Может вам, да каждому, - дюралевый жетон?

ЧЕЧНЯ

Наталья Бондарева

Господа хорошие, не надо обещаний.

Может вам, да каждому, услышать этот стон?

Может вам отправиться со смертью на свидание?

Может вам, да каждому, - дюралевый жетон?

Кавказ. Чечня. Сапог – один. На левой.
Но боль в ступне спать не дает ночами,
И рвутся перетянутые нервы,

И крик под утро – резкий и отчаянный…

Ты жив ли, нет, безусый русский мальчик,
Изрезанный осколками металла?
Беслан-Майкоп... А время плачет, плачет
По тем, кто выжил и кого не стало...

Нам повезло тогда: мы долетели,
Потом тряслись в машине по ухабам.
Ты прошептал: "Я знаю вас! Вы пели!",
А я сквозь слёзы только улыбалась.

Так и сидели мы – друг против друга

Дышали пылью, молча, всю дорогу.

И пыль – уже не пыль: лихая вьюга

Двух судеб на земле, забытой богом…

Я видела в глазах бездонно-синих

Всю боль моей истерзанной России.

Ты – сын её, худой, безногий, сильный,

И оттого – пронзительно красивый.

Война свинцом во мне круги чертила:
Они всё уже, всё черней, всё ближе…

Живи, живи... Я о тебе молила,
Давясь глаголом русским «ненавижу».

Глаза... Огромные! В них - мудрость смерти,
Скорбящих ангелов печаль немая.

За что – так рано? Госпиталь. Концерты.
Кавказ. Чечня. Майкоп. Вершина мая...

Я верю, я знаю, что ты не предашь,
Что ты свою жизнь если надо отдашь
За каждую пядь нашей русской земли,
За след детской ножки в дорожной пыли,
За мальчика, с солнцем в застывших глазах,
За клин журавлиный в родных небесах,
За стайку берёз на опушке лесной,
За то, чтобы каждый вернулся домой.
Я видела смерть. Я была на войне.
И знаешь, она не понравилась мне...

Шагает осень в сапогах

По мокрой взлётке.

А там, в горах, лежат снега

На всех высотках.

А там, в горах, срывает ночь

В ущелье камни.

И неба черное пятно

Висит над нами.

А на гитаре – три струны.

Беда, ей-богу.

Чехли снарягу, пацаны.

Пора в дорогу.

Давай по маленькой, братан,

Да за удачу.

Пока мы тут, не спит шайтан.

Боится, значит.

Пыль дорожных километров
Оседает на душе…
…Мама, мама, где ты, где ты?
Не вернуться мне уже.
Камуфляж буреет густо.
Я упал. Ни рук, ни ног....
Мама… мама… больно…пусто…
На гвоздочке – ремешок.
Небо рухнуло на землю.
Закружилась голова.
Ты ждала через неделю…
Мама, подо мной – трава…
Я смотрю через ромашку.
Вижу – все бегут, бегут.
Мама, я люблю Наташку…
Мама, холодно мне тут…
То ли травку, то ли волосы
Полощет ветерок.
Еле слышный вздох уносит
Белый-белый лепесток…

Укутано небо дождём и туманом.
Вертушка на взлётке, а видимость – ноль.
Боец – на носилках. Тяжёлая рана.
И – боль. Безысходная, жгучая боль.
А госпиталь – там, за Аргунским ущельем.
И там не юга, там – район боевых.
Но в сердце пульсирует вера в спасенье,
И хочется числиться в списках живых.
...Нам Бог помогал. И в Шатойском районе
Районный начальник сам взялся за руль.
Не думал никто о возможной погоне,
Никто не боялся снарядов и пуль.
Хлестал по колёсам колючий терновник,
Водитель кряхтел, выбирая маршрут.
Вот так мы и мчались: чеченец, полковник,
И еле живой черноглазый якут.
Последний блокпост. Перекрыта дорога.
На нас – автоматы: "Стой! Дальше нельзя!"
А им бы – полмира поднять по тревоге.
А нам – помолиться бы на образа...
Недолго пришлось простоять под прицелом:
Могли разобраться, могли пристрелить,
Но всё обошлось. И в эфир полетело:
"Полковник и раненый. Всем – пропустить."
...Потом они мчались по минному полю
Туда, в Ханкалу, где уже их не ждут.
И резали мглу на часы непокоя
Небритый полковник и мальчик-якут...
Закончилось всё на четвёртые сутки.
Мальчишку спасли. Он теперь не умрёт.
А док обо всём говорит, как о шутке.
Кому ещё так на земле повезёт?

Снова "чехи" вышли на тропу войны.
Снова - март. Опять пошла "зелёнка".
Пьяно солнце жмурится в стопке тишины,
Да по плацу стелется позёмка.
Пыль – везде. Куда её, мать твою, девать?
В берцах, на зубах, под камуфляжем...
Мы и этой ночью не ложились спать.
Мы, как говорят у нас – на страже.
Враг лица не кажет, всё – исподтишка:
То – фугас, то – мина на дороге.
И висит в МИ-8 чёрная тоска,
И ругает всех сержант Серёга...

Друг мой, Пашка Зуев, ты меня прости,
Знать судьба у нас с тобой такая...
Мне до гроба, Пашка, эту боль нести.
Нет той боли ни конца, ни края.
Мы с тобой успели вместе покурить,
Ты ещё успел сказать: "До встречи..."
А теперь твой батька будет землю рыть,
Будут на поминках гаснуть свечи...
Скрипнула калитка, солнышко взошло.
Утро без войны – чудное зелье.
Слишком мало, Пашка, времени прошло.
Как ты там, в своей небесной келье?
Дома твоя Юлька розой расцвела,
Что я ей скажу, когда приеду?
Да меня ж так даже мамка не ждала.
Как смотреть в глаза слепому деду?
Снова "чехи" вышли на тропу войны.
Снова - март. Опять пошла "зелёнка".
Пьяно солнце жмурится в стопке тишины,
И по плацу стелется позёмка...

А я стою на блокпосту

Дорогу вижу за версту.

Я связь с ребятами держу.

Я не скучаю:

Что б ни стряслось тут у меня,

Раз нету дыма без огня,

Они примчатся и спасут,

Я точно знаю!

Такая выпала судьба:

Тут – тишина, а там – стрельба,

Там дождь идёт, а тут пурга

Над полем воет.

Стоит, как крепость, наш блокпост,

А в нём – любовь к добру и злость,

Злость на того, кто посягнуть

Смог на святое.

Бронежилет – не в полный рост.

Но он – на мне. И вывод прост:

Враг не пройдёт через КП,

Пока мы живы.

Ещё два месяца – и в путь.

Туда, где со слезами ждут.

Ну, а пока ты на посту,

Не спи, служивый.

Нет, ещё не время умирать!
Пылью на зубах – весна двадцатая...
Что ж ты с нами так, Россия-мать?
Посмотри, ведь ты ж – сама распятая:
В рубище стоишь, тряся сумой,
И ручьём кровавым слёзы катятся.
Вороны кружат над головой:
Сотни лет им, а они не старятся.
Ничего, вот кончится война,
Пеплом на снегу застынет прошлое.
Зазвенит гитарная струна,
Будет в жизни что-нибудь хорошее.
Нет, ещё не время умирать!
Милая моя, мы скоро встретимся!
Ты прости, я не успел сказать -
Мы с тобой под Новый год поженимся!
Дом построим! Заведём детей!
Будет наша мама с ними нянчиться!
Ты не слушай сводки новостей, -
Я – живой! Среди других не значусь я!
Нет! Ещё не время умирать!..

Только вдруг качнулось небо синее,
Что-то он хотел ещё сказать.
И кого-то тихо звал по имени…

Миг... И – тишина. И – одиночество.
Пустота – с рассветами, с закатами...
Как же мне тебя увидеть хочется...
Что за жизнь – солдатками, солдатами?..
Жизнь и смерть. Свист пули. Взрыв. Падение.
Небо. Взлёт. И – взгляд со стороны...
Верить и не верить – в воскресение.
Жить или не жить – после войны…

Ко всему человек привыкает.
Вот и я привыкаю уже.
Кто-то плавает, кто-то летает,
Зависая на вираже.
Пусть остался мой дед в сорок первом,
И в Афгане погиб мой отец, -
Есть война, есть железные нервы,
Только это ещё не конец.
Снова в госпиталь в бронежилетах
Прорываются наши бойцы.
Боль стерплю я любую, но эту
Не простят мне чужие отцы:
В старом БэТэРе тихо, без всхлипа,
С автоматом в холодных руках,
Умирает Володька Архипов,
А вокруг расползается страх.
Мы в миру не видали такого:
Из-под тельника – в хлам – полруки.
Наклонился анестезиолог:
«Обойдётся, малыш, потерпи...»
Мы ушли, а Володька остался.
Для него отгремела война.
Только я не успел попрощаться, -
Значит, врёшь – не помрёшь, старина!

Поиск по сайту: