Тихая мощь

«Я жила в общежитии при одном учебном заведении. Час ночи. Сверху музыка, топот ног, крики. Ребенок не может заснуть, бегает по кроватке, плачет. Я прижимаю его к себе, глажу по головке. «Попробуй уснуть, малыш, ничего, не обращай внимания». Сверху пауза. Тишина. Ребенок перестал плакать, я уложила его. Он зевает, успокаивается. Вдруг сверху рев музыки, потом крики, грохот. Комната дрожит от ударных. Ребенок заревел. Я выбежала на площадку, взлетела по лестнице. Встала перед дверью в коридор, не могу сдвинуться с места. Не могу себя понять. Нет, я не буду кричать, я просто попрошу потише. Вот и все. Я протянула руку к ручке. Не могу повернуть, какая-то сила не пускает. Вдруг голос: «Не ходи — больше потеряешь». Я вздрогнула, оглянулась — никого. Кто это? Кто говорил? Перегнулась через перила, посмотрела вниз — никого. Ерунда какая-то... Нет, пойду и скажу, иду, но опять останавливаюсь у двери. Стою. Раздается тот же голос, отчетливо слышно каждое слово. Голос будто шел сверху. Я подняла голову, увидела потолок. Ничего больше. Стою, задрав лицо в потолок, а голос повторяет: «Не ходи — больше потеряешь». Не возьму в толк, кто, откуда и, главное, как. Динамики, что ли, на потолке? Не видно. Во мне поднялась волна: кто смеет мне указывать? Пойду, и все! Я возмутилась. Я была в молодости своевольная, взбалмошная, если мне запрещают, у меня — протест. Это кто мне, самой мне указывает?! Я решительно рванула ручку, открылся коридор, подошла к двери, несколько раз ударила кулаком. Вышел молодой человек с дьявольскими глазами. Я знаю эти глаза. «Не могли бы вы потише. Ребенок не может заснуть», — сказала я. Дыхания не хватало. Он кивнул: «Конечно-конечно». Улыбнулся. Бросил: «А вы заходите, по-соседски». Я вернулась. Ребенок заснул. Весь следующий день меня нудило зайти к соседу. Он сам зашел, принес фруктов. О вчерашнем — ни слова... Прошло несколько дней, в душе тяга, просто хочу его видеть. Я держалась, было чувство опасности. Заходил он. Говорили ни о чем. Все пустое. Уходил, меня тянуло. Он забрал волю. Раз я забежала на минуту, потом еще. «Чего так быстро уходите?» — «У меня ребенок, не с кем оставить». — «Приходите с ним». Я пришла. Дитя — рядом, я расслабилась. Ребенок бегает по комнате. Подбегает к полированной коричневой стенке. Вдруг от стенки отваливается передняя панель, это был откидной стол, и бьет сына по голове. Я бросаюсь, сердце оторвалось. Ребенок в судорогах, глаза закатил. Я — в больницу. Ставят тяжелый ушиб мозга. И все: ребенок не ходит, руки как плети, говорит с трудом, невнятно, весь как безжизненное растение. Кричит или тихо плачет — боль в голове. Я к одному врачу, к другому, к третьему — без результата. Я — к экстрасенсам, обошла всех, все тянулось бесконечно, улучшения нет. Я дни и ночи с сыном, ношу с собой на руках, деньги давно кончились, я не ем, не пью, помогают друзья, знакомые: то у себя накормят, то еды принесут, то денег одолжат, скажут, отдашь, когда сможешь. Прошел год. В нашем корпусе жил мой коллега, Сергей. Он помогал, поддерживал. После очередного безрезультатного курса лечения, когда я тупо смотрела в никуда, вошел Сергей: «Тебе надо ребенка покрестить». Он был верующий. «Да», — сказала я. «И сама с ним покрестись». — «Зачем? Не хочу. Не могу. Воспитание не то». — «Ради сына», — сказал он. Мы с сыном приняли крещение. Ничего не менялось. Пришел Сергей, принес жития святых: «Почитай». Через неделю зашел: «Почитала?» — «Да». — «Кто тебе ближе?» — «Серафим Саровский. Он добрый». — «Тебе надо в Дивеево ехать, к его мощам ребенка приложить». — «Нет денег». — «Деньги будут». Ушел. Через несколько дней пришел с деньгами: «Собирайся». Была зима. Мороз. «Боюсь, ребенка не довезу». — «Довезешь». Мы выехали. В Арзамас приехали к ночи. Оттуда до Дивеева еще на автобусе. На автобусной станции очередь. Был праздник, билетов нет. Ждем, начали продавать. Было пять билетов. Мне не хватило, я в хвосте. От кассы мимо проходит молодой человек, бросает взгляд, останавливается, протягивает серый лоскуток: «Возьмите билет». — «А вы?» — «Вам нужнее». В автобусе ребенок перестал плакать. Приехали ко всенощной. Подошли к мощам Серафима Саровского. Поклонились. Храм огромный, людей много. Я молюсь, отчего не знаю, плачу. На душе светло. К соборованию длинная очередь. Подходит женщина: «Пойдемте на соборование». Мне неудобно без очереди, я говорю: «Так ведь очередь». — «Вам нужно, пойдемте». Она подвела к священнику, что-то сказала, тот принял. После соборования сын говорит: «Мама, поставь меня». Осторожно опускаю его на пол. Он стоит. Еще не понимаю, что случилось. Наклоняюсь, чтобы взять его на руки и уходить. Он отчетливо говорит: «Не надо. Я могу ходить». Он кладет маленькую ручку в мою, мы выходим. Сын полностью поправился, стал блестящим математиком. А тогда был восход. Сверкал снег. Я поклонилась храму до земли».

Мы пока затрудняемся предъявить рисунки, выражающие чудо.
Рассмотрим вторую линию ребенка (так как это второй, младший ребенок) у основания большого пальца (это один из участков, представляющих детей).
Рядом с линией ребенка (зеленый) наблюдается фигура, состоящая из прямоугольного и кругового образования (красный).
Прямоугольные рисунки выражают снижение безопасности и травматизм, круговое указывает место повреждения: голова.
Линия ребенка в месте соприкосновения с прямоугольной фигурой имеет разрыв.
Это указывает на серьезные последствия травмы.
Чтобы перескочить разрыв, требуется нечто вроде чуда.
Длина и глубина линии ребенка после разрыва предсказывает успех и достижения.

Поиск по сайту: