Общественный строй скифов

Созданное Ф. Энгельсом учение о военной демократии, как строе переходном от первобытнообщинного к классовому государственному, прочно вошло в арсенал марксистской исторической науки. Он же дал блестящие образцы конкретизации этого учения и на примерах гомеровских греков, римлян, кельтов и германцев показал, как этот строй видоизменяется в зависимости от условий, в которых развивается общество в период перехода к классовому и соответственно с этим государственному устройству. Примеры, данные Ф. Энгельсом, открывают путь применения его учения во многих случаях и выявления тех особых черт, которые проявляются при иных обстоятельствах. [138]

В середине 40-х годов, готовя к изданию одну из глав своей диссертации о скифах, посвященную социальному строю этого народа, я нисколько не сомневался в том, что квалификация его как военной демократии полностью соответствует действительности, несмотря на то, что тогда, как и теперь, преобладающее положение в науке занимало мнение о скифах как рабовладельческом обществе. Я не сомневаюсь в этом и в настоящее время, хотя с тех пор прошло много лет и скифология обогатилась многими новыми открытиями, вместе с которыми обнаружились такие явления, которые не укладываются в мои прежние обобщенные представления и требуют уточнения и дальнейшего развития ранее сделанных заключений.

Вернувшиеся из Азии скифы составляли ту группу населения Северного Причерноморья, которая, по данным Геродота, называлась скифами-царскими (IV, 20). Позже в известном ольвийском декрете в честь Протогена она именуется «саи», что по ирански соответствует греческому названию «царские». Отсюда следует, что свое имя эти скифы получили не от греков, а именовались царскими по характерной своей особенности, заключавшейся в наличии у них сильной царской власти, какой не было у других групп скифского населения Северного Причерноморья. Со слов Геродота известно, что скифский царь не только предводительствовал на войне, он же распределял военную добычу (IV, 64) и творил суд и расправу над своими подданными. Ложная клятва божествами царского очага, т. е. царскими предками, считалась тяжким преступлением, заслуживающим мучительной казни (IV, 68, 69). Это значит, что особа царя считалась священной и от исходящей от нее благодати зависело благополучие возглавляемого им общества. Власть скифского царя была настолько велика, что служить ему должен был каждый скиф, кому он назначит (IV, 72), а в загробную жизнь царя сопровождали вместе с конями и дорогим имуществом наложница и многочисленные слуги, умерщвленные для этой цели (IV, 71, 72). В свете этих данных вырисовывается образ царя, весьма далекий от племенного вождя и больше напоминающий восточного владыку, наделенного неограниченной властью земного божества. Такие черты восточного монарха скифские цари могли приобрести за время пребывания скифов в Азии в окружении древневосточных государств и в тесном общении с ними. С этими чертами скифы вернулись в Северное Причерноморье, где составили особую группу скифов-царских.

Царская власть у скифов была наследственной привилегией определенного рода или семьи, в пределах которой она переходила от отца к сыну или другому ближайшему родственнику. Новый царь, подобно восточным владыкам, утверждался в своем положении согласием народа или его представителей в лице родовых старейшин, тоже наследственных, но его прерогативы оставались неизменными. Во времена Геродота скифы хорошо [139] знали генеалогию своих царей, начиная с Иданфирса, возглавившего борьбу с персидским царем Дарием в 514 г. до н. э. Происхождение его, в свою очередь, восходило к Спаргапифу (IV, 76), при котором, надо полагать, скифы вернулись из Азии. Родоначальником же скифских царей считался Таргитай, которого греки приравнивали к своему полубогу Гераклу.

В середине V в. до н. э. скифы-царские занимали господствующее положение в Северном Причерноморье и всех остальных скифов считали своими рабами, т. е. подвластными себе. Так в данном случае надо понимать значение греческого слова δουλος, так как у нас нет никаких данных о существовании у скифов развитого рабовладения. Этому не благоприятствовал самый тип кочевого скотоводческого хозяйства у степного населения Скифии, в котором рабы могли применяться только для выполнения подсобных домашних работ. Покупных рабов у скифов нет, категорически заявляет Геродот (IV, 12), а зто значит, что рабский труд не играл в производстве скифов сколько-нибудь существенной роли. Кочевое скотоводческое хозяйство скифов не нуждалось в применении рабского труда, так как оно, как правило, осуществлялось коллективно. Скифы кочевали не отдельными хозяйствами, а общинами из семейных хозяйств, вместе передвигались по степи в подвижных домах-кибитках сообща перегоняли животных с пастбища на пастбище и охраняли их от зверей и врагов (IV, 46, 121). Труд рабов, если и был нужен, так только для переработки продуктов скотоводства в хозяйствах с большим числом скота, и то преимущественно женский. Отсюда скифский обычай ослепления рабов, о котором сообщает Геродот (IV, 2). Для этой цели годились и слепые рабы, зато хозяин был гарантирован от побегов рабов и угона доверенного им имущества.

Древние писатели, в их числе и Геродот, сохранили очень мало сведений о внутреннем строе скифов. Из их сообщений можно только понять, что у скифов были начальствующие и подчиненные, богатые и бедные — владеющие несколькими повозками и большим числом голов скота и, как их называет Лукиан Самосатский, «восьминогие», т. е. обладавшие всего одной повозкой, запряженной парой быков (Скиф или гость, I). Основной единицей скифского общества была семья со своим хозяйством и имуществом. Земля находилась в общей собственности. У земледельцев она подвергалась ежегодным переделам, вероятно, только в возделываемой части, у кочевников земля, надо полагать, распределялась по зонам кочевания отдельных производственных общин. Собственность была семейной и личной. Личная в большей своей части шла вместе с умершим в могилу, а семейная оставалась в совместном семейном владении. Сыновья могли выделиться из семейного хозяйства и получить причитающуюся им часть семейного имущества (IV, 114, 115). [140] Родство и наследование велось по отцовской линии. Практиковалось многоженство. Жены после смерти мужа переходили к его наследнику, как и имущество. Так, Скил после смерти своего отца получил одну из его жен скифянку Опию, хотя тот имел от нее другого сына Орика (IV, 78). Семья несла коллективную ответственность за своих членов. Рассказывая о казни гадателей, Геродот отмечает, что умерщевлялись не только обвиненные, но и их мужское потомство. На женщин это не распространялось, они, как и другое имущество, подлежали конфискации в пользу обвинителей (IV, 68, 69). Ссора между родственниками или, скорее, соотечественниками (слово οικηιως значит и то и другое) разрешались поединком под контролем царя (IV, 65), что исключало ничем не регулируемую кровную месть и упорядочивало общественные отношения.

В легенде о происхождении скифов у Геродота названо несколько родов, восходящих к общим предкам. Это авхаты, катиары, траспии и паралаты (IV, 6). Но были ли это действительно знатные роды или племена — не ясно. В описании населения Скифии у того же автора упомянуто подразделение скифов с именем алазоны (IV, 17), но было ли оно собственным названием племени или презрительной кличкой, данной греками, тоже не ясно (алазон по гречески значит хвастун, шарлатан). Племенным названием, видимо, следует признать только имя гелоны, хотя Геродот выдает гелонов за эллинов, поселившихся в скифской стране (IV, 10, 108, 109, 120). Различные части скифов носят у Геродота описательные наименования, возможно, представляющие греческие кальки с их туземным обозначением подобно названию «царские», соответствующему иранскому «саи». Описательные названия не могли быть именами ни родов, ни племен, а скорее всего применялись для обозначения совокупностей нескольких племен, объединенных по направлению их хозяйственной деятельности (пахари, кочевники) или по другим характерным для них особенностям (царские). О племенах у скифов Геродот упоминает всего один раз в описании похорон скифского царя, тело которого перед погребением обвозили по подчиненным областям. Но это не значит, что племен не было или что они не играли никакой роли, а только то, что в условиях централизованного царства эта роль не могла быть значительной.

Основываясь на приведенных отрывочных данных, скифское общество следует считать патриархально-родовым. Однако обычные для этого типа общества порядки у них были соподчинены военной организации с ее иерархией властей, в одних случаях совпадающих с родо-племенными, а в других — стоящих над ними. Геродот упоминает у скифов, кроме верховного царя, других царей и номархов (IV, 66, 120) — военных предводителей областей, едва ли соответствующих племенным вождям и родовым старейшинам. Эти правители, надо полагать, назначались [141] верховным царем из его приближенных и зарекомендовавших себя верностью представителей родо-племенной аристократии. Последние, вероятно, именовались «скриптухами», т. е. жезлоносцами, и знаком их достоинства был маленький топорик с головкой животного или птицы на обушке. Такие топорики изредка находятся в могилах, с ними в руке изображаются скифские вожди.

Как уже отмечалось, скифы-царские всех других скифов считали своими рабами, но из этого не следует, что все подвластные им скифы были действительно рабами. Эксплуатация подвластного скифам-царским населения была основным источником обогащения их господствующего слоя, но не только аристократии, так как она осуществлялась коллективно и выгодами ее пользовались, хотя и не в равной мере, не только царь и его окружение, но и рядовые воины. У скифов-царских не было оформившихся классов, существовавшая у них эксплуатация была скрытой, замаскированной формами коллективного производства. Так же обстояло дело и у земледельцев. Внутри каждого из подразделений скифов действовали порядки, свойственные военной демократии, хотя и с деспотической властью царя, отнюдь не противостоящей этим порядкам, так как эта власть была строго ограниченной обычаем, нормы которого были обязательными и для самого царя. Нарушение их, как показывает история с царем Скилом, могло обернуться для царя самым серьезным образом. За пренебрежение к отеческим обычаям Скил был не только смещен, но и казнен, новым царем в силу обычая стал его брат из той же традиционной царской династии (IV, 78-80).

В скифском обществе эксплуатация развертывалась не внутри племен, а между ними. Одна часть — скифы-царские — владычествовала над другими и эксплуатировала их в меру своих возможностей и того сопротивления, какое подвластные племена могли им оказать. Именно для поддержания этой системы угнетения и эксплуатации скифам-царским нужны были сильное войско и абсолютная власть царя. Но созданная скифами-царскими организация не была еще государством.

Б. Н. Граков, считая Скифское царство рабовладельческим государством, приравнивал положение подвластных скифам-царским других скифов к спартанским илотам (гелотам) и боспорским пелатам. К числу их можно было бы добавить еще фессалийских пенестов и критских кларотов. Оставляя в стороне не вполне ясных по их положению пелатов, сравнение илотов с подчиненными скифами вполне правомерно. И те и другие попали в зависимое состояние в результате завоевания. Но илоты, а еще меньше подвластные господствующим скифам остальные скифы, не были рабами в собственном значении этого понятия. Они не находились в частной собственности, их нельзя было ни продать, ни убить, ни освободить, они владели [142] своими хозяйствами и облагались установленным властью натуральным налогом или оброком. В отличие от илотов, прикрепленных к земле и находившихся во владении отдельных спартиатов, скифские «рабы» сохраняли свою самостоятельность во внутреннем управлении, у них оставалась своя родо-племенная аристократия, были даже цари, которые и обеспечивали выполнение обязанностей, возложенных победителями на побежденных. Все это нимало не похоже на рабство и не может служить доводом в пользу рабовладельческого строя у скифов.

В марксистско-ленинском понимании государством называется организация господства одного класса над другим с обязательным существованием соответствующего этой цели аппарата принуждения. Скифское общество располагало таким аппаратом, обеспечивающим господство одной части скифов над другой. Но та и другая части — господствующая и подчиненная — не являлись классами с различным отношением к средствам производства. В классовом обществе господствующий класс владеет средствами производства, а эксплуатируемый полностью или частично их лишен. В скифском обществе средства производства оставались в руках производителей, хотя обеспеченность ими была различной. Однако принципиальной разницы в отношении к собственности не существовало ни между господствующими и подчиненными, ни между богатыми и бедными. Рабы в качестве средств производства еще не представляли такой величины, которая могла бы сказаться на характере социальных отношений. Рабовладельцы и рабы еще не составляли противостоящих классов и еще не было надобности в специальных средствах подчинения вторых первыми. О скифском рабовладельческом строе можно говорить только как о зачаточном, существенно не отличающимся от патриархального рабства, сливавшегося с семейными отношениями. Скифское царство обеспечивало не власть одного класса над другим, а одного племени над другими. В этом заключается его главная функция, и на это была направлена его организация.

Скифское царство не было государством в марксистско-ленинском понимании этого термина. Это была одна из форм военной демократии, стоящей на грани превращения в государство. Уже в самом названии военной демократии заключаются ее характерные признаки. Входившие в состав Скифского царства племена сохраняли демократический строй, поскольку царь или вождь с дружиной еще не противостояли вооруженному народу, но оно же было и военным, так как война стала для них обычной функцией, по выражению Ф. Энгельса, своего рода производством (промыслом). Созданное в порядке завоевания Скифское царство представляло собой результат военной деятельности одного из подразделений скифов, не изменивший социальную природу ни завоевателей, ни завоеванных и существовавшее [143] лишь постольку, поскольку сохранялось военное превосходство одних над другими.

В IV в. до н. э. Скифское царство находилось в зените своего могущества и богатства. Подвластное земледельческое население обеспечивало знать этого царства доходами, которые вместе с дарами, шедшими из греческих городов, давали ей возможность обставлять свою жизнь не только довольством, но и роскошью. В руках скифской знати скапливались богатства, только частично отложившиеся в сохранившихся до нашего времени погребениях ее представителей. Драгоценные металлы — золото и серебро в изобилии покрывали одежды, оружие и другие предметы ее бытового обихода. Роскошные украшения создавались для нее греческими художниками. Одни из этих украшений оставались греческими по форме, другие в соответствие со вкусами заказчиков делались по местным образцам. В украшения включались сцены из быта и военной жизни варваров, как это представлено, например на золотой пекторали из Толстой Могилы, на серебряной вазе из Чертомлыка или на золотом гребне из Солохи; изображались эпизоды скифской этногонической легенды, подобные имеющимся на кубках из Куль-Обы и Частых курганов, создавались образы скифских божеств и особенно многочисленные различных животных, игравшие роль не только украшений, но и охранительных амулетов. К предметам из металла надо добавить разнообразные изделья из дерева и тканей, не сохранившиеся в скифских могилах.

Все это резко отличало скифскую аристократию от рядового населения, которому даже у скифов-царских доставалась незначительная часть тех благ, которыми пользовалась верхушка общества. Имущественные различия усиливались, росла трещина между богатыми и бедными, знатными и незнатными, господствующими и подчиненными, эксплуататорами и эксплуатируемыми и грозила превратиться в пропасть, способную поглотить все скифское общество. Именно этими растущими противоречиями объясняется ослабление Скифского царства к началу III в. до н. э., его неспособность противостоять натиску со стороны сарматов и потеря большей части территории. Скифское царство все же уцелело и в сокращенном виде просуществовало еще около шести столетий, но оно стало не таким, каким оно предстает по рассмотренным выше источникам. Ему пришлось перестроиться и во внутренних и во внешних отношениях на новый лад и, по сути дела слиться с сарматами, время господства которых составляет следующий период истории южной половины Восточной Европы. [144]

Поиск по сайту: