Зачем стараться?

Клайв Льюис писал: «Создается впечатление, что Бог никогда не делает Сам того, что может перепору­чить Своим творениям. Он заповедовал нам, не торо­пясь и не спотыкаясь, делать то, что Сам мог бы сде­лать мгновенно и безошибочно». Ярчайший пример тому — Церковь Иисуса Христа, которой Бог поручил быть воплощением Божьего присутствия в мире. Все наши усилия — это наши попытки выполнить Божье поручение.

Каждый родитель знает, как рискованно давать по­ручения детям; при этом испытываешь и радость, и тревогу. Ребенок делает первые шаги. Сначала он дер­жится за руку родителя, потом отпускает ее, потом па­дает и с трудом снова встает на ноги, чтобы предпри­нять следующую попытку. Другого способа научиться ходить, увы, нет.

Несомненно, церковь не всегда выполняет свою миссию, делает серьезные ошибки, потому что ее со­ставляют люди, как всегда, «лишенные славы Божией». Но Бог пошел на такой риск. Каждый, кто, всту­пив в церковь, ожидает найти в ней совершенство, не понимает, что такое риск или что такое человек. Так и романтик в итоге узнает, что брак — это только нача­ло, а вовсе не конец борьбы за любовь. Пусть же и каждый христианин поймет, что церковь — это толь­ко начало.

Игорь Стравинский как-то написал произведение, в котором была очень сложная партия скрипки. После нескольких недель репетиций солист подошел к Стравинскому и сказал, что не может это сыграть. Он старался изо всех сил, но партия была слишком замысловатой, можно даже сказать, невозможной для исполнения. Стравинский ответил: «Я понимаю. Мне от вас нужен лишь звук скрипки, пытающейся испол­нить эту партию». Нечто подобное, вероятно, пред­ставлял Себе и Бог, думая о церкви.

Эрл Палмер, пастор, защищавший церковь от на­падок критиков, рассказывал, что они говорили, что в церкви полно лицемеров, церковь преследуют неуда­чи, церковь не похожа на новозаветную модель. Палмер ответил очень живо:

— Когда школьный оркестр пытается сыграть Де­вятую симфонию Бетховена, результат всегда отвра­тительный. Я не удивлюсь, если во время каждого та­кого исполнения старый Людвиг переворачивается в гробу, несмотря на свою глухоту. Вы спросите: «Зачем же стараться? Зачем взваливать на бедных ребятишек непосильное бремя исполнения бессмертной Бетховенской симфонии?». Даже Чикагский симфониче­ский оркестр не может исполнить ее идеально! Отвечу так: благодаря игре школьного оркестра не­которые слушатели в первый и единственный раз в жизни узнают, что Бетховен написал великую Девя­тую симфонию. Их игра далека от совершенства, тем не менее, для них это единственный шанс услышать бетховенский шедевр.

Всякий раз, когда я начинаю испытывать какое-либо недовольство на богослужении, мне вспомина­ется сравнение Эрла Палмера. Возможно, нам никог­да не удастся сыграть свою партию так, как написал ее Великий Композитор, но только благодаря нашему исполнению эти звуки может услышать хоть кто-ни­будь на земле.

Послесловие:

похвала честности

В. Ковалюк

Похвальное ли чувство — благоговение? Пожалуй, да. Похвальное... если только оно не превращает жи­вое в мертвое. Оно похвально, если животворит, а не убивает.

Давайте будем до конца честны и подумаем, не превращаем ли мы порой своим благоговением Биб­лию в «долину сухих костей». Не забываем ли мы о том, что она населена людьми, сделанными из плоти и крови? Такими же, какими населены наши церкви...

Долгое время я видел в апостолах небожителей. Я искал в них небесное и отказывался видеть земное. Но вдруг что-то произошло. Читая в очередной раз Евангелия, я увидел и услышал людей.

Раньше мне. казалось, что апостолы даже разгова­ривали не как обычные люди, а очень по-духовному, по «синодальному»:

— О, возлюбленный брат Петр, закончил ли ты свое второе послание?

— Нет, драгоценный брат Павел. Вот когда ты до­пишешь свою первую эпистолу коринфянам, тогда и я завершу свою...

Почти как пелось в знаменитой рок-опере «Иисус Христос — суперзвезда»: «Вот, пойдем, засядем за Евангелия...»

Апостолы казались мне недосягаемым идеалом христианской святости, пока... пока я не натолкнулся на строки Павла:

«...а потому уже не я делаю то, но живущий во мне грех. Ибо знаю, что не живет во мне, то есть в плоти моей, доброе; потому что желание добра есть во мне, но чтобы сделать оное, того не нахо­жу. Доброго, которого хочу, не делаю, а злое, ко­торого не хочу, делаю. Если же делаю то, чего не хочу, уже не я делаю то, но живущий во мне грех. Итак я нахожу закон, что, когда хочу делать до­брое, прилежит мне злое».

Как он — святой — мог такое написать? Вдруг в го­лосе его зазвучала обида — простая, чисто человече­ская:

«Не Апостол ли я? Не свободен ли я? Не видел ли я Иисуса Христа, Господа нашего? Не мое ли дело вы в Господе? Если для других я не Апостол, то для вас Апостол; ибо печать моего апостоль­ства — вы в Господе. Вот мое защищение против осуждающих меня».

Я увидел, как негладко складывались отношения между апостолами:

«Когда же Петр пришел в Антиохию, то я лич­но противостал ему, потому что он подвергался нареканию. Ибо, до прибытия некоторых от Иакова, ел вместе с язычниками; а когда те пришли, стал таиться и устраняться, опасаясь обрезанных. Вместе с ним лицемерили и прочие Иудеи, так что даже Варнава был увлечен их ли­цемерием. Но когда я увидел, что они не прямо по­ступают по истине Евангельской, то сказал Петру при всех: если ты, будучи Иудеем, живешь по-язычески, а не по-иудейски, то для чего языч­ников принуждаешь жить по-иудейски?»

Петр тоже не оставался в долгу:

«...как и возлюбленный брат наш Павел, по данной ему премудрости, написал вам, как он го­ворит об этом и во всех посланиях, в которых есть нечто неудобовразумительное, что невежды и неутвержденные, к собственной своей погибели, превращают, как и прочие Писания».

И меня поразила — сразила — мысль: Господи, они же люди! Они живые! Они познали Тебя, как никто другой, но так и остались людьми!

Чем больше человеческого виделось мне в характе­рах апостолов, тем больше восхищала сила Бога. Ка­кие великие дела удавалось Ему творить через немощ­ную плоть верующих — живых людей, обычных чле­нов церкви. В чем секрет? — думал я. В поисках вели­кой тайны я перечитывал Деяния, и мне открылись совершенно необычные стороны жизни первой церк­ви. Секрет оказался прост: ее члены просто жили. Они не боялись принимать решения, совершать по­ступки, ошибаться. Мы страшимся ответственности и полностью лишаем себя права на ошибку, а потому начинаем усиленно искать «лица Бога», ожидая, что Он ответит нам не иначе, как из неопалимой купины, и не иначе, как громовым голосом. На меньшее мы не согласны. Час за часом, год за годом мы стоим в мо­литвенной задумчивости. Стоим и бездействуем. Мы хотим, чтобы Бог взял нас за руку и тянул за Собой по жизни. Тогда, что бы ни случилось, разве я ответстве­нен за то, что произошло? Мол, Господь во мне...

Отчего мы забываем, что Господь Иисус Христос всегда с нами? Что Он Духом Святым ежесекундно пребывает в наших сердцах, даже когда мы не чув­ствуем вожделенного тычка в спину. Не христиан­ским ли инфантилизмом порождено бездействие ве­рующих, выливающееся в бездействие церкви?

А как поступал тот же Павел?

Однажды «...Павел положил в духе, пройдя Македонию и Ахаию, идти в Иерусалим, сказав: побывав там, я должен видеть и Рим».

Где пост перед принятием важного решения? Где многодневная молитва? Ведь еще в Коринфе Павел узнал, что «...Клавдий повелел всем Иудеям удалиться из Рима...» Да и пророки предупреждали Павла об опасностях такого путешествия:

«...некто пророк, именем Агав... войдя к нам, взял пояс Павлов и, связав себе руки и ноги, сказал: так говорит Дух Святый: мужа, чей этот пояс, так свяжут в Иерусалиме Иудеи и предадут в ру­ки язычников».

Павел сам принял решение. Реакция Господа? Нег­одование? Возмущение? Наказание? Нет.

«...Господь, явившись ему, сказал: дерзай, Па­вел; ибо, как, ты свидетельствовал о Мне в Иеру­салиме, так надлежит тебе свидетельствовать и в Риме».

Совершенно недуховный поступок с точки зрения современного верующего. Но Павел не стеснялся быть живым, принимать решения и отвечать за свои поступки. И у него было качество, которого так не хватает многим христианам и многим церквам, — спокойная уверенность и доверие Богу.

Почему первая церковь была именно живой? Прежде всего потому, что она, как и составляющие ее люди, отталкивалась в своих делах от реальности. В наших современных церквях мы заменили жизнь на программы. Прибегает кто-нибудь издалека, хорошо упитанный и при галстуке: «Все сюда! Что я принес вам! Вы этого еще не видели! Все проблемы исчезнут! Мгновенный переход количественных изменений в качественные! (Или качественных в количественные — в зависимости от ситуации в церкви.) Это новая «помазанная» программа. Бог дал ее в силе Духа. Она является откровением для всех без исключения!»

Так было, например, с домашними группами. Их объявили своеобразным «христианским антибиоти­ком». Естественно, что панацея не состоялась. А вот церковь эпохи Деяний не была заложником про­грамм. Она спокойно жила. Нет возможности часто собираться в храме? Ну и ладно, встретимся по до­мам. Никто не объявлял это естественное решение «новой программой домашних групп»... Возникли сложности с помощью вдовам? Ничего страшного, и это исправим. Первая церковь обладала самым глав­ным качеством, которое и должно было быть у Тела Христова, — жизнью.

Книга Ф. Янси как раз и рассказывает о такой церкви, которая живет. Она живо реагирует на реа­лии окружающего мира, на нужды окрестных жите­лей. Она состоит из людей, в которых, как и в апосто­лах, слилось небесное и земное. Автору хватило сме­лости войти в церковь, которая поначалу показалась ему скопищем чудаков, и посмотреть вверх — на Бога, и по сторонам — на людей. Он увидел людей несовер­шенных, разных по имущественному признаку (ведь церковь ЛаСаль, о которой рассказано в книге, нахо­дится на границе бедного и богатого кварталов), от­личающихся цветом кожи. Он увидел аспирантов, до­кторов, бомжей. Увидев их, он не испугался, хотя лю­ди обычно ищут такую церковь, где они будут «среди своих», т.е. подобных себе по возрасту, образованию и т.п. Он понял, что единство семьи определяется ее многообразием. И непохожесть церквей друг на друга — результат того же самого многообразия ее членов.

После прочтения книги Ф. Янси я успокоился, ибо понял: проблемы останутся с церковью навсегда, до той поры, пока все мы не окажемся на небесах. Автор пишет: «...Я перестал беспокоиться о музыке, порядке богослужения и прочих деталях, которые так раздра­жали меня в период моих исканий. Я слишком много внимания обращал на внешнее, забывая о глубинном смысле поклонения, о том, что поклонение ведет к встрече с Богом».

Проблемы останутся, как всегда остаются пробле­мы у любого живого организма. Их нет только у мерт­вых тел. Но живое Тело Христово, которое действует, дышит, «живет, движется и существует» Богом, неиз­бежно будет сталкиваться с трудностями, бороться с ними.

Как различны тела людей, так отличаются между собой и поместные церкви. У кого-то нос длиннее, у кого-то уши больше... Так и в церквях. А потому стоит ли осуждать те церкви, которые строят свою жизнь иначе, чем ваша?

Книгу я прочел и как пастор, и как прихожанин, и как душа, ищущая Господа, а потому свои практиче­ские выводы из нее мне придется разбить на три части.

Что могу сказать себе, как пастырю, и другим па­стырям?

· Пастыри, когда будете читать эту книгу, обратите внимание, что послужило отправной точкой для социальных программ церкви. Это бы­ли конкретные нужды конкретных людей, прихо­дящих в церковь. Не стремитесь немедленно бе­жать из России и начинать проповедовать абори­генам в Австралии. Посмотрите по сторонам в радиусе 2 — 3 кварталов от вашей церкви и спро­сите себя: «Что мы можем сделать здесь?»

· Сейчас есть ряд общих дел для всех церквей, как-то: кормление бездомных, помощь наркома­нам, раздача еды. Я не говорю, что это плохо. Конечно, нет. Только, может быть, есть некая осо­бенная нужда там, где находится ваша церковь? Если что-то делают все, совсем необязательно, что и вы должны делать то же самое. И наоборот. А потому вполне возможно, что вы станете перво­проходцами в каком-то служении. Бог укажет на него. Главное — не бойтесь новизны.

Многообразие церковной жизни огромно. В этом я абсолютно согласен с Филипом Янси.

Что мне сказать себе как прихожанину и другим прихожанам церквей? Вы — Тело Христово. Вы — члены церкви, то есть члены единого организма. Но церковь — это не институт, принимающий на себя «коллективную ответственность» за своих членов. Как свободная душа, вы несете ответственность за свои поступки. За то, что сделали и — главное — чего не сделали. И тут автор заставляет нас задуматься:

· Любим ли мы тех, кто не похож на нас? Хоть пытаемся научиться любить?

· Имеем ли мы право игнорировать боль? Свою собственную и чужую? Мы предпочитаем пить анальгин, лишь бы не испытывать внутреннего дискомфорта. Когда в двери стучится чужая боль, мы задвигаем засов: сегодня меня нет дома для больных и бедных. Своя и чужая боль должна становиться для нас стимулом к действию.

· Достаточно ли мы честны с собой, чтобы признаться: Бог часто бывает источником того, что нам не нравится. Он не фокусник, который достает из шляпы только белых и пушистых кро­ликов. Взглянуть в лицо реальности и возблагодарить за нее Бога — способны ли мы на это? Уви­деть те блага, которые поступают от Бога в не­угодной нам форме, — вот наша задача. Можете себе представить: эти стихи написал верующий человек в сталинских лагерях.

Запоры крепкие, спасибо,

Спасибо, старая тюрьма.

Такую волю дать могли бы

Мне только посох и сума.

Решетка ржавая, спасибо!

Спасибо, лезвие штыка.

Такую мудрость дать могли бы

Мне только долгие века...,

· И самый главный вывод, который можем сде­лать из книги мы, прихожане церквей: «Мы без церкви нищие». Видите, этот выводя даже не ре­шился написать своими словами. Так сказал перед смертью Лютер — человек ученый, умный, неза­висимый в своих суждениях (как вы могли заме­тить из истории), великий знаток Библии. Он зря не скажет.

А какие выводы я могу сделать просто как «душа, ищущая Господа»?

Я был крещен в младенчестве, сознательно уверо­вал в 32 года, Библию считаю Словом Божьим и про­рочеством № 1. Если вы классифицируете меня как «христианина» — меня это вполне устроит. Чего я хочу?

Эйден Тозер писал: «Есть много вопросов, ответы на которые сокрыты в тайных глубинах Божьего есте­ства. Если посвятить всю свою жизнь разгадке этих тайн, можно стать великим богословом, но великим святым — никогда». Мы — Божьи создания, а потому главным нашим стремлением должно оставаться стремление к святости.

И вот из книги я вынес для себя удивительно раз­нородные мысли, которыми и поделюсь с вами.

· При всей своей глубокой любви к Библии я предпочел бы быть святым, нежели богословом. Но святость не достижима наедине с самим со­бой, в отсутствие «внешних раздражителей». Ве­ликий институт человечества, в рамках которо­го святость может существовать, — это Тело Христово, Церковь, скопище чудаков. Их чудаче­ства — залог моей святости. Мои чудачества — залог их святости...

· Поместная церковь — живой организм со сво­им характером, присущей только ей атмосферой. А в живом организме никогда не должна застаи­ваться кровь. Разгонять ее по кровеносным сосу­дам — задача сердечной мышцы. И тех, кто в Теле Христовом роль сердечной мышцы выполняет...

· Боль в Теле Христовом никогда нельзя гасить. Если это боль членов Тела — ее нужно лечить. Если же это боль от ожогов, полученных в миру, то ожог лишь показывает, где в миру пылает по­жар, куда и какую спасательную команду нужно высылать...

Книга Филипа Янси заставила меня думать. Много думать. Гораздо больше, чем некоторые пухлые фоли­анты. И все потому, что она задела меня за живое. Мне захотелось вскочить и сказать, как сказал про­рок: «Господи, вот я! Пошли меня!». Дело в том, что честность и искренность Филипа Янси не оставили меня равнодушным. А вас?

Владимир Ковалюк,

пастор Московского Христианского центра

Поиск по сайту: