Безбилетный пассажир

Прошел месяц. Началось лето. Начало лета – это не наступление теплой погоды, это время, когда Хомир Мунн составляет годовой финансовый отчет и инструктирует присланного заместителя. В прошлом году прислали совершенно безответственного человека. Это время, когда Мунн готовит к полету свой маленький корабль «Юнимара», названный в честь героини романтического эпизода, произошедшего с Мунном двадцать лет назад.

Хомир Мунн улетал с Термина в мрачном настроении. Никто не пришел в космопорт проводить его. Это выглядело бы подозрительно, потому что его никогда никто не провожал. Мунн понимал, что все должно быть, как в прошлые годы, и все же ему было обидно. Он, Хомир Мунн, рискуя жизнью, пошел на эту возмутительную авантюру, а его бросили одного.

Мунн ошибался, думая, что его бросили одного. Когда ошибка Мунна обнаружилась, на «Юнимаре» и в доме доктора Дарелла поднялся переполох.

Первой ошибку обнаружила Поли, горничная Дареллов, недавно вернувшаяся из отпуска. Топая и охая, она побежала вниз по лестнице.

Увидев доктора Дарелла, она некоторое время пыталась выразить свои чувства словами, но, осознав свое бессилие, сунула ему в руки листок бумаги и какой-то предмет кубической формы.

– Что случилось, Поли? – спросил доктор, неохотно принимая из рук горничной письмо и кубик.

– Она ушла!

– Кто?

– Аркадия!

– Как так ушла? Куда ушла? О чем вы говорите?

– Не знаю! – Поли топнула ногой. – Ушла, и все! Взяла чемодан, кое-какие вещи, оставила письмо и ушла. Что вы стоите, доктор? Прочтите письмо! Ох, уж эти мужчины!

Доктор Дарелл пожал плечами и развернул письмо. Письмо оказалось коротким. Написанное изящным почерком транскриптора, оно заканчивалось собственноручной корявой подписью дочери.

«Дорогой папа!

Я не решилась прощаться с тобой лично. Я расплакалась бы, и тебе пришлось бы краснеть за меня. И вот, я пишу письмо, чтобы сказать, что буду скучать о тебе, хотя мне предстоят замечательные каникулы в обществе дяди Хомира. Я буду хорошо себя вести и скоро вернусь. Оставляю тебе одну вещь, очень дорогую для меня.

Твоя любящая дочь Аркади.»

Доктор перечел письмо несколько раз, с каждым разом становясь все бледнее.

– Поли, вы читали это? – спросил он сухо.

Поли перешла в наступление.

– Я не виновата, доктор! Сверху было написано «Поли», откуда же я знала, что письмо адресовано вам? За все время, что я работаю у вас, я ни разу...

– Ладно, ладно, Поли, – примирительно заговорил доктор. – Я не об этом. Просто хотел удостовериться, что вы понимаете, что произошло.

Доктор напряженно размышлял. Нет, нельзя приказать Поли забыть о случившемся. Во-первых, для Второго Фонда не существует понятия «забыть», а, во-вторых, подобное распоряжение подчеркнет важность случившегося и произведет противоположный эффект.

– Поли, вы ведь знаете: Аркадия – девочка с причудами. Она так романтически настроена. С тех пор, как я пообещал устроить ей во время каникул космическое путешествие, она сама не своя.

– Почему мне ничего не сказали об этом путешествии?

– Мы обо всем договорились, пока вы были в отпуске, а потом забыли. Вот и все.

Поли переключила всю свою энергию на возмущение.

– Это у вас называется все? Девочка поехала с одним несчастным чемоданчиком! Ей нечего будет надеть! Кто ее покормит? Когда она вернется?

– Успокойтесь, Поли! На корабле есть все необходимое. Мы обо всем позаботились. Скажите, пожалуйста, мистеру Антору, что я хочу его видеть. Нет, постойте. Аркадия оставила мне какую-то вещь. Это она? – доктор повертел в руках кубик.

Поли пожала плечами.

– Я ничего не знаю. На столе лежало письмо, а сверху – эта штука. Надо же, они забыли мне сказать! Была бы жива ее мать...

Доктор замахал руками.

– Поли, пожалуйста, позовите мистера Антора.

* * *

Антор отнесся к случившемуся не столь философски, как отец Аркадии.

Он выкрикивал междометия, сжимал кулаки и дергал себя за волосы. Обретя способность говорить связно, он предложил:

– Чего мы ждем? Бежим в порт! Свяжемся с «Юнимарой» и остановим ее.

– Полегче, Пеллеас, там моя дочь!

– Зато здесь не ваша Галактика!

– Погодите. Аркадия умная девочка, я уверен, что она все продумала.

Давайте поразмыслим и попытаемся предположить, что она станет делать. Вы знаете, что это такое?

– Нет. При чем здесь этот аппарат?

– Это звукоуловитель.

– Это?

– Да. Самодельный, но работает вполне удовлетворительно. Я его испытал. Аркадия дает нам понять, что слышала наши политические споры. Она знает, куда и зачем отправился Хомир Мунн. Ей захотелось полететь с ним.

– О, Галактика! – простонал Антор. – Это будет еще одна жертва Второго Фонда!

– Если только Второй Фонд догадается заподозрить в чем-то четырнадцатилетнюю девочку. Мы можем ему в этом помочь, если помчимся в порт и будем пытаться остановить «Юнимару». Вы забыли, с кем мы имеем дело? Забыли, по какому тонкому льду мы ходим?

– Тем более нельзя допускать, чтобы все зависело от взбалмошной девчонки!

– Моя дочь не взбалмошная, а у нас нет выбора. Она могла не оставить письмо, но оставила, чтобы мы не обратились в полицию и не организовали поиски пропавшего ребенка. Письмо составлено так, что можно подумать, будто Мунн просто пригласил дочь старого друга в интересную поездку.

Почему бы и нет? Вот уже двадцать лет, как мы дружим. Аркадия выросла у Хомира на глазах. Кстати, очень удачно, что она отправилась с ним. Обычно шпионы не возят с собой малолетних дочерей своих друзей.

– Допустим. А что сделает Мунн, когда увидит ее?

Доктор пошевелил бровями.

– Не знаю, но думаю, что Аркадия с ним справится.

Всю ночь доктор Дарелл не мог заснуть, а к утру понял, что судьба Галактики значит для него удивительно мало, когда жизнь его дочери в опасности.

* * *

События на «Юнимаре», в которых принимали участие всего два человека, происходили более драматично.

Аркадия устроилась в багажном отсеке и в скором времени обнаружила, что ее положение весьма незавидно. Она мужественно перенесла стартовые перегрузки и легкое головокружение, сопровождавшее первый скачок через гиперпространство. Аркадии приходилось бывать в космосе, и эти ощущения были ей знакомы. Она не боялась задохнуться, так как знала, что багажный отсек подключен к общей системе вентиляции. Здесь был даже свет, но Аркадия не стала его включать, чтобы не развеивать романтическую атмосферу. Стараясь дышать как можно тише, она сидела в темноте, как настоящий шпион, и прислушивалась к звукам, доносившимся из соседнего отсека.

Это были обычные домашние звуки: шарканье туфель, шорох ткани по металлу, скрип стула, прогибающегося под весом тела, щелчок выключателя, шлепок ладони по стеклу фотоэлектрического элемента.

Аркадия постаралась все предусмотреть. Она знала по фильмам и книгам, что нужно осторожно двигаться, чтобы ничего не свалить, что нужно носить с собой носовой платок, чтобы некстати не чихнуть. Шпионам нужно есть и пить – Аркадия набила чемодан консервами. Однако, она не подумала о вещах, которых не показывают по телевизору и не описывают в книгах. Настал момент, когда Аркадия поняла, что не может находиться в багажном отсеке неограниченное время.

А в одноместном кораблике, в котором была только одна жилая комната, трудно было рассчитывать, что Мунн отлучится и предоставится возможность на время покинуть багажный отсек.

Аркадия с нетерпением ждала, когда Мунн заснет. Хорошо, если он храпит. Вот заскрипела кровать, послышался зевок, затем глубокий вздох.

Стало тихо, потом кровать снова заскрипела, видимо, Мунн устраивался поудобнее.

Аркадия толкнула дверь пальцем, и дверь приоткрылась.

Что-то зашуршало. Аркадия замерла.

Ей очень хотелось выглянуть за дверь, не высовывая головы, но это оказалось невозможным. Пришлось высунуть голову.

Хомир Мунн не спал. Над его кроватью горела лампочка: на коленях у Мунна лежал футляр от книги, а рука шарила под подушкой.

Аркадия юркнула обратно в багажный отсек. Во всем корабле погас свет, и дрожащий голос Мунна сказал:

– У меня бластер! Сейчас выстрелю!

– Это я! Не стреляйте! – завопила Аркадия.

До чего нежный цветок романтика! Стоит оказаться рядом нервному человеку с оружием, и цветок тотчас же увядает.

Зажегся свет, и Аркадия вышла из-за двери. Мунн, раздетый и небритый, сидел на кровати. Увидев Аркадию, он чуть было не выскочил из постели от удивления, но вовремя вспомнил, что раздет, и натянул на себя одеяло.

– Ч-ч... Ч-что? – только и выговорил он.

– Простите, – кротко сказала Аркадия, – мне нужно помыть руки, – и убежала.

Когда она вернулась, Хомир Мунн, в выцветшем халате и с бластером в руке, шагнул ей навстречу.

– Что ты здесь делаешь? Как ты сюда попала? Что я должен теперь делать? Что это такое?

Мунн мог бы задать еще много вопросов, но Аркадия с милой улыбкой сказала:

– Дядя Хомир, я просто хотела полететь с вами.

– Да? Ты знаешь, куда я лечу?

– Вы летите на Калган за сведениями о Втором Фонде.

Мунн взвыл и упал на кровать. Аркадия испугалась, что он впадет в истерику и начнет биться головой о стену. Он по-прежнему держал бластер в руке, и Аркадии было немного не по себе.

– Дядя Хомир, все в порядке... не волнуйтесь, – больше она ничего не придумала.

Мунн с силой швырнул бластер на пол и попытался успокоиться.

– Как ты все-таки пробралась сюда? – спросил он, стараясь, чтобы голос не дрожал.

– Очень просто. Вошла в ангар со своим чемоданом и сказала: «Багаж мистера Мунна». Дежурный даже не взглянул на меня, махнул рукой, чтобы проходила.

– Знаешь, мне придется отвезти тебя обратно, – сказал Мунн с тайной радостью.

Его никто ни в чем не сможет упрекнуть. Не его вина, что так вышло.

– Этого нельзя делать, – заметила Аркадия. – Вас начнут подозревать.

– Что?

– Вы сами знаете. Вас послали на Калган, потому что ваше стремление побывать во дворце Мула можно считать вполне естественным. Во всем остальном вы должны вести себя так же естественно, чтобы не привлечь ничьего внимания. Если вы отвезете меня обратно, мы можем попасть в теленовости.

– Ч-что за глупости! Какой Калган? – Мунн так категорично все отрицал, что не смог бы убедить и менее осведомленного, чем Аркадия, человека.

– Я все знаю. Я подслушала вас с помощью специального устройства, – сказала Аркадия чуть ли не с гордостью. – Вам ничего не остается делать, только взять меня с собой.

– А твой отец? – выставил козырь Мунн. – Он решит, что тебя похитили или убили.

– Я оставила ему записку, – парировала Аркадия. – Надеюсь, он догадается, что не стоит поднимать шум. Думаю, что скоро он с нами свяжется.

И тут же, словно по волшебству, загудел приемник.

– Спорим, что это папа, – сказала Аркадия.

Сообщение было кратким и предназначалось Аркадии. Оно гласило:

«Спасибо за подарок. Очень полезная вещь. Желаю приятно провести время.»

– Вот видите! Приказано лететь дальше.

Хомир привык к обществу Аркадии и в глубине души был даже рад ему.

Иногда ему казалось, что он не смог бы без нее обойтись. Она болтала, смеялась и ни о чем не беспокоилась. Она знала, что они вступили в борьбу со Вторым Фондом, но ее это ничуть не волновало. Она знала, что на Калгане им придется иметь дело с недружественным правительством, и не могла дождаться прибытия на Калган.

Наверное, это оттого, что ей четырнадцать лет.

Как бы то ни было, неделя полета проходила в беседах, а не в самокопании. Конечно, толку от этих бесед мало, потому что они все вертятся вокруг того, что и как нужно говорить правителю Калгана. Суждения девочки, безусловно, незрелы, но очень забавны, а произносит она их с уморительной важностью. Хомир обнаружил, что еще способен улыбаться. Он слушал болтовню Аркадии и дивился: откуда она вычитала такие дикие представления о Вселенной.

Это было вечером, перед последним скачком. Калган горел в темном небе яркой точкой. В телескопе корабля точка превращалась в крохотный диск.

Аркадия сидела на единственном стуле, подобрав под себя ноги. Она была одета в брюки и рубашку Хомира, которые были ей тесноваты. Свою одежду перед выходом в свет Аркадия решила постирать.

– Когда я вырасту, – сказала она, – я буду писать исторические романы.

Аркадия получала от поездки огромное удовольствие. Дядя Хомир всегда выслушивал ее внимательно и серьезно, и ей это льстило.

– Я прочла много книг о героях Фонда, – продолжала она. – О Селдоне, Хардине, Мэллоу, Деверсе и других. Я прочла почти все, что вы написали о Муле, пропустила только те места, где Фонд терпит поражение: тяжело читать. По-моему, гораздо интереснее читать историю, из которой вырезаны грустные места. Правда?

– Правда, – согласился Мунн, – но это не настоящая история, Аркади. Она не имеет научной ценности.

– Ха! Кому нужна научная ценность! – «Какая он прелесть! Не забывает называть меня Аркади». – Мои романы будут занимательными, будут хорошо продаваться и прославятся. Зачем писать книги, которых никто не будет покупать и читать? Я хочу, чтобы меня знали все, а не только старые профессора.

Аркадия представила себя знаменитой, улыбнулась и поудобнее устроилась на стуле.

– Как только папа разрешит, я отправлюсь на Трантор собирать материал о Первой Империи. Я ведь родилась на Транторе, вы знаете?

Мунн это знал, но с удивлением в голосе произнес:

– Правда?

Наградой ему была лучезарная улыбка.

– Правда. Моя бабушка, Байта Дарелл – вы наверняка о ней слышали – тоже когда-то там была, с дедушкой. Там они остановили Мула, который захватил чуть не всю Галактику. Мои родители, когда поженились, поехали на Трантор. Там я и родилась. Мы жили там некоторое время, пока мама не умерла. Мне тогда было три года, я мало помню. Вы бывали на Транторе, дядя Хомир?

– Нет, не бывал.

У Мунна вдруг испортилось настроение: он вспомнил, что Калган близко.

– Это сказочный мир. Папа говорит, что при Стэннелле V население Трантора было больше, чем население любых десяти современных миров, вместе взятых. Папа говорит, что это был один огромный город, целиком сделанный из металла, – столица всей Галактики. Он показывал мне фотографии. Сейчас там одни развалины, но какие они величественные. Мне так хочется побывать на Транторе. Между прочим... Хомир!

– Да?

– Почему бы нам не слетать на Трантор, когда мы закончим дела на Калгане?

Страх, который Хомир так старательно скрывал, все же проступил на его лице.

– О чем ты говоришь! Запомни: мы едем по делу, а не на прогулку.

– Трантор тоже дело! – крикнула Аркадия. – Там может быть масса информации. Разве нет?

– Мне кажется, что нет, – Мунн поднялся на ноги. – Ну-ка, отойди от компьютера. Мне нужно рассчитать последний скачок.

Одно лишь радовало Мунна: больше не придется спать на металлическом полу, укрываясь пальто.

Расчет не отнял у него много времени. В «Атласе космических маршрутов» маршрут Фонд-Калган был описан очень подробно. Скачок – и последний световой год остался позади.

Ярко светило большое бело-желтое солнце Калгана. Иллюминаторы на солнечной стороне автоматически закрылись. До Калгана оставалась ночь пути.

Правитель

Калган – планета с уникальной историей. История Термина, например, – непрерывный подъем; история Трантора – непрерывный спад.

Калган еще до появления на свет Хари Селдона прославился на всю Галактику, как мир удовольствий. Развлечения были на Калгане основной – и чрезвычайно прибыльной – отраслью промышленности. Увеселение публики – индустрия, которой не грозит кризис. Цивилизация в Галактике постепенно умирала, а Калган процветал. Как бы ни складывалось экономическое и политическое положение в соседних секторах Галактики, в них всегда находилась элита, а развлечения, как известно, – ее основная обязанность и привилегия. Калган с одинаковой готовностью ублажал как имперскую аристократию – томных, надушенных лордов и страстных, хищных леди, так и солдафонов-диктаторов с их расфуфыренными подругами и преуспевающих толстощеких промышленников Фонда с их преступными любовницами.

Все они имели деньги, это главное их сходство затмевало все различия.

И поскольку продукция Калгана пользовалась неослабевающим спросом, а Калгану было безразлично, от кого получать за нее деньги; поскольку Калган не вмешивался в галактическую политику, никого не поддерживал и ни с кем не соперничал, он процветал, когда другие нищенствовали, и пресыщался, когда другие голодали.

Потом появился Мул, и Калган пал перед завоевателем, равнодушным ко всем удовольствиям, кроме завоеваний. Для Мула все миры были одинаковы.

На десять лет Калган оказался в непривычной роли галактической столицы, центра огромной империи, величайшей со времен Первой Галактической Империи.

Мул умер, его империя распалась. Первым откололся Фонд, вслед за ним восстановили свою независимость и другие доминионы Мула.

Прошло пятьдесят лет, и на Калгане осталось лишь смутное воспоминание о власти над другими мирами. Оно опьяняло, как опиум, и Калган уже не мог вернуться к прежней беззаботной жизни. Калганом правили люди, которых в Фонде называли лордами. Сами они именовали себя Первыми Гражданами, подражая Мулу, и мнили себя великими завоевателями.

* * *

Последний Первый Гражданин занимал этот пост всего пять месяцев. Он получил его, пользуясь своим положением командующего флотом и неосторожностью предыдущего Первого Гражданина. На Калгане не нашлось людей, настолько глупых, чтобы поставить вопрос о законности пребывания нового Первого Гражданина на его посту. Это не первый подобный случай в истории.

Однако, столь нецивилизованная процедура выхода к власти иногда пропускает наверх достаточно способных людей. Лорд Штеттин был компетентным и самостоятельным правителем. С ним нелегко было договориться.

С ним не мог сладить его Первый министр, честно служивший предыдущему лорду и готовый столь же честно служить всем последующим, на которых хватит его жизни.

С ним не могла сладить леди Каллиа, значившая для лорда Штеттина больше, чем просто подруга, но меньше, чем жена.

В тот вечер все трое сидели в личных апартаментах лорда Штеттина.

Первый Гражданин, величественный и блестящий, в форме адмирала, сидел на зачехленном стуле так прямо и неподвижно, будто тоже был отлит из пластмассы. Первый министр Лев Меирус отсутствующим взглядом смотрел мимо Первого Гражданина и рассеянно гладил длинным пальцем свой крючковатый нос. Леди Каллиа, надув губки, полулежала на кушетке, обитой мягким мехом.

– Сэр, – сказал Меирус (это был единственный титул Первого Гражданина), – вы недооцениваете непрерывность истории. Опыт вашей жизни, полной подвигов и свершений, подсказывает вам убеждение, что ход истории можно в любой момент изменить, приложив известное усилие. Вынужден заметить, что это не так.

– Это доказал Мул.

– Его жизнь никто не в силах повторить. Он был больше, чем человек, согласитесь. И даже ему не все удалось.

– Котик, – пропела леди Каллиа.

Первый Гражданин сердито отмахнулся, и она испуганно умолкла.

– Не мешай, Каллиа! Меирус, я устал от бездействия. Мой предшественник отдал жизнь, чтобы организовать флот, равного которому нет во всей Галактике. Он умер, так и не воспользовавшись этим совершенным и мощным орудием.

Бездействуя, оно заржавеет, а я, адмирал, не могу этого допустить. Мы постоянно вкладываем во флот деньги, ничего не получая от него. Офицеры жаждут славы, а солдаты – трофеев. Калгану нужна империя – вы можете это понять?

– Я вас понимаю, постарайтесь и вы меня понять. Власть, слава, добыча приятны, когда они есть. Путь к ним опасен и почти всегда неприятен. Удача может неожиданно обернуться поражением. Вспомните, нападение на Фонд ни для кого хорошо не кончалось. Даже Мулу не стоило с ним связываться...

В пустых голубых глазах леди Каллии стояли слезы. Ей так редко приходилось бывать с Котиком наедине. Этот вечер он обещал ей, но вот пришел этот ужасный, седобородый, худой человек, всегда глядящий скорее сквозь нее, чем на нее. И Котик принял его. Она не решалась произнести ни слова, боялась даже всхлипнуть.

Штеттин был в том настроении, которое леди Каллиа больше всего не любила. Он говорил жестко и нетерпеливо:

– Вы раб далекого прошлого. Фонд превосходит нас по территории и численности населения, но в нем нет единства. Он распадется под нашими ударами. Лишь инерция удерживает вместе миры Фонда, а я достаточно силен, чтобы ее преодолеть. Фонд был силен раньше, когда ни у кого больше не было атомной энергии, а флоты состояли из разбитых посудин.

Мул положил конец монополии Фонда на науку. Он распространил по всей Галактике знание, которое Фонд держал в секрете. У нас есть все, чтобы выступить против Фонда.

– Вы забываете о том, что существует Второй Фонд, – холодно заметил Меирус.

– Второй Фонд? – так же холодно переспросил Штеттин. – Вам известны его намерения? Ему потребовалось десять лет на то, чтобы уничтожить Мула, если верить сказкам о том, что Мула уничтожил именно Второй Фонд. Вы знаете, что среди психологов и социологов Фонда широко распространено мнение, что Мул полностью сорвал план Селдона? Если же действие плана прекратилось, значит, образовался вакуум, который я могу заполнить.

– Мы знаем об этом так немного, что не имеем права принимать решения.

– Мы можем узнать больше. На нашей планете сейчас находится гражданин Фонда – некий Хомир Мунн. Он написал несколько работ о Муле, где высказал мнение, что План Селдона сорван.

– Я слышал о нем и о его работах, – кивнул Первый министр. – Что ему нужно на Калгане?

– Он просил разрешения посетить дворец Мула.

– Вот как... Нужно отказать. Не следует разрушать суеверие, на котором держится государство.

– Я подумаю об этом и объявлю о своем решении при следующей встрече.

Меирус поклонился и вышел.

Леди Каллиа со слезами в голосе спросила:

– Ты не сердишься на меня, Котик?

Штеттин напустился на нее:

– Сколько раз я тебя просил не называть меня так при посторонних!

– Тебе нравилось...

– Разонравилось! Чтобы этого больше никогда не было!

Штеттин мрачно уставился в пол. Удивительно, как он терпел ее до сих пор. Она была добрым, недалеким существом, приятным на ощупь. Ее привязанность скрашивала полную превратностей жизнь Штеттина, но в последнее время эта привязанность становилась утомительной. Каллиа мечтала о свадьбе, о титуле Первой Дамы.

Странно: адмирала она вполне устраивала, а Первому Гражданину и будущему завоевателю нужно было что-то большее. Ему нужны были наследники, способные удержать его будущие доминионы. У Мула не было наследников, поэтому его империя не пережила его. Ему, Штеттину, нужна для основания женщина из какой-нибудь знатной семьи Фонда.

Он подумал, не избавиться ли от Каллии. Это будет нетрудно. Впрочем, не стоит. Она иногда оказывается очень полезной.

Каллиа тем временем приободрилась. Седобородый ушел, и железные черты Котика понемногу смягчились. Каллиа плавным движением поднялась с кушетки и прижалась к Штеттину.

– Ну, не ругай меня, пожалуйста...

– Ладно, не буду, – он рассеянно погладил ее по спине, – только помолчи немного, мне нужно подумать.

– Хорошо... Котик!

– Да?

– Котик, помнишь, ты говорил, что человек из Фонда привез с собой девочку. Можно мне будет с ней поговорить? Я никогда...

– У меня есть дела поважнее, чем принимать у себя во дворце детей! Здесь не воскресная школа! Оставь эти глупости, Каллиа.

– Тебе не придется ею заниматься. Я буду с ней говорить. Я так редко вижу детей и так их люблю!

Штеттин саркастически усмехнулся и поджал губы. Такой ход она делает впервые. Она, видите ли, любит детей, то есть, его детей, то есть, законных детей, то есть, надо пожениться. Он засмеялся.

– Этому «ребенку» четырнадцать лет. Она, наверное, выше тебя.

Каллиа тяжело вздохнула.

– Ну, пожалуйста, Котик. Мне так хотелось расспросить ее о Фонде. Мой дедушка родом из Фонда. Я мечтаю когда-нибудь там побывать. Давай когда-нибудь поедем в Фонд, Котик.

Штеттин улыбнулся, подумав, что неплохо бы въехать в Фонд завоевателем. От этой мысли поднялось настроение, и он ответил:

– Конечно, конечно. Можешь поговорить с этой девочкой, только чтобы меня это не отвлекало от дел.

– Честное слово, мы тебе не помешаем. Я уведу ее в свою комнату.

Леди Каллиа была счастлива. В последнее время ей не часто удавалось настоять на своем. Она обняла Штеттина за шею, и он, после недолгого колебания, положил голову ей на плечо.

Правительница

Аркадия торжествовала. С тех пор, как Пеллеас Антор расплющил свой глупый нос об оконное стекло, жизнь так переменилась! А все потому, что у нее, Аркадии, хватило ума и смелости поступать так, как следовало поступать.

И вот она на Калгане. Она побывала в Центральном театре и слышала голоса певцов, известных даже в далеком Фонде. Она сама делала покупки в Центре Моды, потому что Хомир ничего не понимал в женской одежде.

Продавщицы предлагали ей длинные, расшитые блестками платья с продольными складами, в которых она казалась выше и тоньше. Хомир дал ей десятикредитовую бумажку и, когда Аркадия обменяла ее на калганские калганиды, получилась толстая пачка. Она сделала другую прическу: на висках оставила, как было, а на затылке попросила сделать покороче. Ей чем-то подкрасили волосы, и они стали из золотистых просто золотыми.

Но самое главное... Конечно, дворец лорда Штеттина не так роскошен, как театр, и не окружен таким романтическим ореолом, как дворец Мула, шпили которого она мельком видела, пролетая над планетой, но все же это дворец настоящего лорда. Аркадия упивалась каждой минутой, проведенной во дворце.

Ее пригласила к себе сама Фаворитка лорда. Аркадия мысленно написала это имя с большой буквы, потому что знала, какую роль фаворитки играют в истории, какова их слава и власть. Она сама не прочь была стать фавориткой, знаменитой и могущественной, да только в Фонде это сейчас не модно и папа вряд ли позволит.

Леди Каллиа не совсем соответствовала представлению Аркадии о том, какой должна быть подруга правителя. Она была довольно пухленькая и нисколько не казалась коварной и жестокой. Окруженные первыми морщинами глаза смотрели близоруко, голос был высокий, хотя Аркадия ожидала услышать грудное контральто.

Каллиа спросила:

– Хочешь еще чаю, девочка?

– Спасибо, Ваша Светлость, я выпью еще чашку.

«Может, „Ваше Высочество“ лучше?»

Аркадия продолжала со снисходительностью затока:

– У вас такое красивое ожерелье, моя госпожа!

«Пожалуй, „моя госпожа“ лучше всего.»

– Правда? – Калии польстил комплимент.

Она сняла ожерелье и поиграла им.

– Тебе нравится? Бери его себе!

– О! Благодарю вас! – Аркадия подержала украшение в руке, полюбовалась и, собрав всю свою волю, протянула хозяйке. – Папа этого не одобрит.

– Почему? Ему не нравится жемчуг?

– Он будет недоволен, что я приняла его от вас в подарок. Он говорит, что нехорошо брать дорогие подарки от чужих людей.

– Нехорошо? Значит, и я поступила нехорошо, взяв это ожерелье в подарок от Первого Гражданина?

Аркадия покраснела.

– Нет, я хотела сказать...

Но леди Каллиа устала говорить на эту тему. Уронив ожерелье на пол, она сказала:

– Ты обещала рассказать мне о Фонде. Начинай.

Аркадия растерялась. Что можно рассказать об этом скучном до слез мире? Для нее Фонд ограничивался маленьким городом, в котором она жила, домом, ежедневными уроками прозаическими, обязанностями.

– О Фонде написано столько книг, – неуверенно начала она. – Вы, наверное, их читали.

– Ты читаешь книги? Я не могу: у меня от них болит голова. Я очень люблю фильмы о ваших торговцах – героических, сильных людях. Ваш друг, мистер Мунн, наверное, один из них? Правда, с виду он очень цивилизованный. В фильмах все торговцы носят бороды, говорят басом и властно обращаются с женщинами. Это правда?

– Правда, моя госпожа, – ответила Аркадия с искусственной улыбкой, – но не вся. Такими торговцы были раньше, когда им приходилось осваивать космос, раздвигать границы Фонда и нести цивилизацию в другие миры. Мы это проходили в школе. Теперь другое время, независимых торговцев больше нет. Торговлей занимаются корпорации.

– А я не знала, какой позор! Если мистер Мунн не торговец, чем же он занимается?

– Он библиотекарь.

Каллиа покачала головой и сокрушенно поцокала языком.

– Он присматривает за книгами! Галактика! По-моему, для взрослого мужчины трудно придумать занятие глупее!

– Он очень хороший библиотекарь, моя госпожа, и в Фонде эта профессия пользуется большим уважением, – Аркадия поставила яркую чашку на молочно-белую металлическую поверхность стола.

Хозяйка забеспокоилась.

– Милая девочка, я не хотела тебя обидеть. Я уверена, что мистер Мунн умный человек. Это видно по его глазам. Они такие... глубокие. И, наверное, он храбрый человек, если хочет попасть во дворец Мула.

– Храбрый? – в душе Аркадии проснулась бдительность.

Вот то, чего она так долго ждала! Интрига! Интрига! Как можно равнодушнее, глядя на ноготь большого пальца, Аркадия спросила:

– Разве для того, чтобы посетить дворец Мула, нужна храбрость?

– И немалая! – леди Каллиа округлила глаза и перешла на шепот. – На нем лежит проклятие. Умирая, Мул сказал, что никто не войдет в его дворец, пока не будет основана Галактическая Империя. Не то что во дворец, даже на его территорию никто не заходит.

– Это суеверие, – сказала Аркадия, выслушав.

– Не говори так! – огорчилась Каллиа. – Котик тоже говорит, что это суеверие, но советует его поддерживать, потому что оно помогает ему сохранить власть над людьми. Но я не видела, чтобы он хоть раз ходил во дворец. И Таллос не ходил – это человек, который был Первым Гражданином до Котика, – тут ее посетила какая-то мысль, и она поинтересовалась. – А что нужно мистеру Мунну во дворце?

Пора действовать. Из книг и фильмов Аркадия знала, что настоящая власть находится в руках любовницы правителя, что все его решения зависят от прихоти подруги. Поэтому, если дяде Хомиру не удастся уговорить лорда Штеттина, то она, Аркадия, может попытаться уладить дело с леди Каллией.

Правда, леди Каллиа не производит впечатление умной женщины, но история показывает...

– У него там очень важное дело, моя госпожа. Вы обещаете сохранить тайну?

– Клянусь! – сказала Каллиа, прижимая руку к белой пышной груди.

Аркадия начала издалека.

– Дядя Хомир великий знаток жизни и деятельности Мула. Он написал много книг, в которых доказывал, что с покорением Фонда Мул изменил историю всей Галактики.

– Как интересно!

– Он считает, что План Селдона...

Леди Каллиа захлопала в ладоши.

– Знаю! Знаю! Все торговцы в фильмах говорят о Плане Селдона. Селдон устроил все так, чтобы Фонд всегда побеждал. Там фигурирует какая-то наука, необычайно сложная. Я не понимаю длинных объяснений и не люблю их слушать. Но ты говори, дорогая. Ты так хорошо объясняешь, что мне все становится понятно.

Аркадия продолжала:

– Ну вот, Фонд не смог победить Мула, то есть План Селдона не сработал. Кто же должен основать Вторую Империю?

– Вторую Империю?

– Да, когда-нибудь должна образоваться Вторая Империя, но когда и как? Вот в чем вопрос. Потом, есть еще Второй Фонд.

– Второй Фонд? – леди Каллиа совсем растерялась.

– Ну да, это мир психологов, последователей Селдона. Они планируют историю. Они остановили Мула, потому что он появился не вовремя, а теперь они могут поддержать Калган.

– Зачем?

– У Калгана есть все возможности стать ядром новой империи.

Леди Каллиа задумалась.

– Ты хочешь сказать, что Котик станет императором?

– Этого нельзя сказать наверняка. Так считает дядя Хомир. Чтобы проверить свои предположения, он хочет посмотреть бумаги Мула.

– Все это так сложно, – с сомнением протянула леди Каллиа.

Аркадия молчала. Она сделала все, что могла.

* * *

Лорд Штеттин был зол. Беседа с библиотекарем из Фонда казалась ему неблагодарным занятием. Более того, он считал это ниже своего достоинства.

Как так: он, повелитель двадцати семи миров, обладатель самой мощной в Галактике военной машины, преемник великого Мула должен обсуждать какую-то чепуху с книжным червем! Проклятие!

Он должен нарушить обычаи Калгана. Пустить этого недотепу во дворец только потому, что тот хочет написать о Муле еще одну книгу! Во имя знания! Галактика! Неужели он думает, что ему поверят! Нормальные люди не принимают этих слов всерьез. Впрочем, чтобы не пустить библиотекаря во дворец, нужно придумать более веский довод, чем все доводы этого хлюпика, вместе взятые.

– Тебе-то что нужно? – рявкнул Штеттин, когда на пороге появилась леди Каллиа.

– Ты занят?

– Да, занят.

– Котик, здесь никого нет! Неужели ты не уделишь мне минутку?

– О, Галактика! Чего ты хочешь? Говори скорее.

– Девочка сказала, – начала, запинаясь, леди Каллиа, – что они с дядей собираются посетить дворец Мула. Мы могли бы пойти с ними. Там, наверное, красиво...

– Ах, она сказала! Пусть говорит, что хочет – ни она, ни мы, никто во дворец не пойдет. Оставь меня! Мне не до тебя!

– Но, Котик, почему? Почему им нельзя во дворец? Девочка сказала, что ты станешь основателем империи.

– Ничего не хочу знать... Что-что? – он подошел к Каллии и схватил ее за руку выше локтя. – Что она сказала?

– Мне больно. Если ты будешь на меня так смотреть, я не смогу вспомнить, что она сказала.

Штеттин отпустил ее, и Каллиа, потирая руку, плачущим голосом проговорила:

– Я обещала ей не рассказывать.

– Какие обещания? Говори! Сейчас же!

– Она сказала, что есть какой-то Второй Фонд, который изменил План Селдона и хочет помочь тебе основать империю. Вот и все. А мистер Мунн, оказывается, видный ученый; он хочет найти во дворце Мула подтверждение всему этому. Больше она ничего не сказала. Ты сердишься?

Штеттин не ответил. Он выбежал из кабинета, хлопнув дверью. Леди Каллиа проводила его печальным взглядом.

Не прошло и часа, как Первый Гражданин скрепил личной печатью два вердикта. Один из них предписывал пятистам кораблям военного флота отправиться в космос на учения. Другой привел в смятение одного человека.

Хомир Мунн уже приготовился к вылету домой, когда ему принесли конверт с печатью Первого Гражданина. В конверте было официальное разрешение посетить дворец Мула. Стоит ли говорить, что особой радости Мунн не испытал.

Аркадия ликовала. Она знала, что произошло. Вернее, ей казалось, что она знает.

Тревога

Поли накрывала стол к завтраку, поглядывая на приемник, из которого выползала лента со сводкой новостей. Чтение новостей не отвлекало Поли от работы, состоявшей лишь в том, чтобы обдумать меню, выставить на стол нужные контейнеры, а после завтрака убрать остатки.

Прочтя очередное сообщение, она покачала головой и заметила:

– Ах, люди такие злые!

Доктор Дарелл что-то пробурчал в ответ.

Поли продолжала визгливым скрипучим голосом, каким всегда произносила обличительные речи:

– Вы только посмотрите, что делают эти ужасные калганцы! Почему бы им не жить спокойно? Нет, им нужны скандалы. Вот, пожалуйста: «Толпа осаждает консульство Фонда». Если бы я могла, я бы каждому из них посадила свою голову на плечи. Почему люди такие недалекие? У них совершенно нет памяти, доктор Дарелл. Вспомните последнюю войну – это было после Мула. Я тогда была ребенком, но помню, сколько было горя. Дядю убили, а ведь ему не было и двадцати. Тетя осталась одна с грудным младенцем на руках. А какой дядя был красивый: белокурый, кудрявый, с ямочкой на подбородке! Сейчас у его дочери – моей кузины – двое сыновей во флоте, и если что-нибудь случится...

Старики и женщины выставляли патрули в стратосферу – не дай Галактика, чтобы сейчас до этого дошло, – продукты были страшно дорогие, кое-что распределяли по карточкам. Мы жили впроголодь...

Не может быть, чтобы люди хотели воевать. Калганцам, я думаю, тоже приятнее сидеть дома с детьми и женами, чем носиться по космосу и рисковать жизнью. Во всем виноват этот страшный человек – Штеттин. Как только его земля носит! Убил старика Таллоса, а теперь хочет стать хозяином всего на свете.

Зачем ему с нами воевать, непонятно. Все равно мы победим. Так всегда было. Неужели все это нужно по Плану Селдона? Я иногда думаю, зачем планировать столько войн и смертей? Нет, я ничего не имею против Хари Селдона, он ученый, ему виднее. А что делает Второй Фонд? Почему не останавливает Штеттина? Будем надеяться, что остановит и ничего страшного не случится.

– Вы что-то сказали, Поли? – очнулся доктор Дарелл.

Глаза Поли удивленно округлились, потом сердито сузились.

– Нет, доктор, ничего. Молчу, как рыба. Разве в этом доме можно что-то сказать? Можешь хоть головой о стену биться, но попробуй хоть слово сказать! – и ушла, разгневанная.

* * *

Уход Поли произвел на доктора не большее впечатление, чем ее монолог.

Калган! Ерунда! Флот, вооруженный бластерами. Это не противник. Все же, отвернуться от этого нельзя. На прошлой неделе мэр предложил должность председателя комиссии по развитию науки. Он обещал дать ответ сегодня.

Доктор поерзал на стуле. Может, отказаться? Это покажется странным, а казаться странным сейчас никак нельзя. А Калган нужно выбросить из головы.

У Дарелла один противник. Один.

Пока была жива жена, доктор рад был уклониться от борьбы, спрятаться от жизни. Как хорошо было на Транторе, среди руин прошлого. Тишина и забвение...

Но она умерла. Они не прожили вместе и пяти лет. Дарелл понял, что будет жить лишь для того, чтобы бороться с этим могущественным и осторожным врагом, который управляет его судьбой, который превратил его жизнь в войну с призраками, а Галактику – в шахматную доску.

Пусть это сублимация, он согласен, но лишь в борьбе он видит смысл своей жизни.

Пять счастливых лет он проработал в университете Сантэнни с доктором Кляйзе.

Кляйзе был хорошим экспериментатором, но теоретические разработки были ему не по силам. Дарелл ушел от Кляйзе, когда понял это.

Исследования, которые проводил Кляйзе, следовало бы держать в тайне, но Кляйзе не мог работать один. Ему нужны были сотрудники и информанты, а это – слабость.

Кляйзе не мог этого понять, а Дарелл не мог объяснить. Они расстались врагами. Так было нужно. Дарелл должен был уйти с поля боя побежденным – на случай, если кто-то за ним наблюдал.

Кляйзе работал с графиками, начерченными на бумаге, Дарелл проворачивал математические формулы в уме; Кляйзе окружил себя армией сотрудников, Дарелл работал один; Кляйзе был у всех на виду, Дарелл укрылся от любопытных глаз в загородном доме.

Он был очень близок к цели.

Психолог Второго Фонда – не человек, если судить по строению и работе мозга. Его отличие от обычного человека неуловимо, редкий психолог или нейрохимик заметит его, и все же оно есть. И поскольку оно сидит в мозгу, его нужно искать именно в мозгу.

Дано: человек со способностями Мула, врожденными или приобретенными, то есть, со способностями распознавать эмоции и управлять ими.

Найти: электрическую цепь, питающую эти способности, и детали энцефалограммы, ей соответствующие.

И тут в его жизнь вновь ворвался Кляйзе, в лице своего ученика Антора.

Карты! Графики! Для Дарелла это пройденный этап. Ему нужно не орудие, а рука, которая этим орудием управляет. Пришлось сотрудничать с Антором.

Так безопаснее. От сотрудничества с мэром тоже не стоит отказываться.

Придется стать председателем комиссии по развитию науки. Так безопаснее.

Заговор внутри заговора.

Аркадия... Если бы его не трогали, этого никогда не случилось бы.

Когда действуешь один, опасности подвергаешься тоже только ты один. Когда ты один...

Доктор Дарелл почувствовал, как в нем поднимается недоброе чувство к покойному Кляйзе, к живому и здравствующему Антору, ко всем дуракам, преисполненным благих намерений.

Аркадия сумеет за себя постоять. Она уже взрослая девочка. Она не даст себя в обиду, уговаривал себя доктор Дарелл.

* * *

В тот момент, когда доктор Дарелл гадал, сможет ли постоять за себя его дочь, Аркадия сидела в строгой приемной Первого Гражданина. Вот уже полчаса она сидела здесь, глядя в потолок. Когда они с Хомиром входили, у дверей стояли вооруженные солдаты. Раньше их там не было.

Она была в приемной одна, но ощущала исходящую неизвестно от кого враждебность. И тоже в первый раз. К чему бы это?

Хомир пошел к лорду Штеттину. О чем они говорят?

Аркадия рассердилась. В книгах и фильмах в подобной ситуации герой знал, что его ждет, и был к этому готов. А она сидит и ничего не знает.

Там, за дверью, может происходить что угодно. Что угодно, а она сидит.

Так. Припомним все, что уже произошло. Может быть, что-то выплывет.

Две недели Мунн почти не выходил из дворца Мула. Однажды, с разрешения Штеттина, он пригласил туда Аркадию. Дворец ей не понравился: он был большой, пустой и мрачный. Громким эхом отдавались под потолком шаги. Гораздо веселее ходить по широким, светлым улицам столицы этого мира, на самом деле менее богатого, чем Фонд, но более роскошного на вид.

Вечерами Хомир приходил зачарованный.

– Это сказка, – говорил он. – Если бы можно было разобрать дворец по кирпичику и перевезти на Термин – какой вышел бы музей!

Хомир уже не спешил домой. Он так увлекся работой, что позабыл все свои страхи. Аркадия определила это по верному признаку: Хомир не заикался. Однажды он сказал:

– Я нашел записи генерала Притчера.

– Это изменник, который прочесал всю Галактику в поисках Второго Фонда?

– Не совсем изменник, Аркади. Мул обратил его.

– Это одно и то же.

– Второго Фонда он так и не нашел. В материалах конференции, на которой обсуждалось учреждение Фондов, говорится, что Второй Фонд находится «на другом конце Галактики у Границы Звезд». Из этого исходили Мул с Притчером. Они не узнали бы Второй Фонд, даже если бы нашли его. Это безумие.

Он говорил для себя, но Аркадия внимательно слушала.

– У Притчера описана тысяча миров, а сколько еще не описано! И мы не в лучшем положении.

– Тс-с-с! – отчаянно зашипела Аркадия.

Хомир застыл. Опомнившись, он пробормотал:

– Не будем об этом говорить.

А теперь Хомир был у лорда Штеттина, а Аркадия ждала его за дверью и волновалась без видимой причины. Это было самое страшное...

...По другую сторону двери Хомиру тоже приходилось несладко. Он изо всех сил старался и в результате не мог членораздельно произнести и двух слов.

Лорд Штеттин, высокий, плотный, в полной форме, выглядел весьма внушительно. Тяжелый подбородок и еще более тяжелые кулаки придавали его словам особый вес.

– Итак, сэр, после двух недель работы вам нечего сказать? Может, вы боитесь огорчить меня плохим предсказанием? Мой флот будет разбит? Мне придется воевать не только с солдатами Первого Фонда, но и с призраками Второго?

– П-повторяю, м-мой госп-подин, я не п-пророк. Н-ничего не могу вам с-сказать.

– Не затем ли вы торопитесь домой, чтобы предупредить своих? Кончайте спектакль! Говорите правду, или я вырву ее из вас вместе с кишками!

– Я г-говорю п-правду, мой г-господин. Позвольте напомнить, что я гражданин Фонда, и н-насилие н-надо мной об-бойдется вам дороже, ч-чем вы ож-жидаете.

Правитель Калгана разразился хохотом.

– Не рассказывайте мне детские сказки! Мистер Мунн, я был с вами терпелив и в течение двадцати минут выслушивал чепуху, на сочинение которой вы, наверное, потратили не одну ночь. Вы зря старались. Я знаю, что вы прилетели сюда не ради того, чтобы разбирать пыльные бумаги Мула. Вам нужно что-то еще. Разве не так?

Хомир Мунн не смог преодолеть страх. Он прерывисто вздохнул, а лорд Штеттин, видя состояние собеседника, тяжело опустил руку на его плечо, едва не опрокинув его вместе со стулом, и сказал:

– Отлично. Будем откровенны. Вы изучаете План Селдона. Вы знаете, что он расстроен. Возможно, вы даже знаете, что отныне победа за мной и моими наследниками. Не все ли равно, в конце концов, кто создаст Вторую Империю; главное – чтобы она была создана. Глупо отмалчиваться. Я знаю, зачем вас прислали сюда.

– Ч-чего в-вы х-хотите? – хрипло спросил Мунн.

– Сделать вас моим советником. Боюсь отпугнуть удачу. Вы лучше моего разбираетесь в истории и можете обратить мое внимание на какую-нибудь важную мелочь, которой я не замечу. Разумеется, ваши услуги будут оплачены, вы получите свою долю добычи. Фонд не повернет историю вспять.

Он лишь сделает свою гибель более мучительной. Надеюсь, у вас нет патриотического желания умереть вместе со своей страной?

– Я... Я... – попытка Мунна высказаться не увенчалась успехом.

– Вы останетесь при мне, – продолжал правитель Калгана. – У вас нет выбора. Кстати, – вдруг вспомнил он, – говорят, что ваша племянница – внучка Байты Дарелл.

– Это п-правда, – пробормотал Мунн.

Он не мог сообразить, чего хочет правитель, и не знал, стоит ли лгать.

– Семья Дареллов известна в Фонде?

– Да, и с лучшей стороны, – кивнул Хомир.

– Великолепно! Сколько лет девочке?

– Четырнадцать.

– Отлично. Ни Второй Фонд, ни сам Хари Селдон не могут помешать девочкам взрослеть и становиться женщинами!

С этими словами он повернулся к Мунну спиной и бросился к занавешенной шторой двери. Резко отдернув штору, он загремел:

– Зачем ты сюда притащилась?

Леди Каллиа заморгала, задрожала и пролепетала:

– Я думала, что ты один...

– Как видишь, я не один. Я поговорю с тобой позже, а сейчас закрой дверь с той стороны! Живо!

Каллиа скрылась за дверью. Вернувшись к Мунну, Штеттин сказал, как бы про себя:

– Как ни жаль, а придется с нею расстаться. Значит, девочке четырнадцать лет?

Хомир похолодел от ужаса.

* * *

В конце коридора бесшумно открылась дверь, из-за нее высунулась дрожащая рука и поманила Аркадию пальцем. Аркадия колебалась, но рука все манила ее, и девочка, встав на цыпочки, пересекла коридор.

Леди Каллиа больно схватила ее за руку и потащила за собой. Аркадия, сама не зная, почему, не сопротивлялась. Леди Каллиа не внушала ей страха.

Что же случилось?

Они пришли в будуар, розовый леденцовый домик. Леди Каллиа прислонилась спиной к двери.

– Это ход из моих покоев в его кабинет, – прошептала она, мотнув головой назад и испуганно округляя глаза.

– Как удачно, как удачно, что я тебя увидела, – зрачки леди Каллии расширились, голос дрожал.

– Моя госпожа, скажите... – робко начала Аркадия.

– Ах, девочка, некогда! – воскликнула леди Каллиа, бросаясь к гардеробу. – Раздевайся. Быстрее. Пожалуйста, пожалуйста. Я дам тебе другое платье, чтобы тебя не узнали.

Она раскрыла дверцы гардероба и стала швырять на пол наряды, ища платье поскромнее, в котором девочка не привлекла бы к себе внимания.

– По-моему, это подойдет. Да, подойдет. У тебя есть деньги? Нет? Держи, – она стала снимать серьги и кольца. – Продай и поезжай домой – в Фонд!

– А как же Хомир, мой дядя?

– Он остается здесь, – леди Каллиа надевала на Аркадию надушенное платье. – Его задержал Котик. А тебе нельзя здесь оставаться. Ах, милочка, неужели ты не понимаешь?

– Нет, – Аркадия отступила на шаг, – не понимаю.

Леди Каллиа сжала ее руки.

– Пойми же, ты должна предупредить своих, что будет война!

От страха леди Каллиа начала мыслить и изъясняться чрезвычайно ясно и по-деловому.

– Ну же! Одевайся!

Они вышли через другое крыльцо. Охрана смотрела им вслед, но не смела остановить ту, которую безнаказанно мог остановить лишь правитель Калгана.

Караульные вытягивались перед ними и щелкали каблуками.

И вот Аркадия стоит за воротами. Перед ней парк, за ним – шумная улица. С того момента, как леди Каллиа поманила ее пальцем, прошло не более двадцати пяти минут, но Аркадии кажется, что прошла вечность.

Аркадии не хотелось уходить.

– Благодарю вас, моя госпожа, хотя не понимаю, зачем вы это делаете. А что будет с дядей Хомиром?

– Не знаю, – простонала Каллиа. – Уходи. Поезжай прямо в космопорт. Не мешкай: тебя, наверное, уже ищут.

Аркадия все медлила. Как можно оставить Хомира! Она почувствовала запоздалые подозрения.

– Ну и пусть ищут, а вам-то что?

Леди Каллиа кусала нижнюю губу.

– Ты еще маленькая, я не могу тебе объяснить. Это нехорошо. Ты растешь, а я... Я встретила Котика, когда мне было шестнадцать лет... Я не хочу, чтобы ты была у него перед глазами, – она взглянула на Аркадию враждебно и пристыженно.

– Что с вами будет, когда он узнает? – шепотом ужаснулась Аркадия.

– Не знаю! – крикнула Каллиа со слезами в голосе и, схватившись за голову, побежала по дорожке ко дворцу правителя Калгана.

Аркадия осталась стоять на месте. В тот бесконечно краткий и бесконечно долгий миг, когда леди Каллиа отворачивалась, девочка заметила в ее испуганных, полных слез глазах мимолетное выражение триумфа.

Холодного, нечеловеческого триумфа.

Этот взгляд можно было истолковать по-разному, но Аркадия точно знала, что он означает.

И она побежала со всех ног, побежала сломя голову – к ближайшей будке вызова такси.

Она бежала не от лорда Штеттина, не от ищеек, которых правитель двадцати семи миров может выпустить по ее следу, – нет.

Аркадия хотела убежать от слабой женщины, которая помогла ей бежать, которая насовала ей полные карманы денег и драгоценностей, которая рисковала жизнью, чтобы спасти ее. Аркадия бежала от существа, о котором знала точно и окончательно: это женщина из Второго Фонда.

* * *

Прилетело такси. Ветер ударил Аркадии в лицо и забился под капюшоном надушенного плаща, подаренного Каллией.

– Куда едем, мисс?

Аркадия постаралась ответить как можно более взрослым голосом:

– Сколько в городе космопортов?

– Два. Какой вам нужен?

– Какой ближе?

– Калган-Сентрал, – удивленно уставился на нее шофер.

– Поедем в другой. Вот деньги, – Аркадия вынула из кармана бумажку в двадцать калганид.

Она не знала, много это или мало, но шофер ухмыльнулся с довольным видом.

– Куда угодно, мисс. Воздушное такси доставит вас хоть на край света.

Аркадия прислонилась горячей щекой к холодной обшивке машины. Внизу проплывали огни города.

Что делать? Что делать? Только сейчас она поняла, что она маленькая глупая девочка, что она одна в целом свете, что папа далеко и не может помочь. На глаза ей наворачивались слезы, а горло больно сжималось.

Лорда Штеттина можно не бояться. Леди Каллиа постарается, чтобы он Аркадию не нашел. Эта гадкая леди Каллиа! Толстая, старая, глупая, а как-то привязала к себе лорда Штеттина! Теперь понятно, как! Теперь все понятно!

Аркадия вспомнила чаепитие с Каллией и чуть не задохнулась от отвращения к себе. Какой она себе казалась умницей! А на самом деле умницей оказалась глупая Каллиа. Она подстроила чай и беседу за чаем, потом передала Штеттину выуженную у умной Аркадии ложь, и Штеттин позволил Хомиру работать во дворце. Ей нужно было пустить Хомира во дворец, и она устроила все так, что никто не догадался, что она в этом заинтересована.

Зачем же она выпустила Аркадию? Хомир остался заложником...

Ну конечно! Она, Аркадия, должна послужить приманкой! На нее должен пойматься отец и все остальные.

Значит, возвращаться домой нельзя.

– Приехали, мисс! – такси остановилось.

Заколдованный город! Она даже не заметила, как доехала до космопорта.

– Спасибо, – Аркадия сунула шоферу деньги, выбралась из машины и побежала, не видя дороги.

Фонари. Беззаботные мужчины и женщины. Огромные светящиеся табло, на которых отмечено время прибытия и отправления кораблей.

Куда лететь? Куда угодно, лишь бы не домой. Куда угодно, только не на Термин.

Слава Селдону, пославшему Каллии эту мгновенную слабость, усыпившему ее бдительность. Каллиа устала притворяться и позволила себе расслабиться при несмышленой девчонке. Не тут то было!

Вслед за этой мыслью в голову Аркадии пришла еще одна, которая на самом деле пришла давно, только не заявляла о себе вслух. И вот, эта мысль запульсировала, застучала в виски, и Аркадия поняла, что не имеет права быть маленькой, глупой, испуганной четырнадцатилетней девочкой.

Она должна скрыться.

Это прежде всего. Пусть раскроют заговор на Термине, пусть схватят отца. Она не может его предупредить, не имеет права рисковать собой. Ее жизнь сейчас самая ценная в Фонде, нет – во всей Галактике!

Аркадия стояла перед автоматической билетной кассой и гадала, куда бы полететь.

Никто в Галактике, кроме нее (и, разумеется, Второго Фонда) не знал, где искать Второй Фонд.

В плену

Трантор –...в период междуцарствия Трантор оставался в тени. Город-гигант был разрушен, и среди руин жили немногочисленные фермеры.

Галактическая энциклопедия.

Ничто не сравнится с большим столичным космопортом. Как прекрасны стальные гиганты-корабли, стоящие на старте или взмывающие в ночное небо!

Они взлетают и садятся совершенно бесшумно, как во сне, потому что ими движет энергия тихой перегруппировки нуклонов в более компактные структуры, чем ядра атомов.

Но это еще не весь космопорт. Для кораблей, людей, обслуживающих корабли, и компьютеров, обслуживающих людей и корабли, отводится девяносто пять процентов территории. Пять процентов занимают люди, для которых космопорт – очередная станция на пути следования. Им некогда любоваться мощной красотой кораблей. На бегу они не успевают подумать, что серебристая иголочка, вонзающаяся в бархат неба, весит тысячи тонн. А ведь такая иголочка при посадке может промахнуться и опуститься где-нибудь на расстоянии полумили от посадочной площадки на стеклянную крышу зала ожидания, от которого после этого останется лишь кучка фосфатной пыли.

Впрочем, этого не происходит, так как корабли оборудованы системами страховки, и только очень нервные люди могут всерьез думать об аварии.

О чем же думают люди в космопорте? Они не просто толпа, они толпа, у которой есть цель. Эта цель делает атмосферу космопорта чрезвычайно напряженной. Там и сям выстраиваются очереди, родители стараются не потерять детей, носильщики несут чемоданы – люди куда-то едут.

Представьте теперь, как чувствует себя в этой озабоченной толпе одинокий человек, не знающий, куда ехать. Тем не менее, ему обязательно нужно куда-нибудь уехать. Нетрудно догадаться, что этот человек будет на грани отчаяния. Да что там, в полном отчаянии.

Аркадия Дарелл, одетая в чужое платье, стояла в космопорте чужой планеты и всей душой желала прекратить этот ужасный спектакль, в котором ей досталась чужая роль. Ах, хорошо бы стать маленькой и уткнуться лицом в мамины колени! Нет, и этого мало. Нужно спрятаться в какой-нибудь неисследованный уголок Вселенной, куда никто не догадается заглянуть.

Кто из этих людей, бегущих мимо, наступающих на ноги и задевающих ее локтями, кто из них психолог Второго Фонда? Кто из них в ответ на просьбу о помощи уничтожит ее за ее преступное знание?

Как удар грома, раздался голос, от звука которого у Аркадии застыла в жилах кровь.

– Мисс, – сказал кто-то с досадой, – вы покупаете билет или просто стоите?

До Аркадии дошло, что она стоит перед автоматической кассой. Касса работает быстро. Бросаешь в щель деньги, нажимаешь кнопку, соответствующую пункту назначения, и получаешь билет и сдачу. Стоять у кассы пять минут просто смешно.

Аркадия сунула в щель банкноту в двести кредитов, и тут в глаза ей бросилась кнопка с надписью «Трантор». Трантор, мертвая столица бывшей Империи, страна ее детства. Как во сне, Аркадия нажала на кнопку. Билета она не получила, а в окошке засветились цифры: 172.18.

Этой суммы недоставало до стоимости билета. Аркадия сунула в машину еще двести кредитов, и машина выплюнула билет и положенную сдачу.

Аркадия схватила билет и деньги и убежала, не решаясь взглянуть на человека, который ее поторопил.

А бежать было некуда. Кругом были враги.

Аркадия читала указатели: «Стеффани», «Анакреон», «Фермус», «Термин».

Она вздрогнула и отвернулась.

Она могла бы купить путеводитель, сказать ему «Трантор», и он за пятнадцать минут до объявления посадки объяснил бы ей, как пройти к нужному выходу. Однако, такими вещами пользуются люди, у которых есть время и силы вспомнить об их существовании.

И вот, пытаясь смотреть во все стороны сразу, Аркадия ткнулась лицом в чей-то мягкий живот. Она услышала испуганный вскрик, и чья-то рука схватила ее выше локтя. Аркадия попыталась вырваться, но ей это не удалось: рука, державшая ее, была сильной. Прекратив сопротивление, Аркадия подняла глаза. Перед ней стоял невысокий плотный мужчина с густой седой шевелюрой, зачесанной назад, и круглым, румяным крестьянским лицом.

– Что случилось, девочка? – участливо спросил он. – У тебя такой испуганный вид!

– Простите, – пробормотала Аркадия. – Мне нужно идти. Простите.

Пропустив ее слова мимо ушей, он продолжал:

– Спрячь билет, девочка, не то потеряешь.

Он вынул из ее ослабевших пальцев билет и поднес к глазам.

– Так я и думал, – удовлетворенно произнес он и заревел, как бык. – Ма-а-ма!

На зов пришла женщина, еще более коротенькая, плотная и румяная.

– Папа, – сказала она с упреком, заталкивая седой локон под старомодную шляпку, – разве можно так кричать в общественном месте! Люди подумают, что ты сошел с ума. Ты не на ферме.

Она ласково улыбнулась насупленной Аркадии и добавила:

– Он совершенно невоспитанный. Папа, что ты делаешь? Отпусти девочку.

Папа помахал перед нею билетом:

– Вот! Она едет на Трантор.

Мама просияла.

– Ты с Трантора? – и Папе. – Отпусти ее, я сказала!

Она поставила на землю пухлый чемодан и усадила на него Аркадию.

– Сядь, – сказала она, – отдохни. Корабль будет только через час, а сесть негде: все скамейки заняты бродягами. Значит, ты с Трантора?

Аркадия тяжело вздохнула и сдалась.

– Я там родилась, – сказала она хрипло.

Мама радостно всплеснула руками.

– Мы здесь целый месяц и не встретили никого из своих. Как мило! Где твои родители? – Мама принялась оглядываться.

– Я еду одна, – осторожно сказала Аркадия.

– Как! Такая маленькая девочка путешествует одна? – сочувственно возмутилась Мама. – Как это получилось?

– Мама, – Папа потянул ее за рукав, – послушай меня. Здесь что-то не так. Девочку кто-то обидел, – Папа говорил Маме на ушко, но Аркадия все слышала. – Она бежала, не разбирая дороги. Я видел. Я хотел посторониться, но не успел, и она в меня врезалась. Мне кажется, у нее какое-то несчастье.

– Ерунда, Папа! В тебя нетрудно врезаться.

Однако, Мама присела рядом с Аркадией на чемодан, который жалобно скрипнул, обняла девочку за плечи и спросила:

– Ты от кого-то бежишь, милочка? Скажи, не бойся, мы тебе постараемся помочь.

Аркадия взглянула в добрые серые глаза женщины, и губы ее задрожали.

Одна половина ее существа говорила, что это люди с Трантора, с которыми можно полететь на эту планету, с которыми можно пожить, чтобы осмотреться и решить, куда лететь дальше. Другая же половина кричала, что она не помнит матери, что она устала бороться со всей Вселенной, что ей хочется свернуться клубочком в чьих-нибудь добрых объятиях и ни о чем не думать, что если бы мама была жива...

Аркадия заплакала, роняя слезы на рукав старомодного платья незнакомой женщины, а та стала гладить девочку по голове.

Папа принялся шарить по карманам в поисках носового платка. Наконец платок нашелся. Мама схватила его и знаком велела Папе молчать. Люди равнодушно пробегали мимо. В тесной толпе Мама, Папа и Аркадия были совершенно одни.

Слезы иссякли, и Аркадия, вытирая красные глаза Папиным платком, виновато улыбнулась.

– Мне так неловко...

– Ш-ш-ш! Молчи, – сказала Мама. – Отдышись, успокойся, а потом расскажешь, что случилось. Вот увидишь, мы все уладим. Все будет хорошо.

Аркадия из последних сил соображала. Правду говорить нельзя. Никому.

Ни за что. Что же сказать?

– Я уже успокоилась, – прошептала она.

– Вот и хорошо, – сказала Мама. – Теперь скажи, что случилось? Ты не сделала ничего плохого? Что бы ты ни сделала, мы тебе поможем, но все-таки скажи правду.

– Для земляка нам ничего не жалко! – подтвердил Папа.

– Папа, закрой рот, – беззлобно огрызнулась Мама.

Аркадия порылась в сумочке, чудом не забытой в будуаре леди Калии, нашла, что искала, и протянула Маме.

– Вот мои документы, – сказала она неуверенно.

Документы были выданы ей в день приезда на Калган послом Фонда и подписаны соответствующим калганским чином. Мама беспомощно посмотрела на большой лист глянцевой гербовой бумаги и передала документы Папе, который принялся за чтение, важно надув губы.

– Ты из Фонда? – спросил он.

– Да, но я родилась на Транторе. Видите, написано.

– Вижу, вижу... Похоже, настоящий. Тебя зовут Аркадия? Красивое имя. А где твой дядя? Здесь сказано, что ты приехала с дядей, Хомиром Мунном.

– Его арестовали, – сказала Аркадия упавшим голосом.

– Арестовали? – хором вскричали Папа с Мамой.

– За что? – спросила Мама. – Что он сделал?

Аркадия покачала головой.

– Не знаю. У дяди Хомира было какое-то дело к лорду Штеттину, мы пришли, и... – Аркадии не пришлось притворяться, чтобы вздрогнуть. Это получилось само собой.

– Дело к лорду Штеттину, – с уважением протянул Папа. – Твой дядя, должно быть, большой человек.

– Не знаю, какое у них было дело, – продолжала Аркадия, – но лорд Штеттин захотел, чтобы я осталась с ним обедать...

Аркадия умолкла, припоминая слова Каллии. Каллиа мастерица врать, поэтому Мама с Папой должны поверить.

– Почему именно ты? – спросила Мама с любопытством.

– Точно не знаю, но мне кажется... Он пригласил меня одну, но я сказала, что без дяди Хомира не останусь. Он тогда взял меня за плечо и так странно посмотрел...

Папа раскрыл рот, Мама покраснела.

– Сколько тебе лет, Аркадия? – сердито спросила она.

– Скоро пятнадцать.

Мама ахнула.

– Какой мерзавец! Бродячие собаки, и те честнее! И ты убежала от него, милочка, да?

Аркадия кивнула.

– Папа, беги в справочное бюро, – распорядилась Мама, – и узнай, когда подадут на посадку корабль на Трантор. Живо!

Папа сделал шаг и остановился. Громкий металлический голос раздался над космопортом, и пять тысяч пар глаз испуганно взглянули вверх.

Поиск по сайту: