АвтоАвтоматизацияАрхитектураАстрономияАудитБиологияБухгалтерияВоенное делоГенетикаГеографияГеологияГосударствоДомДругоеЖурналистика и СМИИзобретательствоИностранные языкиИнформатикаИскусствоИсторияКомпьютерыКулинарияКультураЛексикологияЛитератураЛогикаМаркетингМатематикаМашиностроениеМедицинаМенеджментМеталлы и СваркаМеханикаМузыкаНаселениеОбразованиеОхрана безопасности жизниОхрана ТрудаПедагогикаПолитикаПравоПриборостроениеПрограммированиеПроизводствоПромышленностьПсихологияРадиоРегилияСвязьСоциологияСпортСтандартизацияСтроительствоТехнологииТорговляТуризмФизикаФизиологияФилософияФинансыХимияХозяйствоЦеннообразованиеЧерчениеЭкологияЭконометрикаЭкономикаЭлектроникаЮриспунденкция

КАТАСТРОФА В НОЧНОМ ЭФИРЕ

Читайте также:
  1. Вы согласны на размещение вашего мнения в эфире телеканала с указанием ваших фамилий/имен и публикацией фотографии?
  2. Глава 7. Чернобыльская катастрофа. Другие ядерные аварии.
  3. Значение цены в рыночном механизме.
  4. Как неоспоримый Хозяин Времени опозорился, выступая в прямом эфире.
  5. Катастрофа
  6. Конверсия средств на валютных счетах (по рыночному курсу, установленному банком на день совершения операций)
  7. ОБЩЕЕ ПРАВИЛА ПРОВЕДЕНИЯ РЕКЛАМНЫХ АКЦИЙ В ЭФИРЕ ЮМОР FM
  8. Особенности перехода экономики Республики Беларусь к социальному рыночному хозяйству и основные направления его формирования
  9. Я вышел из машины. В полуночном холодном воздухе мое дыхание превращалось в облачка пара. Я устремился на улицу в поисках ближайшей станции метро.

 

Нет, я не опоздал, я даже приехал раньше, чем они, минут на десять и, как кот ученый, бродил возле стеклянного подъезда с вращающимися дверями. В отдалении, светясь огоньками на фоне ночного неба, торчала Останкинская башня. Давно, еще будучи молодым, томимым метафорической озабоченностью поэтом, я, помнится, сочинил:

Останкино, словно огромный термометр, Торчит из горячей подмышки Москвы…

А вот Медноструев пишет в своем исследовании «Тьма», что Останкино – это ядовитый сатанинский рог, пропарывающий православные небеса. Второй рог, поменьше размерами, торчит в районе Шаболовки. Далее Медноструев поясняет, где в Москве можно обнаружить также копыта и хвост, но я забыл, где именно… Ирискин же в своем труде «Темнота» сравнивал Останкино с надменно поднятой пикой безграмотного казака, нагло въезжающего на потной кобыле в поверженный Париж – столицу европейской культуры!

…Они подкатили на такси. Сегодня Стелла сбросила свою кожаную шкурку и была одета, как классная дама, в строгую темную юбку и кружевную кофточку: времена, когда у телевизионных дикторш от резкого движения бровей перси вываливаются из декольте, еще не наступили. На голове у нее было свежее, не остывшее после укладки феном парикмахерское сооружение, а на лице – нежный, словно пастель Дега, макияж. Акашина я бы просто не узнал, если б не мой кубик Рубика с буковками. Парня подменили! Дорогая модная стрижка, темно-синий блейзер с золотыми пуговицами, светло-серые брюки и шелково-изысканный галстук. Ботинки – лакированные и с серебряными пряжечками. Одуев как-то рассказывал, что щепетильная Стелла для своих мужчин, которых чаще всего она собирает по обочинам жизни, специально держит несколько комплектов одежды разных размеров: для выгула в эфир.

– А я на тебя пропуск не заказывала! – увидев меня, пролепетала она.

– Закажешь! – голосом, не допускающим возражений, приказал я.

– Но…

– Никаких «но»! Иначе эфира не будет! Мы уезжаем! Да, Витек?

– Вестимо, – ответил он вполне самостоятельно.

– Хорошо, – покорилась она, ибо за срыв прямого эфира можно было запросто вылететь с работы.

– Подожди. Еще одно условие: я буду стоять в студии так, чтобы он видел меня во время всей передачи.

– Но это же запрещено! – захныкала Стелла.

– Витек, поехали! – распорядился я.

– Хорошо. Не уезжайте! Я постараюсь договориться.

– Тогда пошли, – смилостивился я.

Она оставила нас в большом ярко освещенном холле рядом с бюро пропусков и убежала хлопотать, чтобы меня допустили в эфирную зону. Я принюхался: от Витька вдобавок ко всему пахло мужским французским одеколоном.

– Что ж ты, паршивец, даже не позвонил! Обиделся?

– Сначала – да, а потом некогда было.

– А чего трубку не снимали?

– Говорю, некогда было…

– Так не бывает!

– Бывает. Я больше всего боялся, что она разговоры со мной начнет разговаривать: то да се. Ну, я и… А что я еще умею!

– Неужели так и не поговорили?

– Говорю – некогда было!

– Молодец, – я хлопнул его по плечу. – Теперь слушай меня внимательно: я встану рядом с камерой. Следи за моими пальцами. Никакой самодеятельности! Это – прямой эфир, а он шуток не любит! От сегодняшнего выступления зависит наше будущее. Если она спросит, кто твой любимый писатель, назовешь меня… Понял? Меня.

– А Стелка… Это… – замялся Витек. – Она за Одуева просила… Она сказала, что вы договорились.

– Никаких Одуевых! Назовешь меня! Понял?

– О'кей – сказал Патрикей.

Вернулась запыхавшаяся Стелла с пропуском, и, миновав полусонного от многочасовой бдительности милиционера, мы помчались в гримерную. Там оцепеневшего Витька усадили в кресло, обвязали простынкой и стали пудрить, подмазывать, подрисовывать, подкрашивать, обрызгивать лаком для волос. На его лице во время этого процесса играло то же смятение чувств, как давеча, когда к нему приклеивался Любин-Любченко со своей масленой улыбочкой. Уже выходя из гримерной, Акашин шепнул мне в ухо:

– Мужикам на стройке расскажу – не поверят: как шмару накрасюкали!

Пока по бесконечным коридорам и переходам, то и дело предъявляя пропуска все новым милиционерам, мы шли к студии, Стелла нервно инструктировала:

– Витюша, я тебя умоляю! Весь эфир – десять минут. Это очень, очень мало. Не заметишь… Ответы должны быть короткими, четкими, никаких особенных рассуждений и примеров. Раз – и ответил! Понял, Витюнчик?

– На этот счет, Стеллунчик, можешь не волноваться! – успокоил ее я.

– Виктор Семенович будет краток, как приговор судьи-заики!

– Все шутите… Ох, попадет мне за вас!

Войдя в студию, Витек замер на пороге. И было от чего, особенно для непривычного человека. Представьте себе огромную залищу, где вполне можно разместить пару теннисных кортов. С потолка, словно в каком-то угрюмом магазине электротоваров, свисают вниз сотни черных единообразных светильников: некоторые горят, но большинство из них мертвы. Еще павильон напоминает гигантский чулан: в пыльном полумраке свалены самые невообразимые вещи. Но в отличие от классического бабушкиного чулана, где наткнешься на старый трехколесный велосипед (привет из детства!), поломанную птичью клетку и выношенную обувь, в павильоне все по-другому! Здесь можно вдруг увидеть настоящую кухню со всей необходимой кастрюльной утварью. Это осталось от передачи «Варим-парим», которую ведет знаменитый рок-певец Комаревич, похожий на счастливого кролика. Чуть правее – натуральный колодезный сруб с «журавлем». Его не успели вывезти после закончившегося на прошлой неделе фольклорного фестиваля «Пойду ль – выйду ль я!». А слева можно обнаружить огромный валун – наверное, все-таки из пенопласта – с надписью, сделанной церковно-славянской вязью:

 


1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | 13 | 14 | 15 | 16 | 17 | 18 | 19 | 20 | 21 | 22 | 23 | 24 | 25 | 26 | 27 | 28 | 29 | 30 | 31 | 32 | 33 | 34 |

Поиск по сайту:



Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Студалл.Орг (0.003 сек.)