Глава III. Получение впечатлений

В одной из предшествовавших глав было сказано, что предсознательная способность нашего разума принимает каждое впечатление и складывает его в свою огромную кладовую. Но получаемые впечатления по существу очень различны. Некоторые очень ясны и сильны; другие несколько слабее; третьи совсем неясны и поверхностны. Сила впечатления зависит от интереса, с которым к нему относится наш разум в момент его восприятия и от количества волевого внимания, сосредоточенного на нем. Предмет интересный или же к которому отнеслись со вниманием, оставляет более резкое впечатление, нежели предмет, мало или даже совсем не возбуждающий такового, и впечатление это воспроизводится при надобности гораздо скорее.

Сравнивая предсознание с кладовой, можно сказать, что внимание, с которым мы относимся к предмету, воспринимаемому нашим разумом при посредстве органов чувств, определяет размер и ценность вещи, отдаваемой на сохранение. Интерес же, пробуждающийся в момент получения впечатления, придает ему окраску. Запомните: внимание определяет размер, интерес же — окраску.

Когда человек желает вынести наружу спрятанную в кладовой вещь, то ему гораздо легче разыскать большой предмет, чем маленький, и легче рассмотреть ярко-красный, чем бесцветный. Понятно, что хорошие вещи сложены в порядке и систематично; прочие — кое-как, в беспорядке. Тщательное и заботливое сохранение имущества облегчает, конечно, и розыск требуемого предмета, но все-таки размер и окраска сделают вещь саму по себе более заметной.

Частые извлечения наружу предмета не только ведут к знакомству с местом его хранения, но и увеличивают его размер и усиливают окраску, так как при извлечении его всякий раз на нем сосредотачивается известное количество интереса и внимания. Внимание же определяется как «сосредотачивание сознания». Сознание же может подобно солнцу, разливающему лучи на бесчисленное множество предметов, распространяться на целый ряд вещей и может быть сосредоточено на определенном предмете, как и лучи солнца могут собираться стеклом в одной точке. Ясно видно, что степень внимания есть мера впечатления, произведенного на нашу предсознательную область мышления.

Психологи различают произвольное и непроизвольное внимание. Непроизвольным вниманием называется внимание, сосредоточенное с минимальным усилием или, пожалуй, без всякого усилия воли. Произвольное внимание сосредотачивается исключительно усилием воли. Животные и неразвитые люди обладают незначительным запасом волевого внимания или совсем его не имеют, но непроизвольное внимание свойственно им во всем своем объеме. Развитые люди обладают в высшей степени произвольным вниманием, способность развивать последнее, кажется, и есть одно из первых различий человека от животного; степень произвольного внимания указывает и на степень развития, занимаемую человеком. Многие редко заходят дальше порога произвольного внимания.

Непроизвольное внимание есть в различной степени прирожденное свойство людей и животных. Произвольное внимание есть следствие развития воли. Животные, дети и неразвитые люди едва ли заинтересуются предметом настолько, чтобы удержать на нем свое внимание больше секунды. Развитый же человек усилием воли может направить свое внимание на предмет вовсе не интересный и держать его на нем, пока не закрепит в своей памяти нужные сведения. И точно так же он может переносить свое внимание с более интересного предмете на менее интересный одним лишь усилием воли. Действительно, развитый человек находит почти всегда в каждом предмете что-либо интересное, которое и облегчает возможность сосредоточить внимание, между тем как неразвитый человек не заинтересуется тем же предметом. Следовательно, развитый человек обладает способностью устранять из области своего внимания ненужный в данный момент предмет и тем очищает поле своего сознания. Этот результат достигается им при посредстве воли, играющей здесь ту же роль, что и в деле сосредотачивания внимания на неинтересном предмете. Неразвитый человек, едва обладающий волевым вниманием, почти всегда во власти посторонних впечатлений и находится в положении ребенка, смотрящего на представление в цирке и забывающего родителей и окружающее, но только следящего за происходящим, пока последнее не кончится.

Впечатления получаются при посредстве пяти внешних чувств. Органы чувств разделяются на два разряда: непосредственные и косвенные. Непосредственные органы те, что передают впечатление непосредственно мозгу, т. е. органы осязания, обоняния и вкуса. Применяя эти органы чувств, человек входит в соприкосновение с предметами, производящими впечатление; соприкосновение вполне очевидно в отношении осязания и вкуса и менее очевидно, хотя не менее реально, в отношении обоняния, так как мельчайшие частицы, отделяющиеся от предмета, приходят в соприкосновение с нервом обоняния. Косвенные органы чувств передают впечатление мозгу не непосредственно. Это органы зрения и слуха; в этих двух случаях впечатления достигают мозга посредством световых и звуковых волн.

Впечатления, передаваемые непосредственными органами чувств, с трудом приходят на память, тогда как впечатления, получаемые от косвенных органов чувств, легко припоминаются, и такая легкость при помощи разумного упражнения доводится до высших пределов. В данный момент вы не можете вспомнить настоящий вкус, запах или впечатление от прикосновения, но зато вы легко припомните время и место вкусового, осязательного или обонятельного впечатления, почему вы и узнаете предмет, встретив его вторично. Эта способность распознавать может быть высоко развита и усовершенствована.

Достаточно вспомнить, например, знатоков чая, вина, сортировщиков шерсти, различных экспертов; у них высоко развито чувство вкуса, обоняния, осязания, и они быстро вызывают в памяти первоначальные впечатления в самых мельчайших подробностях в тот момент, когда новое впечатление достигает их мозга. Но трудно вызвать первичное впечатление вкуса, обоняния, осязания усилием воображения так, чтобы оно напоминало действительность. Некоторые писатели приводят исключения, рассказывая о об отдельных гурманах, знатоках вина и пр., которые будто бы могут усилием воображения вызвать точное впечатление вкуса своих любимых блюд и вин. Сомнамбулы, по-видимому, могут через внушение воспринимать такие впечатления. Но обыкновенно трудно вообразить вкус, запах или прикосновение, как мы воображаем звук или зрительное впечатление.

Но таких затруднений не бывает при впечатлениях, получаемых от органов зрения и слуха, потому что вы можете не только припомнить явление, но живо нарисовать себе вид или услышать звук при помощи воображения, подкрепленного памятью. У некоторых эта способность сильно развита и они в состоянии представить себе какое-нибудь зрелище или услышать звук так же отчетливо, как в действительности. Художники и композиторы могут служить тому примером.

Нетрудно понять, что при уходе за памятью приобретение ясных и отчетливых впечатлений — очень важное условие. Если нечего припоминать, то память бесполезна. Если вы вспомните наше описание духовной кладовой с различными предметами всех размеров, форм и цветов, вы легко поймете важность обладания психическими предметами такого размера, формы и цвета, чтобы их легко было найти, когда нужно.

Органы чувств не только должны быть приучены к быстрому и легкому восприятию впечатлений, чтобы их легко было вызывать, но надо приучить и разум направлять внимание и интерес на свою работу, чтобы при случае можно было вспомнить мыслительный и психический процесс. Приобретение впечатлений часто идет двумя или более путями. Например, при чтении напечатанного глаза воспринимают впечатление от слов, изречений, страниц, между тем как одновременно другие части нашего разума воспринимают впечатление от мыслей и мнений автора, мыслей и идей читателя; заключение получится читателем от переработки и ассимиляции рассуждений автора и от сопоставления их с познаниями, сведениями и мнениями, находящимися уже в его памяти. Все эти впечатления могут быть вызваны памятью соответственно степени развития ее в отдельных личностях.

Совершенствование внимания и интереса давало удивительные результаты, и каждый может приобрести это искусство, так что будет удивлен сам и поразит окружающих.

Роберт Удэн, знаменитый французский маг, лучшие фокусы которого зависели исключительно от его быстрой и точной наблюдательности и внимания, развивал последние, так же как и память, годами усидчивых упражнений. Говорят, в свои юношеские годы он быстро проходил мимо какого-нибудь магазина, поспешно и зорко заглядывая в окно, а затем отворачивался. Спустя несколько шагов он останавливался, стараясь припомнить и описать возможно большее число виденных предметов. Он нашел, что постоянная практика настолько увеличила остроту его внимания, что он с каждым днем запоминал все большее и большее число предметов, выставленных в витрине; таким образом он непрестанно развивал те части разума, которые сохраняли и снова вызывали впечатления. Говорят, что впоследствии он мог пробежать мимо громадной витрины с выставленными мелкими предметами и получить такое полное, ясное и сильное впечатление, что несколько часов спустя он почти безошибочно описывал любой предмет. Благодаря этой способности Удэн сделался тем, чем был и чем составил себе состояние. Его память стала как бы фотографической пластинкой, запечатлевающей подряд все как есть, так что ему оставалось лишь вызвать впечатление и называть предметы, стоящие перед его душевными очами.

Подобный же случай описывается и Р. Киплингом в его прелестном рассказе «Ким»: старый учитель Лурган Саиб готовил мальчика к тайному служению, где быстрое и ясное запоминание предметов было равносильно успеху и, следовательно, жизни. Старик вынул из ящика горсть драгоценных украшений и приказал Киму смотреть на них сколько он желает, чтобы постараться затем припомнить их. Здесь же был и другой туземец-мальчик, уже подготовлявшийся некоторое время таким образом. Ким нагнулся над подносом и стал смотреть на пятнадцать разложенных на нем драгоценностей. Он думал, что это легко. Затем поднос закрыли и туземец-мальчик быстро записал все, что запомнил. «Под бумагой лежат пять синих камней, один большой, один меньше, и три маленьких, — поспешно сказал Ким. — Затем там четыре зеленых камня, один из них пробуравлен; прозрачный желтый камень и один, схожий с чубуком. Два красных камня и… и… я насчитал пятнадцать, но два забыл. Дайте вспомнить! Да, там был маленький коричневый предмет из слоновой кости и… дайте подумать!» Но дальше дело не шло. «Слушай мой отчет, — сказал маленький туземец, — во-первых, там было два надтреснутых сапфира, весящих четыре и два карата, насколько я могу судить. Четырехкаратный сапфир заострен. Затем туркестанская бирюза, испещренная зелеными жилками, с двумя надписями — одна золотом, с именем Бога, другая, вокруг камня — стерта, так как он вынут из старого кольца. Вот пять синих камней; затем идут четыре блестящих изумруда, один просверлен в двух местах, а другой покрыт мелкой резьбой». «Их вес, — спокойно сказал Лурган Саиб, — три, пять и четыре карата». «Кусок зеленоватого старого янтаря и дешевый обломок европейского топаза, — продолжал мальчик-туземец. — Один бирманский рубин весом пять карат, без изъяна. Шарообразный, попорченный рубин в два карата. Резная слоновая кость из Китая, изображающая крысу, сосущую яйцо. И, наконец, величиной с боб кристальный шар, вделанный в золото». Ким почувствовал себя очень униженным превосходством маленького туземца. «Как же ты это сделал?» — спросил он. «Делая одно и то же несколько раз, пока не добился полного успеха». Я советую вам прочесть эту книгу, в ней много полезного, и посмотреть, как Ким воспользовался уроками старого учителя. Это упражнение, очень точно изложенное в великолепном описании Киплинга, очень любимо на Востоке, где оно практикуется в совершенстве многими, как практиковалось и Удэном. Многие из вас могут сделать тоже самое, если вы не пожалеете труда и времени для приобретения навыка.

Говорят, что какой-то знаменитый художник при первом сеансе часто попросту смотрел с час на оригинал, а потом отпускал его, говоря, что тому возвращаться уже не надо. Затем он месяцами писал портрет без всяких сеансов, глядя лишь по временам на пустой стул, где раньше сидел оригинал, и перенося его черты на полотно. Он говорил, что в действительности видел оригинал на стуле; вероятно впечатление глубоко врезалось в его память. Понятно, это пример исключительный, но и другие художники развивали в себе ту же способность, хотя и не в такой удивительной степени. У китайцев отдельные буквы или значки для каждого слова, и китайский ученик накапливает большой запас таких знаков в своей памяти, нисколько не затрудняясь этим. Наши дети проделывают то же самое, хотя и в меньшем размере, в виду новой системы обучения чтению. Учившись читать, мы начинали читать слова по слогам и употребляли много времени, чтобы разобрать слово «Константинополь»; теперь же наши дети мысленно запоминают длину или общий вид слова вместо отдельных букв или слогов, и для них прочитать «Константинополь» столь же легко как и «кот», хотя по слогам прочесть одинаково трудно и «кот» и «Константинополь».

Те же результаты достигаются и музыкантами; многие из них имели способность воспроизводить страницу за страницей слышанной ими раз или два музыки. Какой-то знаменитый композитор еще ребенком слышал в одном монастыре знаменитую мессу, подлинник которой хранился монахами в секрете. Придя домой, он записал всю мессу, не сделав ни одной ошибки. Монахи простили его, восхитившись удивительным его даром. Менее крупные музыкальные дарования не редки. И не одна способность памяти делает это возможным, но также и развитая способность слышать и видеть ясно и отчетливо.

Некоторые евреи могут наизусть с любого места повторять весь талмуд, который уже сам по себе целая библиотека. Лаланд написал рассказ, где говорится об одном индусе, не понимавшем ни слова по-английски, но когда ему прочли пятьдесят строк «Потерянного Рая», он повторил их с поразительной точностью, затем проговорил их наоборот. В былые времена при дороговизне книг люди зависели исключительно от своей памяти и многие развивали ее, отнюдь не считаемую чудесной, но самой обыкновенной вещью, присущей каждому изучающему что-либо. В XIII и XIV веках студенты тысячами шли в университеты. Книги были редки и дороги, и преобладал старый обычай заучивать наизусть целые сочинения. Шлиман в своем «Ilios» говорит, что его память была плоха, но он так усовершенствовал ее с помощью непреклонной воли и упорного труда, что в конце концов, стал изучать всякий новый язык через каждые полгода настолько, что в совершенстве говорил и писал на нем. И все это в то время, когда был занят торговым предприятием.

Японские дети по крайней мере в течение двух лет изучают простые значки или буквы раньше, чем начнут читать. Это труднее всего того, что делается в школах и достигается исключительно упражнениями памяти. И такая практика есть причина изумительной памяти японцев. Один из их писателей, Хирита Атсутона, написал громадное исследование о мифах и легендах своей страны; говорят, будто первые три тома самого исследования и некоторые тома введения он составил, не заглядывая ни в одну из книг, где раньше черпал свои сведения.

Гротиус и Паскаль, как говорят, никогда не забывали того, что говорили или о чем думали хотя бы раз. Кардинал Меццо-Фанти, владевший будто бы сотней различных языков, утверждал, что никогда не забывал раз выученного слова. Есть рассказ про одного старого сельского могильщика, помнившего день каждого погребения на своем кладбище за тридцать пять лет, возраст умершего и имена присутствовавших на похоронах.

Сенека мог повторять две тысячи отдельных слов, слышав их только раз, в таком же порядке, как они были произнесены, просто благодаря своей природной памяти. Друг его Порций Латий никогда не забывал речей, произнесенных им, память его удерживала каждое слово. Кинес, посол царя Пирра в Риме, в один день так хорошо изучил имена собравшихся, что на следующий день мог приветствовать сенаторов и народ, называя каждого по имени. Плиний говорит, что Пирр знал имя каждого своего солдата. Франциск Луарийский мог прочитать наизусть все сочинения Святого Августина, приводя тексты и указывая страницу и строку этих текстов. Фемистокл знал имена всех 20 000 граждан Афин. Муреций говорит про одного молодого корсиканца, могущего повторять в прямом и обратном порядке 36 000 несогласующихся слов, слышав их раз. Он говорил, что способен и на большее, но читавшие ему уставали. К этому корсиканцу пришел как-то молодой человек с плохой памятью. Корсиканец занялся с ним с таким успехом, что ученик через одну или две недели был в состоянии повторить 500 слов в прямом и обратном порядке.

Меглиабаци, великий флорентийский библиофил, обладал замечательной памятью в отношении книг и рукописей. Он знал место, полку и номер каждой книги в своей собственной громадной библиотеке и в других известных библиотеках. Однажды великий герцог Тосканский спросил его, где ему можно найти экземпляр одной известной редкой книги; он ответил, что существует только один экземпляр, который находится в «библиотеке великого патриарха в Константинополе, на седьмой полке третьего шкафа, направо от входа». Иосиф Скалиджер выучил наизусть «Илиаду» и «Одиссею» менее чем за месяц, а за три месяца изучил всех греческих поэтов. Рассказывают; что этот человек часто жаловался на свою слабую память.

Упражнением каждый может развить способность сосредотачивания и внимания по отношению к мыслям и предметам. Та же самая причина и то же самое правило применимы к каждому случаю. В следующих главах мы коснемся этого вопроса, но до этого внимание наше будет направлено на приобретение впечатлений при посредстве органов зрения и слуха.

Поиск по сайту: