Гней Помпей Великий

Гней Помпей происходил из семейства, принадлежавшего к сословию римских всадников и уже около 60 лет считавшегося консульским. Отец его Кн. Помпей Страбон (Косой), со славой командовавший в Марсийской войне в качестве консула, всеми ненавидим за свой дурной характер, жестокость и корыстолюбие. Сын его Гней родился в 106 г. – в год рождения Цицерона, вместе с которым сделал свои первые походы в Марсийской войне в войске своего отца. Затем вместе с отцом он сражался с Цинной в битве у Коллинских ворот. Когда в 87 г. Риму грозили Цинна и Марий, оптиматы призвали Помпея с войском на защиту города, но он обнаружил двусмысленную, изменническую медлительность. Цинна подкупил товарища молодого Помпея, Л. Теренция, чтобы тот убил обоих Помпеев, молодой человек благоразумной предусмотрительностью предупредил покушение и успокоил мятежных солдат, замышлявших убить ненавистного Страбона. Вскоре после этого он был убит молнией. Во время погребения толпа, нанятая оптиматами, сбросила его труп с носилок крючьями потащила его по улицам. После смерти отца он вынужден был некоторое время скрываться от господствовавших в Риме приверженцев Мария и явился только После смерти последнего, в 86 г., вероятно, полагаясь на уверения преемника Мария, консула Кн. Карбона. Враги обвинили его, как наследника и сообщника Страбона, в сокрытии добычи, взятой из Аскулума. Он спасся тем, что тайно обручился с дочерью П. Антистия, производившего следствие. Это не укрылось от народа, и когда Антистий объявил оправдательный приговор, народ, как бы по данному знаку, воскликнул «Талассио!» – как восклицали, по старому обычаю, встречая новобрачных.

Преследования марианцев заранее указали молодому Помпею его место среди партий. Когда Сулла после войны с Митридатом возвратился в Италию, чтобы свести счеты с марианцами, Помпей навербовал в Пиценуме, где он был самым богатым землевладельцем и потому имел значительное влияние, отряд в три легиона для помощи Сулле. Три марианских полководца окружили его тремя лагерями; но он разбил одного из них, М. Брута, вследствие чего другие отступили, и победоносно пошел навстречу Сулле, который высадился в это время в Брундизии (83 г.). Честолюбивый юноша стремился к отличию и славе; он хотел заслонить собой остальных друзей Суллы, явившихся также со своими войсками. Сулла разгадал его при первой же встрече, когда он вывел нему на смотр свое прекрасно одетое войско в отличном состоянии и с блестящим вооружением; полководец соскочил с лошади и поздравил 23-летнего юношу, честного человека, с титулом императора, т. е. самостоятельного полководца. Таким образом, исполнилось желание честолюбивого юноши; неслыханное отличие сделало его безусловно преданным Сулле. Он весьма усердно сражался за Суллу в Италии и оказал ему важные услуги. Чтобы еще более привязать его к себе, Сулла выдал за него свою падчерицу Эмилию. Эмилия была обручена с Манием Глабрионом и должна была расстаться с ним. Помпей также был уже женат; он послал разводное письмо своей жен Антистии, отец которой за ее брак с ним был убит марианцами; мать ее, Кадьпурния, в отчаянии убила себя. Эмилия вскоре умерла.

Когда война в Италии закончилась, бежавшие предводители марианцев стали готовиться к новым сражениям за морем, в Сицилии, Африке и Испании. Помпей, по предложению Суллы, взялся их уничтожить. Сначала он стал готовиться к походу на Кн. Карбона, который прибыл в Сицилию из Африки, но при известии о высадке неприятеля бежал на Коссиру, маленький остров между Сицилией и Африкой, Он был схвачен и в цепях привезен в Лилибеум. Здесь Помпей приказал умертвить его товарищей, даже не увидав их; напротив, Карбона, который некогда избавил его от преследований марианцев, человека, трижды бывшего консулом, молодой человек подверг формальному суду и, не тронутый его слезами и просьбами, холодно и торжественно произнес смертный приговор. За этот безжалостный суд современники жестоко порицали его; его называли мальчишкой-палачом (adolescentulus carnifex). Для военных подвигов в Сицилии не представлялось случая; он устроил дела на острове и с большим флотом из 120 военных и 800 транспортных кораблей переправился в Африку. Там он встретил войско Кн. Домиция Меднобородого (Ahenobarbus) в союзе с Парбом, царем нумидийским. Оба эти полководца со своими войсками были не в состоянии бороться с такой силой; Меднобородый пал после храброго сопротивления, Парб убежал, но скоро попал в руки Помпею и был казнен. Его царство отдано было родственнику его Гиемпсалу.

За несколько месяцев Помпей окончил поход; в упомянутом сражении он показал себя, как и всегда, храбрым, способным воином, сражаясь без шлема впереди своих солдат; но с таким войском, какое было в его распоряжении, Самый заурядный полководец мог бы так же хорошо исполнить свою задачу. Его победа вовсе не доказывала его военных талантов; но он все-таки имел притязания на отличие и славу; он помышлял о триумфе, в котором мог бы явиться с блеском как покоритель Африки. Ради этого он занялся охотой на львов и слонов, чтобы показаться в Риме с этими животными. Но в это время он неожиданно получил от Суллы приказ распустить свое войско, оставив только один легион, и ждать в Утике своего преемника; таким образом, ему пришлось возвратиться в Рим уже не полководцем, а частным человеком; его лучшие надежды были разбиты. Сам он не решался на открытое сопротивление; но войско, вероятно, по его побуждениям, воспротивилось приказу и, восстав против тирана Суллы, объявило, что оно не расстанется со своим полководцем. В Италии распространился слух об измене Помпея, и Сулла жаловался на свою судьбу, говоря, что ему на старости лет приходится сражаться с мальчишками – еще недавно он воевал с молодым Марием, теперь должен идти против Помпея. Но вскоре тот получил успокаивающее известие: оставить при себе армию. Таким образом, Помпей возвратился в Италию с войском и был встречен толпой народа как второй Александр; сам Сулла вышел ему навстречу, дружески протянул ему руку и громко поздравил его с титулом «Великий» (Magnus), перешедшим впоследствии и на его род. Но Помпей не удовлетворился этим лестным отличием; он требовал триумфа, вопреки закону и обычаю, так как триумф давался только тому, кто исполнял, прежде или теперь, высшие государственные должности; а Помпей не занимал еще никакой государственной должности, он был только помощником полководца, легатом диктатора Суллы. Но именно необыкновенное, чрезвычайное и привлекало тщеславного юношу, потому что этим доказывалось, что его подвиги были необыкновенны. Сулла противился его желанию, говоря, что у него еще не отросла борода, что он еще слишком молод для сенаторства, и если он, несмотря на то, вступит в город триумфатором, то это сделает ненавистным правление самого Суллы, а против Помпея возбудит всех граждан. Помпей не отступал и даже заметил Сулле, что восходящее солнце имеет больше почитателей, чем заходящее. Диктатор не побоялся такой угрозы «мальчика», но, досадуя на безграничную дерзость, воскликнул: «Ну пусть же будет ему триумф!» Этим закончились между ними все счеты. Таким образом, Помпей получил триумф и 80 г., двадцати шести лет от роду, как простой всадник, не будучи еще квестором. Чтобы сделать шествие более торжественным, он хотел въехать в город на четверке слонов; но, на его беду, ворота оказались слишком узкими, и он должен был довольствоваться простыми лошадьми. Солдаты также не с особенной радостью участвовали в триумфе. Им было досадно, что денежные подарки не соответствовали их ожиданиям, и потому они хотели при его вступлении в город поднять шум и испортить триумф; только тогда, когда он объявил им, что скорее откажется от триумфа, чем потерпит от них дерзость, они успокоились и смирно пошли за триумфальной колесницей.

С этих пор Сулла стал относиться к Помпею весьма холодно. Он увидел неразумность его стремлений и понял, что он, имея в виду только ближайшее, действует необдуманно, без плана, руководствуется единственно честолюбием и расходится с партией оптиматов, на которую ему следовало бы опираться. Когда в 79 г. Сулла помогал Кв. Катулу добиться консульства, Помпей употребил все усилия, чтобы доставить эту должность его недостойному сопернику М. Эмилию Лепиду; его тщеславие было польщено тем, что он, простой всадник, еще не бывший квестором, может дать государству консула против воли могущественного Суллы. С помощью народа, любимцем которого он уже успел сделаться, он добился того, что Лепид назначен был консулом на первом месте, между тем как Катул, кандидат, выдвинутый Суллой, получил только второе место. Когда Сулла увидел его, гордо идущего по форуму домой в сопровождении толпы народа, он воскликнул, обращаясь к нему: «Я вижу, молодой человек, что ты радуешься своей победе. Прекрасно и достойно похвалы, что Лепид избран в консулы прежде Катула, негодяй прежде честного человека, чего ты добился у народа; но я посоветую тебе быть настороже, не спать, потому что ты дал меч в руки своему врагу».

Эти слова скоро исполнились. Лепид еще при жизни старался унизить Суллу перед народом, а после смерти его в 78 г. старался воспрепятствовать его погребению на Марсовом поле и предложил народу проекты законов, имевших целью уничтожить учреждения Суллы и господство знати над массой. При этом он рассчитывал на поддержку Помпея, бывшего до сих пор его союзником, тем более что Сулла не упомянул о нем в своем завещании и опекуном своего сына назначил не его, а Лукулла; но Помпей, в действиях которого не было никакой обдуманности и последовательности, обратился теперь в другую сторону и вместе с консулом Катулом стал во главе знати с целью противодействовать Лепиду и отстаивать законы Суллы. Лепид собрал в Этрурии войско против Рима, но был побежден Помпеем и Катулом и бежал в Сардинию, где вскоре и умер от сухотки. Союзник его М. Брут, отец убийцы Цезаря, укрепился в Мутине; Помпей предоставил ему возможность свободно удалиться туда; но на следующий день он был убит подосланным от Помпея убийцей. Сын Лепида, Корнелий Сципион Эмилиан, попал в плен и был казнен по приказанию Помпея.

После победы над Лепидом Катул потребовал, чтобы Помпей распустил свое войско; но тот под разными предлогами оставался с войском недалеко от Рима, ожидая, что ему будет поручено вести войну с Серторием в Испании. Серторий один из всех марианцев оставался еще непобежденным и причинял господствующей в Риме партии немало хлопот. Метелл Пий ничего не мог с ним сделать, и в Риме начали уже опасаться, как бы он не явился со своим победоносным войском в Италию и не начал здесь новую междоусобную войну. Сенат затруднялся относительно выбора полководца, который мог бы потягаться с Серторием; кроме Помпея, из всей партии никто не мог или не хотел идти на помощь Метеллу, не исключая и консулов, а Помпея не хотели снова сделать главнокомандующим, боясь диктатуры. Наконец, Л. Филипп с обычным прямодушием заявил в сенате, что нет другого средства, как послать в Испанию Помпея, но что он едва ли может и хочет действовать в другой должности, кроме должности проконсула. «Проконсула? – спросил один сенатор. – Частное лицо, всадник?» – «Да, – отвечал Филипп с горькой усмешкой, – ведь он пойдет не за одного, а за двух консулов». Предложение было принято.

В 76 г. Помпей отправился в Испанию с войском в 30 тыс. пехоты и 1 тыс. конницы, чтобы вместе с Метеллом вести войну против Сертория. Теперь он впервые имел своим противником способного полководца, и выше мы видели, какую плохую шутку сыграл Серторий с избалованным Помпеем. Серторий был побежден не Помпеем и Метеллом, а мятежом собственного войска; только тогда, когда он пал от кинжала убийцы и когда во главе войска стал неспособный Перперна, победа легко далась Помпею и Испания была снова подчинена римлянам (72 г.). Метелл после смерти Сертория успокоился и предоставил окончание войны Помпею. Когда Метелл ушел от него в Италию, Помпей начал превозноситься своими успехами и стал представлять себя единственным человеком, сумевшим умиротворить Испанию. На монетах, которые он приказал выбить своему легату М. Публицию, Испания подает ему пальмовую ветку, а надпись на трофеях, поставленных им в Пиренеях, на границе между Испанией и Галлией, близ Венериных ворот, гласила, что он покорил 876 городов от Альп до самых крайних пределов Испании. Каким он превозносил себя и считал великим, так думал о нем и римский народ, судивший только по внешности и считавший его непобедимым и незаменимым героем и нетерпеливо ждавший его возвращения, желая, чтобы он освободил Италию от опасного восстания рабов.

В то время когда Помпей и Метелл сражались на западе, а Лукулл – на востоке государства, восстание, вспыхнувшее в 73 г. среди рабов и гладиаторов, привело самую Италию на край погибели. Количество рабов в римских провинциях, особенно в Италии и Сицилии, с течением времени несоразмерно увеличилось, и эта многочисленная толпа, при том отчаянно бедственном положении, в каком находилась большая часть ее, составляла опасный класс общества. Восстания рабов происходили во многих местностях государства, и римлянам приходилось уже два раза вести со своими рабами кровопролитную войну в Сицилии (135-132 гг., 102-100 гг.). В Италии, во время политической неурядицы, в массах рабов накопилось так много неудовольствия, что из-за незначительного повода возникла большая и опасная война. Сильнейшие и храбрейшие из военнопленных назначались обыкновенно для любимых в то время гладиаторских игр, во время которых они должны были биться между собой не на жизнь, а на смерть для потехи толпы; существовало много заведений, в которых они содержались и обучались, например в Капуе и Равенне, В 73 г. в Капуе несколько таких рабов бежало из гладиаторской школы Лентула Батиата; во главе их стали два кельта, Крикс и Эномай, и один фракиец, Спартак. Они бросились к Везувию, где толпа их, состоявшая сначала только из 74 человек, вскоре значительно увеличилась. Они так беспокоили страну своими разбойничьими набегами, что жители не могли защищаться от них и обратились в Рим с просьбой о помощи. Посланный против них отряд в 3 тыс. человек был рассеян и бежал, оставив разбойникам свое оружие. Когда против них выступил претор П. Вариний с двумя легионами, они отступили через Силар в Луканию. Здесь они разбили Вариния и захватили его лагерь вместе с его конем и знаками его должности. После того со всех сторон стали стекаться сюда рабы из Южной Италии, особенно храбрые полудикие пастухи; в количестве 40 тыс. человек, они снова вторглись в Кампанию, и скоро открытая местность всей Южной Италии и немало городов были в их руках. Все дрожало перед рабами, разорвавшими свои оковы; дикие орды страшно мстили своим прежним притеснителям. Чтобы потушить пожар, грозивший распространиться по всей Италии, в следующем году посланы были против бунтовщиков оба консула. Одно полчище их под начальством Крикса было уничтожено при Гаргане в Апулии претором Кв. Аррием, помощником консула Л. Геллия; но Спартак, храбрый воин и способный полководец, сражался весьма удачно в Апеннинах и в Верхней Италии. Один за другим терпели от него поражение консул Кн. Лентул, консул Геллий, претор Аррий и, наконец, при Мутине наместник Ближней Галлии К. Кассий. Спартак был предусмотрителен и знал, что он со своими непокорными разбойничьими шайками не может долго сопротивляться римской республике, и потому хотел перейти через Альпы, чтобы предоставить себе и своим воинам возможность возвратиться на родину – к кельтам и фракийцам; но шайки падкие на добычу, хотели сперва разграбить Италию. Он повел их назад и сначала пошел по дороге к Риму, но затем, по желанию своего войска, свернул в окрестные области для грабежа. Потерпев поражение, римляне поручили главное начальство в походе против рабов претору. М. Крассу, который при Сулле показал себя способным полководцем, и дали ему восемь легионов. Он подчинил распущенных солдат дисциплине, приказав казнить десятого из того отряда, который бежал от разбойников, побросав оружие. В ближайшем сражении он разбил Спартака и принудил его отступить через Луканию в Рециум, откуда он рассчитывал переправиться в Сицилию на кораблях пиратов. Пираты взяли условленную цену, и когда имущество войска рабов было уже частью на их кораблях, вероломно уехали. Тогда Красс заградил Бруттийский полуостров, на котором стоял Спартак, валом в семь немецких миль длиной, от моря до моря; но Спартак в темную зимнюю ночь прорвался сквозь линию укреплений и снова пошел в Луканию. Здесь среди рабов начались разногласия; кельты и германцы, избрав собственного вождя, отделились от Спартака и были поодиночке уничтожены Крассом. Войска принудили Спартака идти в Апулию и вступить в решительное сражение с Крассом. Перед битвой он убил свою лошадь, чтобы разделить опасность со своим войском; в битве он пал геройской смертью. С ним пали храбрейшие из его воинов; остальные рассеялись, и отдельные шайки их были уничтожены или захвачены в плен и умерли смертью рабов – на кресте. По дороге из Капуи в Рим поставлено было 6 тыс. крестов с распятыми рабами.

Так была окончена Крассом война с рабами в 71 г. 5 тыс. рабов, бежавших из последнего сражения, поспешили в верхнюю Италию, чтобы оттуда спастись за Альпами. Их встретил и разбил Помпей, возвращаясь со своим войском из Испании. Затем он объявил сенату, что Красс победил рабов, а он уничтожил войну в корне. Народ поверил ему и охотно стал повторять его хвастливые слова, так как народ был ему предан и охотно платил ему дань уважения; но высокомерие Помпея должно было оскорбить Красса, так как Помпей, пользуясь незначительной удачей, старался лишить его заслуженных лавров. Между Помпеем и оптиматами со времени войны с Серторием начались пререкания. Он упрекал сенат в том, что ему не оказали достаточной поддержки в Испании, а оптиматы завидовали ему и опасались этого человека, так высоко поднявшегося из сословия всадников. Чтобы иметь поддержку против сенатской партии, Помпей оставался во главе своего войска, которое было ему вполне предано, и, стоя перед воротами Рима, требовал для своих солдат надела земли, для себя – триумфа и консульства на следующий год. Сенат не был склонен согласиться на это, так как оба последних требования были противозаконны. Консулом мог сделаться только тот, кто прошел иерархическую градацию почетных должностей, начиная с квестуры, а Помпей не был еще и квестором; триумф также по закону мог быть дан только тому, кто занимал высшую должность в государстве. Чтобы достичь своей цели, Помпей, прежний приверженец Суллы, бывший до сих пор щитом и мечом сенатской партии, вступил в союз с демократами. Точно так же и Красс, который все еще находился во главе своей армии и, подобно Помпею, больше думал о себе, чем о государстве, теперь счел за лучшее подавить свое недовольство Помпеем и перейти на его сторону, вместо того чтобы защищать аристократию против сильного союза Помпея с демократической партией. Такому союзу сенат не мог противиться и согласился назначить обоих возмутившихся полководцев консулами на следующий, 70 г., дать Помпею триумф и наделить его солдат землей. Трибун М. Лоллий Паликан, в угоду Помпею, который в качестве полководца не мог войти в город до триумфа, устроил народное собрание перед городскими воротами, и в этом собрании Помпей открыто признал программу народной партии. При восторженных криках толпы он объявил, что не потерпит долее ограничений трибунской власти, установленных Суллой, и обещал улучшить провинциальную администрацию и суд. Затем, 31 декабря, он получил триумф над Испанией.

На следующий день, 1 января 70 г., Помпей и Красс вступили в должность консулов и отправились в Капитолий, чтобы исполнить первую свою обязанность – молитву и жертвоприношение. Впоследствии оба консула один перед другим старались приобрести расположение народа: Помпей – удовлетворяя страсти толпы к зрелищам и предлагая благоприятные для народа законопроекты, Красс – первый богач в Риме – щедро наделяя народ хлебом и съестными припасами. Но Помпей все-таки затмил своего товарища, которому он доставил консульство своим ходатайством, так что тот снова стал склоняться на сторону сената и соперничать с Помпеем. Помпей снискал себе благосклонность народа всего более тем, что действовал в пользу отмены учреждений Суллы и в сущности восстанавливал учреждения, существовавшие до Суллы. Так, законом, который он сам предложил, он восстановил полную власть трибунов и сделал это не только для того, чтобы привлечь народ на свою сторону, но и для того, чтобы иметь в трибунах орудие своего честолюбия; при помощи претора Аврелия Котты он отнял у сената исключительное право суда, так что с тех пор только одна треть судей стала выбираться из сенаторов, а остальные две трети – из сословия всадников. Цензуру, отмененную Суллой, Помпей также восстановил. В цензоры были выбраны Кн. Лентул и Л. Геллий, два человека, которые во время войны с рабами в 72 г. лишены были сенатом начальства над войсками за свои дурные распоряжения. Находясь теперь в полном распоряжении могущественного Помпея, доставившего им такую важную должность, они стали мстить сенату строгой люстрацией и вычеркнули из списка сенаторов не менее 64 человек.

Когда цензоры производили люстрацию и всадники, ведя своих лошадей, проходили перед ними для смотра, то и консул, всадник Помпей, чтобы показать всему миру свое необыкновенное положение, явился со смиренной гордостью на форуме со всеми отличиями своей консульской власти, ведя под уздцы своего коня. Толпа почтительно расступилась перед шедшими впереди ликторами и с изумлением, в глубоком молчании, смотрела, как он подвел своего коня к трибуналу озадаченных цензоров. Старший из них обратился к нему с обычным вопросом: «Я спрашиваю тебя, Помпей Великий, участвовал ли ты во всех походах, предписанных законом?» На что Помпей громким голосом отвечал: «Да, во всех, и во всех под моим собственным начальством». Площадь взорвалась от громких и радостных криков одобрения толпы, которым не было конца; проверка ценза кончилась, цензоры встали и вместе с радостной толпой проводили торжествующего консула до дома.

Помпей обещал после триумфа распустить свое испанское войско, но не сдержал своего слова: войско все еще стояло перед городом, чтобы служить ему поддержкой при государственных реформах. Потому и Красс также не распускал своего войска, стоявшего перед городом. Казалось, что один из двух полководцев, Помпей в союзе с демократией или Красс в союзе с сенатской партией, создаст для себя военную диктатуру, какую создал Сулла; больше шансов на это имел Помпей, на которого толпа смотрела как на будущего повелителя государства. Но ни сенат, ни народная партия не хотели такого оборота дел. Так как Помпей отказывался распустить свое войско, потому что не доверял Крассу, то люди народной партии, среди которых Цезарь играл важнейшую роль, попытались уговорить Красса сделать первый шаг к примирению и таким образом обезоружить Помпея. Устроили такую сцену, что Красс перед всеми должен был протянуть своему товарищу руку в знак примирения и лестью отнять у этого тщеславного и недальновидного человека орудие его силы. Некто Аврелий взошел на ораторскую трибуну в народном собрании и рассказал о том, как явился ему Юпитер и поручил ему передать консулам, что они должны оставить свою должность, не иначе как снова сделавшись друзьями, Помпей при этих словах не двинулся с места; но Красс подошел к нему, взял его за руку и заговорил с ним, а затем сказал народу: «Сограждане, я думаю, что я не сделал ничего бесчестного и унизительного, если первый уступил Помпею, которого вы почтили титулом Великого еще в то время, когда он был безбородым юношей, и который получил два триумфа, еще не будучи членом сената». Помпей не мог отказаться от примирения, а затем, незадолго до окончания своего консульства, распустил и свое войско, которое он уж не имел предлога держать. Хотя он охотно взял бы на себя роль диктатора, но у него не хватало духа переступить границы закона. Сложив с себя консульство, он считал унизительным для себя принять в свое управление провинцию и в 69 и 68 гг. оставался в Риме частным человеком. Он жил уединенно и лишь изредка показывался народу, всегда в сопровождении большой свиты, чем он старался придать себе важный вид знатного человека; говорить с ним или даже видеть его можно было только с трудом, потому что за ним всегда шла большая толпа. Так, с гордой самоуверенностью, выжидал он нового почетного назначения, пока ему снова не представился случай для блестящей деятельности. Это случилось скоро.

Пиратство на Средиземном море с давних пор было делом обычным; но в первые десятилетия последнего века до P. X. эти беспорядки дошли до ужасающих размеров. Теперь уже не отдельные разбойничьи суда подстерегали в море купцов или грабили по берегам; корсары сделались теперь силой и со времени первой войны с Митридатом образовали нечто вроде государства с особым духом общественности и с прочной организацией; и это-то государство, по-видимому, хотело разделить с римлянами господство над миром. Они называли себя киликийцами, потому что многие из них принадлежали к этому племени; но все племена, жившие на берегах Средиземного моря, имели среди этого общества своих представителей. Преследуемые, притесняемые или разоренные жители римских провинций, особенно из азиатских стран, бежавшие приверженцы различных побежденных партий, искатели приключений всякого рода – все бросались на море, где их не могла достать рука римской республики, морские силы которой находились в упадке, и здесь производили насилие в отместку за свои прежние страдания, мстили гражданским общинам, изгнавшим их из своей среды, вели войну со всем миром.

Римляне неоднократно посылали флот и полководцев для уничтожения пиратов. В 79 г. консул Н. Сервилий Ватия в кровопролитном сражении разбил пиратский флот, разрушил много городов, принадлежавших им на южном берегу Малой Азии, затем в трехлетней кампании (78-76 гг.) в Исаврии, богатой заливами и горами, разрушил множество разбойничьих притонов среди скал, за что и получил прозвание Исаврийского; но этим зло еще не было искоренено. Вскоре после его возвращения в Рим разбой начался снова и с еще большей силой. В 74 г. против пиратов был послан М. Антоний, сын оратора и отец триумвира, с обширными полномочиями; но своим неудачным походом он заслужил только насмешки и позор. Дело становилось час от часу хуже и невыносимее. Римский флот ушел с места битвы; даже легионы ждали только зимы, чтобы перебраться через море, не подвергаясь опасности со стороны пиратов: все государственное управление расстроилось, всякие сношение были затруднены. Денежные посылки наместников и сборщиков податей попадали в руки пиратов, торговый люд лишился барышей, пошлины и другие государственные доходы стали уменьшаться, прибрежные нивы оставались необработанными, подвоз хлеба в Италию и в Рим был отрезан. Такому положению дел необходимо было положить конец; этого требовали нужда и честь римского имени.

Тогда, в 67 г., трибун Авл Габиний, человек разорившийся, но хороший солдат и ловкий делец, выступил – может быть, по воле Помпея – с предложением, чтобы для усмирения морских разбойников выбран был из бывших консулов главнокомандующий с неограниченной консульской властью, без ответственности, на три года, которому предоставлена была бы верховная власть над всем Средиземным морем и над всеми берегами на протяжении десяти миль от моря внутрь страны; он должен избрать из сената 15 подчиненных ему полководцев с преторской властью, иметь право брать из государственной казны и провинциальных казначейств столько денег, сколько ему будет угодно; ему даются 200 кораблей с полномочием набрать самому требуемое число солдат и матросов. Народ принял это предложение с восторгом, потому что дороговизна довела его почти до голода, и тотчас же было указано на Помпея как на человека, которого следует избрать для выполнения этой задачи. Но сенатская партия была против Помпея; она боялась предоставить такую большую власть человеку, который уже два раза заставлял делать себе уступки, находясь во главе войска.

На другой день, когда началось голосование, Помпей, чтобы казаться беспристрастным, удалился из города в свою деревню Алъбанум. Когда закон был принят народным собранием, Помпей в следующую же ночь возвратился в Рим. На другой день поутру он явился публично, и народ принял его с восторгом. При громадном стечении народа он совершил жертвоприношение и в новом собрании, при помощи Габиния, добился того, что народ, в благодарность за готовность Помпея служить ему, придал своему постановлению еще более широкие размеры. В его распоряжение предоставлено было 500 кораблей, 120 тыс. человек пехоты, 5 тыс. конницы и 24 помощника полководца вместе с двумя квесторами. «В тот же самый день благодаря надежде, пробудившейся при одном имени этого человека, хлеб, после крайнего недостатка, внезапно подешевел до такой степени, как этого можно было ожидать только после богатейшей жатвы во время продолжительного мира».

Помпей блистательно оправдал ожидание народа; ни в одной из своих войн он не обнаруживал таких способностей и такой деятельности, как в войне с морскими разбойниками. Впрочем, он обладал такою властью, которая могла сокрушить все. Его военный план был составлен мастерски. Вся война продолжалась не более трех месяцев и была скорее облавой, чем настоящей войной, так как пираты не решались вступать в сражение и, не имея возможности спасаться бегством, большей частью сдавались вместе со своими кораблями, женами и детьми. Только самые отчаянные и преступные из них спаслись вместе со своими семействами и сокровищами в крепостях Тавра и вышли против Помпея на мысе Коракезион, на западной границе дикой Киликии. Они были разбиты и покорились. Так как Помпей щадил покорившихся и обращался с ними мягко, то они указывали ему разбойничьи притоны в горах, так что он избавился от продолжительной и опасной войны в горах. Таким образом, пиратство было совершенно уничтожено. Пленные пираты были поселены в разных местах: лучшие – в городе Содой, в Киликии, получившем теперь имя Помпейополиса, другие в Адане, Мадле и Эпифании – в Киликии же, немногие из остальных – в Димэ, в Ахаии и в Калабрии. В то время когда Помпей был еще занят наведением порядка в южной части Малой Азии, городские общины острова Крит отправили к нему послов с просьбой принять их под свое покровительство, так как они надеются, что он обойдется с ними лучше, чем проконсул Кв. Метелл, который уже второй год успешно ведет войну на острове, но обращается с покоренными жителями весьма жестоко. По закону Габиния власть Помпея распространялась, конечно, и на Крит; но Метелл еще с прошлого года вел здесь самостоятельную войну, не принадлежал к легатам Помпея и почти уже окончил покорение острова; он мог требовать, чтобы Помпей воздержался от вмешательства в критские дела. Но честолюбие Помпея нашло здесь новый удобный случай пожать там, где он не сеял; он принял критян под свое покровительство и послал на остров своего легата Д. Октавия, чтобы запретить Метеллу вести войну и принять взятые им города. Так как Метелл не послушался приказания Помпея и продолжал осаждать и брать города, то Октавий призвал сюда стоявшего в Ахаии легата Помпея, Л. Корнелия Сизенну, с войском, и таким образом между войсками Метелла и Помпея началась настоящая война. Надо было опасаться междоусобицы; но Помпей прекратил этот раздор, за который его порицали многие из его друзей, так как он уже рассчитывал, что его пошлют на место Лукулла против Митридата.

Благодаря быстрому окончанию войны с морскими разбойниками слава Помпея и расположение к нему народа чрезвычайно увеличились. Народ боготворил его, как величайшего своего благодетеля, и считал его способным на всякий подвиг. Было известно, что Помпей хотел получить начальство в войне с Митридатом и Тиграном, и народ был готов поручить ему эту войну в уверенности, что великий полководец быстро справится с азиатскими делами. Как мы уже знаем, Лукулл, вследствие мятежа своих солдат, потерял все, что было им приобретено с такой славой; его многочисленные враги в Риме, друзья Помпея, унижали его и выставляли Помпея единственным человеком, который в состоянии поправить дело. В начале 66 г. трибун Г. Манилий, подстрекаемый Помпеем, выступил перед народом и предложил закон, по которому Помпей, стоявший на зимних квартирах на южном берегу Малой Азии, должен был получить место главнокомандующего в войне с Митридатом и Тиграном, с неограниченной властью над войском и флотом на Востоке и с правами наместника не только в провинциях Азии, Вифинии и Киликии (вместо Лукулла, Глабриона и Марция Рекса), но и во всех других областях Азии до самой Армении. Хотя аристократия и была убеждена в том, что с Лукуллом поступают несправедливо и неблагодарно, так как ему, лишившись заслуженного почета, придется уступить свое место преемнику не для войны, а для триумфа, но большинство было против этого закона, главным образом из боязни, что Помпею будет предоставлено слишком много власти, что может сделаться опасным для свободы; они уговаривали друг друга высказаться в народном собрании против этого закона. Но во время восторженного народного голосования в пользу Помпея никто из них не решился противоречить народу, за исключением Кв. Катула и Кв. Гортензия. Последний заметил, что если возложить все на одного человека, то Помпей наиболее достоин этого; но возлагать все на одного нельзя. Катул напомнил, что не следовало бы отступать от примера и постановлений предков; но видя, что его речь не имеет успеха, окончил ее гневным восклицанием, обращаясь к сенаторам; «Так бегите же, как предки ваши, в горы и скалы, чтобы спасти свободу!» Закон поддерживали многие влиятельные люди, как, например, бывший консул Сервилий Исаврийский, претор Цицерон (в дошедшей и до нас речи Pro lege Manilla или De imperio Cn. Pompei) и друг народа Юлий Цезарь. Трибы единогласно одобрили этот закон.

Когда Помпей получил известие о решении народа и поздравления от окружавших его лиц, он сделал вид, что такая честь ему в тягость; с печальным лицом стал он жаловаться на своих врагов, которые не перестают навязывать ему новые труды, в надежде, что он когда-нибудь не вынесет их тяжести. Слышавшие эти жалобы хорошо понимали, как следует смотреть на них; самое страстное желание Помпея было исполнено. Он тотчас же перешел через Тавр, чтобы пожать там, где посеял Лукулл. Как мало обращал он внимания на последнего – это мы уже видели выше. Сосредоточив свои войска, он двинулся против Митридата, который сначала просил мира, но затем, когда ему было предложено сдаться безусловно и выдать перебежчиков, решился биться не на жизнь, а на смерть. Силы Митридата, как и Тиграна, сломлены были Лукуллом; у него оставалось только еще 30 тыс. человек пехоты и 2 тыс. конницы, только почетный караул для великого азиатского царя. Не давая сражение, он отступил перед Помпеем и ушел из своей земли, вероятно, для того, чтобы соединиться с Тиграном в Армении. В Малой Армении, недалеко от Евфрата, за который он старался спастись, но был настигнут римлянами ночью, в одном проходе, почти на том самом месте, где Помпей потом основал Никополь (Город Победы); Митридат потерял все свое войско: 10 тыс. было убито, 10 тыс. взято в плен, остальные разбежались. Царь вместе с 800 всадниками в самом начале сражения пробился сквозь римские войска; но скоро все разбежались, и он остался один, с тремя спутниками, в числе которых была одна из его жен, Гипсикратейя, которая в одежде персидского всадника всюду следовала за царем, заботилась о нем и утешала его. За ее мужество Митридат называл ее Гипсикратом. Мало-помалу вокруг бегущего царя снова собралось несколько человек. Прибыв в Синору, крепость в Малой Армении, где хранилась часть его сокровищ, он разделил между своими людьми драгоценные одежды и выдал им годовое жалованье. Гипсикратейе, одной из своих дочерей, бывшей вместе с ним, и каждому из своих друзей он дал смертоносный яд, который они должны были иметь при себе затем, чтобы никто из них не достался врагу против своей воли. Отсюда с 6 тыс. талантов он поспешил в Армению, чтобы купить покровительство Тиграна; но последний назначил 100 талантов награды за его голову, думая, что Митридат содействовал восстанию против него и его сына Тиграна. Поэтому Митридат поспешил удалиться мимо источников Евфрата в область Колхиду, где и перезимовал в Диоскурии.

Помпей не преследовал бежавшего Митридата, но вторгся в Армению, куда призвал его Тигран Младший, восставший против своего отца. Царь Тигран, видя, что его сыну и Помпею сдается город за городом, без войска, со своими друзьями отправился к Помпею просить мира. Когда он приблизился к римскому лагерю, стоявшему в 16 тыс. шагов от Артаксаты, все его спутники разбежались, и он поехал в лагерь один, без пурпура, только с высокой тиарой на голове и с царской повязкой. Здесь ликторы приказали ему спешиться, так как обычай никому не дозволял въезжать в римский лагерь на лошади. Он повиновался и при этом отдал ликторам свой меч. Явившись к Помпею, он, царь царей, снял с себя диадему, чтобы положить ее к его ногам и преклониться перед ним по азиатскому обычаю. Но Помпей не допустил его до такого унижения, снова возложил на него диадему и повел его в палатку. Здесь он указал ему место рядом с собой, а по другую сторону полководца сидел Тигран Младший, сердясь на то, что его отца еще признают царем. Помпей решил, что царь должен удержать за собой Армению, но отдать своему сыну, который должен ему наследовать, Софену и Гордиену; все остальные страны, завоеванные Тиграном, – Финикию и часть Киликии, Галатию и Каппадокию – он должен уступить Риму и заплатить 6 тыс. талантов военной контрибуции. Этим решением царь был так доволен, что, кроме 6 тыс. талантов, заплатил еще большую сумму для раздачи солдатам. Но молодой Тигран ожидал для себя большего; он не мог скрыть своего неудовольствия, и когда Помпей пригласил его к столу, он отвечал, что для того чтобы получить такую честь, он не нуждается в Помпее, и что он найдет то же самое у каждого римлянина. Так как он позволял себе еще тайные происки и преследовал отца, то Помпей приказал заключить его в оковы и потом взял его с собой в Рим, чтобы вывести его в триумфе.

Часть своих войск Помпей оставил под начальством легата А. Афрания между Евфратом и Араксом, а сам вышел из области Артаксаты к северу и расположился на зимовку около реки Кир (теперь Кура), на юго-восточной границе Кавказа. Это обеспокоило соседние кавказские пароды. Албанцы под начальством князя Оройза совершили набег на римский зимний лагерь, но были храбро отбиты. Царь иберов, Арток, втайне приготовлялся напасть на Помпея весной, когда тот пойдет через его страну в Колхиду, на Митридата; но Помпей разбил его и проник в Колхиду, где находился его флот под начальством Сервилия. В это время Митридат со своим верным войском пробрался по восточному и северному берегу Черного моря, частью по суши, частью на кораблях, в основанное им Боспорское царство, где низложил своего сына Маха, перешедшего к римлянам, и принудил его к самоубийству. Идти вслед за царем через Кавказ для Помпея было слишком затруднительно и опасно; потому он оставил Митридата покуда в покое и, под предлогом восстания албанцев в тылу, вернулся к нижнему течению Киры. По дороге он покорил албанцев и заключил с ними, а также с иберами и другими кавказскими племенами договор, вследствие которого они стали в зависимые отношения к Риму.

Отступив затем в Понтийское царство, покорив и разрушив здесь последние крепости, оказывавшие ему сопротивление, Помпей летом 64 г. отправился в Сирию, которая находилась в безнадежном состоянии. Сирийское царство Селевкидов совершенно распалось; царствующий дом Селевкидов, вследствие постоянных споров из-за престола, утратил свое могущество и значение, и князья арабских племен вместе с мелкими разбойниками бесчинствовали теперь между Евфратом и Средиземным морем. Только иудеи, освободившиеся в 167 г., под предводительством семейства Маккавеев, или Хасмонеев, из-под власти сирийских царей, по-видимому, старались приобрести себе политическое могущество; но внутренние религиозные и политические несогласия между фарисеями и саддукеями, во время пребывания в Азии Лукулла и Помпея, привели к кровопролитным междоусобицам, которые истощали силы нации. Против царя Аристобула, к которому примкнули саддукеи, восстали фарисеи, желая доставить господство его добродушному, но слабому брату Гиркану. Помпей прибыв в эту страну, стал на сторону фарисеев и приказал, чтобы царская власть была отменена, чтобы снова была восстановлена древняя власть первосвященников; Гиркана он сделал первосвященником и правителем. Аристобул покорился, но его фанатические приверженцы удалились на скалу Иерусалимского храма и упорно держались там в продолжение трех месяцев. В одну из суббот храм был взят Помпеем, и те, которые избежали смерти от меча солдат, окончили свою жизнь под топорами ликторов. Страна сделалась зависимой от римлян и должна была платить дань. Помпей сильной рукой положил конец беспорядкам и разбоям во всей Сирии; дом Селевкидов, от которого оставалось еще трое бессильных претендентов на царство, объявлен лишенным престола и Сирия стала римской провинцией.

Когда Помпей, в 63 г., выступил в поход на Петру, главный город набатеев в Аравийской пустыне, неподалеку от Иерихона прискакали к нему вестники, которые, как было видно по лавровым веткам, обвитым вокруг их копий, принесли ему радостную весть. Помпей в это время упражнялся в верховой езде, объезжая свой лагерь, и хотел сначала кончить свои упражнения, а затем принять посольство; но солдаты, столпившись вокруг него, стали осаждать его криками и просьбами, так что он слез с лошади, приказал подать себе письма и отправился в лагерь. Так как из-за недостатка времени солдаты еще не успели построить ораторской трибуны (она делалась обыкновенно из слоев дерна), то они с нетерпеливым любопытством торопливо снесли в кучу седла вьючных животных и устроили из них возвышение, на которое поднялся полководец, чтобы сообщить им новость. В письме заключалось известие, что Митридат умер: из-за восстания своего сына Фарнака он сам лишил себя жизни; Боспорское царство досталось теперь Фарнаку, который в своем письме заявлял, что вступает на престол для себя и для римлян. Войско выслушало это известие с громким одобрением и на радости устроило жертвоприношение и попойки, как будто бы с одним Митридатом погибло много тысяч неприятелей. Фарнак отослал труп отца в Понт к Помпею, который приказал похоронить его в царских гробницах Синопа.

Митридат был опасен для римлян до конца своей жизни; со смертью его война в Азии закончилась. Помпей употребил оставшееся время на устройство восточных дел, пользуясь своим полномочием в Малой Азии.

Распорядившись судьбами народов и государей Востока, Помпей осенью 62 г. стал готовиться к возвращению со своим войском в Италию. В Риме ожидали покрытого славой полководца, которому, во главе преданных ему войск, при том расположении, которым он пользовался у народа, было бы не трудно сделаться самодержавным. Еще в 63 г. Кв. Метелл Непот прибыл из лагеря Помпея в Рим, где устроил так, что его избрали трибуном на следующий год; он хотел доставить Помпею консульство и начальство в войне с Катилиной, который поднял оружие против Рима и Италии. Все видели, что Помпей старался удержать за собой военную власть в Италии, вероятно для того, чтобы доставить себе постоянную диктатуру, потому аристократы, особенно Катон, всеми силами противились предложениям Метелла; дело дошло до кровопролития между вооруженными толпами обеих партий, и Метелл был изгнан и лишен своей должности. Этим Помпей мог бы, конечно, воспользоваться, чтобы поднять народную войну и достичь желанного самодержавия; но каково было всеобщее удивление, когда он, высадившись в Брундизиуме, распустил все свое войско и в начале 61 г. поехал в Рим как частный человек. Как ни сильно желал он власти, но у него не было смелости для того, чтобы открыто нарушить законы. Свой триумф он отпраздновал 29 и 30 сентября, в 46-й год, своего рождения, и без войска. Теперь в третий раз он входил в Капитолий как триумфатор, как завоеватель Азии, между тем как раньше он праздновал победы над Африкой и Испанией, или, как ему приятно было слышать, над Европой. Большое количество вывезенных напоказ сокровищ пришлось оставить, хотя процессия шла два дня. На досках, которые несли впереди, были написаны имена покоренных народов и стран: Понт, Армения, Каппадокия, Пафлагония, Мидия, Колхида, иберы, албанцы, Сирия, Киликия, Месопотамия, Финикия, Палестина, Иудея, Аравия, наконец – морские разбойники. Там же было написано, что он взял 1 тыс. крепостей, около 900 городов и 800 кораблей, вновь основал 39 городов, увеличил дань с 50 до 85 млн. драхм и обогатил казну на 20 тыс. талантов. Тут же вели пленников, в числе которых, кроме начальников пиратов, были: молодой Тигран с женой и дочерью, Цозима, супруга царя Тиграна, Аристобул, царь иудейский, сестра, пять детей и несколько скифянок – жен Митридата, заложники от иберов, албанцев и царя Коммагены; множество трофеев в память обо всех битвах, которые были выиграны самим Помпеем или его подчиненными. В конце процессии ехал сам триумфатор на колеснице, украшенной драгоценными камнями, в одежде Александра Великого, с которым он охотно позволял себя сравнивать.

Блеск этого триумфа очень льстил его тщеславию, но не имел для него никакой реальной выгоды. Он желал прежде всего, чтобы сенат утвердил его распоряжения в Малой Азии, назначил его вторично консулом и согласился на раздачу земель, обещанных Помпеем своим солдатам. Но сенатская партия, особенно Катул, Катон, Лукулл, Метелл Критский, ставила ему всевозможные препятствия и отказалась исполнить его требования, так что он, не имея ловкости и удачи в борьбе политических партий и желая приобрести расположение масс, решил подкупом доставить своим друзьям должности, с тем чтобы они держали его сторону. Но его сообщники оказались неспособными, как и он сам; его сила и влияние, по-видимому, совершенно исчезали. В это время с ним сблизился Гай Юлий Цезарь, ловкий и энергичный предводитель народной партии, который и прежде оказал Помпею несколько услуг, хотя всегда имел в виду свои собственные интересы, а теперь предложил ему союз. Он только что возвратился из Испании, которой управлял после своей претуры, и хлопотал о консульстве на 59 г. Помпей должен был помочь ему добиться этой должности, а взамен этого Цезарь обещал, что, сделавшись консулом, он добьется утверждения распоряжений Помпея в Азии и поземельного надела для его ветеранов.

После того как Цезарь огромным большинством голосов был избран консулом, он постарался примирить между собой Помпея и Красса, которые в последнее время во всем противоречили один другому, и соединить их вместе с собой в один союз. Красс (род. в 113 г. до P. X.) был человек обыкновенного ума и образования, но, благодаря своей чрезвычайной деятельности, приобрел огромное богатство и важное значение в государстве. С самых юных лет все его мысли были направлены на приобретение средств, хотя не всегда честным способом; особенно он сумел отлично воспользоваться временем проскрипций Суллы. Таким образом, он стал первым богачом в Риме. Незадолго до своей смерти, несмотря на огромные расходы, обыкновенно говаривал, что никто не может назваться богатым, если не в состоянии содержать войско на проценты со своего капитала. Его богатство сделало его важным человеком, расположило к нему народ и поставило в зависимость от него множество влиятельных людей всех партий. В таком положении, при многочисленных связях, ему, естественно, могла прийти мысль стремиться еще выше и начать борьбу за господство в государстве с первыми полководцами и государственными людьми. Поэтому он тогда принял сторону сената, чтобы помочь последнему низвергнуть слишком высоко поднявшегося Помпея. Цезарь часто пользовался для своих целей Крассом и его деньгами и теперь также нуждался в нем. Чтобы из-за дружбы с одним не сделаться врагом другого, он обоих помирил; он поставил им на вид, что, при их взаимной вражде, могут возвышаться только люди незначительные, вроде Цицерона, Катона и Катула, между тем как они, заключив между собой мир и дружеский союз, могли бы забрать все государство в свои руки. Таким образом, эти три человека втайне заключили союз, который они утвердили клятвенно, с намерением не допускать, чтобы в государстве произошло что-либо неприятное для кого-либо из них. Это был первый триумвират, при основании которого каждый надеялся с помощью двух других достичь единовластного господства, но который, в сущности, делал Помпея и Красса только орудиями в руках далеко превосходившего их по уму Цезаря.

Цезарь, сделавшись консулом, исполнил обещание, данное им Помпею: он выхлопотал утверждение распоряжений Помпея в Азии и аграрного закона в пользу его ветеранов. Благодаря любезности Цезаря между двумя союзниками мало-помалу установилась откровенная дружба, которую они закрепили родственным союзом. Помпей женился на любимой дочери Цезаря, Юлии, которой тогда было 23 г., и до самой ее смерти жил с ней счастливо. Когда Цезарь в 58 г. отправился в качестве проконсула в свою провинцию Галлию, Помпей остался в городе, чтобы охранять интересы союза; но оба они еще прежде позаботились, при помощи трибуна Клодия, удалить из города своих опаснейших противников – Цицерона и Катона. Катону было поручено присоединить к римской республике царство Кипрское; Цицерон, имевший в лице Клодия самого заклятого врага, был удален в изгнание под тем предлогом, что действовал незаконно при подавлении заговора Катилины.

С тех пор как Цезарь удалился в Галлию, Помпей не играл видной роли. Трибун Клодий, которого мы видели уже в лагере Лукулла, человек дерзкий и бессовестный, своей распущенностью произвел в Риме всеобщий беспорядок и со своими вооруженными толпами занял улицы и форум. Теперь он обратился против Помпея, чтобы испробовать на нем свои силы; он стал бранить его, как только тот где-нибудь показывался, угрожал разрушить его дом, силой освободил молодого Тиграна, пленника Помпея, из заключения, причем друг Помпея М. Папирий лишился жизни. Жизнь самого Помпея не была в безопасности. Униженный и оскорбленный в своем достоинстве, он почти совершенно удалился от общественной жизни, не имея уже поддержки ни в сенате, ни в народе, и жил преимущественно в своей усадьбе Альбанум; наконец, Клодий осадил его в его жилище. Эта крайность заставила Помпея деятельно хлопотать о возвращении изгнанного Цицерона, чтобы тот помог усмирить Клодия. Возвратившийся Цицерон оказался благодарным и своими стараниями в сенате помог Помпею, под предлогом необыкновенной дороговизны, добиться главного наблюдения за всем ввозом съестных припасов на пять лет. Помпей хотел иметь в этой должности флот и войско, чтобы, подобно Цезарю, получить военное начальство; но это намерение не осуществилось, и вследствие явных и тайных нападок своих врагов и собственной неустойчивости и нерешительности Помпей вскоре опять оказался в таком затруднительном положении, что снова должен был прибегнуть к Цезарю, который между тем благодаря своим победам в Галлии приобрел чрезвычайную силу и значение и при помощи своих друзей из Галлии управлял римскими делами. Цезарь с помощью подкупа и подарков, которые он делал трибунам, эдилам, преторам и консулам и женам их на покрытие их издержек, приобрел себе значительное число приверженцев. Когда он в 56 г. стоял на зимних квартирах в Луке, в Верхней Италии, множество знатных римлян обоего пола отправилось туда, чтобы сделать ему визиты и получить от него приказания; туда явилось одних сенаторов 200 человек, и перед дверьми его дома можно было видеть 120 дикторских пучков, принадлежавших проконсулам и преторам. Туда явились также Помпей и Красс, отношения между которыми снова сделались весьма натянутыми, так как Красс уже давно отделился от Помпея и стал действовать против него вместе с вожаками черни. Цезарь помирил обоих товарищей и возобновил свой союз с ними. Он заключил с ними договор, в котором условился, что оба они на следующий год сделаются консулами и получат провинции и войско, и обещал употребить все свое влияние на народ в пользу их и послать в Рим на выборы многих из своих солдат; сам он обеспечил для себя продолжение срока своего наместничества еще на пять лет и выдачу жалованья своим войскам.

Договор, заключенный в Луке, был исполнен. Когда Помпей и Красс заявили о своем желании сделаться консулами, все другие соискатели уступили им, кроме одного Л. Домиция Меднобородого (Ahenobarbus), которого уговаривал и ободрял Катон, выставляя ему на вид, что здесь дело идет не столько о борьбе за консульство, сколько борьбе за свободу против тирании. Но Помпей не допусти Домиция даже и на форум, а послал против него вооруженный отряд, который перебил шедших перед ним факелоносцев и рассеял остальных; Катон, защищая Домиция, был ранен в правую руку и последним оставил место стычки Таким образом, Красс и Помпей были избраны в консулы. Катон, честный и настойчивый защитник свободы, стал хлопотать о преторстве, чтобы иметь возможность препятствовать насилиям консулов; но его противники сумели и здесь устранить его, добившись назначения трибуном преданного им Гая Требония. Последний представил народу проект закона, по которому консулам должны быть предоставлены Сирия и обе Испании, с полномочием по собственному соображению вести войну и усиливать свои войска, и провел этот проект, насильно удалив Катона с ораторской трибуны и силой оружия заставив замолчать несоглашавшихся с ним трибунов. По другому закону Требония наместничество Цезаря было продолжено на пять лет.

Во время своего консульства Помпей открыл построенный им на Марсовом поле большой театр; этот первый театр в Риме был назван по имени Помпея. В нем могло поместиться 40 тыс. человек, и все было устроено красиво и роскошно. Торжество открытия продолжалось несколько дней и дало Помпею желаемый случай блеснуть своим царским богатством. Театральные представления возбуждали удивление не столько искусным расположением и выбором, сколько разнообразием зрелищ и массами действующих лиц: в одной пьесе являлся бесконечный ряд мулов, в другой происходили сражения целых отрядов пехоты и конницы; затем устроен был бой атлетов и гладиаторов, и, наконец, цирк, в котором в продолжение пяти дней происходила различная охота на зверей, при этом было затравлено 500 африканских львов, 18 слонов, 410 пантер; показывался также носорог и другие экзотические животные и вместе с ними женщина необыкновенно глубокой старости.

По окончании срока своего консульства Красс удалился в свою провинцию Сирию, где в надежде на приобретение еще больших богатств начал войну с парфянами, но в 53 г. был завлечен в пустыню, разбит наголову при Каррах и во время бегства убит. Помпей, покончивший свое консульство, предоставил свою провинцию Испанию в управление своим легатам и, под предлогом надзора за подвозом хлеба в столицу, остался вблизи от Рима. Смерть жены Юлии летом 54 г. разорвала личную связь между Помпеем и Цезарем, а со смертью Красса столкновение между ними сделалось более возможным, так как ни тот ни другой уже не опасался, что противника поддержит третий. Оба они внешне находились еще в хороших отношениях, но каждый из них уже обдумывал средства и способы сокрушить другого, так как разделение власти было несовместимо с их честолюбием. Помпей снова стал мало-помалу сближаться с сенатской партией, которая видела в нем своего защитника против Цезаря, могущественного и опасного предводителя народной партии, и всеми силами старался увеличивать анархию на римском форуме и улицах, в надежде, что притесняемый сенат возложит на него диктатуру. В 53 г. он отдалил выборы консулов до 7-го месяца, а в следующем году, вследствие беспорядков, вызванных убийством Клодия шайкой Милона, ему удалось добиться своего избрания если не в диктаторы, то в консулы, для восстановления порядка в государстве, причем он был избран один, без товарища, и только на последние пять месяцев года взял себе в товарищи своего тестя Метелла Сципиона. Во время этого консульства он провел много законов, направленных против Цезаря, а именно: чтобы никто из отсутствующих не мог заочно хлопотать о консульстве и чтобы никто не мог получать наместничества ранее пяти лет со времени выхода из государственной службы; но перед этим он устроил так, что его собственное наместничество в Испании было продолжено еще на пять лет, а ему дано полномочие усилить свое испанское войско двумя легионами и брать и государственной казны для раздачи жалованья по 1 тыс. талантов ежегодно. Когда Цезарь при помощи своих друзей воспротивился принятию первого из этих законов Помпей оказался настолько слабым, что стал утверждать будто бы Цезаря не исключили из этого постановления по забывчивости, и устроил так, что его сопернику был предоставлено требуемое им преимущество.

Интриги против Цезаря продолжались и после того, но медленно и с некоторой боязливостью, так как многие опасались открыто заявить о себе против Цезаря, да и сам Помпей не отваживался решительно выступить против него. В сенате еще в 51 г. рассуждали о провинциях Цезаря, т. е. об отозвании его из Галлии; но затем это дело снова было отложено до 1 марта 50 г. Когда в этот день консул Г, Клавдий Марцелл, ярый противник Цезаря, пустил на голосование в сенате вопрос об отозвании Цезаря из провинции и из войска, трибун Курион, которого Цезарь подкупил уплатив его громадные долги, потребовал, чтобы и Помпей отказался от Испании и своего войска, и таким образом помешал окончательному решению дела. Между тем Помпей удалился в Кампанию и делал вид, что мало заботится об этом важном споре; он даже писал в сенат, что готов сложить с себя должность, возложенную на него без его согласия, и впоследствии сказал то же самое в Риме, прибавив, что его друг и родственник Цезарь, вероятно, также охотно удалится на покой после продолжительных и трудных походов. Курион разгадал его хитрость и потребовал, чтобы он удалился от дел раньше Цезаря. Помпей в гневе удалился в свой сад перед Римом и придумал план ослабления военной силы своего противника. По его совету, консул Марцелл предложил, чтобы Цезарь и Помпей отдали по одному легиону на войну с парфянами. Когда сенат согласился на это предложение, Помпей потребовал у Цезаря свой легион, который он дал ему раньше, так что Цезарю пришлось отдать два легиона. Он повиновался и отпустил легионы с большими подарками. Вскоре после этого в сенате снова был поставлен вопрос об отозвании Цезаря; так как Курион настаивал на требовании, что и Помпей должен оставить свою должность вместе с Цезарем, то консул Марцелл в гневе встал и воскликнул, что он не может спокойно сидеть и слышать такие речи, видя, что 10 легионов идут сюда через Альпы и что хотят удалить единственного человека, который может выступить против них на защиту отечества. Он прекратил заседание, и так как слух, что Цезарь идет на Рим, подтверждался, Марцелл вместе с консулами, избранными на следующий (49) год, поспешил к Помпею и вручил ему меч, требуя, чтобы он защищал отечество, и предоставляя ему набрать новые войска по желанию. Помпей принял это предложение, а Курион, сложив свою должность (10 декабря) и опасаясь за свою личную безопасность, поспешил к Цезарю, который в последнее время держался постоянно вблизи Италии и в эту минуту стоял с 5 тыс. пехоты и 300 всадников в Равенне, крайнем городе своей провинции.

В последние дни декабря Цезарь послал Куриона в Рим С письмом к сенату и консулам следующего года; в этом письме он оправдывался от взводимых на него обвинений и обещал распустить свое войско, если Помпей сделает то же; но если Помпей остается вооруженным, то и ему следует позаботиться о своей безопасности. Трибуны М. Антоний и Кассий Лонгин, бывшие на службе у Цезаря, едва могли добиться прочтения этого письма в сенате; содержание его не было принято во внимание; напротив, консулы устроили совещание о положении государства, и тесть Помпея, Сципион, сделал предложение, чтобы Цезарю было приказано в назначенный день распустить свое войско; если же он не исполнит этого, то должен быть объявлен врагом государства. На возражения Антония и Кассия не обратили внимания, а когда на следующих заседаниях сената, охраняемых вооруженными отрядами Помпея, они стали настаивать на своем, то консул Лентул 6 января 49 г. выгнал их из сената; решено было, что консулы, преторы, трибуны и все сановники должны заботиться о безопасности государства; защита республики была возложена на Помпея. В следующую ночь Антоний и Кассий, спасая свою жизнь, вместе с Курионом и Целием Руфом, который уже несколько лет действовал в пользу Цезаря, бежали, одевшись рабами, на наемной повозке в лагерь Цезаря.

Цезарь, хотя и решившийся уже начать войну, во время этих переговоров постоянно показывал миролюбивые намерения, чтобы представить войну со своей стороны только мерой крайней необходимости; чтобы иметь возможность стянуть свои войска по эту сторону Альп, он намеренно затягивал переговоры, Но теперь, когда разрыв сделался неизбежным, он быстро и смело перешел в наступление, не давая неприятелю собраться с силами, хотя в это время у него был только один легион. Он стоял на реке Рубикон, отделявшей его провинцию от Италии. Переходом через эту реку он начинал войну против своего отечества, делался государственным изменником. Хотя он уже давно освоился с этой мыслью, но теперь, когда ему предстояло окончательно решиться на смелый и опасный шаг, он еще раз должен был взвесить всю важность такого поступка. «Жребий брошен!» – сказал он и перешел через реку. Весть об этом произвела в Риме величайшее уныние и смятение. Сенат как можно поспешнее отправился к Помпею; туда же явились и другие чиновные лица. Бывший консул Волкаций Тулл спросил его о количестве его боевых сил; но когда Помпей медленно и тихо отвечал, что войска, отосланные Цезарем, стоят наготове и что он рассчитывает в самое короткое время собрать и тех, которые были навербованы ранее в количестве 30 тыс. человек, тогда Тулл воскликнул: «Ты обманул нас, Помпей!» – и посоветовал отправить к Цезарю послов. Помпей, в своей гордой уверенности, не позаботился о самых необходимых приготовлениях к обороне; тем, которые делали ему по этому поводу замечание, он с усмешкой отвечал, что они могут быть спокойны, что ему стоит только топнуть, и из земли явятся отряды пехоты и конницы по всей Италии. Теперь претор Фавоний с горькой насмешкой просил его топнуть ногой, чтобы вызвать обещанные войска. Помпей колебался, не зная, что делать, и не мог прийти к какому-либо твердому решению. Наконец, он сделал распоряжение, чтобы все члены сената следовали за ним, добавив, что всякого, кто останется, он будет считать сторонником Цезаря, и вечером уехал из города; за ним последовало большинство сенаторов и все те, которые считали нужным бояться Цезаря. Таким образом, город был оставлен и правительство перевело свою резиденцию в Капую; но Помпей теперь стал подумывать, как бы перебраться в восточные провинции, где он пользовался большим почетом и надеялся найти богатые средства для войны. В Италии Цезарь действовал с ужасающей быстротой; город за городом без сопротивления сдавался ему, а войско его быстро увеличивалось наборами, громадным числом перебежчиков и подкреплениями из Галлии.

За 60 дней Цезарь завладел всей Италией. Так как у него недоставало кораблей, чтобы тотчас же преследовать Помпея, то он приказал построить флот и отправился в Рим. Здесь он успокоил народное собрание и сенат, позаботился о подвозе хлеба и обещал раздать гражданам деньги. Трибун JI. Метелл запретил ему открыть священную казну, сберегавшуюся на случай крайней нужды и оставленную консулами в Риме, и сам, надеясь на неприкосновенность своего сана, стал в дверях храма. Цезарь пригрозил ему смертью, добавив, что ему не так трудно сделать это, как сказать. Прогнав трибуна, Цезарь велел выломать двери и взял из казны 26 тыс. слитков золота и 40 млн. сестерций. В половине апреля он поспешил в Испанию; он говорил, что хочет сначала разбить войско без полководца, а затем пойти на полководца без войска. В Испании, при Илерде, он принудил сдаться войско Помпея, 5 легионов и много вспомогательных отрядов, под начальством легатов Афрания и Петрея, и овладел Испанией; затем, в начале зимы, переправился через Адриатическое море, сражался некоторое время с Помпеем в окрестностях Диррахиума, причем много раз терпел поражение, и, спасаясь от преследования Помпея, поспешными переходами двинулся в Фессалию. Друзья Помпея советовали ему возвратиться в оставленную Цезарем Италию, снова овладеть всем Западом (в то время как Цезарь мог остаться под наблюдением флота в Греции) и затем снова отправиться против неприятеля на Восток. Но Помпей отверг этот план; он надеялся, что будет в состоянии теперь же закончить войну и не хотел оставлять без помощи своего отчима Метелла Сципиона, который, прибыв из Сирии, стоял с двумя легионами в Фессалии. Потому он двинулся в Фессалию, чего Цезарь и хотел, и там 9 августа 48 г., в Фарсальской долине, произошла борьба за господство в государстве.

Поиск по сайту: