ничто не прикасалось к нему. Тут внезапно до меня дошла та сила, с которой совершалось движение. Схватив камеру с прикрепленной к ней вспышкой, я наставил объектив на дверь.

Ослепительное сверкание вспышки сопроводили своим лаем обе собаки.

На какое-то мгновение вокруг сделалось темно, я услышал раздавшееся у двери позвякивание и попытался разглядеть, что там происходит. Глаза мои уже успели вновь привыкнуть к сумраку, и я мог видеть происходящее. Огромная входная дверь медленно закрывалась, закрывалась, а потом со стуком захлопнулась, после чего воцарилось продолжительное безмолвие, прерывавшееся только доносившимся от собак скулежом.

Я резко повернулся к Вентворту. Он смотрел на меня.

— Совсем как в прошлый раз.

— Удивительно, — отозвался я.

Нервно кивнув, он огляделся по сторонам.

Полисмены вели себя очень спокойно, из чего я заключил, что им приходится еще хуже, чем Вентворту, кстати, не надо считать, что я являл собой образец спокойствия; впрочем, могу сказать, что успел навидаться сверхъестественного настолько, что в подобных случаях владею собой лучше большинства людей.

Бросив взгляд за плечо, я негромко предостерег своих спутников, чтобы они ни в коем случае не выходили за пределы Барьеров, — что бы ни случилось… даже если будет казаться, что весь дом зашатался и вот-вот обрушится на них, ибо кому как не мне было знать, на что способны некоторые из великих Сил. Тем не менее, если нам предстояло не одно из наиболее ужасных проявлений Сайитьи, можно было считать, что мы находимся в относительной безопасности, пока сохраняем порядок внутри Пентакля.

В относительном покое миновало, должно быть, около полутора часов — разве только что время от времени подвывала одна из приунывших собак. Наконец смолкли и они, устроившись на полу, самым странным образом уткнувшись носами в лапы и заметно дрожа. Картина эта, как вы понимаете, привела меня в еще более серьезное настроение.

И тут внезапно погасла свеча, находившаяся в самом дальнем от входной двери углу. Буквально мгновение спустя Вентворт дернул меня за руку, и я увидел, как задуло свечу перед одной из опечатанных дверей. Я приготовил камеру. Однако свечи начали гаснуть по всему залу с такой быстротой и беспорядочностью, что я никак не мог зафиксировать миг исчезновения пламени. Тем не менее, я все-таки снял общий вид всего зала.

Вспышка на какое-то время наполовину ослепила меня, и я принялся ругать себя за то, что не прихватил темные очки, которыми мне иногда приводилось пользоваться в те времена. Внезапная вспышка заставила вскочить кое-кого из наших, и я громким голосом велел всем сесть на место, положив ноги точно так, как я усадил их. Голос мой, как вы можете представить, звучал в просторной комнате достаточно жутко… мгновение было отчаянное.

Потом зрение вернулось ко мне, я оглядел весь зал, однако ничего необычного не приметил — если не считать теней, залегших теперь во всех углах.

И вдруг я заметил, что пламя в камине начинает темнеть. Оно заметно ослабело буквально за несколько мгновений. Если я скажу, что некая чудовищная, немыслимая, невидимая сила высасывала из него жизнь, то, пожалуй, наилучшим образом опишу манеру, в которой ослабевал свет. Удивительное явление. За то время, пока я смотрел на камин, в нем погасли все язычки пламени, и вокруг окружавшего Пентакль кольца свечей не осталось никакого света.

Решительный настрой неведомой адской твари обеспокоил меня в куда большей степени, чем я способен объяснить вам.

Итак, в зале присутствовала весьма спокойная и целеустремленная Сила: ее упорное стремление создать темноту вселяло ужас. И разум мой терзала одна только мысль относительно пределов влияния этой силы на материю. Понимаете?

Позади меня вновь зашевелились полисмены, и я понял, что страх начинает овладевать ими. Повернувшись вполоборота, я негромким, но спокойным голосом напомнил им, что они находятся в безопасности лишь до тех пор, пока остаются внутри Пентакля, в том положении, в которое я посадил. Если же они разорвут порядок и выйдут за пределы Барьера, никакие мои познания не могут заранее определить во всей полноте степень грозящей им в таком случае опасности.

Это спокойное и откровенное напоминание успокоило их; однако, если бы, подобно мне, эти люди знали, что абсолютной уверенности не дает никакая Защита, муки их еще более усилились бы, и, взломав защитные линии, они бросились бы в безумном и дурацком отчаянии на поиски недостижимой безопасности.

После этого миновал еще один час, так же прошедший в полном покое. Я находился в состоянии жуткой напряженности и уныния, ощущая себя маленьким духом, находящимся в обществе некоего невидимого и затаившегося чудовища из незримого мира, пока еще как бы не ощущавшего нас. Склонившись к Вентворту, я спросил его о том, не замечает ли он чьего-то присутствия в комнате. Вентворт казался очень бледным и все время озирался по сторонам. Коротко глянув на меня, он кивнул, а потом снова принялся вглядываться во тьму. И тут я понял, что и сам не оставляю это занятие.

Вдруг, как если бы их загасила сотня незримых рук, погасли все свечи в Барьере, и мы остались во тьме, показавшейся на мгновение абсолютной, ибо свечение Пентакля было слишком слабым, чтобы хоть сколько-то осветить просторный зал.

Истинно скажу вам, что на мгновение я сам застыл как примороженный к месту. Побежавшие по всему телу мурашки как бы собрались в моем мозгу. Я вдруг ощутил себя наделенным слухом, превосходящим всякое понятие о нем. Я слышал, как буквально грохочет мое сердце. Тем не менее, через некоторое время мне отчего-то стало лучше, однако у меня попросту не было отваги ни на какое движение. Понимаете?

Наконец отвага начала возвращаться ко мне. Схватив камеру, я принялся ждать. Ладони мои были воистину пропитаны потом. Я снова взглянул на Вентворта, едва различимого во мраке. Плечи его были чуть согбены, голова наклонена вперед; и хотя сам он не шевелился, я понимал, что глаза его не знают покоя. Подчас кажется странным, откуда человеку становится известными такие подробности. Полицейские равным образом безмолвствовали. Так прошло еще некоторое время.

Вдруг тишину нарушили какие-то негромкие звуки, доносившиеся от двух сторон комнаты. Я сразу же узнал хруст ломающегося сургуча. Открывались запечатанные двери. Я поднял фотокамеру со вспышкой, и странная смесь отваги и страха помогла мне нажать на спуск. Когда зал озарила яркая вспышка, я ощутил, что все, кто находился рядом со мной, буквально подскочили на месте. Громовым ударом обрушилась тьма, сгустившаяся десятикратно. Тем не менее, в миг вспышки я успел заметить, что все запечатанные двери распахнуты настежь.

А потом — вдруг, внезапно — по всему огромному залу зазвучали звуки падающих капель, и охвативший меня страх был полон понимания реальной и близкой опасности. Кровавая капель продолжалась. И к ней примешивался мрачный вопрос: смогут ли Барьеры защитить нас от того чудовища, что уже проникло в огромную комнату?

Через несколько жутких минут кровавая капель превратилась в дождь; наконец капли стали падать посреди Барьеров. Несколько крупных капель разбились об пол, забрызгав светившиеся бледным светом переплетенные трубки Электрического Пентакля; но как ни странно, я не заметил, чтобы хотя бы одна из них упала среди нас.

Кроме страшного перестука капель не раздавалось ни звука. А потом вдруг отчаянным предсмертным воем взвыла собака в дальнем углу, вой ее прервал мерзкий хруст, и наступило молчание. Если вам случалось на охоте ломать шею кролику, значит, вы знакомы с этим звуком — в миниатюре! Мозг мой молнией пронзила мысль: «Тварь сумела преодолеть Пентакль!» Вы, конечно же, помните, что я оградил ими каждого из псов. С мучительным чувством я подумал о наших собственных Барьерах. Ведь в зале теперь находилось нечто, сумевшее пересечь преграду Пентакля вокруг одной из собак. Наступившее страшное безмолвие заставило содрогнуться все мое тело. И тут один из находившихся за моей спиной мужчин с женским визгом метнулся к двери. Он протянул руки вперед и нащупал ее буквально в мгновение. Я крикнул остальным, чтобы они оставались на месте; однако они последовали за первым как овцы, в панике сбивая на пол — я слышал это — ограждавшие нас свечи. Один из бегущих наступил на трубки Электрического Пентакля и раздавил их; настала полнейшая темнота. Буквально в мгновение я понял, что остался без всякой защиты перед силами мира неведомого, и одним отчаянным прыжком выскочил из ставших бесполезными Барьеров и бросился к входной двери — в ночь. Кажется, я вопил от ужаса.

Спутники мои опережали меня, но не думали останавливаться, как, впрочем, и я сам. Иногда я бросал косой взгляд через плечо, вглядываясь в темные тени лавровых кустов, выстроившихся вдоль шедшей от дома дорожки. Отвратная растительность шуршала, шуршала звучно и многозначительно, как бы намекая на то, что посреди кустов нечто следует параллельно моему курсу. Дождь прекратился, и злой ветерок постанывал над землей, усугубляя мое состояние.

Я догнал Вентворта и полисменов возле ворот поместья. Выскочив из них, мы бежали до самой деревни. Старина Деннис не спал, поджидая нас, и половина местных мужчин составляла ему компанию. Он поведал нам, что в душе своей знал, что мы вернемся — в том случае, если нам суждено вернуться; так я во всяком случае истолковал его слова.

К счастью, я вынес с собой из дома фотокамеру — скорее всего, просто потому, что она висела у меня на шее. Тем не менее, я не сразу взялся за проявку, а остался со всеми остальными в баре, где мы проговорили несколько часов кряду, устанавливая подробности жуткого испытания.

Потом я наконец отправился в свою комнату и занялся пластинками. Я уже кое-как успокоился, потом можно было надеяться, что негативы позволят что-нибудь разглядеть.

На двух пластинках ничего необычного не оказалось: но на третьей пластинке, отснятой мной первой, я заметил нечто, весьма взволновавшее меня. Старательно обследовав ее с помощью увеличительного стекла, я оставил пластинку промываться и надел пару галош на собственные ботинки.

На негативе оказалась вещь чрезвычайно интересная, и я решил проверить справедливость увиденного, не теряя ни малейшего мгновения. Говорить что-либо Вентворту и полиции до обретения полной уверенности было бесполезно; к тому же я полагал, что сумею добиться успеха самостоятельно… впрочем, в ту ночь мои спутники едва ли осмелились бы еще раз подойти к поместью.

Прихватив с собой револьвер, я тихонько спустился с лестницы и вышел во тьму. Дождь припустил вновь, но это меня не смущало: я торопился. Когда я оказался у самых ворот поместья, внезапное и странное предчувствие остановило меня, и, сойдя с дорожки, я перелез через стену и углубился в парк. Стараясь держаться в стороне от дорожки, я приближался к дому посреди зловещих и мокрых лавров. Так что можете представить себе, сколь мерзко мне было. Я вздрагивал едва ли не каждый раз, когда неподалеку шелестел листок.

Обойдя дом с тыла, я залез в небольшое окошко, замеченное мною во время обследования, в ходе которого я изучил дом от подвалов до крыши. Поеживаясь от страха, я поднялся по кухонной лестнице, наверху которой свернул налево, а потом в длинный коридор, выводивший через одну из опечатанных нами дверей в большой зал. Поглядев вперед, я заметил свет в конце его и на цыпочках подкрался к двери, держа револьвер наготове. Приблизившись к полуоткрытой двери, я услышал мужские голоса, взрыв хохота. Подойдя еще ближе, я сумел заглянуть в зал. Там собралась группа из нескольких хорошо одетых мужчин, среди которых присутствовал, по крайней мере, один вооруженный ружьем. Они осматривали возведенные мной барьеры против сверхъестественного, сопровождая изучение злым хохотком. Я никогда не чувствовал тебя таким дураком.

Мне стало ясно, что я имею дело с шайкой, быть может, уже много лет использовавшей поместье для каких-то своих целей, и теперь, когда Вентворт попытался вступить во владение, изобразивших действие нечистой силы, чтобы прогнать его и сохранить за собой столь полезное место. Однако кем являлись они: фальшивомонетчиками, ворами, просто аферистами, я предположить не мог.

Наконец они отошли от Пентакля и собрались возле оставшегося в живых пса, странным образом остававшегося спокойным и словно бы одурманенным. Там они недолго поговорили о том, стоит ли оставлять жизнь бедному зверю, но в итоге решили все же убить его. Двое из них пропустили скрученную петлю через пасть пса, а концы связали на его шее. Потом кто-то третий продел толстую палку в обе петли. Затем двое с веревкой нагнулись к псу, так что я не видел, что они делали; однако бедная тварь немедленно взвыла, послышался уже знакомый мне жуткий хруст.

Потом все трое распрямились, оставив уже смолкшего пса умирать. Со своей стороны, я отметил расчетливую безжалостность, с которой животному был вынесен смертный приговор, и холодную решительность в аккуратном исполнении его. Понятно было, что тот, кому случится попасть на заметку этим людям, встретит столь же неуютный конец.

Мгновение спустя один из мужчин велел остальным снять проволоки. Один из них направился прямо к коридору, в котором я находился, и мне пришлось отбежать в его темный дальний конец. Он протянул руку к верху двери, и я услышал, как негромко звякнула стальная проволока.

Когда он отошел от двери, я поспешно вернулся обратно и увидел, как эти люди один за другим исчезают в открывшемся в лестнице отверстии, образованном поднятой мраморной ступенькой. Когда в отверстие спустился последний из злоумышленников, ступенька легла на свое место, и от потайной двери не осталось и следа. Я старательно сосчитал ступени, потайная дверь оказалась седьмой; идея и исполнение были великолепны; прочный камень не звенел, как я установил впоследствии, даже под тяжелым молотком.

Далее особенно рассказывать нечего. Я постарался по возможности тихо и незаметно оставить дом и вернуться в гостиницу. Узнав, что местные привидения состоят из плоти и крови, полисмены отправились к дому без всяких уговоров. Мы вернулись в парк и в поместье тем же путем, который только что проделал я сам. Однако, попытавшись открыть ступень, потерпели неудачу, и нам пришлось разбивать ее. Должно быть, поднявшийся шум спугнул обитателей подполья, так как, пройдя в потайную комнату по устроенному в стене длинному и узкому коридору, мы никого не нашли.

Полицейские были жутко разочарованы, как вы прекрасно можете себе представить; однако мне со своей стороны это было глубоко безразлично. Я загнал свое привидение, если так можно выразиться, и именно таковой была моя цель. Я не опасаюсь ничьих насмешек, тем более что обману поддались все; потом, в конце-то концов, я справился с делом без чьей-либо помощи.

Обыскав все потайные ходы, мы обнаружили выход, устроенный в конце длинного тоннеля, заканчивавшегося в стенке колодца на землях поместья. Над полом зала оказалось пустое пространство, куда можно было попасть через маленькую потайную лестницу, устроенную внутри большой. Кровавый дождь представлял собой всего лишь подкрашенную воду, стекавшую сквозь крохотные отверстия в рельефах потолка. Как были погашены свечи и камин, я не знаю, поскольку злоумышленники не в точности следовали преданию, утверждавшему, что кровавый дождь гасит любые огни. Возможно, этого просто нельзя было сделать сквозь имеющиеся отверстия. Кроме того, и свечи, и камин можно было погасить с помощью облака окиси углерода, однако я не имею ни малейшего представления о том, как это было сделать.

Потайные ходы оказались, конечно же, старинными. Кроме того — я, кажется, не говорил этого — они устроили так, что когда кто-то входил в ворота поместья, звонил колокольчик. Если бы я не перелез через стену, то ничего, кроме лишних хлопот, не нашел бы: колокольчик предупредил бы злоумышленников, едва я вступил на землю поместья.

— И что же вы заметили на негативе? — полюбопытствовал я.

— Тонкую проволоку, с помощью которой они зацепили крюк, удерживавший входную дверь открытой. Они воспользовались для этого одной из устроенных в потолке ниш. Они явно не предусмотрели никакого устройства для поднимания крюка. Должно быть, им и в голову не пришло, что придется воспользоваться им, и поэтому они сымпровизировали нечто вроде кошки. Проволока оказалась слишком тонкой, чтобы ее можно было заметить при том освещении комнаты, однако вспышка выхватила ее из темноты. Понимаете?

Внутренние двери, как вы уже догадались, также открывали с помощью проволок, которые убирали сразу после использования, иначе я обнаружил бы их во время обследования дома.

Ну, думаю, теперь я все объяснил. Собаку, конечно же, эти люди убили своими руками. Помните, как сперва они устроили в зале полную темноту? Конечно же, если бы я воспользовался вспышкой прямо в этот момент, вся их афера была бы немедленно разоблачена. Но судьба распорядилась иначе.

— А бродяги? — спросил я.

— Ах, да… те двое бродяг, которых обнаружили мертвыми в поместье… — проговорил Карнакки. — Тут, конечно, ничего определенного сказать нельзя. Быть может, им случилось что-то узнать, и в результате они получили смертельную инъекцию. Не менее вероятно и то, что они очутились в доме уже в преддверии смерти и умерли естественным образом. Вполне возможно, что в этом доме за прошедшее время переночевало великое множество бродяг.

Поднявшись на ноги, Карнакки, выбил трубку. Мы также встали и отправились к своим пальто и шляпам.

— А теперь убирайтесь! — дружелюбно молвил Карнакки, обратившись к привычной формулировке.

И мы вышли на набережную, чтобы во тьме направиться каждый к своему дому.

Поиск по сайту: