Кутузка и польза блокнота

Способности человека, насколько учат нас опыт и аналогия, безграничны; нет никакого основания полагать даже какой‑нибудь воображаемый предел, на котором остановится человеческий ум.

Бокль

В полицейском участке следователь, розовощекий и улыбчивый мужчина лет сорока, разрешил мне сделать звонок адвокату. До его приезда у меня забрали ноутбук, телефон, даже часы, но оставили моего верного спутника, которому я доверял гораздо больше, чем современным электронным средствам, – блокнот. Конечно, я попросил ручку, но вместо «Паркера» мне вручили какой‑то замызганный обломок карандаша и с этим оставили в комнате с зеркалом во всю стену. Я понимал, что это ширма, за которой прячутся наблюдатели, и лишь для меня стекло зеркальное, а для них – прозрачное.

Впрочем, мне было плевать на всех полицейских в мире. Я ведь знал, что не сделал ничего предосудительного, а обвинения в «доведении до самоубийства» выглядели бы нелепыми даже из уст следователя, но до приезда адвоката и допроса в его присутствии меня вряд ли кто‑то выпустит из этой камеры. В том, что выпустят, я не сомневался. Главным доказательством моей невиновности была запись нашего разговора с Гроувером вплоть до прощальных слов.

В очередной раз я убедился, что неписаные законы журналистики, выработанные за десятилетия, да что десятилетия, столетия существования этой профессии, не подвели.

Но все же я лукавил даже самому себе. Конечно, заключение под стражу всегда действует угнетающе. Едва к тебе подходят полицейские с наручниками, как уже начинает образовываться в земле трещина, разделяющая твой прошлый мир и твое настоящее. Вполне возможно, вскоре она без следа исчезнет, но с не меньшей вероятностью может расшириться до невообразимых размеров.

Но чтобы прогнать невеселые мысли, а адвокат обещал появиться только часа через два, я начал систематизировать полученную из разнообразных источников информацию, стараясь выработать стратегию своего поведения.

Выходит, наше правительство финансировало исследования, проводимые на морских животных, для превращения последних в торпеды или же в послушных исполнителей воли «операторов». Сама по себе мысль делать из этих добряков бездушные машины для убийств заставляла меня злиться. Слишком цинично, впрочем, о человеколюбии власти даже в самой демократической стране говорить не приходилось. Для достижения собственных целей и удовлетворения своих амбиций правители издревле вели войну за войной, им хотелось, чтобы их имена остались в вечности, и они остались. Вот только вряд ли кто‑то помнит имена обычных солдат под теми или другими знаменами, они неизвестны. О том, что войны даже до нашей эры велись на всех уровнях, говорят дошедшие до нынешних времен инструкции по ведению психологической войны древнекитайского философа Сунь Цзы:

– Разлагайте все хорошее, что имеется в стране вашего противника.

– Вовлекайте видных деятелей противника в преступные предприятия.

– Подрывайте престиж руководства противника и выставляйте его в нужный момент на позор общественности.

– Используйте в этих целях сотрудничество с самыми подлыми и гнусными людьми.

– Разжигайте ссоры и столкновения среди граждан враждебной вам страны.

– Подстрекайте молодежь против стариков.

– Мешайте всеми средствами работе правительства.

– Препятствуйте всеми способами нормальному снабжению вражеских войск и поддержанию в них порядка.

– Сковывайте волю воинов противника песнями и музыкой.

– Делайте все возможное, чтобы обесценить традиции ваших врагов и подорвать их веру в своих богов.

– Посылайте женщин легкого поведения, с тем чтобы дополнить дело разложения.

– Будьте щедры на предложения и подарки для покупки информации и сообщников. Вообще не экономьте ни на деньгах, ни на обещаниях, так как они приносят прекрасные результаты.

Прошли тысячелетия, и, смотря на сегодняшнюю мировую арену, мы понимаем, что ничего не изменилось. Все те догмы и сегодня актуальны. Только все дело в средствах, применяемых противниками.

Как я уже понял, самые лучшие результаты следования пунктам Сунь Цзы могут достигаться при помощи психотроники. Ведь она не оставляет следов, обнаружить и отличить зомбированного человека от обычного очень трудно, особенно на первый взгляд. Поэтому именно в применении такого оружия и заключаются будущие войны.

Мечта всех военных – иметь идеальное оружие, действующее только на войска противника, а своим не приносящее никакого вреда. Еще один главенствующий фактор, применение психотроники, позволяет сохранить все ресурсы на территории противника, ведь несмотря на поражающую мощь ядерных ударов, после них остается только не пригодная для жизни выжженная равнина. И какой толк властвовать пустырем или помойкой?

Конечно, это всего лишь мысли о «большом потенциале» применения психотроники в будущем, но именно они оказались верными и придали ускорение моим дальнейшим рассуждениям.

Передо мной стояла уже не одна задача и даже не две: начиная искать убийц своего друга Каталоне, я даже предположить не мог, что это такая благодатная почва для сенсаций. Однако дело было совсем не в них. Смерть Гроувера тоже, на мой взгляд, вписывалась в эту схему, особенно если вспомнить его необычное поведение, не соответствующее психопортрету. Он так же, как и остальные, не закончил свои мысли при разговоре. Все это подкрепляло мою уверенность: Гроувера убили. Но с одними догадками не побежишь к тому же розовощекому следователю, не скажешь ему: так, мол, и так, я все знаю – погиб он от сигнала, поступившего в мозг. В лучшем случае меня сочли бы фантазером, в худшем – отправили бы на принудительное лечение в одно из замечательнейших местечек, коих очень много на карте нашей страны.

Неожиданная мысль заставила меня содрогнуться. Я вспомнил свой панический приступ страха после ухода Гроувера, связав его с рассказом Бернса про ультразвук. Мне стало ясно, что именно его воздействию я подвергся и с психикой у меня все в порядке, но противостоять излучению невозможно! Однако если все так, то почему я еще жив, а мой собеседник мертв? Почему я тоже не покончил жизнь самоубийством? Ведь все достаточно просто…

«Похоже, – говорила моя логика, – меня коснулся лишь краешек этого направленного на Гроувера луча, потому что его преследователи не знали, зачем он явился ко мне и какие мы с ним вели разговоры. Иначе бы мне тоже предстояло перейти в мир иной». Я усмехнулся; как оказалось, оптимистичные мысли были преждевременны.

Приехал мой адвокат; следователь принес кофе мне и себе, уселся напротив нас; появились еще несколько человек.

Меня допросили; я не стал запутывать следствие и сообщил, что даже имею аудиозапись нашего разговора с Гроувером. Следователь усмехнулся.

– Смотрите сами, господин Перцефф.

В это время погас свет, и на стене появилось изображение Гроувера, сидевшего в кресле и сжимавшего в руках помповое ружье.

Откуда‑то сбоку донесся голос. В том, что он принадлежал именно Гроуверу, я ничуть не сомневался, все же беседовали мы с ним недавно.

– Дэн Перцефф во время нашего разговора специально нанес мне оскорбления, которые я не смогу перенести. Поэтому в моей смерти прошу винить только его.

Дальше он затолкал в свой лживый рот дуло ружья и без долгих колебаний нажал на спусковой крючок. Выстрел заставил меня вздрогнуть.

– И что вы скажете теперь, господин Перцефф? – Победно усмехнулся следователь, его щеки так и тряслись от азарта. Как же, вот‑вот в длинные руки правосудия угодит злодей.

– Я не знаю, почему Гроувер назвал меня в качестве виновного, но могу с уверенностью сказать, что до нашей с ним беседы я с потерпевшим не имел никаких встреч, отношений и прочего. Аудиозапись разговора у меня есть в наличии, поэтому вряд ли смогу помочь следствию разогнать и выловить всех тараканов из его головы! – Здесь я нарочно возмутился, так как не скажешь же им: его облучили. Вполне возможно, те, кто приказал Гроуверу умереть, решили одним выстрелом убить двух зайцев: убрать владельца особо опасной информации и нейтрализовать меня как будущую причину бед, поместив в тюрьму или же в психбольницу. Смерть же моя могла принести обратный результат, так как довольно подозрительно выглядел бы суицид, причину которого я расследовал. Тем более, обзванивая сотни различных людей, так или иначе связанных с наукой, я оставил такой след, по которому даже студент‑первокурсник может отыскать истину. Значит, в таком случае они сочли наиболее рациональным действием организовать подставу.

Если все так, то наш разговор прослушивали. Потому что в самом начале беседы я клятвенно уверил Гроувера, что ничего не записываю. Мне пришлось поступить бесчестно по отношению к покойному, но при обычных стечениях обстоятельств пленка, точнее, цифровая запись, лежала бы себе спокойно в моем сейфе.

Ознакомившись с ней при участии моего адвоката, в полиции сочли за самое лучшее решение отпустить меня на свободу, однако предупредили, что еще не раз мне придется вернуться.

Выйдя из здания, я радостно ухмыльнулся. Кто‑то подумает, что Перцефф – полный отморозок! Человек умер, а он злорадствует. А улыбался я потому, что мои враги, пусть и скрытые, допустили огромный прокол. Гигантский! Они обнаружили свое присутствие!

Ведь до смерти Гроувера я мог лишь предполагать, строить версии, но никак не обладать уверенностью в правдивости рассказанного мне о психотронном оружии. И это было самым главным! Рано или поздно я, как здравомыслящий человек, не встречая никакого сопротивления там, где оно быть должно, остановился бы, решив, что иду в неверном направлении. Теперь меня ничто не могло заставить думать иначе. В яблочко, в десятку! И только так!

Глава 3.

Пси‑война

Люди казались ему такими, каковы они на самом деле, т. е. насекомыми, поедающими друг друга на маленьком комке грязи.

Вольтер

Ободренный таким успехом, я прямо от здания полиции снова позвонил своему хорошему знакомому и просто вечному должнику, работающему в НАСА.

– Роджер, слушай, ты не мог бы посмотреть квадрат между Австралией и Новой Зеландией на наличие судов с 28 ноября по 2 декабря 2004 года? Надо – край.

– Хорошо, но мне нужно время. – Может, в конце недели найду что‑нибудь в архивах.

После этого мне ничего не оставалось, как начать собираться в поездку в штат Техас, на родину настоящих американцев и ковбоев.

Едва я зашел домой, как раздался телефонный звонок. Мне отчего‑то стало не по себе. Но звонила моя бывшая подруга.

– Я так и знала, что это ты виноват, – заявила она сразу же, голос ее был истеричным, на грани срыва. – Ты идиот, понимаешь, ты идиот, и я точно знаю, что не доведет тебя это до добра! На этот раз точно… Закончишь, как и Каталоне!

Она бросила трубку. Я не люблю, когда в таких делах вот так решительно ставят точку, предпочитаю делать это сам. Набрав номер девушки, я хотел сказать ей пару‑тройку ласковых. Гудки были длинные, никто не отвечал. Наконец, после минут пяти моей непередаваемой игры слов и монотонного «бууу‑бууу‑бууу» в динамике, пассия соизволила взять трубку.

Я открыл рот и тут же его захлопнул.

– Извини, Дэн, я спала. Не поверишь, мне почему‑то снился ты, и будто мы с тобой ругаемся по телефону. – Голос ее был заспанным. Мы четыре года прожили вместе, и я готов был поклясться в том, что она именно спала. Пока я пытался сообразить и понять, почему…

– Дэн, мне правда очень жаль, так все нехорошо получилось. Я ведь не знала, что у Гроувера совсем крыша прохудилась. Ко мне приходили из полиции, они все рассказали…

– Да… – нашелся я.

– Правда, извини, я хотела тебе помочь. Кто знал, что все так получится?

– Да ничего, – выдавил я из себя. – Не беспокойся ни о чем.

Мы поговорили еще минут десять, однако я мечтал скорее повесить трубку. В голове еще звучал ее истеричный голос: «Не доведет тебя это до добра! На этот раз точно… Закончишь, как и Каталоне».

Мысль пульсировала одна – предупреждение. Это предупреждение. Прекрати заниматься делом или мы тебя отправим на тот свет. А то, с какой легкостью они заставили выполнить свою волю мою подругу, вынуждало меня содрогаться от ужаса. И уже не беспричинного. Почему просто не стереть мне память? Или же заставить меня, с помощью тех же чертовых генераторов, больше не лезть в это дело. Видимо, что‑то не позволяло им это сделать. Они зачем‑то все усложняли, значит, их возможности не безграничны, как мне показалось после звонка бывшей подруги. Наоборот, весьма и весьма ограничены. Да, после загадочного самоубийства дельфинов прошло 4 года, за это время наука могла шагнуть ой как далеко. Но… Они не могли напрямую воздействовать на меня и использовали психологический прием, а не психотронный. Это радовало. Две радостных новости за один день.

Я автоматически проверил электронную почту и обнаружил там письмо от главреда «НьюТехникс», который обещал переслать все письма, пришедшие в редакцию, так или иначе связанные с психотронным оружием. Солидный журнал счел их бредовыми. Я очень устал, и больше всего мне хотелось сейчас лечь в постель и уснуть. Однако завтра предстояла долгая дорога в штат Техас для поиска «Океании». Разбирая письма, я удалил совсем невероятные, например, такие, где авторов похищали инопланетяне с целью проведения над бедными землянами различных опытов, а в одном письме прямо заявлялось о том, что девяностолетняя старушка намерена жаловаться в полицию, обвиняя зеленых человечков в сексуальных домогательствах.

Я едва не подавился сигаретой, когда начал читать следующее:

Здравствуйте, уважаемая редакция! Я понимаю, что вы вряд ли занимаетесь расследованием всевозможных домыслов относительно загадочных смертей. Но все же, если вдруг вы заинтересуетесь, хотелось рассказать вам странную историю.

Мой сосед, Алекс Фостер, благополучный со всех сторон человек, частный детектив, добрый малый, от него никто не слышал даже матерного слова, католик, постоянно посещал церковь. Однако 27 июня он неожиданно застрелил свою дочь, жену и покончил жизнь самоубийством. Казалось бы, в стране, где в школах и университетах звучат выстрелы, это обычная история. И что Алекс просто, как говорят в народе, сбрендил. Но есть несколько основных моментов, на которые не обратила внимания полиция. Ей хватило видеозаписи, сделанной Фостером в момент расправы над своей семьей и добровольного ухода из жизни.

1. Я с ним разговаривал за час до происшедшего. Он выглядел немного озабоченным какими‑то проблемами. На мой вопрос, как у него обстоят дела, он ответил вполне адекватно, сказав, что расследует трудное дело и зашел в тупик.

2. Дело, над которым он работал по просьбе родственников, это загадочное убийство или самоубийство (что под большим вопросом) бывшего сотрудника госбезопасности и бывшего заместителя генсека НАТО, а также экс‑главы Эксимбанка Филипа Меррилла (Philip Merrill). То самое дело, которое было озвучено в свое время во всех средствах массовой информации.

3. Сам по себе этот факт ни о чем не говорит. Но я повторяю, Алекс был абсолютно нормальным. Уж поверьте мне как человеку, знавшему его на протяжении всей жизни.

Конечно, я вас пойму, если вы не будете расследовать эту историю. Но все же надеюсь, найдется тот, кто докажет, что здесь не все так чисто, как в уголовном деле.

Да, забыл сказать главное: в тот злополучный день в нашем городе появились несколько приезжих, которые исчезли сразу после смерти Алекса.

С уважением, Джеймс Халлиман.

Вот это находка! Сегодня точно мой день!

Мой друг Каталоне, занимавшийся расследованием именно этого убийства, тоже погиб при загадочных обстоятельствах, а тут еще и Алекс Фостер – частный детектив. Эту ситуацию нужно было прояснить по возможности оперативно. Поэтому я составил свой маршрут так, чтобы… Внезапно до меня дошло: обратный адрес Халлимана – тот самый городишко, где была найдена «Океания».

…До вылета самолета оставалось 2 часа, и я сидел в кафе аэропорта, чередуя кофе и сигареты. Словно из ниоткуда возник длинный худой мужчина и опустился на стул рядом со мной.

– Дэн Перцефф? – осведомился он, смотря не на меня, а куда‑то в сторону. Говорил он странно, не шевеля губами, отчего слова приобретали зловещий оттенок. Дождавшись моего кивка, он, успев мило улыбнуться официантке, заказал кофе и со скучающим видом продолжил.

– Я Стюарт Родман, друг покойного Гроувера. Он просил, если с ним что‑то произойдет, передать именно вам некоторые его наработки. Он мертв, я передаю; да не смотрите на меня, как баран на новые ворота – я хоть и уверен, что хвоста за мной нет, но все равно… Сами знаете, какое количество пострадавших в этом деле. Сейчас я уйду, на стуле вы обнаружите пластиковый конверт. Умоляю вас, не пяльтесь на меня. Смотрите в сторону! Так вот, его откроете в самолете. И не нужно ничего говорить, просто молчите.

Я по возможности постарался напустить на себя безразличный и скучающий вид. Только хмыкнул – какие‑то шпионские игры, право слово. Однако вспомнив, сколько людей уже пострадало в ходе расследования, понял – меры безопасности, принятые моим невольным курьером, отвечали серьезности той игры, в какую меня дернул черт влезть. Но, как говорят в России, поздно пить боржоми, когда почки отвалились. Так что я молча принял все правила и условия, точнее, никто моим мнением не поинтересовался.

В самолете, осмотревшись, я вскрыл конверт, в котором находились свернутые вдвое листы.

Здравствуйте, Дэн! Если вы это читаете, значит, я мертв. Прошу простить меня за сумбурность встречи, но мне показалось, что меня «вели» от самого дома. Поэтому, опасаясь прослушки, я многое вам не рассказал, точнее, утаил самое главное. Надеюсь, что вы на меня не будете держать зла.

Несмотря на усталость, я сразу начал читать материалы, приложенные к письму.

Поиск по сайту: