Взаимные отношения между властями церковной и гражданской и значение иерархии в делах гражданских

Не тяжело и на первых порах даже полезно было иметь среди себя чужую иерархическую власть и для самого государства. Православная церковь не соблазнялась мирским владычеством, как Римская, хотя на Руси соблазн этот мог быть особенно для нее силен. Церковная иерархия явилась здесь в виде крепко сплоченного общества более или менее образованных лиц, хорошо знакомых с политической мудростью своей тысячелетней империи, воспитавшихся на началах вселенского римского права и при этом еще бывших подданными чужого сильного, по крайней мере вполне развитого, государства; она сразу должна была приобрести здесь громадный авторитет не только духовный, но и политический. Младенчествовавшее государство Руси само добровольно устремилось под опеку церкви; князья, начиная с Владимира, сами призывали митрополитов и епископов к участию в своих государственных делах; на княжеских советах и съездах на первом месте после князей видим духовенство. Но, верная своим православным, греко-восточным понятиям об отношении духовной власти к светской, русская иерархия не воспользовалась выгодами своего положения для того, чтобы создать для себя в юном государстве самостоятельное церковно-политическое могущество, как это делали в юных государствах Европы представители иерархии латинской, а напротив, употребляла все свое влияние на устроение самого же государства, на воспитание и укрепление в нем слабой княжеской власти. Она принесла на Русь неведомые еще здесь понятия о верховной власти, поставленной от Бога. Советуя св. Владимиру казнить разбойников, епископы, с которыми он советовался о строе земляном, говорили ему: Князь, ты поставлен от Бога на казнь злым и добрым на помилование. Так с самого начала определилась важная задача духовенства в нашей истории содействовать развитию верховной власти. Самое единство русской иерархии способствовало ему к выполнению этой задачи, стягивая все уделы к Киеву, где сидел общий русский митрополит, и тем усиливая власть великого князя киевского. К той же цели направлялись и все политические назидания князьям лучших иерархов, всегда склонявших их к миру, единению и повиновению великому князю. Русские иерархи вступались почти в каждую усобицу князей, как общие миротворцы и ходатаи за общее благо народа. Митр. Николай в 1197 г. удержал князей от усобицы по случаю ослепления Василька Волынского: Если станете воевать друг с другом, говорил он, то поганые возьмут землю Русскую, которую приобрели отцы ваши; они с великим трудом и храбростью поборали по Русской земле и другие земли приискивали, а вы хотите погубить землю Русскую. Митр. Никифор говорил князю киевскому Рюрику: Князь! Мы поставлены от Бога в Русской земле, чтобы удерживать вас от кровопролития, да не проливается кровь христианская в Русской земле. Митр. Кирилл I, бывший пред самым нашествием монголов, в течение всего своего святительства ездил по России из конца в конец и везде мирил враждовавших князей. Где не действовали увещания, иерархи удерживали князей от усобиц грозой святительской клятвы. Во время княжеских переговоров послами постоянно видим тех же всеобщих миротворцев духовных лиц; их слово было авторитетнее, чем слово мирских послов; притом же своим саном они были ограждены от обид, от которых тогда не спасало иногда и звание посла.

Понятно, по какому образцу духовенство должно было воспитывать юную княжескую власть. Идеалом государства у него была Византийская империя, с которой одни иерархи, греки, были знакомы непосредственно, а другие, русские, через Кормчую, источник их юридической мудрости. И сами князья смотрели на империю с благоговением. Те из них, которые были в родстве с императорами, пользовались особенным почетом; например Борис и Глеб, или Владимир Мономах, потому что они святились царски. Митр. Никифор, восхваляя Мономаха, говорил, что его Бог из утробы помаза, от царской и княжеской крови смесив. В знак уважения князей часто титуловали царями, титулом, который у нас обыкновенно прилагался к императору. О Мономахе составилось предание, по которому империя в лице императора Алексея Комнена передала русскому князю знаки царского сана венец и бармы, а греческий митрополит Неофит совершил над ним обряд царского помазания. Это предание имело потом большой вес на Руси, указывая на преемственность русского самодержавия от греческого. Образец царской власти был таким образом дан; но еще много требовалось времени, чтобы он нашел себе приложение в самой жизни Русского государства. Среди удельных порядков сама иерархия могла пока говорить только о единстве и мире земли и о повиновении младших князей старшему, как отцу. С наибольшей ясностью мысль о верховной власти усвоена была только в северной Руси, где впервые явились князья самовластцы, Андрей Боголюбский и Всеволод. Владимирская летопись говорит о своих князьях несравненно с большим благоговением, чем новгородская и южные летописи. Рассказав, например, об убиении великого князя Андрея, она предает убийц проклятию и долго распространяется о святости княжеской власти, сравнивает князя по власти с Богом, доказывает, что противник власти противится Богу и проч.

Поиск по сайту: