|
|||||||
АвтоАвтоматизацияАрхитектураАстрономияАудитБиологияБухгалтерияВоенное делоГенетикаГеографияГеологияГосударствоДомДругоеЖурналистика и СМИИзобретательствоИностранные языкиИнформатикаИскусствоИсторияКомпьютерыКулинарияКультураЛексикологияЛитератураЛогикаМаркетингМатематикаМашиностроениеМедицинаМенеджментМеталлы и СваркаМеханикаМузыкаНаселениеОбразованиеОхрана безопасности жизниОхрана ТрудаПедагогикаПолитикаПравоПриборостроениеПрограммированиеПроизводствоПромышленностьПсихологияРадиоРегилияСвязьСоциологияСпортСтандартизацияСтроительствоТехнологииТорговляТуризмФизикаФизиологияФилософияФинансыХимияХозяйствоЦеннообразованиеЧерчениеЭкологияЭконометрикаЭкономикаЭлектроникаЮриспунденкция |
Скифы-пахари
Скифами-пахарями мы называем все оседло-земледельческое население лесостепной Скифии от Днестра до Дона, независимо от того, называл ли его этим именем Геродот или нет. Если исходить из точного смысла слов Геродота, то скифами-пахарями для него было население лесостепной части Южного Побужья, о среднеднепровских скифах он не упоминает и даже, по-видимому, не знал об их существовании так же, как о скифах донских. Возможно, что в его представлении все лесостепное население Скифии сливалось в одну массу. Во времена Геродота, как мы увидим ниже, Ольвия была связана с населением не Побужья, а Среднего Поднепровья, но связь эта осуществлялась по Бугу и его притокам Ингулу и Синюхе, почему среднеднепровские скифы и представлялись Геродоту находящимися в Побужье. В соответствии с характером хозяйства и образа жизни памятниками этих скифов являются не только погребения, но и многочисленные поселения, среди которых особенно замечательны городища, т. е. земляные укрепления, в одних случаях заселенные, а в других служившие только убежищами на время военной опасности. В пограничье степи с лесостепью городища возникают еще на чернолесском этапе. В большинстве своем они небольшие, расположенные на защищенных самой природой местах — главным образом на береговых мысах, но с начала собственно скифского периода, который мы связываем с возвращением скифов из Азии, эти городища заменяются более обширными с мощными оградами, уже далеко не всегда соответствующими естественным рубежам, но все же сооруженными с учетом созданных природой преград. Возведение таких укреплений было возможно только совместными усилиями большого числа людей, из чего следует, что вместо мелких разрозненных групп у скифов-пахарей возникают крупные военно-территориальные объединения, ставшие необходимыми для отражения усилившейся опасности со стороны соседей, кочевников. По всей вероятности, теперь земледельцам [94] приходилось обороняться уже не от мелких грабительских шаек, а от сильных воинских соединений, для чего требовались другие способы борьбы и соответственно иные формы общественной организации. Одним из самых замечательных городищ является Немировское, находящееся в бассейне среднего течения Южного Буга близ г. Немирова на речке Мирке. Оно состоит из двух частей — укрепленного поселения, расположенного на сапогообразном мысу высокого берега небольшой речки, образованном двумя впадающими в нее глубокими оврагами, и обширного пространства по обе стороны этой речки площадью свыше 100 га, обведенного высоким с крутыми склонами валом и рвом протяженностью около четырех с половиной километров. Мысовое поселение внутри этой ограды защищено тоже валом и рвом с напольной стороны между оврагами и со стороны выступающего в виде носка сапога конца мыса с наиболее пологими и доступными с этой стороны склонами. Для пропуска через территорию городища речки Мирки, верховий оврагов с ручьями и для въездов во внешней ограде городища имеется несколько перерывов, в древности, надо полагать, закрытых деревянными оборонительными сооружениями. Деревянной оградой были усилены и все земляные укрепления городища. Остатки ее представлены углями и обожженной до крепости кирпича или наоборот, рассыпающейся мелкой крошкой насыпной землей и полостями от выгоревших бревен в валу. На всей обведенной внешней оградой площади городища, за исключением внутреннего особо выделенного укрепления, никаких следов поселения не обнаружено; она предназначалась не для постоянного населения, а для размещения стекавшихся сюда в случае военной опасности домашних животных, видимо, составлявших богатство их владельцев и одновременно важнейшую добычу для неприятелей. Население окружавшего это городище района не жалело трудов, сооружая надежное убежище от врагов, которыми в первую очередь могли быть скифы-:царские, явившиеся из Азии разгромленными беглецами без скота и другого имущества и озабоченные приобретением не только территории, но и средств существования. В отличие от внешней части городища, служившей временным убежищем, находившееся внутри его особо выделенное укрепление было занято постоянным населением, по всей вероятности, как свидетельствуют находки в других подобного рода поселениях, совмещавшим занятия сельским хозяйством с ремеслом. Там же мог находиться и административный центр объединившегося для сооружения убежища окрестного населения во главе со своим вождем или царем и с лицами, составлявшими его окружение — двор или дружину. Подобные Немировскому городища-убежища возникают во всей области расселения оседло-земледельческого населения [95] Скифии от Днестра до Верхнего Дона. Наибольшей известностью из них, кроме Немировского, пользуются Пастырское на реке Сухой Ташлык в Днепровском Правобережье и упомянутое Бельское на Ворскле в Левобережье. Последнее особенно грандиозно. Обведенная валом и рвом площадь между Ворсклой и Сухой Груней занимает 4400 га. С восточной и западной стороны в линию укреплений входят два особо выделенных укрепленных поселения, тоже значительной величины: западное в 122 га и восточное в 65,2 га. Третье укрепленное поселение в северо-восточной оконечности большой ограды самое маленькое (около 10 га) и возникло позже других, не раньше V в. до н. э. На площади городища имеются зольники и другие следы поселений, частично относящихся ко времени более раннему, чем сооружение валов, примерно, до середины VI в. Раскопками установлено, что вдоль валов протяженностью около 30 км шла деревянная стена, а в поселениях открыты остатки наземных и земляночных жилищ и хозяйственных построек. Жилища были круглые со столбом посредине и четырехугольные, углубленные в землю, со столбами для крытой соломой двускатной крыши. В них были очаги и, судя по обожженным глиняным блокам конической и цилиндрической формы, сводчатые печи. Печи из таких блоков возводились в поселениях юхновской культуры. На западном городище, заселенном только вдоль обводивших его валов на ширину нескольких десятков метров, встречено много остатков выплавки и переработки железа. Найденная на этом поселении греческая керамика относится к VI—IV вв. В восточном укрепленном поселении тоже обнаружены многочисленные следы ремесленного производства, среди которых особый интерес вызывают остатки бронзолитейного дела. Там около плавильной печи найден между прочим фрагмент глиняной литейной формы для воспроизведения по восковой модели массивной нащитной бляхи в виде оленя, подобной происходящей из Костромского кургана на Кубани, но более поздней. Рога оленя в этой форме стилизованы птичьими головками. Заселенные ремесленниками бельские укрепленные поселения, каждое в отдельности, имеют многочисленные соответствия в других того же рода поселениях в Скифии, но объединение их огромной общей оградой является совершенно необычным. Вероятно, это было сделано в интересах совместной защиты сначала двух, а затем и трех как-то связанных между собой групп населения. Большая ограда Бельского городища обнимает такую площадь, которая могла служить не только для временного содержания скота, для чего предназначались ограды городищ-убежищ, но и для земледельческого производства, чтобы обеспечивать безопасность не только пастухов, но и пахарей. Близость степи и угроза неожиданных нападений кочевников делали целесообразными огромные трудовые затраты, которые требовались [96] для ее сооружения. Конечно, активная оборона всего протяжения валов Бельского городища была невозможна, но они сами по себе служили трудноодолимым препятствием и, исключая элемент неожиданности, давали возможность жителям связанных оградой поселений организованно выступить на защиту от врагов и уберечь свое имущество от расхищения. Обведенное деревянной стеной по высокому, достигающему 10 м над окружающим уровнем земляному валу, усиленному глубоким рвом, Бельское городище, несомненно, пользовалось широкой известностью, и более чем вероятно, что именно его имел в виду Геродот, сообщая о большом деревянном городе Гелоне в стране будин. Наряду с городищами с постоянным населением существовали и такие, в которых постоянного населения не было. Они служили убежищами на время военной опасности. Примером может служить Мотронинское городище в бассейне р. Днестр выше Могилева-Подольского. Центральную часть его образует небольшое укрепление на мысу при слиянии двух ручьев. Долины этих ручьев и образованной ими речки, обведенные каменно-земляным валом, расположенным на крутых склонах так, что они незаметны с окружающего плато, составляют значительную площадь, пригодную для временного содержания скота, тогда как его владельцы могли помещаться в мысовом укреплении, господствующем над всей территорией городища. В обычное время скифы жили в небольших неукрепленных поселках, следы которых слабо выражены, так как они были сравнительно недолговременными. Подвижность населения обусловливалась переложной системой землепользования, при которой пригодная для обработки земля в данной местности оказывалась довольно скоро использованной и населению ввиду этого приходилось менять место своего жительства. Деградированные черноземы, на которых скифы преимущественно вели свое земледельческое хозяйство, нуждались в длительном промежутке для восстановления плодородия, и главное, что вызывало частую смену одного поля другим, было зарастание пашни заглушающими посев сорняками. При доступной скифам мелкой вспашке эффективно бороться с сорняками они не могли и поэтому вынуждены были через несколько лет эксплуатации оставлять поле и ожидать, пока оно зарастет лесом и кустарником, чтобы затем освободить его огнем от растительности и вновь пустить под пашню и посев. Пахота производилась деревянным плугом в виде крюка, сделанного из рассохи — ствола дерева с отходящим от него толстым суком. Сук использовался как «гридиль», посредством которого в плуг запрягалась пара волов или лошадей, обрубок же ствола отесывался в «ползунок» с острым рабочим краем и пяткой, в котором в специальном отверстии укреплялась рукоятка. Металлического лемеха не было, комья земли за плугом разбивались мотыгами. При сборе [97] урожая пользовались серпами или составными с кремневыми вкладышами, образующими лезвие, или слабоизогнутыми железными с крючком вместо рукоятки. Для приготовления крупы или муки применялись каменные зернотерки, ротационных жерновов еще не было. Ввиду этого приготовление крупы, а тем более муки, было весьма трудоемким, в пищу шло только ободранное и сваренное или поджаренное зерно. Для хранения запасов продовольствия, в особенности зерна, устраивались земляные ямы с обмазанными глиной стенками, в которых иногда находят остатки пшеницы, ячменя и проса. На Донце сеяли также рожь, а на Дону гречиху. Повсеместно выращивали бобы, горох, некоторые масляничные растения и, вероятно, коноплю, преимущественно на волокно. Жили в наземных хижинах из обмазанных глиной жердей и ветвей или в землянках с открытым очагом посредине. И те и другие по форме бывают круглые, овальные и четырехугольные. Скот содержали под открытым небом. Кроме коров, лошадей и овец разводили свиней. Охота и рыболовство, судя по пищевым отбросам и орудиям труда, не играли в хозяйстве скифов сколько-нибудь значительной роли. Большинство обрабатывающих производств, таких, как прядение, ткачество, выделка шкур и кожи, шитье одежды, изготовление несложных орудий и предметов бытового обихода из дерева, кости, камня и глины сохраняло домашний характер и осуществлялось в каждой семье самостоятельно. Но добывание и обработка металлов, изготовление из них оружия, орудий и украшений, производство парадной посуды и вообще вещей, требующих специальной квалификации и способностей, выделились в ремесла, обслуживавшие большее или меньшее число потребителей. В соответствии с этим такие производства сосредоточивались в наиболее подходящих для этого местах, а занятые ими люди, не порывая с сельским хозяйством, уже большую часть своих потребностей обеспечивали за счет заказчиков. Они-то, как уже говорилось, и составляли главным образом постоянное население укрепленных поселений — городищ. В VI в. до н. э. скифы хорошо владели металлургией не только бронзы, но и железа. Они умели получать железо из местных бурых (болотных) залежей руды и обрабатывать его посредством ковки, превращать в сталь, различным образом сваривать и цементировать. В распоряжении кузнецов были такие инструменты как молоты, молотки, наковальни, зубила, пробойники и т. п., с помощью которых они могли изготовлять вещи различного назначения и высокого качества. С кузнечным ремеслом нередко сочетались бронзолитейное и ювелирное. Литье обычно производилось по восковой модели, но для вещей массового потребления, таких как бронзовые наконечники стрел, применялись каменные и металлические формы. Ремесленные мастерские в лесостепной полосе, изготовлявшие оружие, конское снаряжение, украшения и прочий производственный [98] и бытовой инвентарь, невыполнимый в домашних условиях, обслуживали не только население лесостепной Скифии; их произведения распространялись и среди степных кочевников, у которых не было условий для возникновения соответствующих ремесленных производств. Впрочем, в снабжении кочевников значительно большую роль, чем скифы-пахари, играли греческие колонии, в которых рано появились разнообразные ремесленные производства для удовлетворения их потребностей. У скифов-царских свой ремесленный центр возник в Каменском городище, но не раньше конца V — начала IV в. Предметы греческого производства отличаются от туземных своей технологией. Так, например, по наблюдениям Б. А. Шрамко, бронзовые круглые бляшки для конской сбруи в лесостепи целиком отливались сначала по восковой модели, а под конец в жесткой разъемной форме, тогда как в колониях раздельно изготовленные щиток и ушко соединялись между собой посредством заклепок или паяния, что целесообразно только при массовом производстве в мастерской, объединяющей несколько человек с разделенными операциями. В рассказанной Геродотом скифской легенде об их происхождении говорится, что у родоначальника Таргитая было три сына: Липоксай, Арпоксай и Кодаксай. При них упали с неба на землю золотые предметы: плуг, ярмо, секира и чаша. При приближении первых двух братьев они воспламенялись, и только младшему, Колаксаю, удалось их взять. В соответствии с этим знамением к нему перешла власть над скифской землей. Священные золотые предметы хранились у скифских царей и пользовались великим почитанием. Ежегодно в честь их устраивался праздник с обильными жертвоприношениями. Во время него один из скифов оставался с этими предметами на ночь под открытым небом. Этому человеку, по словам Геродота, скифы предоставляли столько земли, сколько он сам объедет за день. Однако по истечении года он «умирал» (IV, 5-7). В этом очень кратко и неясно описанном обычае нельзя не видеть элементов широко распространенного обряда магического оплодотворения земли. Избранный для этой цели человек проводил в поле брачную ночь и почитался как священное лицо. Однако его магическая сила действовала в течение только одного года, после чего его убивали или заменяли другим лицом. Соответственно с этим и право владения полученной им землей, видимо, ограничивалось одним годам. По всей вероятности, праздник плодородия совершался весной перед началом полевых работ и тогда же производился передел земли, находившейся в общей собственности, но во владении отдельных семей. Представитель одной из них, игравший роль в этом празднике, получал право сам выбрать участок общественной земли в почти неограниченном размере, но владеть им мог только в течение года до следующего передела. [99] Хотя описанный праздник носит определенно земледельческий характер и связан с почитанием земледельческих орудий, у Геродота он представлен как общескифский. Колаксай считался родоначальником всех скифов. Окончание «ксай» значит царь, в целом его имя — царь колов или сколов — сколотов, как по Геродоту назывались скифы на их языке и откуда происходит греческое их наименование «скуты», переделанное в русское «скифы». По легенде названием потомков Колаксая было «паралаты». Но паралаты, как мы увидим ниже, были кочевниками, поэтому возможно, что описанный Геродотом праздник справлялся как пережиток того времени, когда их предки вели оседлый образ жизни и занимались земледелием. Этим объясняются деформации обычая передела обрабатываемой земли в наделение землей священного лица в таком количестве, какое требуется не для посева, а для содержания скота. Возможно, что подобный праздник существовал и у земледельцев и что у них передел земли сохранял свое реальное значение. В числе почитаемых скифами предметов, краме определенно земледельческих орудий — плуга и ярма, значатся топор и чаша. Топор тоже можно причислить к орудиям земледельца, так как он был необходим для вырубки леса при подготовке участка земли под посев и для разрубания кореньев, мешающих пахоте. Что же касается чаши, которую, по Геродоту, скифы носили на поясе, то это был не только сосуд для питья, но и принадлежность культа, служившая для жертвенных возлияний. Несомненно, культовое значение имели встречающиеся на скифских поселениях цилиндрические глиняные жертвенники. Тарелкообразный верх их бывает заполнен концентрическими кругами, символизирующими солнце и огонь, а возле них, наряду с золой и углями, находятся кости животных, обугленные зерна, желуди и орехи. На городище Караван у истоков реки Мерефы в Харьковской области возле глиняного овального жертвенника со следами длительно горевшего на нем огня скопилась куча золы и сожженной соломы, перемешанной с костями, фрагментами глиняной посуды и другими бытовыми остатками. Здесь же найдены миниатюрные глиняные сосудики, небольшие лепешки из глины с примесью зерен и более 170 моделек зерен различных злаков и бобов, слепленных несколько больше натуральной величины из глины с примесью соответствующей их форме муки. Такие жертвенники существовали наряду с домашними очагами, имевшими кроме практического и культовое значение. С ними связывалось почитание прародительницы и божества плодородия Табити, богини домашнего очага (IV, 59). Культом горящего в очаге огня объясняется и бережное отношение к накапливающимся в очаге остаткам горения и вообще к домашнему мусору, не разбрасывавшемуся где попало, а складывавшемуся в определенном месте и образовывавшему те зольники — холмообразные [100] скопления золы, перемешанной с различными бытовыми остатками, какие характерны для скифских поселений. Вместе с городищами-убежищами в земледельческой Скифии распространяются большие курганы с богатыми погребениями. Погребения, выделяющиеся инвентарем или устройством, были и раньше, но отличия их от рядовых погребений не были столь значительными. Теперь над погребениями насыпаются курганы, иногда очень большой величины. Наряду с могильниками, состоящими из сотен тесно расположенных небольших или средней величины курганов с рядовыми погребениями, появляются небольшие по числу (10-30 насыпей), но со значительной величины насыпями (от 2 до 10 м и выше) могильники знатных семей. Большие могильники часто сосредоточиваются вокруг одного или двух курганов, выделяющихся своей величиной. Встречаются и бескурганные кладбища с погребениями, ничем не отличающимися от рядовых подкурганных могил, кроме значительного числа среди них детских погребений. Некоторые могильники наряду с погребениями скифского времени содержат погребения эпохи бронзы, другие целиком состоят из погребений скифской поры. Хотя под некоторыми насыпями находится не одно, а два и три скифских погребения, впускные скифские могилы в курганах лесостепной полосы эпохи бронзы в отличие от степей встречаются очень редко. Большинство могил в Среднем Приднепровье представляет собой четырехугольную яму с входным коридором (дромосом) или без него и с впущенным в нее погребальным сооружением — камерой или склепом. Погребения в насыпи или на грунте относительно редки, и, как правило, впускные в уже существовавших курганах. Величина могильной ямы находится в прямой зависимости от величины погребального сооружения, а следовательно, от знатности покойника. В больших и средних курганах в могильной яме находятся остатки деревянной камеры со столбами по углам, а в особенно больших из них еще и посредине каждой из сторон. Пространство между столбами вдоль стенок забиралось вертикально поставленными бревнами или плахами с нижними концами, вкопанными в землю, вследствие чего по краям ямы образовывались канавки. Наряду с ними встречаются могилы со столбами, но без канавок по краям, а со следами горизонтальной облицовки стен, вероятно, в виде бревен, положенных между столбами. В могилах, достигающих 30 и более м2, кроме столбов по углам и стенкам, ставились еще один или два столба в центре. Дно могилы или оставлялось земляным или покрывалось деревянным полом. Потолок сооружался из бревен в виде накатника на перекладинах, уложенных на концах столбов. В некоторых случаях над потолком возвышалась крыша, скаты которой далеко выходили за края могилы. В рядовых погребениях могилы меньшей величины, наряду с прямоугольными встречаются круглые, как, например, [101] в могильнике у с. Холодный Яр близ Смелы. Они тоже облицовывались деревом и перекрывались бревнами, но без столбов. Иногда в первых из них устраивался невысокий деревянный сруб (с. Макеевка), чаще всего в рядовых могилах прослеживаются только остатки перекрытия в виде наката. Среди погребений преобладают трупоположения на спине, значительно реже встречаются положения на боку с подогнутыми ногами. Ориентировка различная, у поздних голова по большей части обращена на восток или запад, а в Посулье в течение всего скифского периода преобладает ориентировка на юг. Покойники иногда помещались в гробах или на подстилке. Обязательной принадлежностью погребения является напутственная пища, от которой остаются сосуды и кости животных, чаще всего барана, в богатых могилах даже целого. Возле костей находятся один или два ножа. В большинстве неограбленных мужских погребений имеется железный меч, лежащий справа или слева у пояса погребеннного. Мечи встречаются даже в рядовых могилах. В некоторых богатых могилах оказываются не один, а два меча и кинжал. Часто кладутся копья и дротики, нередко по экземпляру того и другого вместе, а в богатых могилах даже по несколько экземпляров. Стрелы, вероятно, вместе с несохраняющимся луком сопровождали в могилу почти всех мужчин, в ряде случаев они находились с остатками деревянных или кожаных колчанов или же горита. Защитное вооружение находится редко, оно было принадлежностью богатых воинов, хотя панцири иногда встречаются и в рядовых могилах. Боевые пояса сочетаются с панцирями, а поножи и шлемы, обычно греческого происхождения, находятся только в особо богатых могилах. В богатых могилах помещается одна или несколько (до 20) конских уздечек. Что касается лошадей, то они находятся только в наиболее богатых погребениях днепровского Правобережья в числе одной, двух или даже трех голов, положенных в склепе в ногах погребенного или во входном коридоре в могилу. Иногда конь погребался в специальной нише в одной из стенок могилы или, что еще реже, в особом склепе рядом с могилой владельца. В одной из таких могил оказался скелет не лошади, а оленя (курган № 13 у с. Оситняжка). Имеются курганы, служившие семейными кладбищами и содержащие несколько близких по времени могил, есть и коллективные могилы с несколькими скелетами. В богатых могилах довольно часто находится парные погребения — мужчины и женщины, но встречаются и другие сочетания: мужчины, женщины и ребенка, двух мужчин — пожилого и молодого, ребенка и двух женщин и др. Нет оснований все эти случаи коллективных погребений связывать с ритуальными убийствами, вроде умерщвления жены или наложницы или слуги для сопровождения в загробную жизнь их господина, они могут быть следствием [102] и случайной одновременной смерти членов одной семьи или же, что наиболее вероятно, повторного использования погребальной камеры, что могло иметь место в тех случаях, когда у нее имеется входной коридор. Однако и насильственное умерщвление наложницы или слуги, несомненно, практиковалось и представлено рядом примеров. Особый интерес вызывают богатые женские погребения, в которых кроме украшений и предметов женского обихода, а иногда еще и слуги или служанки находятся конь или только конская уздечка и предметы вооружения. Сарматские (савроматские) погребения женщины с оружием были расценены Б. Н. Граковым как подтверждение засвидетельствованного древними авторами высокого положения женщин (матриархата) и участия девушек в войне. Если это так, то скифские женщины не отличались от сарматских и общественные отношения у скифов и сарматов были одинаковыми. Однако оружие в женских погребениях наряду с предметами культа, каким и были каменные блюдообразные жертвенники, может указывать и на другое, а именно на равноправное положение женщины в семье, в силу которого после смерти главы-мужчины власть могла переходить к его жене. Поскольку это касалось знатных семей, пользовавшихся наследственными привилегиями, женщина, при отсутствии взрослых детей, ставшая во главе такой семьи, могла оказаться главой и более обширной социальной организации — рода или даже племени. Кроме трупоположения, у населения лесостепной полосы практиковалось трупосожжение, особенно широко представленное в Подолии, но известное и в Среднем Поднепровье. Здесь биритуальность погребений существовала и раньше, в чернолесское время. В скифских погребениях сожжение чаще всего было неполным, в результате чего деревянный склеп с находящимся в нем покойником не сгорал, а только обгорал в большей или меньшей степени. Полное сожжение со ссыпанием пепла в могилу, а тем более с положением его в урну встречается в Среднем Поднепровье очень редко, да и производилось такое сожжение не в могиле, а на стороне. По-видимому, в большинстве случаев сожжение склепа с покойником было связано с разведением ритуального костра над могилой, огонь от которого охватывал деревянную камеру. В некоторых случаях огонь разжигался возле могилы и еще горящие остатки костра ссыпались в могилу и зажигали камеру. Возможно, что иногда могилы обжигались до погребения. В IV в. до н. э. сожжения в деревянных камерах становятся редкими, покойники сжигались на стороне, а прах ссыпался на дно могилы. Огонь в погребальном ритуале играл очень важную роль. Следы костра находятся в насыпях курганов с могилами без следов сожжения, а в могилы с трупоположениями клались угли, зола и заменяющая огонь красная охра. [103] Деревянные погребальные камеры представляют собой продолжение традиции срубной культуры и появляются еще на чернолесском этапе. Каких-либо общих закономерностей в изменении структуры погребальных сооружений и похоронного ритуала в скифских курганах не наблюдается, за исключением того, что к IV в. до н. э. размеры могил в общем уменьшаются, а погребальный обряд становится скромнее, в соответствии с чем уменьшается и число деревянных погребальных камер. Однако и в это время отдельные погребения отличаются богатством своего инвентаря. В поднестровской группе в течение всего времени ее существования курганы и погребальные камеры устраивались с обильным применением камня. Камера, если она была деревянной, обкладывалась камнями, в большинстве случаев она целиком складывалась из камня. Вокруг погребения выкладывалось каменное кольцо, да и сам курган обычно сооружался из камней с землей. До половины поднестровских погребений представляют собой трупосожжения, преимущественно на стороне. Сопровождающих погребения людей или лошадей не замечено, дорогих золотых или импортных вещей в могилах почти не найдено. Тясминская группа в правобережном Поднепровье представлена многочисленными богатыми курганами с деревянными камерами. Древнейшие погребения этого рода, к сожалению, разграбленные, обнаружены у с. Жаботин Черкасской области. В одном из курганов у этого селения (№ 2) сохранились считающиеся наиболее ранними образцы скифского искусства — упомянутые костяные пластины с гравированными изображениями животных и птиц, фигурные подвески и псалии, а в другом (№ 524) уцелели золотые штампованные бляшки в виде лежащего козла с повернутой назад головой, близкого к келермесско-мельгуновским изображениям этого животного. Лучше других исследованы курганы Журовской группы в бассейне реки Тясмин в Черкасской области. Здесь представлены два типа могильников. Один в урочище Горячево состоит из множества (несколько сот) небольших тесно расположенных курганчиков, в которых находились разграбленные ямные с деревянным перекрытием могилы с остатками человеческих скелетов и рядового инвентаря. В середине этого могильника возвышался курган около 8 м высотой, под которым в большой деревянной камере без входного коридора со следами сожжения находилось ограбленное погребение мужчины и женщины. При них уцелели только обломки меча, наконечники копий, бронзовые, железные и костяные наконечники стрел, железные удила, костяная и обложенная золотом костыльковые застежки, янтарные и другие бусы, каменное блюдо и глиняные сосуды, состоящие из горшка с проколами по краю, корчаги, чарки с высокой ручкой и двух блюд. В другом кургане, меньшей величины [104] (высота 3 м), тоже в деревянной камере без входного коридора было также парное погребение (мужчина и женщина). Среди обнаруженных в нем вещей, кроме глиняной посуды, оказались три пары железных удил с костяными псалиями, костяные же уздечные пронизки в виде схематических птичьих головок, два железных навершия, бронзовые гвоздевидные серьги, янтарные и стеклянные бусы, бронзовый браслет, бронзовое зеркало с кнопкой на обороте. Там же нашлось несколько золотых бляшек, из которых одна представляла собой лежащего оленя. Еще два кургана высотой менее 2 м с деревянными камерами, тоже разграбленные, содержали остатки погребений мужчин-воинов. Большие курганы этого могильника датируются второй половиной VI в. до н. э. Они, вероятно, принадлежали вождю и членам его семьи, тогда как окружающие их многочисленные малые курганы представляют рядовых членов возглавлявшейся этой семьей общины. Могильник на урочище Криворуково состоит всего из 11 курганов, из которых 10 подверглись раскопкам. Из них только один курган высотой меньше метра содержал погребение ребенка без следов деревянного склепа, все остальные — со склепами по большей части с входным коридором. Самые значительные курганы находились в середине могильника. В одном из них был погребен мужчина со слугой, а в другом — женщина со служанкой. В линию со вторым располагались три кургана с женскими погребениями, причем в одном из них вместе с женщиной оказался еще ребенок. Вблизи первого, мужского кургана помещался еще курган с мужским погребением, а несколько в стороне от всех них были три кургана, в одном из которых оказалось погребение мужчины со слугой, а в другом — двух взрослых, вероятно, мужчин (так как вместе с ними найдены два панциря), и ребенка. В третьем кургане деревянная камера была сожжена, а погребение настолько разграблено, что судить о его содержании не представляется возможным. Почти во всех могилах с мужскими погребениями во входном коридоре или частично и в камере находились скелеты двух или трех лошадей, а в камерах еще и по нескольку пар удил. Точно так же почти у всех мужчин оказалось, кроме обычного наступательного оружия, по пластинчатому чешуеобразному панцирю. Среди немногочисленных сосудов преобладала импортная греческая керамика: амфоры, чернолаковые килик, чашка, миска, блюдечко. Из найденных в могилах греческих вещей следует еще отметить стеклянный амфориск, бронзовую черпалку, висевшую на горле винной амфоры, ситечко с длинной ажурной ручкой, служившее для процеживания вина, и прекрасное бронзовое зеркало с ручкой в виде ионийской колонны. Немногие уцелевшие от разграбления украшения из этих курганов состоят из разнообразных бусин, золотой серьги, золотых и бронзовых бляшек, преимущественно с конской упряжи. Из них следует отметить две золотые [105] пластинки с изображением лежащего оленя, в одном случае с повернутой назад головой. Большинство бляшек имеют форму головок животных (льва, лося) и птиц. В числе находок имеется также золотой предмет в виде усеченнного конуса, уже известный нам по находке в Томаковской могиле. Такие предметы находились и в других погребениях и обычно называются «ворворками», якобы служившими колпачками для кистей, хотя они и слишком велики для этой цели. Могильник в целом датируется V в. до н. э. Он явно представляет собой кладбище не смешивавшейся с рядовым населением аристократической семьи. Поросская группа скифских памятников существенно не отличается от тясминской, но выглядит более отсталой. В среднеднепровском Левобережье также много богатых курганов. В них нет камер с входным коридором, за исключением одного случая (курган № 12 близ с. Кириковка). Е. М. Мельник и П. Д. Либеров относят это погребение к катакомбным, а последний даже полагает, что оно является исходной формой степных катакомбных могил. В левобережных курганах не встречается и конских погребений. Сожжения в них очень редки. В кургане Опишлянка на дне могилы стояла урна с пережженными человеческими костями, да в кургане № 5 у с. Лихачевка сожжена была деревянная погребальная камера. Некоторые большие посульские курганы были обведены валом и рвом. Особенно большой величиной отличается посульский курган Старшая Могила у д. Аксютинцы. Высота его равнялась 20 м. В обширной могильной яме, перекрытой двойным накатом из дубовых бревен, находился четырхстолпный склеп из горизонтально уложенных бревен, в котором и обнаружены остатки разграбленного погребения. От скелета на месте остались только ноги, но по сторонам в камере уцелели многочисленные предметы, положенные с покойником: мечи, наконечники копий, колчаны с бронзовыми, железными и костяными наконечниками стрел, металлические части конских уздечек, из которых три с бронзовыми стремявидными удилами, а тринадцать с кольчатыми железными. Из псалий при них только пара бронзовых, пара железных, остальные костяные, все трехдырчатые, с головками животных на концах. К украшениям узды относятся бронзовые бляшки в виде головок барана и козла, лежащего с повернутой назад головой. Здесь же были два бронзовых навершия с головками быков на вершине. Это богатейшее царское погребение, хотя и без золотых украшений, вероятно, унесенных грабителями. Столь же величественный 19-метровый курган у хут. Шумейко близ д. Волковцы на Суле также был обведен вокруг основания валом и рвом. В деревянной камере, в данном случае не из горизонтально уложенных, а вертикально поставленных бревен, несмотря на ограбление, сохранился меч с обложенной золотом рукояткой и с золотыми ножнами, с наконечником того же рода, [106] что и происходящий из Томаковского кургана на Нижнем Днепре. Здесь были и другие предметы вооружения: три боевых топора, два наконечника копий, чешуйчатый панцирь, а также 20 железных удил, из которых 18 с костяными трехдырчатыми псалиями с головкой животного на одном конце и копытом на другом. Но вместе с ними была пара псалий бронзовых, двудырчатых. Курган у хут. Шумейко относится к более позднему времени, чем Старшая Могила, — к концу VI — началу V в. В нем еще преобладают характерные для VI в. костяные трехдырчатые псалии, но уже имеются и свойственные V в. двудырчатые. Об упрочившихся к этому времени связях с греками свидетельствует золотая обкладка меча и фрагмент найденного в могиле черно-фигурного килика. Из находок того времени в среднеднепровском Левобережье нельзя не отметить происходящих из курганов Опишлянка и Витова Могила в верховьях Ворсклы золотых бляшек, украшавших горит в одном и колчан в другом из этих курганов. Бляшки в виде пантеры на том и другом предмете совершенно одинаковые, но на колчане из Витовой Могилы были, кроме того, еще бляшки в виде козла, лежащего с повернутой назад головой, и головки птицы с загнутым клювом, а в центре его находилась большая бляха, обрамленная еще более стилизованными, чем на бляшках, птичьими головками. При горите из Опишлянки находилась крестовидная бронзовая бляха с изображениями животных, служившая для прикрепления его к поясу. В других случаях такие бляхи употреблялись в качестве наносного украшения конской узды. В IV в. до н. э. количество богатых курганов в лесостепном Поднепровье значительно уменьшается, но среди них все же имеются отличающиеся большим количеством и высокой ценностью погребального инвентаря. Большинство их находится в Левобережье. Замечательное погребение, например, было открыто С. A. Maзараки у д. Волковцы в кургане № 1 (1897—1898 гг.) в деревянной камере, впущенной в насыпь высотой в 13,5 м, окруженную, как и вышеописанные курганы, валом. Погребение уцелело от разграбления. При скелете оказался полный набор вооружения: боевой топор, одиннадцать наконечников копий и дротиков, колчан со стрелами, греческий шлем, нагрудник, боевой пояс из бронзовых пластинок и, кроме того, четыре навершия с фигурками стоящего оленя и с колокольчиками. На шее скелета золотая гривна с птичьими головками на концах, в камере собрано множество золотых бляшек, украшавших одежду и колчан. Из шести конских уздечек у одной налобник, нащечники и бляха в виде рыбы были золотые, у другой украшения были серебряные, а у остальных бронзовые. При скелете находились: большой бронзовый котел, серебряный сосуд, бронзовая чаша, греческая амфора, греческие же канфар и терракотовое блюдце. [107] Не менее замечательное неразграбленное погребение было открыто тем же С. А. Мазараки в кургане № 5 (1905 г.) у д. Аксютинцы. Здесь под невысокой насыпью (2,8 м) находились две деревянных погребальных камеры, причем одна была частично разрушена при сооружении второй. В этой последней помещалось парное погребение — мужчины и женщины. Оружия при них не было, только при мужчине имелся какой-то инструмент вроде щипцов с широкими концами. На скелете каждого из погребенных собрано много золотых украшений, из которых особый интерес представляют находившиеся возле поясницы мужчины девять четырехугольных пластинок с изображением сидящего скифа с секирой в руке. Они, должно быть, украшали пояс. В камере было восемь сосудов, в большинстве греческих. Богатых курганов на Донце не найдено. В наиболее восточной донской группе скифских курганов особой известностью пользуется погребение IV в. в могильнике Частые курганы под Воронежем, в котором найден серебряный кубок с изображениями скифов того же рода, как на электровом кубке из Куль-Обы близ Керчи и на серебряной вазе из Гаймановой могилы в Нижнем Поднепровье. В общем, погребения лесостепной Скифии связываются между собой близким сходством похоронного обряда и единством материальной культуры. Они оставлены одним народом с второстепенными локальными различиями, менее значительными, чем различия в диалектах одного языка. Исключение составляют погребения днестровской (западно-подольской) группы с их большим числом трупосожжений, с каменными погребальными сооружениями и с отсутствием больших курганов с многочисленным инвентарем. Необходимо также особо отметить и побужскую Подолию, где, несмотря на существование городищ, из которых кроме Немировского следует назвать еще густонаселенное Севериновское городище, погребения раннескифского времени остаются неизвестными. Эта подольская группа памятников скифской культуры требует специального рассмотрения. Поиск по сайту: |
Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Студалл.Орг (0.008 сек.) |