Реконструкция России

Глава 4

С тех пор, как Борис Ельцин переехал в Кремль, ни одна политическая сила не могла всерьез рассчитывать на то, чтобы его оттуда выселить. Однако в 2000 году истекал последний из двух президентских сроков Ельцина, а на третий он претендовать не мог без вреда для одного из важнейших достижений своего правления - Конституции, а значит и своего места в истории. Хотя спекуляции об отмене выборов появились в прессе так же, как и в 1995 году, никто из серьезных политических игроков не сомневался, что на этот раз сценарий политической драмы будет другим. Так, по собственному признанию первого президента России, в политическом поле возникла фигура наследника.

Призрак наследника бродил по стране уже некоторое время. Разные политики считались возможными "преемниками" президента, и некоторые из наиболее вероятных претендентов на престол русской выборной монархии едва не поплатились за это своей политической карьерой. Так, например, публично объявленный возможным наследником Борис Немцов, покинув свой пост избранного губернатора Нижегородской области ради должности первого вице-премьера России в 1997 году, по приезду в Москву оказался и в самом деле идеальным кандидатом - ему доверяло до половины жителей России. Однако, оказавшись в столице за три года до выборов, Немцов стал легкой добычей политических врагов, о существовании которых он даже не подозревал. В самом деле, у него и не было врагов до того, как он не переехал в столицу. Лужков и контролируемые им СМИ, к которым в ходе битвы за "Связьинвест" присоединились масс-медиа Гусинского и Березовского, не были врагами престола - они занимались отстрелом наследников. Как принято говорить в таких случаях в голливудских боевиках: ничего личного. После двух лет в правительстве, насыщенных обвинениями в посещении публичных домов, коррупции и некомпетентности - ни одно из которых впоследствии не подтвердилось - рейтинг Немцова упал настолько, что он перестал представлять опасность для каких бы то ни было кандидатов в будущие президенты, что и позволило ему наконец вздохнуть свободно и выйти из-под шквала критики. По счастью, остатков политической популярности и веса в деловых кругах ему хватило для того, чтобы впоследствии войти вторым номером в избирательный список движения "Союз Правых Сил", а позже - даже возобновить карьеру в статусе вице-спикера нижней палаты парламента России.

Падение правительства Киреенко в результате кризиса в августе 1998 года, после которого и Кириенко и Немцов оказались на улице, привело к политическому кризису и назначению Евгения Примакова премьер-министром России. Примаков был выбран в премьеры по рекомендации парламента и между премьером и президентом на протяжении всего срока правления кабинета существовала ощутимая напряженность. Центр принятия решений переместился из Кремля в Белый дом, в результате чего роль президентской администрации значительно снизилась. Несмотря на то, что Примаков работал в эпоху президентства Ельцина на всем протяжении девяностых (возглавляя Министерство иностранных дел и Службу внешней разведки), президент не доверял премьеру. Сближение премьер-министра с мэром Москвы Юрием Лужковым, известным своей долгой враждой с Борисом Березовским и высказываниями о необходимости частичного пересмотра итогов приватизации, только подлило масла в огонь, равно как и начавшийся в результате падения курса рубля рост промышленного производства. Примаков, никогда не рассматривавшийся Борисом Ельциным в качестве наследника, оказался великолепным политиком. Его популярность росла и он пользовался поддержкой в силовых ведомствах. У него не было конфронтации с парламентом, поскольку первый вице-премьер его кабинета Юрий Маслюков до назначения был депутатом от КПРФ и впоследствии смог обеспечить правительству лояльность компартии. Таким образом Примаков стал первым премьером, которому удалось добиться консолидации власти.

Примаков также стал первым политиком, которому, после серии анекдотически безобразных выступлений Бориса Ельцина на международной арене, удалось создать образ Великой России вообще и на междуродной арене в частности. Примаков олицетворял этот образ. Своей имперской выправкой и неторопливостью, своими немыслимо скучными выступлениями, своей номенклатурной скромностью и старым лексиконом он будил в уставших от перемен людях ощущение стабильности, память о временах, когда на власть не надо было обращать внимание потому, что там все оставалось по-прежнему.

Хотя Примаков занимал должность премьер-министра всего год, казалось, что прошла целая эпоха. Разворотом своего самолета над Атлантикой после начала бомбардировок в Югославии он в одночасье - по крайней мере, в глазах граждан России - вернул стране международный престиж. Настаивая на особом мнении России по поводу Балканского кризиса, он добился того, что Россия снова стала фигурировать как самостоятельный игрок на международной арене. Пускай на пару с Китаем - но от этого ощущение значимости государства стало только сильней. Наконец, когда российские войска в ночь с 11 на 12 июня совершили марш-бросок по Югославии и заняли аэропорт в Приштине (хотя журналисты приписывали авторство этого поступка Борису Ельцину), на фоне десятилетнего бессилия это выглядело как триумф. По мнению политолога Бориса Кагарлицкого:

Война на Балканах выявила масштабы антиамериканских настроений в российском обществе, особенно - среди молодого поколения, которое западные журналисты по инерции продолжали обзывать опорой либеральных реформ. <...> Тухлый яйца и чернильницы, полетевшие в здание американского посольства, сигнализировали, что в стране произошел психологический перелом. Люди устали от стыда за самих себя. Им хочется действовать, хочется совершить что-то такое, чем можно гордиться. Неудачи американцев на Балканах стали предметом шуток - раньше в России шутили только над собственным правительством. Русские хакеры начали систематические атаки на официальные сайты в США, о чем с симпатией писала молодежная пресса.[1]

Отставка Примакова 12 мая была во многом спровоцирована импичментом, который был запущен КПРФ скорее из мстительности, чем из расчета добиться отстранения президента от власти.

Примаков просил депутатов отказаться от голосования по импичменту или перенести его на другую дату, что однажды уже было сделано. Но тут уже депутаты и особенно фракция КПРФ обнаружили, что отступать невозможно - в противном случае они будут выглядеть просто комично. К тому же часть руководства компартии была явно не прочь "подставить" кабинет Примакова. Стремительно растущая популярность премьера раздражала не только Кремль, но и многих лидеров оппозиции.[2]

И все же отставка Примакова стала неожиданностью. По данным опроса агентства "Финмаркет", проведенного на следующий день после отставки премьера, 72% опрошенных выразили сожаление по поводу отставки, и только 20% поддержали решение Бориса Ельцина об отстранении Примакова.[3]

Весной-летом 1999 года статус Примакова как лидирующего кандидата в президенты России ни у кого уже не вызывал сомнения. По всем опросам, если бы парламентские и президентские выборы проходили летом 1999 года, то большинство в Государственной думе получило бы движение "Отечество", а президентом был бы избран Евгений Примаков.[4]

Правительство Степашина оказалось переходным - несмотря на позитивное отношение людей к работе кабинета, Степашину явно не удавалось совладать с популярностью Примакова - из него не получился наследник. Возможно, и не должен был получиться.

Сразу же после отставки правительства Сергея Степашина, 9 августа 1999 года Владимир Путин был назначен исполняющим обязанности премьера, а уже 16 августа, после утверждения его кандидатуры в Госдуме, премьером-министром России. Поводом для отставки Степашина послужило вторжение чеченских боевиков в Дагестан 7 августа 1999 года. Как пишет Борис Кагарлицкий:

Война в Дагестане наложилась и на противостояние интересов в российском нефтяном бизнесе. С одной стороны, принадлежавшая Борису Березовскому "Сибнефть" была заинтересована в том, чтобы азербайджанское топливо поступило в Европу как можно позже и стоило бы как можно дороже. При любом раскладе себестоимость добычи нефти на севере куда больше, чем на юге, а поток нефти из Азербайджана будет способствовать падению цен на рынке. В то же время компания "Транснефть", занимающаяся строительством и эксплуатацией трубопроводов, была заинтересована в азербрайджанской нефти, разумеется, при условии, что ей достанется соответствующий контракт. Показательно, что боевые действия в Дагестане совпали с обострением борьбы за контроль над "Транснефтью". Здесь противоборствующие стороны тоже применяли силу - был смещен президент компании Дмитрий Савельев, центральный офис был захвачен полицейским спецподразделением. По сведениям, просочившимся в прессу, Березовский финансировал дагестанский поход Басаева на паях с саудовскими спонсорами, которые тоже стремились перекрыть поток нефти с Каспия. Если эта информация верна, то можно сказать, что в Дагестане "Сибнефть" сражалась против "Транснефти": первая использовала чеченских боевиков, вторая - российскую регулярную армию.[5]

Трудно сказать, насколько этот вывод соответствует действительности. И все же нефть сыграла определенную роль в развитии чеченских событий - возможно, не меньшую, чем предвыборная кампания 1999-2000 года.

Расстановка политических сил

В результате к выборам 1999 года в России сформировалось две параллельных партии власти. Одна - назовем ее по имени предвыборного блока "Отечество вся Россия" - имела в своем активе популярного политика Евгения Примакова, весь "лужковский" медиа-холдинг и контролируемые им издания, а также ряд влиятельных губернаторов, чей авторитет и региональные СМИ тоже позволяли надеяться на победу. Владелец Мост-медиа Владимир Гусинский также принял участие в "большой игре" на стороне этого блока, сохраняя при этом лояльность к таким игрокам второго уровня, как "Яблоко" и Союз Правых Сил - в последнем случае даже несмотря на то, что СПС был частью вражеской группировки. Обременный долгами, накопленными за время активных инвестиций в медиа-холдинг, Владимир Гусинский был вынужден принять активное участие в политической игре в расчете на финансовую помощь партнеров.

Другая - кремлевская партия власти - распоряжалась всеми ресурсами властной вертикали и капиталами близких к власти "олигархов", опасавшихся передела собственности в случае победы Примакова. Кроме государственного телевидения - хотя и усилившегося с приходом Олега Добродеева, но все еще весьма слабого - на стороне Кремля было ОРТ Бориса Березовского, большая часть общенациональной периодики и не принявшие участия в "ОВР" губернаторы.

Политические блоки

Кремль

ОВР

Кандидат в президенты

Владимир Путин

Евгений Примаков

Политические брэнды

Единство, Союз правых Сил

Отечество - вся Россия

Телеканалы (общенац.)

ОРТ, РТР, ТВ6

НТВ, ТНТ, ТВ-Центр

Медиа-холдинги

Государственные СМИ, Масс-медиа Березовского, Региональные СМИ.

Московские и региональные СМИ, подконтрольные Лужкову и губернаторам.

Стратегия

Наступление. Война.

Оборона. Защита.

Табл. 3. Распределение сил накануне парламентских выборов 1999 года.

Хотя с точки зрения информационного обеспечения позиции Кремля были безусловно выигрышными, с точки зрения "раскрученности" кандидата ОВР лидировал со значительным отрывом - а ведь именно президентские выборы были реальным полем битвы для обеих группировок. Парламентская кампания рассматривалась наблюдателями как репетиция перед генеральным сражением, не более - именно поэтому никто уже не обращал внимания на коммунистов, обладающих стабильным электоратом, но явно недостаточными для участия в президентской гонке ресурсами. В этой "большой игре" ни у кого, кроме Кремля и ОВР не было самостоятельной роли - в лучшем случае можно было надеяться на то, чтобы получить финансирование в обмен на содействие той или иной стороне намечавшегося противостояния.

На этом фоне появились первые публикации о коррупции в России. Всплыло дело "Bank of New York" и швейцарской компании "Мабетекс", обвинявшейся в даче взяток в обмен на крупные строительные подряды руководителю Управления дел Президента Павлу Бородину.[6] Худший подарок Кремлю было сложно представить.

В августе 1999 года в "New York Times", "Corierre della sera" и других западных изданиях началась публикация статей об огромных масштабах коррупции в Кремле, отмывании денег через западные банки и т.п. Российская пресса начала цитировать обвинения, однако для российского читателя здесь не было практически ничего нового. <...> Зато в Кремле публикации, появившиеся на Западе, были расценены как политический сигнал. <...> Смену настроений на Западе воспринимали в Кремле как предательство.[7]

Надо заметить, что в отличие от сторонних наблюдателей и всего политического истеблишмента, Кремль не был склонен рассматривать парламентские выборы как разминку. Напротив, именно в это время в политической жизни страны должен был произойти перелом. Владимир Путин должен не просто появиться на политической арене, но сразу же занять доминирующее положение на сцене. ОВР должны не просто не выиграть, а проиграть с треском парламентские выборы - и поражение должно быть настолько сокрушительным, чтобы у проигравшей стороны и мысли не возникло выдвигать своего кандидата на президентских выборах. Потому что победа или поражение на этих выборах - возможно, в последний или в предпоследний раз в российской истории - означала полномасштабный передел собственности и сфер влияния.

Наступление Лужкова на Кремль не могло не встретить отпора со стороны Березовского. Готовясь к информационной войне, он купил контрольный пакет акций газеты "Коммерсантъ" и сменил ее главного редактора. В союзе с Березовским выступили государственные средства массовой информации, подконтрольные администрации президента. Против неприятеля применялись такие неординарные методы воздействия, как внеочередная налоговая проверка (в условиях России это равносильно стихийному бедствию)... Министерство печати, телевидения и средств массовой коммуникации во главе с Михаилом Лесиным стало своего рода силовой структурой информационной войны. Чего можно добиться с помощью дружественно настроенных чиновников, показали события 2 сентября, когда министерство просто отключило Петербургское телевидение, осмелившееся издеваться над предвыборными мероприятиями правых...[8]

Вместе с тем рассчитывать исключительно на медиа-скандалы уже не приходилось. Многочисленные медиа-войны обнажили для аудитории механизмы воздействия на общественное сознание. В бестселлере "Поколение П" одного из наиболее популярных писателей второй половины девяностых Виктора Пелевина автору удалось найти емкую метафору политического процесса в России. Герой книги, Вавилен Татарский, в результате феноменальной карьеры в рекламном бизнесе оказывается в крупной рекламной корпорации, компьютеры которой создают политическую виртуальную реальность, начиная от выступлений президента и заканчивая "компроматом".[9] В принципе, гипотеза Пелевина о просчитывании политического процесса на американских компьютерах (если западные союзники недовольны чем-нибудь, вроде войны в Чечне, они снижают частоту - и начинаются "глюки" вроде непредсказуемого поведения Бориса Ельцина и т.д.) довольно точно отражала отношение городской аудитории к политическому спектаклю: в телевизоре может быть все, что угодно, но это не обязательно правда. Такое ощущение заставляло многих дистанцироваться от ТV-реальности, создавая дополнительные проблемы для политтехнологов.

Для победы на выборах определенно необходимы было придумать что-нибудь новое. Тогда и родились две основные находки кремлевских политтехнологов. Первая - создание оппозиции Юрию Лужкову в Москве (одновременно с выборами в парламент он во второй раз переизбирался в мэры при отсутствии каких-либо серьезных конкурентов). В результате договоренности с президентской администрацией, лидер Союза Правых Сил Сергей Кириенко выдвинул свою кандидатуру на пост мэра столицы, открыв таким образом "второй фронт" против "Отечества", новый источник финансирования для предвыборной кампании СПС и новых союзников в лице про-кремлевских государственных СМИ и холдинга Березовского.

Вторая находка - клонирование блока "Отечество" с использованием той же схемы опоры на губернаторов. Именно так и был создан блок "Единство", возглавить который было поручено руководителю министерства по Чрезвычайным ситуациям Сергею Шойгу. Неизвестно, правда, каким был бы итог кампании, если бы Шойгу не летал так часто с группами сопровождающих тележурналистов в Чечню, где полыхала война.

Драма-99: Вторая чеченская война

Вторжение чеченских боевиков в Дагестан было самоубийственным. Вместо поддержки, которая могла опираться разве что на общую религиозную традицию, чеченцев встретило народное ополчение и войска регулярной армии.

Реакция общественного мнения на вторжение была мгновенной и безапелляционной. Из 1600 опрошенных ВЦИОМ граждан России 52% высказались за уничтожение боевиков в той или иной форме, хотя только 10% настаивало на уничтожении баз боевиков в Чечне. Переговоры с лидерами боевиков или официальными властями Чечни поддержало в общей сложности 24% опрошенных.[10]

11 августа 1999 года, через четыре дня после вторжения боевиков под руководством Шамиля Басаева и Хаттаба и через два дня после назначения Владимира Путина исполняющим обязанности премьер-министра, федеральные войска начали операцию по освобождению захваченных территорий. Уже 26 августа Путин объявил о завершении первого этапа операции в Дагестане.

31 августа в Москве произошел первый взрыв - в торговом комплексе "Охотный ряд". В результате взрыва пострадало 40 человек. Забавно, что на месте происшествия была найдена листовка движения "Союза революционных писателей", автором которой был писатель Дмитрий Пименов. После публикаций о взрывах в Манеже осенью 1999 года интернет-провайдер Zenon закрыл сайт писателя. В одночасье став знаменитым, Пименов не выдержал бремени славы, чреватой уголовным преследованием, и почел за лучшее отправиться в Прагу к своему другу Авдею Тер-Оганьяну, на которого еще в январе было возбуждено уголовное дело за рубку православных икон на выставке "Арт-Манеж".

Версия о причастности к взрыву чеченцев не стала центральной. Но за этим взрывом последовали другие.

4 сентября теракт в Буйнакске: в результате взрыва пятиэтажного дома, в котором жили семьи военнослужащих 136-й бригады Минобороны. Погибло 64 и ранено 120 человек.

В ночь с 8 на 9 сентября взорван дом в Москве на улице Гурьянова: погибли около 90 человек. <...>

13 сентября, в день траура по жертвам взрывов в Буйнакске и Москве взорван жилой дом на Каширском шоссе: погибли более 120 человек.

15 сентября министр обороны Игорь Сергеев докладывает Владимиру Путину: территория Дагестана полностью очищена от боевиков.

17 сентября взорван жилой дом в городе Волгодонск Саратовской области. 17 человек погибли, около 150 ранено.

20 сентября начато создание "санитарной зоны" вокруг Чечни.

24 сентября на пресс-конференции в столице Казахстана Астане Владимир Путин заявил, что "российские самолеты наносят и будут наносить удары в Чечне исключительно по базам террористов. Мы будем преследовать террористов всюду. Если в туалете поймаем, то и в сортире их замочим".[11]

Была ли война запланированным фоном кампании или Кремлю просто повезло, но именно война оказалась тем самым "поворотом винта", который не только разрушил всю существовавшую на конец лета 1999 года конфигурацию политического поля, но и установил (или помог установить) в нем новую иерархию.

Руководя соответственно военной и спасательной операциями в Чечне Владимир Путин и Сергей Шойгу смогли показать себя как "люди дела", способные встать на защиту людей в военное время.

Из всех медиа-событий террористические акты и война, безусловно, являются самыми сильными информационными поводами и "фоновыми" процессами. Война, особенно если она происходит за несколько тысяч километров от дома, становится завораживающей драмой, за которой одновременно способны - с разными эмоциями - наблюдать миллионы зрителей, огромные армии болельщиков, гораздо большие чем у любых мыслимых футбольных и хоккейных турниров. В сочетании с терактами значение этой драмы только выросло - потому что страх проникает повсюду моментально и от него уже невозможно отгородиться.

В Москве эпидемия страха привела к мгновенному расчленению городского пространства и ужесточению пропускного режима повсюду, включая подъезды жилых домов. Из-за долгих досмотров на постах при въезде в город скапливались автомобильные пробки. Жильцы круглосуточно дежурили в подъездах, пока в результате естественного отбора посты не перешли к консьержкам и алкоголикам, пользовавшимся своей новой властью с наслаждением, напоминавшим худшие стороны советской жизни.

Но главное - в обществе утвердился образ врага. Показанные по телевидению фотороботы подозреваемых были лишены индивидуальных черт, в них угадывался только тип - "лицо кавказской национальности", - специфический конструкт, возникший в российской прессе в девяностые годы для описания выходцев из южных республик бывшего СССР. В просторечии их называли "черными". Впрочем, на этот раз образ врага был более конкретным и отчетливым.

Власти сразу же обвинили чеченцев. Ни одно обвинение доказано не было, да никто и не собирался их доказывать. В средствах массовой информации началась настоящая расистская истерия. Наиболее откровенно эти настроения выразил известный либеральный публицист Михаил Леонтьев, заявив, что "чеченцы хотят только одной независимости - от Уголовно-процессуального кодекса".[12] <...> С точки зрения пропагандистов за действия полевых командиров Басаева и Хаттаба в Дагестане и неизвестно кем взорванные бомбы в Москве должен был расплачиваться весь народ Чечни. <...> "Чтобы победить врага, надо его ненавидеть - таков закон войны конца ХХ века, которая только тем и отличается, что ей предшествует информационная артподготовка", - цинично рассуждали журналисты "Московского комсомольца". Безо всякого осуждения они рассказывали, как был "быстрыми темпами создан образ врага"[13]. Журналисты получили твердые ориентиры, чего в 1994-5 гг. не было. "Во главе этого движения встало вновь созданное Министерство печати, которое фактически ввело в эфире частичную цензуру".[14]

Война, желательно за рубежом или в далеких провинциях, присутствие которой ощущается преимущественно через репортажи с мест боев и терактов, создает идеальный драматический фон для создания и укрепления образа политического лидера, в то время как образ врага помогает направить недовольство масс в "безопасное" русло. Как пишет известный американский исследователь Мюррей Эдельман:

Не важно, справедлива или нет такая замена, она необходима, так как дает возможность направить недовольство на объект, который не способен ответить... <...> Создание образа иностранного врага, чтобы ослабить внутреннюю оппозицию и отвлечь внимание публики от внутренних проблем, стало типичным политическим гамбитом потому, что чаще всего приводит к успеху. <...> Для подмены объекта негодования обычно используются "типичные" враги: те, кто всегда вызывает подозрения и агрессию населения. Таким образом происходит сгущение и преключение недовольства, что дает основание для создания политических коалиций. <...> Наиболее часто используемая характеристика врага - другая национальность, та, которая считается а обществе менее "человеческой" по сравнению с национальностью, с которой ассоциирует себя большинство, например, "американец", "англичанин" или "швед". Некоторые народы легко выставить врагами: русским, сальвадорцам, вьетнамцам или корейцам придаются черты стереотипа, что помогает конденсации и переносу негативного отношения с других объектов неприязни на них.[15]

В самом деле, образ врага в лице чеченцев и война в Чечне - после вторжения в Дагестан и терактов в Москве - были востребованы обществом, можно даже сказать - восприняты с энтузиазмом. Подобно тому, как Евгений Примаков сделал себе репутацию на Балканском кризисе и низком курсе рубля, Владимиру Путину перед лицом сложившихся обстоятельств не оставалось ничего кроме того, чтобы воспользоваться шансом и проявить характер в случае с Чечней, возглавив "справедливую войну". Если бы он этого не сделал, то ход событий смел бы его с политической арены так же безжалостно, как и его предшественника Сергея Степашина.

Одна из структурных особенностей современных предвыборных кампаний состоит в ощутимом противоречии между естественной потребностью ясно заявить о своих намерениях в предвыборной программе с одной стороны и необходимостью сохранять предельную гибкость и расплывчатость политической платформы, чтобы не спугнуть часть электората. Единственный способ избежать этой дилеммы - фиксация общественного внимания на сиюминутном, на кризисах или войне.

Когда претенденты на лидерство получают власть, сомнения касательно их взглядов исчезают, и вместе с ними обычно уменьшается популярность. Теперь они должны привлекать и удерживать внимание, используя в качестве стержня уникальные сиюминутные ситуации. Внутренний или внешний кризис смогут поддержать интерес к лидеру, даже если его (или ее) политика вполне ясна, как это видно на примере Рузвельта и его длительного пребывания в должности, или как вновь доказала история с Фолклендскими островами во времена Маргарет Тетчер.[16]

Обилие региональных войн ограниченного масштаба в современном мире заставляет нас всерьез отнестись к гипотезе о том, что война стала одним из структурно необходимых элементом современной медиа-демократии. Зажатые в рамках неизбежных ограничений политической системы и бюрократического аппарата, политические лидеры редко способны продемонстрировать те качества, которые позволяют им выигрывать выборы: жесткость, способность стремительно действовать и добиваться быстрых результатов. Практическая деятельность политиков, разумеется, тоже приносит результаты, но никогда - с такой быстротой и наглядностью. Да и кто будет наблюдать за политической рутиной с тем напряженным вниманием, с которым люди следят за войной?

Освещение предвыборной кампании

В условиях существования медиа-политической системы как системно структурированной и предсказуемой информационной среды задачей политтехнологов и драматургов политического спектакля стало изобретение такой драмы и таких ходов, которые перечеркнули бы все ожидания аудитории и пробудили в ней интерес к происходящему. Только тогда политические лидеры - эти актеры политической драмы - получают необходимое им внимание и возможность сыграть свою роль при аншлаге.

Одновременно с выдвижением кандидатов в мэры Москвы Сергея Кириенко и Павла Бородина ОРТ Березовского начинает жесткий "наезд" на лидеров "Отечества" Юрия Лужкова и Евгения Примакова. Субботняя аналитическая программа "Время" стала центром разоблачений и критики. Были развернуты громкие телевизионные кампании, рассказывающие о коррупции в мэрии Москвы при участии жены Юрия Лужкова.

Телевизионные "аналитические" шоу потрясли даже видавших виды российских зрителей. На экране показывали, как неугодный Кремлю генеральный прокурор Юрий Скуратов занимается любовью с двумя проститутками, как чеченские боевики рубят голову пленному и даже как производится хирургическая операция, похожая на ту, что сделали Примакову в Швейцарии.[17]

По мнению Лауры Белин, телевидение оказало серьезное влияние на политические предпочтения людей, поскольку именно оно стало основным каналом информации о происходящем "в мире".[18] При этом наибольшее значение имеют новостные программы - бесплатное время на телевидении и политическая реклама, судя по рейтингам, играли незначительную роль. Впрочем, и здесь иногда возникали любопытные коллизии. Например, когда Евгений Примаков подготовил ролик, в котором он сделал сильное заявление о том, что в Кремле боятся серьезных расследований коррупции,

произошел, вероятно, самый эффектный "грязный трюк", за всю предвыборную кампанию: ОРТ и РТР ставили этот ролик только рядом с поспешно сделанной рекламой-подделкой, что серьезно уменьшило силу слов Примакова.[19]

На фоне двух других кандидатов, одетых в похожие костюмы и сидящих за одинаковыми столами, выступление Примакова выглядело смешно. Похожие приемы политического монтажа применялись на всем протяжении предвыборной кампании в рамках информационного вещания ОРТ и РТР - так оказался востребован опыт 1996 года.

Помимо политической ориентации владельцев изданий и телестанций освещение предвыборной кампании было регламентировано соответствующим принятым парламентом законодательством по выборам в Государственную думу и президентской кампании. Новый закон ограничивал право журналистов на комментарии при освещении предвыборных кампаний.

В этом контексте любопытно узнать результаты анализа, который проводил Европейский институт Медиа, задавшийся целью подсчитать количество упоминаний в информационном телевещании всех кандидатов президентской гонки основными телевизионными каналами.[20] Эти данные явно указывают на абсолютное доминирование одного кандидата, а также на близость между результатами голосования и количеством появлений на экранах ТВ - т.е. присутствии того или иного политического актера в ТВ-реальности.

Кандидат

Все каналы ТВ

ОРТ

РТР

НТВ

Результат выборов

Владимир Путин

48.3

43.8

53.3

45.0

52.9

Геннадий Зюганов

11.4

10.2

10.7

16.9

29.2

Григорий Явлинский

8.0

8.0

7.4

9.5

5.8

Аман Тулеев

2.7

2.5

4.2

2.6

2.9

Владимир Жириновский

11.8

11.3

8.7

16.9

2.7

Константин Титов

4.5

5.6

5.5

3.7

1.5

Элла Памфилова

2.8

4.3

2.8

2.1

1.0

Станислав Говорухин

2.6

3.1

1.2

2.9

0.4

Юрий Скуратов

1.9

3.1

2.4

1.8

0.4

Алексей Подберезкин

1.8

2.8

1.9

1.4

0.1

Умар Джабраилов

2.0

3.9

0.6

1.4

0.1

Евгений Савостьянов

2.1

1.5

1.4

1.1

Таблица 4: "Представление кандидатов на телевидении и результаты выборов".[21]

Конечно, эта таблица - набор сухих цифр, она не дает представления о той драме, которую играли политические актеры. Впрочем, драма была, по оценкам проведенного в рамках исследования освещения предвыборной кампании в 16 газетах,[22] довольно вялой - из-за отсутствия у Владимира Путина достойного соперника - и бессодержательной - поскольку она не стала поводом для общественного форума. Отказавшись от своего бесплатного времени и от участия в теледебатах, кандидат в президенты оказался "над схваткой", причем уже в должности не премьера, а исполняющего обязанности президента России.

Согласно данным вышеупомянутого исследования, освещение кампании в целом работало на централизацию власти - диалог различных территорий отсутствовал, равно как и любые попытки работы СМИ в режиме диалога с аудиторией. Единственным исключением из правила одна из руководителей исследования Людмила Реснянская назвала ежедневную оппозиционную газету "Советская Россия", коллектив которой оказался совершенно неподкупным. Некое подобие диалога можно было также наблюдать в "Независимой газете", которая старалась служить дискуссионной площадкой для интеллектуальной элиты, однако влияние интересов владельца издания Бориса Березовского было, по результатам анализа, довольно значительным.

Вместе с тем, Людмила Реснянская указывает на невозможность точного определения роли масс-медиа в формировании политического выбора избирателей, особенно по сравнению с так называемым "административным ресурсом", т.е. авторитетом региональных лидеров и руководителей производств. Высказанные и обоснованные, именно позиции непосредственных руководителей и губернаторов могут оказывать решающее воздействие на предпочтения аудитории.[23]

Новый год

Отставка Бориса Ельцина была, пожалуй, самым сильным ходом в истории предвыборных кампаний в России. Можно даже сказать больше. То, что Борис Ельцин выступил с заявлением об отставке в канун Нового года, 31 декабря и уронил слезу, прося прощения у россиян за то, что не смог добиться обещанных результатов, во многом определило исход кампании и окончательно деморализовало политическую элиту в стране, предвкушавшую полноценный сезон первоклассной интриги с противостоянием Путина и Примакова. Следуя традиционной стратегии проникновения на уровень низовых коммуникаций, политические технологи снова убедились в огромном значении праздника и ритуала в качестве средства политической коммуникации.

Этой процедурой отставки/назначения убиты два зайца. Прежде всего, представление Владимира Путина в новом качестве состоялось при максимально возможной зрительской аудитории.

Необходимо знать, что Новый год был единственным праздником в календаре новой России, который сохранился с советских времен и его значение с тех пор только возросло. Это праздник с ритуальными телепоказами и семейными ужинами, который по старой советской традиции заканчивается боем курантов на Спасской башне Кремля и поздравлением диктора с глубоким грудным мужским голосом.

Целый день по телевидению люди поздравляют друг друга с Новым годом, выстраивая в тонкую иерархию значения и влиятельности. Чем ближе к полуночи выступление, тем больше людей его посмотрит, тем оно почетнее, тем больше слава того или иного персонажа.

За несколько минут до конца года транслируется обращение Президента Российской Федерации, которое смотрят многие, если не все - его показывают одновременно по всем основным каналам. Согласно данным телемониторинга НИСПИ, даже на одном канале (ОРТ) новогоднее поздравление президента стало самой популярной телепрограммой декабря 1999 года, собрав только в Москве 1 млн. 851 тысячу зрителей. Однако в тот же рейтинг наиболее популярных политических передач декабря вошла трансляция поздравления президента по другим телеканалам (РТР и НТВ), охват которых в этот момент составлял 885 тысяч и 796 тысяч соответственно.[24] В сумме это составляет 3 миллиона 532 тысяч человек (только по Москве!) - это абсолютный рекорд 1999 года при том, что на мой взгляд цифры явно занижены.

Именно это обращение и стало моментом обретения Россией нового президента, его неформальной инаугурацией. Больше того, записав поздравление россиян с Новым годом, Путин отправился в войска в Чечню отмечать праздник среди солдат, и об этом тоже узнал каждый, потому что сакральная драма прощания со старым годом и встречи нового оказалась подменена ритуалом смены власти.

В этом, собственно говоря, и состоял второй, символический, уровень комбинации. Новый год не просто главный праздник, но также - наиболее древний из праздников русского календаря, по всей видимости, появившийся еще в дохристианскую эпоху российской истории. Новый год был аграрным праздником и до 17 века отмечался в сентябре. Только Петр 1, стремясь к сближению с Европой, распорядился перенести дату празднования Нового года на конец декабря. Однако от перемены даты важность праздника не изменилась.

Сакральное значение Нового года или, другими словами, коммуникационный подтекст ритуала - смерть и возрождение. Природа умирает, чтобы возродиться снова. В племенных обществах в ходе праздник сопровождается ритуальной смертью бога или короля, за которой следует возрождение. О силе этой метафоры говорит хотя бы тот факт, что драма Христа происходит по похожей формуле.

Мирча Элиаде рассматривает близкую тему конца/начала истории через призму соотношения между сакральным-мифическим временем сотворения мира и великих предков (in illo tempore) с одной стороны и профанным временем - с другой. В своем исследовании "Миф о вечном возвращении" он называет тему возвращения к началу творения, заключенную в обряде празднования Нового года, центральной для мифологического сознания и обосновывает свои выводы обильными примерами похожих ритуалов, которые он находит в той или иной форме во всех мифологических, т.е. устных культурах.

Ибо космос и человек обновляются постоянно и всеми возможными способами, прошлое же уничтожается, болезни и грехи изгоняются и т.д. Формальная сторона ритуала варьируется, однако сущность остается неизменной, все стремится к единой цели: уничтожить истекшее время, устранить историю, дабы постоянно, посредством повторения космогонического акта, возвращаться в in illo tempore. [25]

Особое значение для праздника Нового года имеет тема очищения, которая в различных племенах получает разные обрядовые формы ("Почти повсеместно изгнание демонов, болезней или грехов совпадает или совпадало с определенной временной границей - празднованием Нового года".[26]). С другой стороны, во многих культурах обряд Нового года также совпадает с обрядом инициации и близким ему церемониалом возведения на трон.

Для аборигенов острова Фиджи творение происходит каждый раз, когда к власти приходит новый вождь; подобная концепция в более или менее аналогичных формулировках сохранилась и в иных регионах. Почти повсюду новое правление воспринимается как возрождение истории народа или даже всеобщей истории. С каждым правителем, сколь бы ничтожен он ни был, начинается новая эра.[27]

Новогоднее выступление Путина в качестве исполняющего обязанности президента стало завершением - пускай преждевременным, но зато крайне драматичным - сюжета выборов президента в России. В Новый год власть заставила говорить о себе и смогла перекодировать обряд трансформации времени в ритуал трансформации власти, одновременно деморализуя оппозицию и продуктивно работая на глубинных пластах массового сознания. По сравнению с такой легитимизацией власти выборы казались чем-то малозначительным и предсказуемым. Такими они и стали.

По словам Людмилы Реснянской, в частных беседах руководители ПР-агентств признавались, что основным приемом Владимира Путина было "напыление" - оплаченное упоминание фамилии кандидата в газетных публикациях в любом контексте. Власти достаточно было обнаружить присутствие, а Путину - постоянно фигурировать в новостных репортажах для того, чтобы обозначить неизбежность, предопределенность исхода предвыборной кампании. Поступки и.о. президента Путина появлялись один за другим, и никакие комментаторы не успевали реагировать на изменения в информационном поле. Подобно западной прессе в случае с войной в Персидском заливе и Югославии, российская пресса пассивно следовала за информационными поводами власти, не успевая и не особенно утруждаясь задачей дать оценку происходящему, поставить его в более широкий контекст. Все воспринималось как само собой разумеющееся.

Откликнувшись на мечту о сильной власти, кремлевская группа продемонстрировала самые впечатляющие из имевшихся в ее распоряжении возможности. В самом деле, какая власть может быть сильнее, чем та, что опирается на подсознательно-исторические пласты народной памяти и глубоко укоренившиеся в повседневности ритуалы?

Штандартенфюрер Штирлиц - наш президент

Выдвигая в центр политической арены нового политика, политические силы всегда вынуждены сталкиваться с проблемой "узнавания" нового образа. Расхожая тема бесконечных публикаций в России и за рубежом в первые месяцы премьерства Владимира Путина - "кто вы, мистер Путин" - была игрой по конструированию целостного образа на основе того впечатления, которое производил свежеиспеченный премьер-министр своими высказываниями и поступками. Стараясь позиционировать наследника в политическом поле, журналисты выстраивали образ по отношению к определенной системе координат, центральную роль в которой играли чеченская война, "экономические реформы" (отношение к бизнесу и безнесменам) и личная история кандидата. Экономическая программа, подготовка которой стала одним из основных медиа-событий кампании и назначения, произведенные премьер-министром, показали: несмотря на крен в национал-патриотическую идеологию, при составлении экономической политики Путин склонен опираться на либералов.

На уровне массового сознания политический дискурс и выстроенная масс-медиа проблематика значит не слишком много. Вопрос узнавания политика решается через систему культурных кодов, находящихся в распоряжении аудитории и в сравнении с образами других политиков. Удачный образ политика всегда - многослойный конструкт, в котором на символическом уровне заложены те или иные "подсказки" для массового сознания. Шпионское прошлое Путина сыграло ему на руку дважды. Во-первых потому, что фактически являясь заменой Примакова, Путин, как ни странно, воспринимался как его преемник. Во-вторых потому, что Путин являл собой олицетворение важнейшего для российской телеаудитории образа штандартенфюрера Штирлица.

Штандартенфюрер Штирлиц - один из центральных персонажей советской мифологии. Созданный писателем Юлианом Семеновым, в телесериале "17 мгновений весны" этот образ был исполнен одним из наиболее популярных актеров советской эпохи Александром Тихоновым. Во время первой премьеры фильма в начале семидесятых улицы в городе пустели. "17 мгновений весны" собирало большую аудиторию, чем хоккейные матчи.

Действие фильма разворачивается в последний год второй мировой войны. Работая в немецкой контрразведке, Штирлиц (он же - советский разведчик полковник Исаев) с помощью острого ума и несгибаемой воли заводит в тупик немецкую ядерную программу "Оружие возмездия", срывает переговоры о заключении мира между фашистской Германией, Великобританией и США, разыгрывает интеллектуальные партии с верхушкой СС и лично Борманом, а также карает предателей и жертвует семейным счастьем во благо Родины. Мучительно страдая от желания вернуться на родину и воссоединиться со своей супругой, Штирлиц подчиняет свои чувства долгу.

Образ

Штардартенфюрер Штирлиц (Максим Исаев)

Качества

Любовь к родине, героизм, непоколебимая воля.

Ассоциации

Шпион в Германии, возраст от 40 до 50 лет.

Вывод

Человек, которому можно доверять.

Таблица 5. Кто вы, мистер Путин?

Неудивительно, что немецкая пресса восприняла Владимира Путина наиболее враждебно. На первых полосах газет и журналов фотография наследника в сочетании с заголовками неизбежно вызывала ассоциации с фашизмом. Заголовок одной из статей гласил: "Купили бы вы у этого человека подержанный автомобиль?" Образ советского разведчика Штирлица, как и образ премьера Путина, создавался не для немецкой аудитории.

Значение Штирлица для массового сознания в России сопоставимо разве что с образом Джеймса Бонда. Последний, как известно, олицетворяет собой успешного бизнесмена, живущего в сумасшедшем ритме и не слишком озабоченного моральными аспектами своей деятельности - эдакого карающего ангела в человеческом облике и не чуждого человеческих слабостей.

Как и Бонд, Штирлиц часто имеет дело с потусторонними силами (маркированными знаками не-человека: искусственная рука, железные челюсти в случае Бонда, черная форма СС и повязка на глазу в случае Штирлица) и удерживает мир, планету от разрушения дьявольскими силами. В этом смысле Бонд - брат Супермена, Бэтмена и им подобным образам массовой культуры двадцатого века. Семья их велика и ведет родословную из таких глубин истории, что заслуживает отдельного генеалоческого и генетического исследования, способного проследить нюансы трансформации подобных образов в зависимости от контекста их появления и культуры, вписавшей их в свою историю. Оговоримся только, что дальние родственники супергероев Ахилл, Геракл, Кухулин и прочие фигурируют в древнейших из известных литературных источников.

Как и Бонд, Штирлиц глубоко вошел в массовое сознание, но в отличие от суперагента 007 он также стал персонажем народного творчества. Подобно героям других военных и революционных фильмов, а также советским вождям, заряженным мощным пропагандистским пафосом (Чапаев и Петька[28], Ленин и Брежнев), Штирлиц стал героем бесчисленных анекдотов и историй, сочиненных безымянными Энди Уорхолами.[29] В самиздате выходили подборки новых приключений Штирлица, в том числе и такие, в которых главный герой оказывался в кооперативной Москве конца восьмидесятых.[30] Герой-разведчик был одним из наиболее узнаваемых образов брежневской эпохи - близостью к которой так импонировал публике Примаков. Если кто-то не улавливал связи между Путиным, служившим в Германии[31], и Штирлицем, то публикации в прессе напоминали о сходстве и помогали выстроить ассоциации.[32]

В действительности же у образа Путина было множество коннотаций, параметров "узнавания" - как среди киногероев, так и среди военачальников и политических деятелей прошлого.

Как правило, внедрение тех или иных образов/черт происходит в политических системах постепенно, иногда - окольными путями монументальной пропаганды (огромный памятник Петру 1 на берегу Москва-реки, воздвигнутый Юрием Лужковым напротив восстановленного Храма Христа Спасителя), иногда - заимствуются как удачные приемы у других политических игроков. Политики, как правило, поощряют одни ассоциации и стараются нивелировать другие. Много шума, к примеру, наделал портрет Петра 1 в кабинете Владимира Путина. Петр 1 - один из самых жестоких и властных императоров в русской истории, его образ символизирует мощь государства (в том числе и в противовес гражданскому обществу), величие России и мессианские амбиции политика.

Знаете, что больше всего поразило во Владимире Путине французских аналитиков? Не неожиданный скачок в президентское кресло, не черный пояс дзюдоиста и даже не новогодний визит в воюющую армию в Чечне. По-настоящему удивил портрет в кабинете Путина. Портрет Петра I. Может быть, сказались питерские корни Путина, а может - есть в этом портрете некий намек, рассуждает обозреватель парижской "Монд", напоминая читателям, что Петр I защитил свою страну от шведской угрозы, полностью переменил ее облик, заплатив, правда, за это жизнями почти трети обитателей России. [33]

Город Санкт-Петербург, откуда ведет свой путь Владимир Путин, является не просто необходимым связующим звеном между Петром 1 и кандидатом в президенты, но также самостоятельным знаком.

Для всех, кто когда-либо бывал в Петербурге, а жители этого города по-прежнему считают его культурной столицей России, в этом значении нет секрета. Это целиком спланированный город, построенный на болотах командой молодых реформаторов во главе с молодым царем. Прямые проспекты пересекаются в нем под геометрически выверенными углами. Это, безусловно, город Большого Стиля, застроенный в 18-19 веке, в эпоху подъема Российской империи. Москва, причесанная сталинской застройкой, украшенная заколками высоток и ожерельем метро, тоже обрела стиль - местами столь же пышный и столь же строгий, но менее настойчивый, путающийся в кривых холмистых улицах и маленьких переулках. Архитектура выражает властные отношения точно также, как любой другой медиум[34] - и в Петербурге более наглядно, чем где-либо еще. В Москве больше хаоса - жизни. В Петербурге изначально больше порядка - власти, причем власти особой - власти идеи.

Созданный по произволу идеи, Петербург поначалу был настолько неуютным, что вряд ли выжил бы, не пойди император на перенос столицы из Москвы в город, ставший творением его рук. В Санкт-Петербурге ошеломляет в первую очередь то, что этот город вообще живет - но уже самим своим существованием он выражает торжество воли над стихией, поступка над инерцией, обладающее несомненным героическим очарованием.

Стараясь установить параметры "узнавания" Владимира Путина влюбленной в политика страной незадолго до выборов, журнал "Власть" сопоставляет результаты двух опросов общественного мнения:

Надо сказать, что результаты опросов нас несколько обескуражили. По вциомовскому опросу призовые места заняли Петр Первый, Глеб Жеглов[35] и маршал Жуков[36] (четвертое место досталось Штирлицу). По ромировскому - Жуков. Штирлиц и Жеглов (кандидатура Петра Первого в этом опросе респондентам не предлагалась, и, судя по цифрам, голоса Петра Жукову и достались). В мае, публикуя результаты опросов, мы написали, что всех персонажей, занявших первые места, объединяет образ героев-победителей: "Победы - это дело всей их жизни, в жертву которым приносится все (в том числе и законы, и человеческие жизни). Лозунгом такого президента могли бы стать слова "победа любой ценой". И похоже, что россияне, признаваясь в своих пристрастиях, готовы эту цену платить". Сходным был и комментарий аналитиков РОМИР. "Таким образом, россияне в большинстве своем готовы иметь агрессивного, а не заботливого руководителя. Люди отдают предпочтение силе и жестокости, ожидая, что они помогут установить порядок в России".[37]

Результаты этого исследования нисколько не противоречат нашей гипотезе о центральном месте образа Штирлица. Как подчеркивают журналисты "Власти",

Поначалу все, что придавало хоть какую-нибудь сочность в целом довольно блеклому образу Путина, - это его шпионское прошлое. Работа в Германии, преданность Родине, скупая слеза по советским праздникам. Максим Максимович Исаев, да и только.[38]

Ассоциация со Штирлицем из всех вышеприведенных (за исключением разве что Жеглова) - единственная, выпадающая из простого сопоставления в область сопереживания, эмпатии. В таком узнавании уже заключена поддержка. Первая ассоциация была самой важной. Как ни странно, "попадание" в образ культового героя позволило Путину обрести лицо.

Вообще же образ Путина можно рассматривать как результат десятилетней эволюции российской политической системы. Не претендуя на исчерпывающую точность оценок, мы можем проследить развитие тех или иных качеств различными актерами на российской политической арене и сопоставить их с набором качеств образа Путина. В конце концов, ни для кого не секрет, что воплощение в своем образе наиболее успешных стратегий политических актеров было, с одной стороны, важным критерием отбора наследника для Бориса Ельцина, с другой - важнейшей задачей Владимира Путина как премьер-министра и и.о. президента в ходе избирательной кампании.

Важно заметить, что противоречивость заимствованных качеств, очевидная из приведенной ниже таблицы не является существенной помехой для телевизионной политики. На уровне риторики все составляющие можно успешно сочетать, в то время как возможность соотнести слова с делами у аудитории отсутствует - акцент на свершениях и решениях принципиально не ставился, поскольку конкретика всегда порождает противоречия.

Таблица 6. Новации политических актеров и их использование Владимиром Путиным. Политики объединены в три группы - "старые левые" патриоты, демократы и популисты.[39]

Политические Актеры

Амплуа

Заимствовано Владимиром Путиным

Юрий Лужков, Мэр Москвы

Евгений Примаков,

Экс-премьер

Геннадий Зюганов,

КПРФ

Державный патриотизм, национализм, экспансионизм, насаждение православия.

Международный престиж, связь с органами, ориентированность на борьбу с коррупцией, стремление построить собственную властную вертикаль.

Повышение социального престижа и зарплат ученых, врачей, учителей. Повышение роли государства в экономике

Ура-патриотизм, ориентация на защиту интересов русских в ближнем зарубежье.

Ориентация на сильное государство, прошлое чекиста. Дела Гусинского, ЛукОйла и др. показывают формирование системы власти, основанной на правоохранительных органах. Борьба с коррупцией. Повышение социального престижа и зарплат ученых, врачей, учителей. Повышение роли государства в экономике

Анатолий Собчак, экс-мэр С-Петерб.

Григорий Явлинский

За либерализм в экономике, демократию в политике.

Отношение равное ко всем экономическим игрокам.

Ориентация на либеральные реформы в экономике.

Положить конец "олигархии". Содержательная часть экономической политики.

Владимир Жириновский, ЛДПР

Александр Лебедь, Губернатор Красноярского края

Артистизм, утрированная жесткость, "уличный" язык, динамичность, авантюризм, умение находить врагов.

Язык "мачо", жесткие формулировки.

Динамичность, артистизм на грани с позерством (посещение подводной лодки, вождение трактора, полет на реактивном самолете в Чечню и т.д.

"А в туалете их найдем - то и в сортире из замочим", - эта цитата из выступления Путина на пресс-конференции по поводу терактов явно выдает его родство с генаралом.

Если в президентской кампании 1996 года основным мотивом "виртуальной реальности" выборов было решение всех проблем, то лейтмотив кампании-2000 состоял в формировании консенсуса элит и масс в образе Великой России со всеми составляющими, включая "внешних" (этнических) и внутренних (политических) врагов, создании фронта боевых действий (а также - дипломатических сражений) и отчетливого образа врага.

Создавая врагов и сюжеты, которые определяют место врага в истории, люди очевидно создают определения и для себя и для своего места в истории... Поддержать войну против иностранного агрессора, который угрожает национальному суверенитету и не признает общепринятые моральные ценности значит создать для себя образ человека из нации невинных героев. Если тот, кому ты причиняешь вред, считается злом, то ты сам становишься благодетелем... это самоопределение заставляет эмоционально относиться ко всей истории.[40]

Оппозиция нового типа

В парламентской кампании 1999 года основные соперники - враждующие партии власти - не имели особых различий в плане идеологии, можно представить, что достижение консенсуса элит прошло быстро и безболезненно. Напуганные поражением "Отечества" региональные лидеры потянулись к Кремлю, праздновавшему победу, а те, кто был не согласен с происходящим в стране, были подвергнуты жесткому изучению электронных масс-медиа и дискредитации. Правые молчали потому, что рассчитывали на посты в правительстве (и не зря - Сергей Кириенко стал представителем президента в одном из семи федеральных округов), "яблочники" потому, что боялись оказаться в изоляции. Министерство печати припугнуло телевидение предупреждениями ОРТ и ТВЦ[41], а остальных скрутила в бараний рог "спираль молчания", запущенная непрекращающейся войной на Кавказе.

Когда Григорий Явлинский рискнул высказаться за переговоры с чеченцами, на него обрушился шквал обвинений. Виталий Третьяков на страницах "Независимой газеты" заявил, что "Яблоко" - это "антигосударственническая" и "безответственная" структура. Анатолий Чубайс пошел еще дальше. "В Чечне происходит возрождение российской армии, - заявил он, - утверждается вера в армию, и политик, который так не считает, не может считаться российским политиком. В этом случае есть только одно определение - предатель. И возможные попытки Явлинского оправдаться сути не меняют".[42]

В результате реальная оппозиция президентской кампании состояла из двух еженедельников - "Общей газеты" и "Новой газеты", сохранявшего вооруженный нейтралитет "Московского Комсомольца", нескольких журналистов и политических активистов.

На фоне тотального подчинения мейнстримной прессы опережающему ньюзмейкингу власти в символическом поле возникали неожиданные фигуры, получавшие оппозиционный статус. Неожиданно для многих, главными оппонентом власти в предвыборной кампании стали не официальные кандидаты, а журналисты и частные лица. Из них важнейшая роль выпала Андрею Бабицкому, корреспонденту радио "Свобода" в Чечне, который оказался узником фильтрационного лагеря федеральных сил, а еще через некоторое время - заложником промосковских боевиков.

Сама процедура обмена Андрея Бабицкого на двух русских солдат уже стала медиа-сенсацией, потому что Бабицкий долго не выходил на связь с коллегами и женой в Москве и в прессе прозвучали серьезные сомнения в том, что он обмен состоялся с его согласия. Фигура Бабицкого неожиданно получила значение объединяющего символа для журналистов и привела к тому, что на страницах газет и в радио-эфире развернулась настоящая контр-кампания в защиту коллеги, которая иногда напоминала по накалу подход изданий к освещению чеченской войны 1994-1996 годов.

В результате корреспондент радио "Свобода" оказался на равных в символическом поле с фигурой президента России, сформировав альтернативный полюс притяжения и продемонстрировав, что реальная оппозиция вышла за рамки узко огороженного политического поля, в котором власть могла контролировать поведение всех игроков.[43] В политическом поле центральных телеканалов, Бабицкий, вслед за Явлинским, рассматривался почти как враг народа.

Боевики вручили Бабицкому фальшивый паспорт и корреспондент был задержан при переходе через границу, после чего оказался снова в российской тюрьме. Его освобождение стало возможным только благодаря тому масштабу, который приобрела его фигура в символическом поле, и инициативе Путина.[44] Конфликт власти и масс-медиа к тому времени начал принимать угрожающие масштабы, особенно учитывая настойчивые требования лояльности прессы со стороны власти в военное время.

Помимо центрального ТВ, где Путин доминировал в информационном поле, а война - в повестке дня, основные события президентской кампании - 2000 происходили в Интернете и в городском пространстве. Разрозненными группами частных лиц были стихийно начаты две кампании - "против всех" и "за бойкот выборов".

Кампания "против всех кандидатов" была продолжением кампании "против всех партий", начатой еще в 1997 году несколькими политическими активистами с артистическим бэкграундом, в частности редакторами журнала "Радек" Анатолием Осмоловским и Олегом Киреевым. Результатом этой кампании во время парламентских выборов 1999 года стало несколько акций, включая прорыв группы активистов на трибуну мавзолея Ленина (который по сей день остается основной достопримечательностью Красной площади). Трибуна мавзолея по советской традиции используется высшим руководством страны во время парадов и демонстраций. Прорвавшись на трибуну, активисты развернули лозунг "Против всех" и продержались достаточно для того, чтобы сделать медиа-событие: вечером кадры с акции стали сенсацией в новостях на НТВ.

Другая акция была проведена издателем сетевого бюллетеня "Mailradek" Олегом Киреевым - в знак протеста против войны в Чечне несколько активистов забросали здание Госдумы бутылками с красной краской. Журналисты, однако, на этот раз не пришли, а сами активисты не удосужились отснять акцию на видеокамеру. Все, кто "засветился" в двух вышеперечисленных акциях, попали в сферу внимания ФСБ и стали объектом слежки вплоть до окончания президентской кампании. В отличие от первой акции, эта не привлекла внимание масс-медиа. Зато ставшая уже традиционной во второй половине девяностых тема преследований правозащитных организаций и активистов со стороны ФСБ получила свое развитие в акции 8 марта 2000 года, проведенной Комитетом противодействия политическим репрессиям во главе с Ларисой Щипцовой у здания общественной приемной федеральной службы безопасности - почти без журналистов и, соответственно, без какого-либо общественного резонанса.[45]

В ходе президентских выборов к кампании "против всех" подключилось несколько групп активистов, в результате появилось несколько новых политических инициатив в Интернете, о чем много писали в электронных и печатных ("Новая газета") изданиях. Ни одной из этих акций не удалось стать самостоятельным сюжетом в электронных масс-медиа.

Поиск по сайту: