Четыре типа земледелия

По отношению к особенностям почвы в разных местах может быть четыре типа земледелия.

Один — в местах, где почвы естественным образом восстанавливают свое плодородие, например, в долинах и дельтах рек, приносящих при разливах ил. Тут от человека не требуется обязательно уметь восстанавливать почву.

Другой — в лесах, где возможно подсечно-огневое земледелие. Тут человеку не обязательно уметь сохранять плодородие почвы. Вырубая и пережигая лес (или саванну), люди создают плодородные участки, урожай на которых постепенно, год от года, падает. Спустя сколько-то лет подсечные земледельцы выжигают новый участок леса и переселяются туда, а на заброшенном поле,

зарастающем вторичным лесом, постепенно, вследствие естественных биологических процессов, идет восстановление плодородного слоя земли. Понятно, что таким земледелием нереально заниматься поодиночке или каждой семье отдельно, а лучше весь цикл вести всем поселением сообща. Подсечные земледельцы кое-где достигали такого уровня организованности, что по указанию сверху переселялись целые городки (так было в некоторых цивилизациях индейцев Мезоамерики). Брошенный город зарастал тропическим лесом вместе со всеми своими замечательными храмами и общественными сооружениями, а люди начинали жить в городе-дублере, предварительно расчистив его и поля от растительности. Брошенный же город погружался, как заколдованный, в сон, пока в него, завершив цикл переселений, не возвращались потомки покинувших его жителей.

В европейских лесах до подобной организованности не доходило, но и там ранние подсечные земледельцы были, по сути дела, сельскохозяйственными номадами. Их организацию позднее назвали первобытной общиной. Обилие не очень плодородной, занятой лесами земли в сочетании с не самыми благоприятными для земледелия погодными условиями в центральной и северной частях Восточной Европы было одной из главных причин того, что подсечное земледелие в этих местах сохранялось много дольше, чем в других. Фактически земледельцы здесь так и остались номадами, превратив общину в «мир» и постоянно расселяясь на новые земли, в основном на восток и юг.

Третий тип земледелия — ирригационный, на засушливых землях с потенциально очень высоким плодородием (при достатке воды). Если он применяется в крупных масштабах, то неизбежно требует, во-первых, очень большого объема строительных усилий массы людей при создании ирригационной системы, во-вторых, меньших по объему, но координированных усилий по ее поддержанию, а в-третьих, иерархической надстройки, распределяющей воду по какому-то разумному принципу. Во влажном субтропическом климате есть его аналог — строительство террас и тому подобных сооружений.

Четвертый тип земледелия может применяться на обычных почвах, но главное в нем — технология сохранения плодородия

почвы и ее улучшения путем многих приемов: от мелкой мелиорации и правильного севооборота до внесения удобрений. Такое земледелие полностью оседло, оно может восстановить и почвы, истощенные подсечными земледельцами. Глубокое понимание жизни каждого клочка почвы, слежение за ее ответом на воздействие земледельца, точное соблюдение воспринятых из традиции приемов в сочетании с попытками новаций — все это требует, чтобы земледелец подобного типа не только сам в течение всей своей жизни на собственный страх и риск возделывал одно и то же поле, но и принял его от отца, а передал своему сыну.

Чудо любви

Еще некоторые античные агрономы поняли, что сельское хозяйство (не только земледелие, но и животноводство) — взаимодействие живого с живым (человек, рабочий скот, продуктивные животные, растения, почва, пастбище). И что это взаимодействие неэффективно без заботливой любви со стороны человека. Ни приказами, ни понуканием, ни угрозами, ни наказанием, ни призывами, ни лозунгами, невозможно заставить почву повышать плодородие, корову давать больше молока, а пшеницу лучше наливаться. Причем нужна любовь каждого человека, участвующего в сельском хозяйстве.

Многие люди проявляют необходимую симбионтам любовь, если они персонально связаны с ними, образовали замкнутое единство, знают, что за них никто ничего делать не станет. При коллективной же ответственности любовь не родится вообще или угасает, так как исчезает обратная связь — благодарная реакция живого на мои конкретные усилия. Поэтому, в то время как в области техники людям вполне удается организовать обширное коллективное производство с высокой эффективностью (ибо машинам, инструментам, станкам вполне достаточно, чтобы с ними правильно, по инструкции обращались), в области сельского хозяйства коллективное производство всегда малоэффективно.

Уже древнеримские агрономы, перепробовав все способы ведения сельского хозяйства и посмотрев приемы окружающих народов, заключили, что наибольших успехов по биологическим показателям эффективности достигает хозяин, обрабатывающий

свой наследственный участок с семьей и (или) домашними рабами, почти членами семьи. За ним стоит арендатор на неограниченно долгий срок, а в самом хвосте ряда оказывается крупный латифундист, обрабатывающий огромные поля коллективными действиями сотен недомашних рабов. По небиологическим показателям, например себестоимости продукции и рентабельности, латифундисты могут выигрывать у семей. Но это совсем иная сторона дела.

Словом, переход к земледелию толкает человека обрабатывать землю индивидуально, а жить — на своем участке, в парном браке, дающем сыновей-наследников и продолжателей заботы о хозяйстве. До такой модели жизни пахаря можно додуматься разумом, можно найти ее эмпирически, а можно и стихийно, на подсознательном уровне, если у человека сохранились в рудиментарном виде очень древние инстинктивные программы семейного животного, живущего на своей охраняемой территории.

Поиск по сайту: