Двое мужчин без Мула

Аннотация

После крушения Галактической Империи Вселенная погрузилась в хаос. Лишь Основание, созданное Хари Селдоном, сохраняет достижения цивилизации. Однако и ее существование – под угрозой. Новоявленные властители-временщики ради сиюминутных целей готовы уничтожить последний очаг науки и культуры и тем самым убить надежду на возрождение человечества. Но Селдон со свойственной ему прозорливостью сумел предусмотреть и это...

Айзек Азимов

Второй Фонд

Посвящается Марсии, Джону и Стэну

Второй Фонд – это организация ученых-психологов, заселивших окраинную планету Галактики, тайно действующая (согласно плану Селдона) в течение нескольких сотен лет.

Галактическая Империя рухнула, на галактическое владычество стал претендовать опасный мутант Мул.

Наш рассказ – о борьбе мира психологов, известного в Галактике под названием Второго Фонда, сначала с мутантом, а затем с Первым Фондом – миром ученых физиков.

Пролог

Первая Галактическая Империя существовала несколько десятков тысяч лет. Она объединяла все планеты Галактики под централизованным правлением, временами тираническим, временами мягким, но всегда несущим порядок. Люди забыли, что возможны другие формы правления.

Нашелся человек, который об этом не забыл. Это был Хари Селдон.

Хари Селдон был последним великим ученым Первой империи. Ему принадлежит заслуга полного развития принципов психоистории. Психоистория – это квинтэссенция социологии, это наука, позволяющая описать поведение людей с помощью математических формул.

Селдон обнаружил, что в то время, как поведение отдельного индивида остается непредсказуемым, реакции больших групп людей поддаются статистическому прогнозу. Чем больше людей участвуют в том или ином общественном процессе, тем точнее прогноз. Селдон составил прогноз поведения всего населения Галактики, которое в то время исчислялось квинтиллионами.

Хари Селдон первым заметил, что империя, внешне могучая и богатая, неизлечимо больна и медленно, но неуклонно движется к краху. Он предсказал, вернее, рассчитал, что Галактика, предоставленная самой себе, обречена на тридцатитысячелетнее прозябание в нищете и анархии, и только после этого можно надеяться на возрождение сильной центральной власти.

Селдон попытался исправить положение, и направить ход событий таким образом, чтобы цивилизованное общество возродилось по прошествии всего лишь тысячи лет. Он организовал две колонии ученых, два Фонда знаний, поместив их в противоположных концах Галактики. Об организации одного из них было объявлено публично. Организация и существование второго фонда были окружены тайной.

Романы «Основатели» и «Основатели и Империя» рассказывают о первых трех столетиях истории Первого Фонда. В начале своего существования Первый Фонд был небольшим поселением ученых, занятых составлением Галактической Энциклопедии. Постепенно поселение превратилось в самостоятельное государство. Время от времени Фонд оказывался в водовороте кризиса, образованном схлестнувшимися социально-экономическими течениями. Селдон выбрал время и место организации поселения ученых так, что для Фонда существовал единственный вариант выхода из кризиса. Если Фонд находил этот вариант решения задачи, то перед ним открывались новые перспективы развития.

Вооруженный передовой наукой, Фонд подчинил своему влиянию соседние варварские планеты. Безопасности маленького государства постоянно угрожали правители отколовшихся от Империи провинций. Фонду пришлось столкнуться и с самой Империей, переживавшей правление последнего сильного императора.

Из этого столкновения Фонд вышел победителем.

И вот произошло то, чего Селдон не предвидел. Независимости Фонда стал угрожать человек, в силу мутации генов получивший уникальные способности. Этот человек, называющий себя Мулом, обладал способностью преобразовывать человеческие эмоции и вторгаться в мыслительную деятельность человека. Он превращал самых отчаянных противников в самых верных союзников. Армии были бессильны против него. Мул покорил Первый Фонд и частично опроверг теорию Селдона.

Однако, где-то существовал Второй Фонд, ставший для всех необходимым.

Мулу нужно было найти Второй Фонд для того, чтобы завоевать его, а вместе с ним – всю Галактику. Патриоты Первого Фонда ищут Второй, чтобы предотвратить завоевание Мулом Галактики. Где же он, таинственный Второй Фонд? Этого не знал никто. Перед вами история поисков Второго Фонда.

Часть первая

Мул ведет поиск

Мул и двое мужчин

Мул –...вскоре после падения Первого Фонда многим стали видны положительные стороны правления Мула. На фоне окончательного развала первой Галактической Империи он был единственным, кто был способен объединить Галактику под твердой властью. Коммерческая империя покоренного Фонда не была единой и держалась эфемерными связями, которых не упрочивали даже предсказания Селдона. Она была неизмеримо слабее крепко спаянного Союза Миров, в котором Мул объединил одну десятую часть планет и одну пятнадцатую часть населения Галактики. В эпоху так называемого Поиска...

Галактическая энциклопедия ^[1]

Это далеко не все, что сообщает Энциклопедия о Муле и его империи, но содержание посвященной Мулу статьи Энциклопедии по большей части не связано прямо с нашим рассказом и слишком сухо для избранного нами жанра.

В статье дан анализ экономических условий, приведших к возвышению Мула до Первого Гражданина Союза (это официальный титул Мула), и оценка экономических последствий его возвышения.

Авторы статьи не могли не удивляться тому, с какой быстротой Мул прошел путь от нищего сироты до правителя огромной области Галактики. Еще сильнее, наверное, они были удивлены тем, что Мул на пять лет прекратил экспансию в интересах укрепления власти на завоеванной территории. Однако, как положено авторам Энциклопедии, они тщательно скрывали свое отношение к описываемым фактам.

Поэтому мы отказываемся от помощи Энциклопедии и предлагаем читателю наш собственный рассказ об одном из периодов эпохи Великого Междуцарствия, или промежутка времени между распадом первой империи и возникновением второй, – а именно, об окончании пятилетнего периода консолидации Союза Миров.

В Союзе политическое благополучие и экономическое процветание. Никому не хочется менять покой – пусть даже в железной хватке Мула – на хаос прошлых лет. Миры, до Мула бывшие под властью Фонда, иногда испытывают легкую ностальгию по прошлому – не больше. Предводители Фонда, бесполезные для Мула, умерщвлены, а полезные – обращены. Один из самых полезных среди обращенных – Хан Притчер, генерал-лейтенант.

В Фонде Притчер был капитаном и членом демократического подполья.

Когда фонд сдался Мулу без боя, Притчер продолжал сопротивление.

Разумеется, до тех пор, пока его не обратили. Хан Притчер понимал, что его обратил не высший разум, а мутант, способный перестраивать психику других людей в соответствии со своими потребностями. Однако, это полностью устраивало Притчера, он воспринимал обращение как должное, что свидетельствовало об успехе обращения.

И сейчас, возвращаясь из пятого похода за пределы Союза, ветеран разведки предвкушал встречу с Первым Гражданином с чувством, близким к простодушной радости. Суровое лицо генерала, словно вырубленное из темного гладкого дерева, на котором трудно было представить улыбку, не выдавало его чувств, но Мул не нуждался в их внешних проявлениях: он читал в человеческих душах.

Притчер оставил воздушную машину в бывшем вице-королевском ангаре и вошел во дворец пешком, как требовалось по этикету. Целую милю он шел по пустой дороге с нарисованной посередине стрелой, указывающей направление движения. Притчер знал, что на всей огромной территории дворца нет ни одного солдата-охранника, ни одного вооруженного человека.

Мулу не нужна была охрана.

Он всегда мог защитить себя сам.

Тишину нарушал лишь звук шагов Притчера. Впереди высился дворец, выстроенный из необычайно легкого и необычайно прочного металла в стиле поздней Империи. Дворец возвышался над всем городом.

А во дворце жил человек, на нечеловеческих способностях которого держалась новая аристократия и весь Союз Миров.

Высокая, массивная дверь распахнулась перед генералом, и Притчер вошел. Перед ним поднималась широкая лестница. Генерал воспользовался лифтом. Он остановился перед скромной дверью, ведущей в личные апартаменты Мула.

Дверь открылась.

* * *

Бейл Ченнис не был обращен. Говоря простым языком, его эмоции не были подстроены под желания Мула. Эмоциональная сфера Ченниса определялась наследственностью и полученным в детстве воспитанием. Такое положение дел Бейла вполне устраивало.

Ему еще не было тридцати, но он пользовался широчайшей популярностью в столице. Красота и остроумие принесли Ченнису успех в светском обществе, ум и выдержка послужили ключом к расположению Мула. От сознания своей популярности Бейл получал величайшее удовольствие.

И вот, Мул впервые вызвал его на личную аудиенцию.

Ноги сами несли его по длинному, блестящему шоссе, которое вело к башням из губчатого алюминия – бывшей резиденции калганских вице-королей, правивших от имени старой Империи, и независимых принцев, правивших от собственного имени, – ко дворцу Первого Гражданина Союза, правящего своей собственной империей.

Ченнис шел, напевая веселый мотив. Он знал, о чем пойдет речь – о Втором Фонде, об этом вселенском пугале, которого устрашился сам Мул, перейдя от экспансии к осторожному ожиданию, официально именуемому консолидацией.

В последнее время пошли слухи – а слухи нельзя остановить, – что Мул собирается предпринять новое наступление. Мулу якобы стало известно, где находится Второй Фонд, и он готовится к нападению. Мул заключил какое-то соглашение со Вторым Фондом и поделил с ним Галактику. Мул понял, что Второго Фонда нет, и решил захватить всю Галактику.

Чего только не услышишь в светских гостиных! И это – не в первый раз.

Правда, в этот раз слухи передаются уж очень уверенными голосами, а беспокойные души, истосковавшиеся за пять лет застоя по военным походам, приключениям, политическим передрягам, воспрянули, и на лицах их обладателей сияют улыбки.

Бейл Ченнис тоже сиял. Он не боялся мистического Второго Фонда.

Поэтому он не боялся и Мула и всюду это выпячивал. Были люди, которые завидовали его молодости и удачливости. Они молча ждали, когда же этот дамский угодник, наконец, поплатится за свое остроумие, расточаемое без меры по поводу внешности Мула и его уединенной жизни. Никто не поддерживал шуток Ченниса и очень немногие им смеялись, но молодой человек оставался безнаказанным, и популярность его росла.

Шагая по длинному шоссе, Ченнис стал сочинять слова к мотиву, который напевал. Получилась какая-то чепуха: «Кто же, кто же тот герой, что захватит Фонд Второй?».

Вот и дворец.

Высокая, массивная дверь распахнулась, и Ченнис вошел. Перед ним поднималась широкая лестница. Ченнис воспользовался лифтом. Он остановился перед скромной дверью, ведущей в личные апартаменты Мула.

Дверь открылась.

* * *

Человек, у которого не было другого имени, кроме имени Мул, и другого титула, кроме титула Первый Гражданин Союза Миров, стоял у стены, прозрачной лишь изнутри, и смотрел на городские крыши и огни.

Сгущались сумерки, на небе проступали звезды, и все эти звезды принадлежали ему.

Он горько улыбнулся этой мысли: они принадлежали человеку, которого мало кто видел.

Мул – человек, на которого не стоит смотреть, ведь на него нельзя смотреть без улыбки. Сто двадцать фунтов веса в пяти футах и восьми дюймах роста. Разве можно назвать руками и ногами эти обтянутые кожей кости, угловато торчащие из безобразно худого туловища? И только клювом можно назвать торчащий на три дюйма вперед нос, в тени которого тонет все лицо.

Только глаза не вписываются в этот гротеск – большие, карие, неожиданно нежные на лице завоевателя Галактики глаза, в которых всегда светится печаль.

А город жил беззаботной жизнью роскошной столицы роскошного мира.

Можно было бы учредить столицу на Термине, в самом сильном из завоеванных миров, но Термин расположен на самом краю Галактики. У Калгана стратегическое положение лучшее – он ближе к центру, а, кроме того, здесь многочисленна аристократия, поддерживающая придворные традиции.

Однако, в постоянном веселье, удвоенном процветанием, Мул не находил покоя.

Его боялись, ему повиновались, его даже уважали – на расстоянии. Но все, кроме обращенных, смотрели на него с презрением. А чего стоит любовь обращенных? Она безвкусна! Можно придумать себе десяток титулов, насадить церемонии, но что от этого изменится? Уж лучше – по крайней мере, не хуже – быть просто Первым Гражданином и спрятаться от всех.

Внезапно в его душе поднялась волна протеста. Ни в коем случае! Нужно действовать. Пять лет он сидит на Калгане, привязанный постоянной смутной, растворенной в космосе угрозой невидимого и неизвестного Второго Фонда.

Ему уже тридцать два. Это еще не старость, но он чувствует ее приближение.

Еще сильна воля, а тело слабеет.

Все звезды Галактики: и те, что видны ему, и те, которых он не видит, – должны быть в его власти!

Он должен всем отомстить. Всему человечеству, частью которого сам не является. Всей Галактике, в которой он чужой.

Замигал холодный предупредительный световой сигнал. Мул почувствовал приближение человека, вошедшего во дворец, и обострившимся в сумерках чутьем уловил его радостное настроение. Он без труда узнал гостя. Это был Притчер. Бывший капитан Притчер из бывшего Фонда. Капитан Притчер, которого незаслуженно обходило наградами загнивающее правительство.

Капитан Притчер, когда-то мелкий шпион, а теперь генерал. Он, Мул, поднял его из грязи и расширил поле его деятельности до размеров Галактики.

Генерал Притчер, безоговорочно преданный, а когда-то так же безоговорочно мятежный. Впрочем, преданный ли? Он предан не по расчету, не из благодарности, не от чистого сердца, а в силу обращения.

Мул чувствовал этот мощный слой преданности и любви, подавляющий все остальные эмоции Хана Притчера. Он сам приживил его пять лет назад. А из глубины души едва пробивались упрямство, горячность, идеализм – настолько обескровленные борьбой с верхним слоем, что сам Мул их с трудом улавливал.

Дверь открылась, и Мул обернулся. Внешняя стена комнаты сделалась непрозрачной, и мягкие сумерки сменились резким белым светом атомных ламп.

Хан Притчер сел на указанное место. На личных аудиенциях у Мула не было ни поклонов, ни коленопреклонений, ни других церемоний. Мул был всего лишь Первый Гражданин, в обращении – «сэр». В его присутствии можно было сидеть; уходя, посетитель мог повернуться к нему спиной.

Хану Притчеру такая скромность нравилась. Он усматривал в ней свидетельство тому, что правитель уверен в своей силе.

– Вчера я получил ваше последнее донесение, – сказал Мул. – Не стану умалчивать о том, Притчер, что я нахожу его несколько пессимистическим.

Генерал сдвинул брови.

– Пожалуй, но собранные мной сведения не подсказали мне иного вывода, сэр. По-видимому, Второго Фонда просто нет.

Мул задумался и медленно покачал головой из стороны в сторону, как случалось уже не раз:

– Эблинг Мис утверждал противное. Я не могу отбросить суждение Эблинга Миса.

Такой разговор происходил между ними не впервые. Притчер настаивал на своем:

– Мис был величайшим психологом Фонда, но в сравнении с Селдоном он ребенок. Работая над трудами Селдона, он находился под вашим влиянием. Вы могли толкнуть его слишком далеко. Он мог ошибиться. Скорее всего, он ошибся.

Мул вздохнул, повертев головой, сидящей на тоненьком стебельке шеи.

– Ах, если бы ему дали пожить еще минуту! Он как раз собирался сказать, где расположен Второй Фонд. Поверьте мне, он знал, где находится Второй Фонд. Мне нельзя было отступать, нельзя было обрекать себя на ожидание. Как много я потерял! Пять лет прошли впустую!

Притчер не был способен осудить недостойные стремления своего правителя: Мул искоренил в нем саму потребность критиковать вождя. Генерал почувствовал смутное беспокойство, граничащее со смущением.

– Как же еще объяснить это, сэр? Я провел пять экспедиций. Маршруты определяли вы сами. Я перевернул каждый астероид в указанных местах. Второй Фонд был якобы основан вместе с первым, хорошо известным нам, триста лет назад. Через сто лет слава о Первом Фонде разошлась по всей Периферии. Еще через пятьдесят лет он стал известен всей Галактике. Прошло триста лет, а о Втором Фонде никто даже не слышал. Где он может прятаться?

– Эблинг Мис сказал, что Второй Фонд на самом деле тщательно скрывался. Только неизвестность могла превратить его слабость в силу.

– Так успешно скрываться может только то, чего в действительности нет.

– Нет! – Мул пронзительно взглянул на собеседника и поднял тонкий палец. – Второй Фонд существует. Нужно изменить тактику.

Притчер нахмурился.

– Сэр, вы хотите сами отправиться на поиски? Я вам этого не советую.

– Что вы! Разумеется, я не полечу. Но вы полетите не один. Вам будут помогать в руководстве экспедицией.

После значительной паузы Притчер спросил несколько отчуждено:

– Кто, сэр?

– На Калгане есть молодой человек по имени Бейл Ченнис.

– Не знаю такого.

– У вас будет возможность с ним познакомиться. У него гибкий ум, он честолюбив и, самое главное, не обращен.

Тяжелая челюсть Притчера дрогнула.

– Не вижу в этом особых преимуществ, сэр.

– Тем не менее, они есть. Вы опытный и умный человек, Притчер. Вы были мне чрезвычайно полезны. Однако, вы обращены. Значит, вами движет верноподданническое чувство ко мне, навязанное мною же. Оно не может заменить того, чего вы лишились, утратив естественные мотивы поведения.

– Мне кажется, сэр, что я ничего не потерял, – хмуро сказал Притчер. – Я вспоминаю, каким я был до обращения, и мне кажется, что я ни в чем не стал слабее.

– Конечно, кажется, – губы Мула дрогнули в улыбке. – В этом отношении вы не можете быть объективным. Ченнис честолюбив для себя. Ему можно верить, потому что он не предан никому, кроме себя самого. Он знает, что может выехать на моем успехе, и приложит все силы к тому, чтобы моя власть укрепилась. Тогда он будет ехать долго, проедет много и в конце концов приедет к славе. А вы его чуть-чуть притормозите.

Притчер заупрямился.

– В таком случае, – сказал он, – не лучше ли снять обращение с меня? Я уже не смогу стать вашим врагом.

– Что вы, Притчер! Пока я жив, я буду держать вас под обращением, а жив я буду, пока буду держать вас под обращением. Освободившись, вы тут же меня убьете.

Ноздри генерала дрогнули.

– Мне очень больно, сэр, оттого, что вы обо мне такого мнения.

– Я не хотел вас обидеть. Я не могу вам объяснить, и вам придется поверить, что ваши чувства, освободившись от моего давления, сразу же устремятся в русло естественных мотивов вашего поведения. Человеческое сознание сопротивляется давлению, поэтому гипнотизер не может загипнотизировать человека против его воли. Я могу, потому что я не гипнотизер, а что-то большее, и поверьте мне, Притчер, сопротивление, которое я подавил и которого вы в себе не ощущаете, – страшная сила.

Притчер опустил голову. Он чувствовал себя опустошенным.

– Как вы можете, – произнес он с усилием, – верить этому человеку в той же степени, что и мне, обращенному?

– Вот именно, я не могу доверять ему полностью. Поэтому вы летите с ним. Видите ли, Притчер, – Мул опустился в большое мягкое кресло, в котором стал еще больше похож на куклу, – вдруг он случайно наткнется на Второй Фонд, вдруг он решит, что союз с ним для него выгоднее союза со мной... Вы понимаете?

– Это уже лучше, сэр, – сказал Притчер с явным удовольствием.

– Но помните, ограничивать его инициативу не следует.

– Конечно.

– И еще, Притчер. Молодой человек хорош собой и очень приятен в общении. Не позволяйте ему дурачить вас и старайтесь его не раздражать. Это человек без совести.

* * *

Мул снова остался один. Он выключил свет, и стена вновь стала прозрачной. Небо было фиолетовым, а город превратился в золото, разлитое на горизонте.

К чему все это? Что изменится, когда он станет владыкой Вселенной?

Высокие, сильные, уверенные в себе мужчины – такие, как Притчер, не сделаются ниже ростом и слабее. А красавцы – такие, как Бейл Ченнис, не станут уродами. И сам он будет тем же, что он есть сейчас.

Довольно! Нельзя поддаваться сомнению!

Снова замигал предупредительный световой сигнал. Снова Мул ощутил приближение человека и снова без труда узнал его. Это был Бейл Ченнис. В нем чувствовалось примитивное своеобразие сильного сознания, не тронутого ничьим влиянием. В нем что-то волновалось и переливалось, но это движение приглушалось разлитой по поверхности настороженностью с легкой примесью циничной наглости. Чуть ниже шло мощное течение самолюбия и самолюбования.

Там и сям пробивались роднички жесткого юмора, а подо всем этим – бездна честолюбия.

Мул подумал, что ничего не стоит перегородить одно течение, а другое направить вспять. Ну и что? Если кудрявая голова Ченниса склонится перед ним в обожании, он сам не избавится от своего уродства, которое превращает властелина империи в мрачного отшельника.

Дверь открылась, и Мул обернулся. Внешняя стена сделалась непрозрачной, и темнота сменилась белым светом атомных ламп.

* * *

Бейл Ченнис изящно опустился на стул и сказал:

– Честь видеть вас, сэр, не была для меня полной неожиданностью!

Мул растопыренными пальцами почесал нос и спросил с заметным раздражением:

– Почему же?

– Вероятно, я провидец, сэр, иначе придется признать, что я интересуюсь слухами.

– Слухами? У нас их несколько десятков разновидностей. Чем именно вы интересуетесь?

– Теми, которые предсказывают новый поход на Галактику. Я надеюсь, что эти слухи верны и я смогу принять посильное участие в походе.

– Значит, вы считаете, что Второй Фонд существует?

– Почему нет? Это придало бы делу особую прелесть!

– В чем, по-вашему, состоит эта прелесть?

– О! В самой тайне, окутывающей Второй Фонд. Нет более благодатной темы для пересудов. Вот уже несколько месяцев приложения к газетам ни о чем, кроме этого, не пишут. Это что-то значит! «Космос» печатает фантастическую повесть о живых существах, состоящих чуть ли не из сплошного мозга. Имеется в виду Второй Фонд. Так вот, эти существа, по воле автора повести, обладают энергией разума, сравнимой с энергиями, известными физике. Усилием воли эти существа изменяют орбиты планет, отбрасывают космические корабли на сотни световых лет назад.

– Любопытно... Что вы сами об этом думаете? Вы согласны с идеей автора повести?

– Галактика, нет! Неужели такие существа станут сидеть на собственной планете, сэр? Мне кажется, что Второй Фонд скрывается потому, что он слабее, чем мы думаем.

– В таком случае мне нетрудно будет объяснить вам суть дела. Вам не хотелось бы принять участие в экспедиции по поиску Второго Фонда?

Ченнис, очевидно, не ожидал такого быстрого развития событий. Его всегда скорый на ответ язык прирос к гортани.

– Что же вы молчите? – сухо сказал Мул.

Ченнис наморщил лоб.

– Я согласен. Только куда мне лететь? Мне нужно знать хотя бы приблизительное направление.

– С вами полетит генерал Притчер...

– Значит, не я буду руководителем экспедиции?

– Дайте мне договорить, тогда вам все станет ясно. Насколько я знаю, вы не из Фонда. Вы уроженец Калгана, не так ли? Так. Поэтому вы имеете лишь смутное представление о теории Селдона. Когда первая Галактическая Империя начала распадаться, Хари Селдон с группой ученых-психоисториков составил прогноз исторических событий – к сожалению, математический аппарат, с помощью которого делаются такие прогнозы, утерян – и основал два Фонда, по одному в каждом конце Галактики, расположив их так, чтобы в ходе развития истории они послужили центрами кристаллизации новой Империи.

Хари Селдон считал, что образование новой Империи должно произойти через тысячу лет при условии создания Фондов науки и через тридцать тысяч лет при условии, что Фондов не будет. Однако, он не предвидел, что появлюсь я.

Я мутант, и мое появление предсказать абсолютно невозможно, потому что психоистория оперирует усредненными реакциями больших групп людей. Вам все понятно?

– Понятно, сэр. Но при чем здесь я?

– Сейчас вы и это поймете. Я хочу обогнать Селдона на семьсот лет и объединить Галактику сейчас. Первый Фонд – мир ученых-физиков – процветает под моим владычеством. Если процветание и политическое спокойствие продлятся еще несколько лет, ядерное оружие, которое разрабатывается там, не будет иметь равных в Галактике, кроме, возможно, оружия Второго Фонда. Поэтому я хочу узнать о Втором Фонде как можно больше. Генерал Притчер придерживается твердого мнения о том, что Второго Фонда нет. Я уверен в обратном.

– Что дает вам такую уверенность, сэр? – осторожно спросил Ченнис.

Мул ответил с неожиданным возмущением:

– То, что сознание обращенных мною людей контролирует кто-то еще! Очень тонко! Очень осторожно! Однако, не настолько осторожно, чтобы это укрылось от меня! И чем дальше, тем чаще. Важные люди в критические моменты выходят из повиновения. Теперь вам не кажется странным, что я избрал осторожную тактику и медлю с наступлением?

Теперь вам ясно, зачем вы мне нужны? Генерал Притчер – лучший из оставшихся у меня людей, значит, его в любой момент могут у меня отнять. А вы не обращены, вас трудно заподозрить в том, что вы – человек Мула. Вы сможете обманывать Второй Фонд дольше, чем мои люди, и, может быть, этого хватит. Вы понимаете?

– М-м-м... да. Простите, сэр, можно задать вам вопрос? Как проявляется постороннее влияние на ваших людей? Вдруг я замечу в генерале Притчере какие-то перемены? Он должен освободиться от обращения? Изменить вам?

– Нет. Повторяю, это вмешательство почти неуловимо. Иногда мне приходится воздерживаться от действия, потому что я не могу определить, заблуждается ли человек, как это свойственно человеку, или им кто-то управляет. Человек остается преданным мне, но притупляется его инициатива и изобретательность. Человек становится бесполезным. За этот год меня лишили шестерых. Шестерых самых лучших, – уголок его рта приподнялся. – Они руководят военными базами. Мне остается только желать, чтобы они не оказались в критической ситуации и перед ними не встала необходимость принять решение.

– Допустим, сэр... Допустим, что это не Второй Фонд. Что, если вам вредит другой такой же человек, как вы, – другой мутант?

– Вряд ли. Один человек не действовал бы так продуманно и дальновидно. Это целый мир, и вы должны стать оружием против него.

Глаза Ченниса сияли.

– Я счастлив служить вам, сэр! – сказал он.

Мул уловил его эмоциональный подъем.

– Очевидно, вы поняли, что вам уготована особая роль, за успешное выполнение которой вы вправе ожидать особой награды. Вы можете стать моим преемником. Но в случае измены вас ждет особое наказание, помните это. Я умею внушать не только преданность.

Улыбка Мула стала зловещей, и Ченнис в ужасе вскочил со стула. На долю секунды он почувствовал, как на него опускается отчаяние и давит, причиняя физическую боль. Оно тут же исчезло, оставив после себя облако гнева.

– Гнев здесь бесполезен, – сказал Мул. – Вот видите, вы его почти подавили. Нет? А я вижу. Запомните, я могу сделать вам еще больнее и продержать вас так гораздо дольше. Мне приходилось убивать людей таким способом. Нет смерти мучительней.

Помолчав, он добавил:

– Это все.

Мул снова был один. Он выключил свет, и стена вновь стала прозрачной.

Небо было черным, и на бархатном полотне космоса лежала усыпанная блестками лента Млечного Пути.

Все это были звезды, великое множество звезд. Их было так много, что они сливались в одно облако света.

И все они будут принадлежать ему!

Еще одно дело, и можно спать.

Первая интерлюдия

Исполнительный Совет Второго Фонда собрался на заседание. Мы не станем утруждать читателя описанием обстоятельств, при которых проходило заседание, как и перечислением имен и званий присутствующих. Мы не претендуем также на дословную передачу содержания выступлений, так как не хотим, чтобы они остались непонятными читателю.

Членами Исполнительного Совета были психологи, вернее, не просто психологи, а ученые с психологической ориентацией. Это люди, чьи научно-философские воззрения развиваются в совершенно ином направлении по сравнению с любой из известных нам научных концепций. «Психология» в понимании ученых, которые воспитаны на аксиомах, выведенных из данных, полученных средствами физики, не имеет почти ничего общего с ПСИХОЛОГИЕЙ.

Эти две психологии – как двое слепых, которые пытаются объяснить друг другу, что такое красный цвет.

Собравшиеся на заседание отлично понимали друг друга не только в целом, но и в мельчайших частностях. Они не выступали с докладами в принятом у нас значении этого слова. Незаконченную фразу «докладчика» слушатели мысленно продолжали до абзаца. Жест, гримаса, покашливание, даже пауза, выдержанная определенное время, – все было столь же значимо, сколь слова.

Поэтому мы взяли на себя смелость предложить читателю, воспитанному на философии физиков, выступления членов Совета в свободном переводе, что связано с неизбежным риском потерять какие-то оттенки смысла.

Главным в Совете был человек, которого мы назовем Первым Спикером.

– Стало совершенно очевидным, – сказал он, – что именно остановило экспансию Мула. Нельзя назвать сложившуюся ситуацию безоблачной. Мул чуть было не обнаружил нас, подвергнув жесточайшей эксплуатации мозг так называемого психолога. Этот психолог был убит в тот самый момент, когда собирался сообщить о своем открытии. Смерть психолога явилась результатом стечения ряда случайных обстоятельств. Это легко проверить расчетами по формулам Третьей Фазы. Ваше мнение?

Последние слова адресовались Пятому Спикеру.

– Увы, мы не можем управлять ситуацией, – с жесткими интонациями заговорил Пятый Спикер. – Более того, мы не в силах отразить вооруженное нападение, а особенно, если им будет руководить такой феномен, как Мул.

Вскоре после покорения Первого Фонда, если быть точными, то через полгода, он был на Транторе. Еще через полгода он был бы у нас с вероятностью победы над нами в девяносто шесть и три десятых процента, плюс-минус пять сотых процента, если быть точными. Мы затратили значительное время на анализ факторов, остановивших его. Нам известно, что двигало Мулом – его физическое уродство и уникальные умственные способности. Приняв во внимание его нетипичное поведение в присутствии симпатизирующего ему лица, мы провели тщательные расчеты, и в Третьей Фазе пришли к заключению, что это возможно и в будущем.

Таким образом, развитие событий определяется случайностью постольку, поскольку случайно присутствие рядом с Мулом симпатизирующего ему человека. Нашим агентам удалось выяснить, что психолога, попавшего под влияние Мула, убила женщина, к которой Мул испытывал доверие и которую поэтому не держал под контролем.

Смерть психолога послужила для нас предупреждением, и с этого момента мы сдерживали Мула нестандартными методами, которые и ставят под угрозу надлежащее исполнение замыслов Селдона. У меня все.

Первый, главный, Спикер помолчал, давая возможность присутствующим осмыслить сказанное, затем сказал:

– Следовательно, ситуация весьма нестабильна. План Селдона на грани краха. В силу недостатка предвидения мы погубили его. Время уходит. У нас остался единственный вариант решения задачи, впрочем, достаточно рискованный. Мы должны позволить Мулу найти нас – в определенном смысле.

После паузы, во время которой Первый Спикер прислушивался к реакции присутствующих, он сказал:

– Повторяю – в определенном смысле!

Двое мужчин без Мула

Корабль был готов к отправлению. Недоставало только маршрута. Мул предлагал лететь на Трантор – в мертвый мир, в пустую скорлупу бывшей столицы Галактики.

Притчер не соглашался: он не раз проделал этот путь, и каждый раз безуспешно.

Притчер застал Ченниса за навигационными приборами. Вьющиеся волосы молодого человека были в милом беспорядке, одна прядь свисала на лоб так хитро, как будто ее долго прилаживали перед зеркалом. Белозубая улыбка, которой Ченнис встретил Притчера, очень шла к прическе. Суровый генерал почувствовал к молодому человеку смутную неприязнь.

– Пока что все совпадает, Притчер! – радостно крикнул Ченнис вместо приветствия.

– Не понимаю, о чем вы, – холодно ответил генерал.

– Берите стул, дружище, садитесь, будем разбираться вместе. Я читаю ваш отчет. Он великолепно составлен.

– Приятно слышать...

– Мне любопытно, совпадут ли наши выводы. Вы когда-нибудь пытались подойти к проблеме с использованием методов дедукции? Конечно, прочесывание Галактики в выбранном наобум направлении со временем даст результат, но когда это произойдет? Вы подсчитывали, сколько времени может занять такой поиск?

– Да, несколько раз.

Притчеру очень не хотелось заискивать перед молодым человеком, но очень хотелось проникнуть в его мысли, неконтролируемые и потому непредсказуемые.

– Давайте рассуждать логически. Что мы ищем?

– Второй Фонд, – хмуро ответил Притчер.

– Мир психологов, – поправил Ченнис, – которые так же слабы в физике, как Первый Фонд – в психологии. Вы житель Первого Фонда и должны понимать, что из этого следует. Нам нужно искать мир, славящийся тонкой дипломатией, но отсталый в техническом отношении.

– Не обязательно, – возразил Притчер. – Союз Миров нельзя назвать технически отсталым, но наш правитель правит именно силой разума.

– Только потому, что опирается на силу оружия Первого Фонда, – с едва заметной досадой ответил Ченнис. – Другого такого клада знаний нет во всей Галактике. Второй Фонд может упражнять способности своих психологов лишь на жалких обломках старой Империи, где не может быть науки, подобной той, которую подчинил себе наш правитель.

– Значит, Второй Фонд должен обладать силой разума, достаточной для того, чтобы подчинить группу соседних миров, но при этом должен быть физически беспомощным?

– Не беспомощным, а сравнительно слабым. Второй Фонд способен защитить себя от деградировавших соседей, но перед современным вооружением армии Мула он, скорее всего, окажется бессильным. Иначе невозможно объяснить, почему триста лет назад Хари Селдон скрывал даже от своих единомышленников расположение Второго Фонда и почему теперь сам Второй Фонд окружает себя тайной. Вспомните, ваш родной Первый Фонд ни от кого не скрывался даже тогда, когда был маленьким, никем не охраняемым городом.

Жесткое лицо Притчера саркастически скривилось.

– По-видимому, вы закончили ваш блестящий анализ. Не желаете изучить список королевств, республик, городов-государств, диктатур, подходящих под ваше определение, и даже под более точное?

– Значит, вы проводили аналогичные рассуждения? – Ченнис не утратил ни капли дерзости.

– Разумеется, хотя не вносили их в дневники экспедиций. Неужели вы думаете, что Мул станет работать методом проб и ошибок?

– Хорошо, – с новым подъемом заговорил молодой человек. – Что вы можете сказать об Олигархии Ница?

Притчер задумчиво потеребил ухо.

– Ница? Что-то знакомое... По-моему, это не совсем периферия... Что-то около трети пути к центру?

– Правильно. Ну и что?

– По имеющимся у нас данным, Второй Фонд должен находиться в противоположном конце Галактики. Это единственное, из чего мы можем исходить. А Ница, кроме того, что находится не в конце Галактики, в угловом измерении отстоит от Первого Фонда на сто десять – сто двадцать градусов, но никак не на сто восемьдесят.

– В имеющихся у вас материалах говорится, кроме того, что Второй Фонд находится у Границы Звезд.

– В Галактике нет области с таким названием.

– Правильно, потому что это название употреблялось лишь населением области и в какой-то момент было изъято из употребления по соображениям секретности. Возможно, дело обстояло совершенно противоположным образом: название было придумано Селдоном из тех же соображений. Вы не улавливаете никакого сходства в названиях Граница Звезд и Ница?

– Слабого созвучия недостаточно для того, чтобы сделать серьезные выводы.

– Вы там были?

– Нет.

– Тем не менее это государство упоминается в дневниках экспедиций.

– Где? Ах, да! Мы останавливались там, чтобы пополнить запасы провизии и воды. В этом мире нет ничего примечательного.

– Вы останавливались на столичной планете?

– Не могу сказать.

Ченнис задумался. Притчер не спускал с него неприязненного взгляда.

– Вы не откажетесь взглянуть вместе со мной в Линзу?

– Нет, конечно.

* * *

Линза была новейшим навигационным прибором. Она представляла собой вычислительную машину, выдающую на экран изображение ночного звездного неба, видного из данной точки Галактики. Ченнис ввел в машину исходные данные и выключил свет. Осталась лишь красная лампочка на пульте Линзы.

Красные блики ложились на лицо Ченниса. Притчер сидел на месте первого пилота, закинув ногу на ногу. Его лицо растворилось в темноте.

Машина закончила вычисления, и на экране стали проступать пятна света. Постепенно они становились все больше и ярче. Четко выделился центр Галактики.

– Такую картину, – пояснил Ченнис, – можно наблюдать зимней ночью на Транторе. Во всех предыдущих экспедициях отправной точкой считался Первый Фонд. Мне кажется, что ею должен служить Трантор. Трантор был столицей Галактической Империи, и в большей мере культурной и научной столицей, чем политической. Поэтому в девяти случаях из десяти центром координат при навигационных расчетах следует считать Трантор. Вспомните в этой связи, что Хари Селдон, уроженец Геликона, работал со своей психоисторической группой на Транторе.

– Что вы хотите этим сказать? – Притчер ледяным голосом пытался охладить энтузиазм молодого человека.

– Все скажет карта. Вы видите темную туманность? – Ченнис коснулся пальцем экрана в том месте, где в золотом шитье, казалось, была прорезана дырочка. – В стеллографическом справочнике она значится под названием Туманности Пеллота. Смотрите внимательно, я увеличиваю изображение.

Притчеру уже приходилось видеть укрупнение изображения, и каждый раз у него при этом захватывало дух. И сейчас ему показалось, что он у пульта корабля, несущегося сквозь скопление звезд и не имеющего возможности уйти в гиперпространство. Звезды мчались из центра экрана прямо на генерала, но, не долетев, выпадали за рамку. Цельные пятна распадались на пары или россыпи, облачка света превращались в мириады мелких блесток. Ченнис, не останавливая движения, говорил:

– Мы движемся по прямой линии, соединяющей Трантор с туманностью Пеллота, то есть продолжаем смотреть с Трантора. Безусловно, здесь присутствует определенная ошибка, потому что у меня не было возможности учесть рассеяние света. Однако, я уверен, что ошибка пренебрежимо мала.

По экрану разлилась темнота. Ченнис сбавил скорость увеличения, и звезды уже не мчались, а неохотно ползли к краю экрана. Их все еще было великое множество, густо рассыпаны они были и за туманностью – огромным, в сотни кубических парсеков, облаком из атомов натрия и кальция, не отражающих света.

– Эту область, – комментировал Ченнис, – жители соседних миров называют Устьем. Это очень важно, так как форму устья область имеет лишь при взгляде на нее со стороны Трантора.

Звезды, прилепившиеся по краю туманности, слились в линию, которая обрисовывала в профиль толстые выпяченные губы.

– Входим в устье, – сказал Ченнис, – и движемся вглубь, вдоль теперь уже единственного луча света.

Снова звезды посыпались за экран, и перед глазами Притчера осталась лишь туманность, прошитая тоненькой золотой ниточкой, по которой двигался палец Ченниса.

– Вот Граница Звезд, – сказал молодой человек. – Ткань туманности здесь тонка и пропускает свет этой звезды в единственном направлении – к Трантору.

– Вы хотите сказать, что... – генерал Мула не договорил, пораженный догадкой.

– Что это Ница – Граница Звезд.

Ченнис включил свет и выключил вычислительную машину. Притчер встал и подошел к Ченнису вплотную.

– Как вы к этому пришли?

– Случайно, – молодой человек откинулся на спинку стула и с недоумением пожал плечами. – Совершенно случайно, но мне эта идея нравится, и я склонен считать ее верной. Кроме того, Ница подходит под наше определение. Это олигархия, объединяющая двадцать семь населенных планет. Технически довольно слабое государство. Политически довольно скромное: не стремится к экспансии и придерживается строгого нейтралитета в разрешении всех политических проблем, возникающих в этой области Галактики. Мне кажется, что нам следует направиться туда.

– Вы сообщили об этом Мулу?

– Нет. А сейчас это невозможно: мы в космосе и готовимся к скачку.

Притчер в ужасе бросился к панели обзора, поспешно настроил ее. Перед глазами был пустой холодный космос. Придя в себя, генерал обернулся. Рука потянулась к курку бластера.

– Кто приказал?

– Я, генерал, – Ченнис впервые обратился к Притчеру по званию. – Мы взлетели, когда рассматривали карту звездного неба. Вы не почувствовали ускорения, потому что я укрупнял изображение, и вы приняли настоящее движение за иллюзию, созданную движением звезд на экране.

– Зачем? Что вам нужно? Значит, все рассуждения о Нице – ерунда?

– Нет. В этом я вас не обманывал. Сейчас мы летим к Нице. Мне нужно было взлететь до назначенного срока... Генерал, вы не верите в существование Второго Фонда, а я верю! Вы просто исполняете поручение Мула, а я вижу серьезную опасность. Мы дали Второму Фонду отсрочку в пять лет. За это время он мог подготовиться к борьбе с нами. Я не знаю, каким оружием он будет с нами бороться, но могу предположить, что на Калгане действуют его агенты. Они могут обнаружить, что в моем сознании возникла догадка о том, где находится Второй Фонд. Тогда моей жизни будет угрожать опасность, а мне очень дорога жизнь. Вот я и принял меры по ее защите. О Нице не знает никто, кроме вас, да и вы узнали о ней, находясь в космосе. Впрочем, есть еще экипаж... – Ченнис снисходительно улыбнулся, чувствуя себя полным хозяином положения.

Рука Притчера бессильно опустилась, и генерал ощутил смутное беспокойство. Что мешает ему действовать? Чем скована его воля? Ведь было время, когда он был мятежным, опальным капитаном армии Первого Фонда, когда он был способен на более решительные и отчаянные поступки, чем Ченнис. Неужели Мул прав? Неужели его преобразованное сознание настолько отравилось послушанием, что неспособно породить инициативу? Генерал ощутил подавленность и бесконечную усталость.

– Ловко сработано, – одобрил он, – и все же в дальнейшем вам лучше советоваться со мной перед принятием подобных решений.

Замигал какой-то сигнал.

– Это из машинного отделения, – небрежно бросил Ченнис, – обещали за пять минут предупредить о скачке и дать знать, если что не так. Останетесь на хозяйстве?

Притчер молча кивнул и, оставшись в одиночестве, задумался о зле, которое несет человеку старость. На панели обзора сверкали редкие звезды.

У края разливалось молоко Галактики. Освободиться бы от влияния Мула...

Генерал испугался этой мысли и прогнал ее...

* * *

...Шеф-инженер Гекслани испытующе взглянул на молодого человека, который был без формы, но держался с апломбом офицера и, кажется, на самом деле был облечен властью. Гекслани, с младых ногтей служивший во флоте, привык к тому, что власть принадлежит человеку с погонами.

Правда, этого человека назначил Мул, а Мулу всегда принадлежит последнее слово. Мул – это абсолютная истина. Даже подсознательно Гекслани в этом не сомневался. Он был прочно обращен.

Молча он протянул Ченнису небольшой овальный предмет. Ченнис взял его в руку и одобрительно улыбнулся.

– Вы из Фонда, шеф?

– Да, сэр. До того, как Первый Гражданин взял власть, я служил во флоте Фонда восемнадцать лет.

– Инженерному делу учились в Фонде?

– В Центральной Школе на Анакреоне, сэр. Получил квалификацию первого класса.

– Неплохо. А это вы нашли в аппарате связи, там, куда я просил посмотреть?

– Да, сэр.

– Это деталь аппарата?

– Нет, сэр.

– Что же это?

– Метка, сэр.

– Я не учился в Центральной Технической школе. Объясните подробнее.

– Это устройство, которое должно показывать координаты корабля при скачке через гиперпространство.

– Оно позволяет за нами следить?

– Так точно, сэр.

– Хорошо. Это недавнее изобретение?

– Да, сэр.

– Разработано одним из новых исследовательских институтов, учрежденных Первым Гражданином? Принцип действия – государственная тайна?

– Да, сэр.

Ченнис несколько секунд играл меткой, затем протянул ее инженеру.

– Положите ее на то самое место, где нашли, и точно так же, как лежала. Ясно? И забудьте о ее существовании.

Шеф-инженер с трудом удержался от салюта, резко повернулся и вышел.

Корабль несся по Галактике, чертя прерывистую линию. Пропуски соответствовали скачкам, покрывающим около ста световых лет, а штрихи – участкам нормального полета протяженностью от десяти до шестидесяти световых секунд.

Бейл Ченнис сел к пульту Линзы и, как всегда, испытал чувство, близкое к благоговению. Он не был уроженцем Фонда, и волшебство, свершавшееся при повороте рычага или нажатии кнопки, еще не стало для него привычным.

Линза вряд ли приелась бы и уроженцу Фонда. В ее небольшом корпусе было такое множество электронных схем, что на экране умещалось сто миллионов отдельных звезд и точно воспроизводилось их взаимное расположение. И это еще не было пределом возможностей машины. Она могла развернуть заданный участок карты звездного неба по любой из пространственных осей и повернуть его на любой угол относительно заданной точки.

Линза совершила переворот в межзвездной навигации. До изобретения Линзы каждому скачку предшествовал расчет, занимавший значительное время – от одного дня до одной недели. Большая часть этого времени уходила на вычисление координат корабля. Нужно было найти по меньшей мере три звезды, положение которых относительно произвольно выбранного центра координат было бы известно, и определить положение корабля относительно этих звезд.

Вся соль заключалась в поиске этих трех звезд. Для человека, привыкшего видеть Галактику из определенной точки, каждая звезда имеет свое лицо. Но прыгни на десять парсеков – и не узнаешь, а, может, даже не увидишь собственного солнца. Приходилось прибегать к спектральному анализу. Составлялись каталоги «световых автографов» звезд, на их основе разрабатывались стандартные маршруты. Межзвездная навигация превращалась из искусства в науку. В эпоху Фонда усовершенствовались вычислительные машины, появились новые методы получения и классификации спектров, и все же на поиск трех знакомых звезд в незнакомой области уходило порой несколько дней.

С появлением Линзы все изменилось. Во-первых, ей требовалась только одна знакомая звезда. Во-вторых, Линзой мог управлять даже такой профан в технике, как Ченнис.

По результатам предыдущего скачка ближайшая знакомая звезда была Винцетори, а на панели обзора, в самом центре, горела яркая звезда. Ченнис надеялся, что это именно Винцетори. Осторожно нажимая клавиши, он ввел координаты Винцетори. На экране Линзы появилась яркая звезда, в остальном сходства с изображением на панели обзора не оказалось. Бейл Ченнис развернул карту по оси «Z» и посмотрел на фотометры. Обе звезды оказались одинаковой яркости. Ченнис выбрал на панели обзора другую звезду примерно такой же яркости и постарался найти ее на карте. Повернул карту на соответствующий угол, скривил рот: не то. Повернул еще, примерив еще одну яркую звезду, потом еще. Вот оно! Конечно, какой-нибудь космический волк установил бы соответствие между картой и панелью обзора с первой попытки, а он, Ченнис, установил только с третьей, но это тоже вполне прилично.

Осталось разобраться с двойными звездами и установить точное соответствие. Это не отняло много времени, и вот уже готовы координаты корабля. На все ушло не более получаса.

* * *

Хан Притчер был в своей комнате и, по-видимому, готовился ко сну.

– Есть новости? – спросил он.

– Если это для вас новость, то следующий скачок приведет нас в Ницу.

– Знаю.

– Не хотел вас беспокоить, но мне любопытно, просмотрели вы пленку, которую мы прихватили в Силе?

Хан Притчер бросил презрительный взгляд на предмет разговора, лежащий на полке в черном футляре, и ответил:

– Да.

– Что вы можете сказать?

– Что тут скажешь? В этой части Галактики даже историков толковых нет.

Ченнис широко улыбнулся.

– Понимаю, понимаю... Скучновато?

– Отчего же; если вы интересуетесь биографиями монархов, то даже занимательно. Просто бесполезно: когда историк занимается отдельной личностью, он изображает ее либо в беспросветно черном, либо в приторно розовом свете, в зависимости от своих интересов.

– В книге идет речь о Нице. Именно поэтому я ее вам дал. Это единственная книга, в которой сказано о Нице несколько слов.

– Верно, немного сказано. Ница пережила десяток хороших правителей, полдесятка плохих, выиграла какие-то сражения, какие-то проиграла. Ничего особенного.

– Вы кое-что упустили. Вам не бросилось в глаза, что Ница никогда ни с кем не образовывала коалиций? Она всегда стояла в стороне от политических интриг. Да, правильно, завоевала несколько планет, но почему-то остановилась. Похоже, что Ница старалась не привлекать к себе внимания, а воевала в случае крайней необходимости.

– Что ж, – равнодушно сказал генерал, – я не возражаю против посадки. В худшем случае, потеряем время.

– О, нет! В худшем случае мы потерпим полное поражение. – Если это Второй Фонд, то это мир тысяч и тысяч Мулов.

– Что вы собираетесь делать?

– Приземлиться на какой-нибудь провинциальной планете. Как можно больше узнать о Нице и исходя из этого действовать.

– Отлично. Не возражаю. Выключите свет, будьте добры.

Ченнис взмахнул на прощание рукой и вышел.

Генерал Притчер долго не мог заснуть. Беспокойные мысли не оставляли его.

Если все, с чем так трудно было согласиться, верно – а факты говорят, что верно, – то Ница – не что иное, как Второй Фонд. Невероятно. Такой неприметный мир! Ничем не отличающийся от варварских миров, на которые рассыпалась погибшая империя. Генералу вспомнилось, с каким лицом и каким голосом Мул говорил о психологе Эблинге Мисе – о человеке, который раскрыл тайну Второго Фонда. Мул был бледен и голос его срывался: «Мне показалось, что открытие ошеломило Миса. Складывалось впечатление, что Второй Фонд либо превзошел ожидания Миса, либо обманул их. Если бы я мог прочесть его мысли, а не только чувства! Чувства же я видел ясно: самым сильным из них было удивление.»

Удивление – ключевая нота. Во Втором Фонде есть что-то в первую очередь неожиданное. Как этот мальчишка, конфетный красавец, разглядел в неприметной Нице что-то неожиданное? Ведь он прав, здесь что-то есть...

Последняя сознательная мысль Притчера была несколько злорадной. Метку в аппарате связи никто не заметил.

Вторая интерлюдия

Это был случайный разговор в вестибюле Совета. Члены Совета спешили заняться повседневными делами и обменялись лишь парой взглядов и гримас.

– Мул переходит в наступление.

– Да, я тоже слышал. Опасно, очень опасно.

– Если все пойдет по плану, нам ничто не угрожает.

– Мул необычный человек. Он замечает, когда мы пытаемся управлять его орудиями. Говорят, он уже знает, кого из его людей мы пытались перехватить.

– Тем не менее, нужно пытаться. Другого пути нет.

– Можно вторгаться в неконтролируемые умы, но Мул старается контролировать каждого, кто занимает хоть сколько-нибудь ответственный пост...

Лестница кончилась. Все стали расходиться по своим кабинетам.

Поиск по сайту: