Митрополиты в малолетство Грозного. Митрополит Макарий

Β малолетство Грозного постоянное участие митрополитов в гражданских делах втянуло их в распри бояр и подвергло насилию партии Шуйских. Митрополит Даниил стал было на сторону противной партии Бельских, но Шуйские заставили его отречься от кафедры (1539 г.) и сослали в Волоцкий монастырь. Преемник его Иоасаф тоже стал за Бельских и тоже подвергся (1542 г.) от Шуйских бесчестному низвержению с кафедры и ссылке в Кириллов монастырь. После него митрополит Макарий, бывший новгородский владыка, был осторожнее и сумел удержаться на кафедре целых 22 года. Но и он потерпел от Шуйских много неприятностей, когда заступился за любимца Иоаннова, князя Воронцова, которого Шуйские хотели убить, опасаясь его влияния на царя.

Новый государь вступил в управление делами с сильно возросшей жаждой власти, которую у него слишком долго отнимали бояре, и с самым высоким понятием ο значении самодержавного государя. На 17 году (1547 г.) он принял помазание на царство, по примеру, как он говорил, греческих царей и прадеда своего Владимира Мономаха, и явился на русском престоле первым прирожденным и Божиею милостию царем. После, в 1557 г., он получил утверждение в царском сане от собора греческих святителей. Юный царь был благочестив, почитал священный чин, ревновал ο благе церкви. После потрясения, произведенного в его впечатлительной душе московским пожаром 1547 года, он торжественно, на лобном месте, принес покаяние в грехах своей юности и бедствиях земли и просил митрополита Макария быть его пособником и учителем. О том же просил он русских святителей на Стоглавом соборе. Собор этот был созван в 1551 году для разных церковных исправлений, в которых, при тогдашних обстоятельствах, чувствовалась сильная нужда. После соединения Русской земли в одно целое государство Москва получила возможность одним общим взглядом производить обзор всей русской жизни, и все зло, все нестроения, формировавшиеся веками и бывшие прежде, при удельных перегородках государства, лишь местными, отрывочными явлениями, предстали теперь перед правительством и общественными деятелями в массе, разом. Не удивительно, что и правительство, и общественные деятели пришли в сильную тревогу, подняли жалобы, обличения, носившие все крайне резкий характер, и принялись за всякого рода исправления. Царь выступил на соборе ревнителем блага Церкви, тоже с самыми резкими обличениями современных нестроений и с настоятельным требованием церковных исправлений. Для Церкви, казалось, наступило время наибольшего благосостояния. Подозрительный к боярам, государь доверчиво вверялся людям худородным, вроде Адашева, и духовенству. Вместе с митрополитом Макарием руководителем его сделался священник Силъвестр из Новгорода. Но при той крайней подозрителыюсти и ревности к власти, какие воспитались в царе под впечатлениями детства, требовалось очень много осторожности со стороны его руководителей. Малейшая с их стороны неумеренность в пользовании своим влиянием могла пробудить в душе царя опасную мысль, что им управляют, как ребенком, как управляли им прежде ненавистные ему бояре.

Сильвестр не сумел удержаться на своей высоте. Его мелочная и назойливая нравоучительность, ο которой можно судить по его Домострою, неприятно столкнулась со страстной, не терпевшей никаких сдержек природой царя. С течением времени царю именно показалось, что с ним поступают, как с младенцем: Не было мне ни в чем воли, жаловался он после, сколько спать, как одеваться, все было определено... Попробую прекословить и вот мне кричат, что и душа-то моя погибнет, и царство-то разорится. Когда же Сильвестр окружил себя при царском дворе партией и свое пестунство^[33] из нравственной сферы перенес в политическую, стал требовать от своего духовного сына подчинения своим советам и в этой сфере, например, укорял его за ливонскую войну и требовал продолжения крымской, когда, кроме того, еще разошелся с многолюбимой супругой царя Анастасией, когда наконец во время опасной болезни царя в 1553 году, при возникшем тогда вопросе ο престолонаследии, стал на стороне не сына Иоаннова, а удельного князя Владимира Андреевича царь окончательно поставил и его и его партию на одну доску с крамольниками-боярами. К своей теории царской власти, направленной прежде против одних бояр, царь прибавил новые черты, относившиеся к участию в государственных делах духовенства. Он высказал их после в письме к князю Курбскому, который в своем послании к Иоанну доказывал необходимость иметь царю мудрых советников: Ты считаешь, писал царь, светлостию благочестивою, когда государство обладается попом невеждою? Но царство, обладаемое попом, разоряется... Бог не священника поставил над Израилем, но Моисея, как царя. Когда же Аарон стал заведовать людским устроением, то от Бога людей отвел: смотри, как не подобает священникам брать на себя царские дела. На ту же мысль приводятся и другие примеры из Священного Писания и византийской истории. С 1560-х годов последовало удаление прежних советников царя, опалы на разных сильных людей, отъезд князя Курбского в Литву, учреждение опричины и боярские казни. Свой подозрительный взгляд на бояр Грозный перенес и на духовенство. Всякое слово назидания со стороны пастырей церкви или печалования за опальных стали казаться царю уже посягательством на его власть, напоминали ему попа Сильвестра. При самом учреждении опричины в 1565 году он объявил народу, что положил свою опалу не только на бояр, но и на духовенство за то, что захочет государь наказать бояр а духовенство их покрывает перед государем.

Поиск по сайту: