Такое настроение

ЛЕОНИД ГУБАНОВ (1946-1983)

***

Я – дар Божий, я, дай Боже, нацарапаю

Улыбнутся ветлы: на царя, поди?

И заплещут – берег наш любимый,

И за плечи белые обнимут.

Скоро теплый ливень красных губ –

Подставляй лицо, гори под струями

И твори, лепи себя, как в студии –

Скоро-скоро тёплый ливень губ.

Скоро, одиночеством запятнанный,

Я уйду от мерок и морок

Слушать зарифмованными пятками

Тихие трагедии дорог,

Замирать и бить в ладоши гусем,

Ждать, когда же, наконец, от горя

Пастухи, беременные Русью,

Стадо слов к моим устам погонят.

1963 г.

Художник

(отрывок из поэмы «Полина», опубликованный в журнале «Юность» в 1963 году)

Холст 37 на 37.

Такого же размера рамка.

Мы умираем не от рака

И не от старости совсем.

Когда изжогой мучит дело,

Нас тянут краски тёплой плотью.

Уходим в ночь от жён и денег.

На полнолуние полотен.

Да, мазать мир! Да, кровью вен!

Забыв измены, сны, обеты!

И умирать из века в век

На голубых руках мольберта.

1963 г.

Ночь

У меня волосы – бас

До прихода святых верст,

И за пазухой вербных глаз

Серебро, серебро слез.

По ночам, по ночам Бах

Над котомками, над кроватями

Золотым табуном пах,

Богоматерью, Богоматерью.

Бога мама привела опять –

Наш скелетик-невропатолог –

Из ненайденного портного

Вышел Бог, журавли спят.

Спрячу голову в два крыла,

Лебединую песнь докашляю,

Ты, поэзия, довела,

Донесла на руках до Кащенко!

Май 1964 г.

Осень (акварель)

В простоволосые дворы

Приходишь ты, слепая осень,

И зубоскалят топоры,

Что все поэты на износе,

Что спят полотна без крыльца,

Квартиросъемщиками — тени,

И на субботе нет лица,

Когда читают понедельник.

О, Русь, монашенка, услышь,

Прошамкал благовест на радость,

И вяжут лебеди узлы,

Забыв про августину святость.

А за пощечиной плетня

Гудят колокола Беды.

Все вишни пишут под меня

И ты!

Осень (масло)

Владимиру Алейникову

Здравствуй, осень, — нотный гроб,

Желтый дом моей печали.

Умер я — иди свечами.

Здравствуй, осень, — новый грот.

Если гвозди есть у баб,

Пусть забьют, авось осилят.

Перестать ронять губам

То, что в вербах износили.

Этот вечер мне не брат,

Если даже в дом не принял.

Этот вечер мне не брать

За узду седого ливня.

Переставшие пленять

Перестраивают горе...

Дайте синего коня

На оранжевое поле!

Дайте небо головы

В изразцовые коленца,

Дайте капельку повыть

Молодой осине сердца!

Умер я, сентябрь мой,

Ты возьми меня в обложку.

Под восторженной землей

Пусть горит мое окошко.

1964 г.

Серый конь

Я беру кривоногое лето коня,

Как горбушку беру, только кончится вздох.

Белый пруд твоих рук очень хочет меня,

Ну а вечер и Бог, ну а вечер и Бог?

Знаю я, что меня берегут на потом,

И в прихожих, где чахло целуются свечи,

Оставляют меня гениальным пальто,

Выгребая всю мелочь, которую не в чем.

Я стою посреди анекдотов и ласк,

Только окрик слетит, только ревность притухнет,

Серый конь моих глаз, серый конь моих глаз,

Кто-то влюбится в вас и овес напридумает.

Только ты им не верь и не трогай с крыльца

В тихий, траурный дворик "люблю",

Ведь на медные деньги чужого лица

Даже грусть я тебе не куплю.

Осыпаются руки, идут по домам,

Низкорослые песни поют,

Люди сходят с ума, люди сходят с ума,

Но коней за собой не ведут.

Снова лес обо мне, называет купцом,

Говорит, что смешон и скуласт.

Но стоит как свеча над убитым лицом,

Серый конь, серый конь моих глаз.

Я беру кривоногое лето коня...

Как он плох, как он плох, как он плох,

Белый пруд твоих рук не желает понять...

Ну а Бог?

Ну а Бог?

Ну а Бог?

Осень 1964

Такое настроение

Погадаю на картах,

мои слуги погладят бельё.

Это уксус – феварль,

это всё хулиганство моё.

И в железную клетку

я повешу портрет Пугача –

Одиноко ему

в бывшем доме седых попугаев…

Попугаю ресницы,

фиолетовой флейтой не буду заманивать шлюх,

и на слух голова неправа,

И на шее заката

диких уток сырая трава…

Деревянным Арбатом

все в крови убегают слова…

Погадаю на картах,

погадаю на картах,

на которых сидела сова.

***

Захотела вора научить Богу молиться,

это не пройдёт, как зимой - радуга,

кто-нибудь умоется, чтобы измениться,

радуйся!

Я живу на рельсах четвёртый день,

поезда не спрашивают моего имени,

и мне с ними тоже разговаривать лень -

вылинял.

Я найду стакан, разбитый вдребезги,

выпью водки той, что в четвёртой секции,

люди - лепестки, а я люблю верески,

а я люблю вырезки о собственном сердце.

Мне бы любоваться на свою тень

и носить цветы к своему памятнику,

а я живу на рельсах четвёртый день -

пра-виль-но?

Ох, не надо пачкаться о столько морд,

даже разговор приносит честь...

А если человечество перейти вброд?!

Значит, с человечеством мне не есть?!

***

Родина, моя родина,

Белые облака.

Пахнет чёрной смородиной

Ласковая рука.

Тишь твоя заповедная

Грозами не обкатана,

Высветлена поэтами,

Выстрадана солдатами.

Выкормила, не нянчила

И послала их в бой.

Русые твои мальчики

Спят на груди сырой.

Вишнею скороспелою

Вымазано лицо.

Мальчики сорок первого

Выковались в бойцов.

Бронзовые и мраморные

Встали по городам,

Как часовые ранние,

Как по весне - вода!

Что по лесам аукают

Бабушки из невест?

Вот запыхались с внуками,

Памятник - наперерез.

Имени и фамилии

Можете не искать,

Братски похоронили

Ягоды у виска.

Кто-то венок оставил,

Может быть, постоял.

Кто-то опять прославил

Звёзды и якоря.

Знай же, что б ты ни делала,

Если придёт беда,

Мальчики сорок первого

Бросятся в поезда.

Сколько уж ими пройдено?

Хватит и на века!

Родина, моя родина,

Чистые берега!

9 июля 1979

***

Сердце моё стучит, как гренадер – каблуками,

что к императору взбегает на второй этаж.

Нервы рвутся, как драгоценные ткани,

а как мне перевязать кровью истекающий карандаш?

Это не выдумка валуна-увальня.

Это кроит черепа мой глагол-улан.

В России мои стихи не умерли,

а поднялись над горизонтом, словно скифский курган.

Столетия промяты, как диваны.

Пыль летит через лбы покойниц.

Заглавия торжественны, как кардиналы,

и та же пудра у всех моих любовниц.

Я не трону трона, не обогну храма,

зайду помолиться в тиши Господу.

И дождь не нальёт мне больше ни грамма,

потому что я бел как мел и печален, как госпиталь.

19-20 июля 1983 г.

***

В твоих глазах закат последний,

Непоправимый и крылатый,

Любви неслыханно-весенней,

Где все осенние утраты.

Твои изломанные руки

Меня, изломанного, гладят,

И нам не избежать разлуки

И побираться Христа ради!

Я на мосту стою холодном

И думаю - куда упасть...

Да, мы расстались, мы - свободны,

И стали мы несчастны - всласть...

4 сентября 1983 г.

***

Моя свеча, ну как тебе горится?

Вязанья пса на исповедь костей.

Пусть кровь покажет, где моя граница.

Пусть кровь подскажет, где моя постель.

Моя свеча, ну как тебе теряется?

Не слезы это - вишни карие.

И я словоохотлив, как терраса,

в цветные стекла жду цветные камни.

В саду прохладно, как в библиотеке.

В библиотеке сладко, как в саду...

И кодеин расплачется в аптеке,

как Троцкий в восемнадцатом году.

Поиск по сайту: