Вампир, назначенный мне

Елена Умнова

Отдельное огромное спасибо

моей сестре Ольге и бете Екатерине

(http://amber_km.livejournal.com/).

Я хотел бы тебя заласкать вдохновеньем,

Чтоб мои над тобой трепетали мечты,

Как стремится ручей мелодическим пеньем

Заласкать наклонившихся лилий цветы,

Чтобы с каждым нахлынувшим новым мгновеньем

Ты шептала: «Опять! Это – ты! Это – ты!»

О, я буду воздушным и нежно‑внимательным,

Буду вкрадчивым, – только не бойся меня,

И к непознанным снам, так желанно‑желательным,

Мы уйдем чрез слиянье ночи и дня,

Чтоб угаданный свет был как будто гадательным,

Чтоб мы оба зажглись от того же огня!

Я тебя обожгу поцелуем томительным,

Несказанным – одним – поцелуем мечты,

И блаженство твое будет сладко‑мечтательным,

Между ночью и днем, у заветно черты,

Чтоб, закрывши глаза, ты в восторге мучительном

Прошептала: «Опять! Ах, опять! Это – ты!»

К. Бальмонт

Притихший ветерок колышет ветки деревьев, листья шуршат как‑то приглушенно, будто чего‑то опасаясь. А, может, мне все это только кажется. Сколько я уже так сижу у окна? Час? Два? Да нет, я села к окну, как только солнце встало, а оно уже в зените. Скорее всего, это последний день, когда я увижу солнце…

Ну почему я? Почему, скажите мне? Почему именно мне назначили вампира? Ну ничем же вроде бы не отличаюсь, а вампиры испокон веку брали себе только самых красивых людей. Зачем я‑то понадобилась? Нет, я, конечно, не уродина, но все равно есть и краше. Почему?

Слезы привычно не полились, я выплакала все еще вчера. Теперь я уже смирилась и наслаждалась солнцем, скорее всего, в последний раз в жизни…

– Дели, пойдем обедать, – тихо позвала мама.

Я не шелохнулась.

– Делия, ты не можешь просидеть весь день неподвижно, – вздохнув, сказала мама.

Я снова не пошевелилась, разглядывая лист дерева в солнечном свете, я почти ее не слышала…

– Ох, Делия… – мама подошла и села рядом. – Ну что ты, девочка моя, все сидишь и сидишь…

Я молча подвинулась и прислонилась к маме, не отрывая глаз от солнечных бликов.

– Дели… – мама стала гладить меня по голове. – Ну, хоть поплачь, ну что ты как каменная сидишь?

– Жаль, что я больше не увижу солнца, – тихо сказала я.

– Глупости какие, конечно, увидишь! – попыталась разуверить меня мать, хотя и она знала, что это неправда. – Ты же не будешь все время сидеть дома.

– Вампиры не могут смотреть на солнце.

– Девочка моя, – мама смахнула слезы… А что еще остается, когда твою дочь отдают вампиру, и с этим ничего нельзя поделать? Договор был заключен давно. Вампиры защищают границы нашей страны, а мы, люди, взамен поставляем им кровь и жертв. Говорят, что вампирам нужно время от времени практиковаться, чтобы не потерять навык! Хотя, конечно, это просто для устрашения и демонстрации силы вампиров, однако, люди поперек ничего сказать не смели. Да и не были вампиры слишком алчны. Один‑два человека из города (чаще всего девушки) в год, не более того. Этих людей потом встречали уже в облике вампиров, с некоторых пор вампиры перестали убивать людей.

– Вампиршей быть, конечно, почетно, но это совсем не то, что хотела! Я хочу рисовать, хочу писать пейзажи, и не только ночные! Я люблю солнце, люблю природу, люблю воду и безоблачное небо. Я не хочу быть вампиршей! Я хочу видеть солнце!

– Ну, у вампиров есть куча достоинств в противовес этому. К тому же, ты будешь видеть ночью также как днем. Так чем хуже?

– Но ночью нет солнца! Ночью только луна и звезды!

На церемонию передачи нужно было явиться на закате второго дня после извещения, то есть сегодня вечером. А для церемонии нужно было подготовиться. Ну, собственно, от жертвы требовалось немного, смириться с мыслью о вампирах, утереть слезы и соответственно одеться. Взять с собой разрешалось только то, без чего бы я не могла жить. Конечно же, для меня это были мои художественные принадлежности. Я могу обойтись без чего угодно, но только не без рисования. Я не могу не рисовать. И пусть мне уготована такая страшная участь, я все равно буду продолжать заниматься живописью. Таким образом, я сложила в сумку свои самые любимые работы и то, чем я их создала. А вот с нарядом были проблемы. Вся моя одежда была яркой, солнечной, насыщенной жизнью. У меня не было черных вещей, а на церемонию необходимо было явиться именно в черном платье. За платьем пришлось идти в магазин, однако никакой радости от обновки я не получила. Было такое ощущение, что я выбираю наряд для похорон, да и цвет был соответствующий. Мама очень старалась меня развеселить, или хотя бы расшевелить, но у нее ничего не получалось. Впервые за два дня я улыбнулась только, когда мама купила мне набор цветных мелков. Это был подарок, прощальный подарок…

Мы вернулись домой за час до заката. Время осталось только на сборы и прощанье. Взглянув на себя в зеркало перед выходом из дома, я даже не поняла, что это мое отражение. На меня смотрела невысокая девушка в черном длинной платье, черный лак на ногтях, яркая помада на губах, лиловые тени на веках. Мои каштановые волосы были завиты и мягкими волнами спадали на плечи, я никогда не делала такую прическу. Наверное, я была сейчас красива как никогда в жизни, особенно зелено‑желтые глаза, смотрящие куда‑то в пространство.

Боги, как хочется заплакать, но слез уже нет… их больше нет… я выплакала их вчера.

Сама церемония прошла для меня незаметно, как будто в тумане. Заполнялись какие‑то бумаги, оформлялись документы, что‑то говорилось, что‑то писалось. Где‑то требовалось поставить подписи. Я делала все, что мне говорили, на автомате, абсолютно не соображая, что происходит. Разумом овладело какое‑то безразличное отупение…

Я опомнилась только тогда, когда за мной закрылась дверь. Вампир, которому я была отдана, прошел в гостиную, а я так и осталась стоять в прихожей. Наверное, он мне что‑то сказал, а я привычно пропустила мимо ушей. Господи, что со мной происходит? Да и вообще, со мной ли? Может, это просто сон? Да нет, навряд ли. Что же мне теперь делать?

Я осмотрелась. Обычная квартира, я таких много видела, разве что свет не горит, но это легко исправить. Я щелкнула включателем, и прихожая озарилась обычным электрическим светом, стало видно красивые деревянные панели, за которыми были скрыты стены. В углу – большой шкаф, рядом с ним зеркало во всю стену. Напротив – скамеечка для удобства, небольшая тумбочка. Нет ничего, что бы я не видела. Я посмотрела на себя. Все то же черное платье, спокойно висящие вдоль туловища руки. А вот это уже что‑то новенькое. Черный перстень на руке, наверное, надели на церемонии передачи. Может, это что‑то типа клейма? Я, кажется, видела что‑то подобное на руке еще одной девушки, отданной вампиру, год назад. Наверное, так помечают укушенных вампиров. Ну и бог с ним, красивое колечко вообще‑то, с камушком. Ой, а это что? Бриллиант? Какой щедрый вампир оказался. Как его, кстати, зовут? Я же слышала, нас представляли. Ну, давай, вспоминайся. Стефан, точно. Стефан Варна.

Тут из гостиной показался назначенный мне вампир. Высокий мужчина, с головы до пят в черном. Особенно черными казались распущенные, видимо, по торжественному случаю (обычно вампиры всегда убирают свои волосы в косу), волосы, которые были длиннее моих раза в два. Вот он одним, неуловимым простым смертным движением откидывает свесившиеся на лицо пряди, и я, наконец, увидела его лицо. Нет, я, конечно, наверное, и раньше видела, но внимания не обратила. Вообще‑то я всерьез собиралась упасть в обморок, однако, увиденное повергло меня в шок, а не в ужас, и даже пошевелиться стало как‑то проблематично. Нет, я, конечно, видела вампиров и раньше, но никогда – так близко и при свете (днем‑то они прятали свои лица за масками). Я всегда считала вампиров абсолютно непривлекательными существами, излишне худыми, чересчур высокими и совсем не красивыми. Ну, сами посудите, как могут привлекать кроваво‑красные глаза? А жуткая бледность кожи? Поэтому‑то я и собиралась при первой же возможности упасть в обморок и постараться, как можно дольше в нем пребывать. Однако, каково же было мое удивление, когда я поняла, как глубоко заблуждалась насчет вампиров. Стоящий передо мной вампир обладал удивительно симметричными и пропорциональными чертами лица, он мог служить прекрасными примером для обозначения идеального человеческого лица. Наверно, это из‑за того, что они уже пару веков забирают в свои ряды самых красивых людей. Эту гармонию и симметрию не могли испортить ни прищуренные красные глаза, ни болезненная бледность лица, ни оттеняющие его какими‑то серыми тонами длинные черные волосы.

– Что‑то не так? – такой простой вопрос заданный вкрадчивым низким голосом таки поверг меня в ужас, и я, наконец, благополучно упала в обморок. Хотя, скорее всего, это из‑за недосыпа и «недоеда». Сами посудите, какой сон и еда, когда знаешь, что тебя завтра (или уже сегодня) отдадут вампиру. Осталось надеяться, что он меня укусит, пока я без сознания и на том все и кончится.

Моим надеждам, впрочем, не суждено было сбыться. Очнулась я скоро. Судя по часам, на которые я украдкой взглянула, я не пробыла без сознания и пяти минут. Обнаружила я себя лежащей на диване, голова все еще немного кружилась, но, в общем, состояние было удовлетворительным. Пошевелив головой и для верности проведя по шее рукой, я поняла, что укусить меня никто так и не удосужился. Вот не везет! Когда я теперь в обморок еще раз упаду?

– Что есть будешь? – опять этот вкрадчивый голос, таким только вампиры и могут говорить.

Я резко села на диване и поскорее схватилась за спинку, голова кружилась нещадно.

– Есть что будешь? – так и не дождавшись ответа, повторил свой вопрос Стефан. Я продолжила тупо на него пялиться. Нет, а что я должна ответить?

– Н… ничего, – осторожно, на пробу сказала я.

– Я же не спрашиваю, будешь ли ты есть. Я спрашиваю что ты будешь есть. Как насчет рыбы?

Я судорожно кивнула. Лишь бы только отстал. Вот я дура, еще и спорить с вампиром решила! Послышался звон посуды где‑то в смежной комнате и вскоре вампир снова появился в дверном проеме.

– Пойдем, – позвал он. Я поспешила исполнить его желание. Уверившись, что голова более‑менее в норме, я осторожно подошла ближе к Стефану, тот, впрочем, развернулся и пошел куда‑то в темноту. Я последовала за ним и тут же уперлась лбом в стену.

– Извини, забыл, что ты пока не видишь в темноте, – вместе с его голосом зажегся свет.

Пока не вижу? Вот черт! Ну за что мне все это?

Я осмотрела кухню‑столовую. Обычная кухонная мебель, выдержанная в темных тонах, на столе ужин на две персоны. Он что, тоже будет рыбу кушать? Оказалось, что будет, и не только рыбу, но и картошку и какой‑то салат. А вот пить он изволит не вино, которое налил мне. Собственно, я и не сомневалась.

– А теперь, думаю, тебе лучше поспать, – сказал Стефан. – Пойдем, я покажу тебе твою комнату.

Я беспрекословно последовала за Стефаном, внутренне содрогаясь. Вот сейчас‑то он меня и укусит! Но он этого не сделал, ни когда мы шли по темному коридору, ни в темной комнате, которую он назвал моей.

Он беззвучно вышел и закрыл за собой дверь. Блин, да что такое? У них тут что сначала откармливают и «отсыпают», а потом уже свеженький продукт потребляют? Не все ли равно, когда и как кусать?

Но, видимо, не все равно, так как, проснувшись утром (это я определила по наручным часам, ибо окна были все наглухо закрыты какой‑то пленкой, толком не пропускающей свет) я снова не обнаружила на шее никаких следов укуса. Собственно, мое вечернее недомогание тоже пропало и теперь я уже осмысленно осмотрелась. И опять не обнаружила ничего парадоксального. Те же темные тона, обычная мебель, черные занавески на закрытых окнах. Я подошла к окну, дернула за шпингалет и потянула на себя. Комнату залил утренний свет. Он не был ярким, но после полумрака ночника казался ослепительным. Я вдохнула полной грудью, подставила лицо свежему ветерку. Солнце! Как же я рада тебя снова видеть! Какое это счастье!

Послышался тихий стук, и дверь отворилась, я резко обернулась и успела заметить, как вампир, собравшийся было войти, сделал шаг назад и остался за порогом в тени.

– Доброе утро.

Я судорожно кивнула, боясь, что сказать что‑нибудь приветственное будет сложно, и неосознанно отступила к окну.

– Зачем ты открыла окно?

– А… солнце… я…

– Ты думаешь, от пары лучей из окна что‑нибудь произойдет?

Я запоздало поняла, к чему он клонит, и поспешно замотала головой.

– Нет, я просто люблю солнечный свет, а здесь темно. Я не хотела… – я поспешно стала закрывать окно.

– Оставь, если ты любишь солнце. Только больше нигде не открывай.

Я с ужасом воззрилась на вампира, оставив окно в покое. Потом спохватилась и кивнула, язык меня плохо слушался. Вампир какое‑то время на меня смотрел, потом, видимо, что‑то для себя решил и заговорил:

– В пределах квартиры ты можешь перемещаться свободно. Для тебя нет никаких запретов, ну, кроме окон, разумеется. Делать ты можешь все, что захочешь. Однако, пока только в квартире, чуть позже ты сможешь выходить и на улицу. Если возникнут какие‑то вопросы, меня ты сможешь найти в моей комнате.

Вампир бесшумно растворился в коридоре, я же еще какое‑то время продолжала тупо смотреть на то место, где он только что был. Нет, он меня кусать собирается или нет? И что это значит, что чуть позже я смогу выходить на улицу? Я поскорее закрыла дверь и уселась на подоконник, радостно отдирая пленку от окон. На нем я и просидела до самого обеда, точнее, до того момента, когда поняла что безумно хочу есть, ибо не завтракала. Опасливо выглянув в коридор и так и не увидев ничего (темнота только иногда друг молодежи), я вышла на свой страх и риск из залитой дневным светом комнаты. Так и не дождавшись вселенской катастрофы (даже потолок на голову не упал) я отправилась на кухню, удовлетворять потребности желудка. Идти я старалась как можно тише, каждую секунду ожидая выскакивающего из темноты вампира. Но, как известно, чем больше стараешься, тем хуже получается. Не знаю, что такое впотьмах я задела, но грохоту было!.. Хотя нет, упало что‑то одно и покатилось по полу, но в тишине квартиры это прозвучало как взрыв бомбы. Не прошло и нескольких мгновений, как вампир появился на кухне. Как я и предвидела, появился внезапно, словно вырос из темноты в метре от меня. Я инстинктивно отшатнулась, и грохоту прибавилось. Вампир сделал шаг навстречу, я решила от греха подальше зажмуриться. Толку от этого грохота, все равно укусит! Прошло одно томительное мгновение, и я почувствовала, что меня осторожно, но жестко переставили подальше от места происшествия. В следующую секунду я услышала звук, больше похожий на собирание кусочков стекла. Подумав немного, я все же открыла глаза и потянулась к включателю. Вспыхнул свет, заставивший вампира прищуриться, и я поняла, что первой на пол упала позолоченная миска без фруктов, а вот вторым я уронила бутылку с… кровью. Ею теперь был залит пол кухни. Ужас какой! Я благополучно упала в обморок. А ведь еще вчера думала, что больше возможности не представится. Какой там, живя с вампиром под одной крышей, можно пять раз на дню в обмороки падать. Очнулась я на том же диване, что и вчера. Первое, что я увидела, это нависшего надо мной вампира, от чего чуть снова не вернулась к предыдущему состоянию. Однако Стефан хорошенько тряхнул меня за плечо и отодвинулся подальше.

– Пришла в себя?

– Кажется… – пробормотала я, понимая, что вампир всего лишь приводил меня в чувства.

– Тогда пойдем обедать.

Я безропотно подчинилась и с содроганием снова вошла в кухню, где специально для меня горел свет, хотя в кои‑то веки предпочла бы темноту кровавому пятну на полу. К моему удивлению, о произошедшем инциденте ничего не напоминало, а стол уже был сервирован на две персоны. Я украдкой глянула на часы. Ничего себе! Да я в обмороке почти час была! Неудивительно, что Стефан заволновался. Хотя, скорее, просто устал ждать, когда я сама очухаюсь. Я послушно села за стол и стала есть. Не знаю, сам ли вампир это готовил или просто разогрел, но было очень вкусно. К моему несказанному удивлению, сегодня он вместе со мной пил сок. Ой, так я же разбила у него бутылку с кровью…

– Извини, – выдавила я из себя.

Вампиру удивлено поднял голову от тарелки.

– За что?

– За бутылку и вообще…

– Пустяки, – качнул головой Стефан. – Только впредь включай, пожалуйста, свет, если не видишь, куда идешь.

Я торопливо кивнула и уткнулась в чашку. Покончив с едой и скомкано поблагодарив, я было собралась мыть посуду, однако, вампир только махнул на меня рукой и сам загрузил посуду в машинку. Я быстренько ретировалась к себе в светлую комнату, а то еще что‑нибудь собью. Остаток дня я безвылазно провела у себя в комнате, не выходя без крайней нужды. Услышав вечером, что Стефан собирается уходить, я очень обрадовалась и выползла из своего дневного убежища, которое с заходом солнца утратило всю свою надежность. Воспользовавшись отсутствием хозяина и его же разрешением делать, все что захочу, я решила осмотреть квартиру, дабы точно знать, что и где я могу сбить случайно, а что – нарочно. Повключав везде свет, я стала планомерно обходить квартиру. Совершено обычная мебель, дорогая и довольно стильная, преимущественно неяркие тона, делающие и без того темную квартиру еще более угнетающей. Помимо своей комнаты, кухни, прихожей, санузла и гостиной я нашла еще две комнаты, почти точные копии моей, небольшую кладовку в неприметном закутке коридора и вот теперь я стояла перед дверью четвертой комнаты, которая принадлежала хозяину всей квартиры, и размышляла. А распространяется ли разрешение на эту комнату? Вспомнив, что ограничения касались только окон и улицы, я здраво рассудила, что меня не убьют, если я загляну в его комнату. Увиденное не повергло меня в ужас, но и радоваться я тоже не спешила. То, что по углам не лежали трупы людей, я могла предположить и сама. Не убивают вампиры последние двести лет. Кровь разлита тоже нигде не была. Но вот какой беспорядок творился в комнате! Кругом лежали книги, висела одежда, стояли бокалы. Кровать была убрана, но изрядно смята, книжная полка, стоящая в углу, была наполовину пуста, а статуэтки, которые по замыслу должны перемежаться с книгами, были собраны на одной полке в кучу. Вот такой неряха, этот назначенный мне вампир! Осмотрев комнату, я поспешно скрыла все следы своего пребывания, где бы то ни было, выключила везде свет, быстренько поужинала и снова спряталась у себя. Слава богу, еще один день прожила. Хотя мне теперь не за дни надо беспокоиться, днем‑то я в относительно безопасности у окна. Мне надо ночей опасаться! Вот когда я действительно беззащитна перед лицом клыкастой опасности!

Так прошло несколько дней. Большую часть ночи я спала, остальную – стараялась не высовываться из своей комнаты, днем тоже самое делал мой вампир.

Солнце уже село, оставляя за собой серый свет, меркнущий с каждой секундой. Я отложила кисти и критически осмотрела еще неоконченный пейзаж на тему: «Вид из моего окна». Вскоре я лишусь возможности видеть солнце по‑настоящему, а так хоть бы на рисунках оно будет сверкать, не обжигая.

В дверь тихо постучали, и на пороге появился вампир. Я с ужасом воззрилась на него, привычно потеряв дар речи и так и застыв с занесенной рукой с кистями.

– Добрый вечер, – снова этот вкрадчивый голос.

Я, наконец, опустила руку с кистями и дернула головой, обозначая не то приветствие, не то согласие.

Повисло молчание. Я ожидала чего угодно, ну, хотя бы, пояснения причин этого визита. Столько времени ни привета, ни ответа, и тут на тебе в гости пожаловал. Или пришло время меня укусить? Эх, подождал бы еще дня два, ну хоть бы один, я бы закончила картинку, а потом хоть в гроб, хоть под венец.

– Ты так и будешь все время сидеть в комнате? – наконец спросил вампир.

– А что? – я промыла кисти, спрятала картину, собрала краски, лишь бы только не смотреть на вампира.

– Но ведь нельзя же все время сидеть в одной комнате, – заметил вампир.

– А какая разница, в какой комнате сидеть? – осторожно заметила я.

– Тогда почему ты не выходишь отсюда? – резонно спросил вампир.

– Здесь есть свет, – волей не волей пришлось взглянуть на вампира, не смотреть же в пол. Эх, жаль, руки занять нечем, хоть было бы не так заметно, что они дрожат.

Вампир еще немного постоял на пороге, бросил косой взгляд на открытое окно, молча поклонился по вампирскому обычаю, впервые на моей памяти, и вышел. Обиделся, что ли? Я подкралась к двери и прислушалась. Тишина. Постояла так с минутку и снова прислушалась. Ни звука. Тогда, собравшись с духом, я открыла дверь и шагнула в темноту коридора. Пару раз моргнув, я, к своему несказанному удивлению и страху, увидела свет в конце туннеля, точнее, что‑то серое в конце темного коридора. Бояться нужно неизвестности, а я прекрасно знаю что, а точнее, кто меня там ждет. Решив, что уж чему быть, того не миновать, я зашагала вперед к свету, бледному неясному. Войдя в гостиную, я увидела открытое окно и темный силуэт на его сером фоне. Вот это новость! Зачем, интересно, хозяин квартиры сам открыл окно, да еще и встал там? Ностальгия?

Вампир тем временем обернулся и посмотрел на меня. Вспыхнули две красные точки, и я ощутила на себе взгляд вампира, его ни с чем не спутаешь. Этот тяжелый, чаще всего равнодушный или изучающий, не упускающий ни одной детали взгляд всегда грузно ложился на плечи смертных, однако, сейчас я так и не почувствовала гнета, подавленности или угнетенности. То ли я привыкла к вампиру, то ли он смотрел все же как‑то не так.

– Присаживайся, – видимо, у меня выработался стойкий иммунитет ко всем выходкам вампира, так как его глубокий бархатистый голос не вызвал у меня привычной дрожи и нового ступора. Не зря говорят – человек ко всему привыкает. Видимо, я устала бояться.

– Можно, я свет включу?

– Пожалуйста, – вампир неопределенно повел плечами.

Я быстро щелкнула выключателем рядом стоящего бра и села в кресло. Вампир удивленно приподнял бровь, однако вслух ничего не сказал. А что, собственно, такого? Мне не нужен ослепительный свет, чтобы ориентироваться в пространстве, а от страха я, кажется, благополучно избавилась. Вампир тем временем отошел от окна и присел на диван. Я только сейчас заметила у него в руках книгу. Пауза затягивалась, и я уже собиралась спросить что‑нибудь о книге, как вдруг в дверь позвонили. От неожиданности я вздрогнула и с ужасом уставилась в темный коридор. Вот уж кто‑кто, но гости за время моего здесь пребывания, сюда не приходили. Да я и вообще сомневалась, что вампиры ходят друг к другу в гости, предположить же, что в гости к вампиру пришел человек, вообще невозможно.

Сам вампир спокойно поднялся и пошел открывать, я за ним, но исключительно для того, чтобы успеть вовремя ретироваться в свою комнату. Кто там говорил, что привык к вампирам? Черта с два. Как только в квартире число вампиров увеличилось, на место вернулись прежний страх и прежний ступор. Делаем вывод: бояться я перестала только одного вампира.

– Безлунной ночи, Стефан, ты что такой хмурый? – спросил новоприбывший.

– Ночи, Гарнс, – ответил Стефан.

– Я не вовремя?

– А‑а, – махнул рукой Стефан. – Тут никак во время не придешь.

– Что так?

– Да знал бы раньше, что с людьми так сложно, в жизни не стал бы затевать всю эту канитель! – воскликнул Стефан и снова замолчал.

– Что, все так плохо?

– Я не знаю, – коротко ответил Стефан, разлил кровь по фужерам и подал один из них гостю.

– Как понять, не знаешь? Как она пережила превращение?

– Никак, она еще человек, – ответил Стефан, смакуя кровь.

– Чего? – не понял Гарнс.

– Я ее не кусал.

– В смысле, не кусал? Слушай, ты вообще в своем уме? А что ты с ней тут делал? На кой тебе человек в доме, если ты его кусать не будешь?

– Буду, но позже.

– Когда? Когда ты собрался это сделать? Надо было сразу же, как привел, укусить, и сейчас она бы уже была вампиршей.

– Ага, и всю жизнь бы помнила день своей инициации как самый страшный и несчастный день? Я не хочу этого и не буду кусать ее без ее согласия. Я не хочу ее ни к чему принуждать.

– Эдак ты до морковкиного заговенья будешь ждать. Чтобы человек добровольно согласился стать укушенным? Эк ты хватил, – расхохотался Гарнс.

– Значит, буду ждать, – упрямо кивнул Стефан.

– Слушай, друг, ты что, и вправду решил, что можешь уговорить ее на добровольное обращение? – теперь уже всерьез обеспокоился Гарнс.

– Рано или поздно она согласится.

– Скорее поздно, чем рано, а, может, и никогда. А скоро вообще пронюхает твою позицию по поводу кусания и на шею к тебе сядет. И будешь ты, как Исиндар, вечно ждать знака.

– Вечность слишком долгий срок и даже Исиндар столько ждать не может, и если Мента обещала ему, что знак будет, значит, он будет не через вечность, а раньше, чтобы Исиндар мог его увидеть.

– Идеалист, – всплеснул руками Гарнс. – Неужели ты всерьез полагаешь, что обещанный Ментой знак когда‑нибудь появится, и вампиры смогут увидеть солнце?

– Я в это верю, – совершенно искренне сказал Стефан.

– Вот из‑за таких как ты и Исиндар вампирята до сих пор и верят в сказки про солнце, – в сердцах воскликнул Гарнс.

– Оставим этот спор, он длится уже не один век, – примирительно сказал Стефан.

– А с ней ты что будешь делать? – Гарнс безошибочно кивнул в сторону комнаты Делии.

– Не знаю, – тяжело вздохнул Стефан.

– Так укуси, и дело с концом.

– Нет, насильно я ее кусать не буду. Она и так боится, сама не знает чего, а если я еще ее и укушу, она вообще… – вампир неопределенно махнул рукой.

– Ну, тогда подойти к ней, объясни, что и зачем ты сейчас сделаешь, – посоветовал Гарнс.

– Ага, она на меня посмотрит как на умалишенного и снова в обморок грохнется.

– Тогда я вообще не понимаю, чего ты ждешь. Случай явно безнадежный. Какое тут добровольное согласие? Дай бог бы насильно обратить.

– Я не буду обращать ее насильно, – Стефан с силой опустил фужер на стол, тот жалобно зазвенел.

– Да, не будешь, и что дальше? Так и будешь с человеком жить?

– Если понадобится – буду, – отрезал Стефан.

– Дурак ты, честное слово.

– Посмотрим, – философски пожал плечами вампир.

– Что ты посмотришь? Как она будет изо дня в день тебя бояться? Ты же знаешь, как мы действуем на людей?

– Между прочим, до того как ты пришел, она сидела здесь в этом же самом кресле и не боялась. Люди, знаешь ли, ко всему привыкают.

– То, что она к тебе привыкнет, не значит, что она добровольно согласится стать вампиршей. Да и к тому же, где она сейчас? Два вампира, и она снова прячется и боится? А как ты с ней в обществе будешь появляться? К тому же, скоро она освоится и спросит у тебя, за каким же чертом ты ее сюда приволок и что намерен делать! И что ты ей на это скажешь?

Стефан тяжело вздохнул. На эти вопросы он и сам не знал ответа.

От двух вампиров в квартире стало не просто страшно, как при одном их представителе, а жутко. У них что, аура страха? Аж мороз по коже…

Весь вечер я просидела в комнате, пытаясь побороть страх. Безуспешно. Не помогали ни уговоры, ни запреты и приказы. Я все равно боялась, боялась до дрожи в руках, до полной недееспособности. Да что же это такое, в самом деле? Ну что со мной будет? До сих пор жива, да и убивать меня точно никто не собирается. Укусят, выпьют чуть‑чуть крови и все! Чего же я так боюсь? Самого факта присутствия вампиров? Это глупо! Что один вампир, что два? Разница только в количестве, но один вампир ничем не страшнее другого. Чего же я так боюсь, что не могу уже час встать с кровати? Так не пойдет. Я резко откинула одеяло и встала на пол. Тусклый свет ночника показал мне в зеркале перепуганную маленькую девочку, отчаянно таращившуюся в зеркало. Я так совсем тут с ума сойду! А ну‑ка хватит бояться не знамо чего!

Дверь тихо хлопнула, гость сел в лифт и исчез из квартиры и из моего восприятия. Страх пропал, все снова стало как обычно. Я поскорее забралась в постель и, успокоившись, уснула. Наверное, мне показалось, что дверь в комнату тихо приоткрылась и через некоторое время снова тихо закрылась.

«Спит. Даже не пошевелилась, когда я вошел. Все‑таки она привыкнет ко мне, а на других наплевать. Даже если она не захочет быть вампиршей, ну и пусть. Пусть остается человеком, но насильно я ее кусать не буду».

Я закончила картину, сделала два шага назад, чтобы полюбоваться своим творением, и наткнулась на что‑то спиной. Полсекунды ушло на то, чтобы понять, что до стены еще добрых полметра. Я отпрянула, резко развернулась и увидела недобрый прищур рубиновых глаз. Кисти выпали из рук, крик так и остался, не вырвался наружу.

– Ты замечательно рисуешь, – как ни в чем не бывало, сказал вампир, нагнулся, поднял кисти, подал мне. – Можно? – он испросил позволения поближе обзнакомиться с работой.

Я судорожно кивнула, автоматически беря кисти и с силой сжимая в кулаке. Вампир подошел к картине и долго смотрел на нее.

– Значит, так выглядит твое солнце, которое ты так любишь? – после долгого молчания, сказал вампир.

– Да так, – осторожно ответила я. – Только оно не мое.

– А чье?

– Да ничье. Просто Солнце.

– За что же ты тогда его любишь?

А действительно за что? Я всерьез задумалась.

– Оно светит и греет.

– Но можно жить и без этого, – возразил вампир. – Зачем же электрическое освещение и отопление?

Я всерьез озадачилась. Что такое электрическая лампочка по сравнению с солнцем? Как можно сравнить батарею с жаркими солнечными лучами? Но не спорить же с вампиром!

– Лампочка – это не то, – как можно нейтральнее ответила я.

– Почему?

– Ну… Солнце преображает все. На рассвете разгоняя сумрак ночи, оно оживляет все предметы. У них появляется цвет, в полдень яркий свет позволяет видеть все до мельчайшей черточки. Блики и светотени, яркие контрасты. А вечером появляются полутона, мягкие цвета, золотые и лиловые оттенки закатного солнца, и мир превращается в сказку. Можно играть чистыми цветами, пускать солнечные лучи, золотить предметы. Солнце для меня – это все… – я оборвала себя на полуслове и застыла, с полным осознанием того, что только что натворила.

– Да, хотел бы я это увидеть, – неожиданно сказал вампир и коснулся пальцем оранжевого диска на картине.

Я облегченно вздохнула.

– А луна и звезды? – снова спросил вампир.

– Ночью тоже хорошо, но темноту на полотнах рисовать бесполезно.

– А зачем рисовать темноту? Нарисуй саму ночь. Ведь она очень красива и грациозна. Она приходит незаметно, проводит шуршащим плащом над нашими головами и стирает все заботы дня. У нее свои особые цвета, звуки и запахи. С ней можно поговорить, в ней можно раствориться, она заполняет все пространство и проникает даже туда, куда никогда не заходит день.

Интересно, а как видят мир вампиры? Особые цвета, звуки и запахи? У них просто лучше зрение, слух и обоняние, или они на самом деле все чувствуют иначе? Я слышала, что вампиры больше полагаются на свое чутье, чем на другие органы чувств. Как оно проявляется, что они чувствуют, что видят, как воспринимают? Ведь можно попробовать это нарисовать!

– А как ты видишь мир? – я все‑таки набралась смелости и спросила.

– Боюсь, я не смогу тебе объяснить или показать, – развел руками Стефан. – Я не писатель, не художник и не музыкант. – Это просто нужно видеть, слышать, чувствовать. Ты хочешь это продать или оставить себе? – резко сменил тему вампир.

– Я хочу оставить это у себя, если ты разрешишь, я повешу ее здесь.

– Это твоя комната, и ты можешь делать тут что пожелаешь, – ответил он.

– Спасибо, – поблагодарила я.

– Мне пора, – сказал Стефан, мельком взглянув на часы. – Увидимся утром.

– Да, конечно, – я слабо кивнула.

Вампир развернулся и вышел, а я схватила новый лист и принялась рисовать. Как он сказал? «…Она приходит незаметно, проводит шуршащим плащом над нашими головами и стирает все заботы дня…»

Проснулась я поздно, потому что полночи рисовала, и первым делом взяла в руки изрисованный листок. Вот он, набросок. Совсем юная девушка со звездными, сияющими мудростью глазами в черном длинном плаще, медленно идет по лунной дорожке над миром, успокаивая и унимая все тревоги и волнения. Она смотрит куда‑то вдаль, но видит все, знает все. С ее маленькой руки в разные стороны разлетаются звезды, мерцая в тиши, а над головой ярко сияет луна, обволакивая все своим серебряным светом. Конечно, все это еще нужно дорисовать и подобрать нужные цвета, но я уже сейчас вижу картину, как будто она уже стоит передо мной…

Я уже собралась было идти умываться и завтракать, как вдруг увидела, что у моих ног на одеяле лежит красивая резная рамка, точно по формату законченной мной вчера картины. Спасибо, Стефан! Я помимо воли заулыбалась, наверное в первый раз после извещения о том, что меня отдают вампиру.

Я рисовала целый день и к вечеру картина была закончена. Руку как будто кто‑то направлял, краски ложились ровно и точно. Давненько я не рисовала с таким вдохновением! Подождав, когда краски подсохнут, и удостоверившись, что все прорисовано так, как мне того хочется, я сняла лист с планшета и вышла с ним в темный коридор. Черт бы побрал это вампирское ночное зрение, не мог, что ли, свет хоть бы для порядка включить? Я осторожно, по стеночке, дошла до гостиной и, плюнув на все и вся, щелкнула выключателем. Вампир не пошелохнулся, только прищурился.

– Темно, – развела я руками.

– А ты что, вообще ничего не видишь в темноте? – спросил он.

– Как это ничего? Темноту вижу, – пожала я плечами.

– То есть как? – не понял вампир.

– Ну, вот закрой глаза и увидишь темноту.

Вампир послушно и с явным облегчением закрыл глаза.

– И что? Это и есть твоя темнота? Тогда почему же ты постоянно что‑то сбиваешь и ходишь так медленно?

– А ты что что‑то путное видишь с закрытыми глазами?

– Я вижу все те же предметы, только немного иначе, без подробностей, в общих чертах, что и где. Это и есть темнота?

– Нет, – с сожалением покачала я. – Темнота – это когда ты не знаешь, за что зацепится твоя нога в следующую секунду, обо что ты споткнешься, что нащупаешь под рукой, где набьешь шишку и куда потом двигаться, чтобы включить свет и узреть какой погром ты натворила.

Вампир удивленно уставился на меня.

– Это как же так?

– А вот так, – пожала я плечами. Как объяснить человеку, то есть вампиру что есть такое темнота, если темнота это отсутствие света, который он и так не видит.

– Тогда мне понятно, почему ты не любишь ночь, и так любишь солнце, – сказал вампир.

– Кстати, – я сочла момент подходящим и протянула ему свое новое творение. – Как тебе такая интерпретация ночи?

Стефан аккуратно развернул свернутую в рулон работу и окинул заинтересованным взглядом, долго что‑то рассматривал, а потом изрек:

– Очень похоже, только цвета скорее больше фиолетовые, чем коричневые.

– Ты видишь ночь фиолетовой? – удивилась я.

– А ты коричневой?

– Нет, я вообще ночью цвета почти не вижу, все серое, но картину же нельзя нарисовать все черно‑белое. А ты и ночью видишь цвета? – заинтересовалась я.

– Да, конечно.

– А при электрическом свете? – продолжила расспросы я.

– Он мешает больше. Чем он ярче тем нечетче становятся контуры.

– О, ну вот теперь я могу тебе объяснить, что такое темнота. Для меня это отсутствие света, а для тебя его полное присутствие, когда не видно что находится у источника света. Так что судя по всему, если ты даже посмотришь на солнце ты его просто не увидишь, так же как я ничего не вижу в темном углу, что бы там не было.

– Надо же, – Стефан очевидно глубоко задумался. – Кажется, я начинаю понимать, что такое темнота…

– Для тебя это скорее «светлота», и, кстати, спасибо за рамку. Она очень красивая.

– Подари мне эту картину, – неожиданно предложил Стефан, все еще всматриваясь в линии изображенной мною мадмуазель Ночь.

– А… э… хорошо, бери, – кивнула я.

– Спасибо.

Я ушла спать в каких‑то растрепанных чувствах. С одной стороны я все еще находилась в доме вампира под бдительным его присмотром, продолжая опасаться укуса за каждым поворотом, а с другой – я обнаружила, что судьба предоставила мне хорошую возможность понять жизнь вампиров. И хотя я продолжала бояться Стефана, я теперь начинала понимать и то, что вампиры не так уж и далеки от людей, как мне казалось раньше. Может быть, еще не все потеряно. Со Стефаном, по крайне мере, интересно, и он не запрещает мне рисовать. Хотя, по сути дела, он мне вообще ничего не запрещает, ну кроме улицы и окон, и ничего не заставляет делать. Он даже меня не укусил! Возникает вопрос, а зачем он вообще меня сюда привел, поселил у себя дома. Делай что хочешь, делай как хочешь, все что пожелаешь для тебя. Где тут смысл? В чем суть?

С этой мыслью я уснула и проснулась. Стефан еще не вернулся, на улице медленно разгорался рассвет. Щелкнул замок, хлопнула дверь, несколько шуршащих звуков и все стихло. Да он всегда так приходит домой утром, тихо и незаметно, истинный вампир. Ручка на двери повернусь, я поспешно закрыла глаза, сама не зная зачем. Я скорее почувствовала, чем услышала, что дверь открылась, и в комнату вошел вампир. Вот дура, перед кем притворяюсь?

– Доброе утро, – как всегда тихий и спокойный голос, однако, мурашки по коже не пробежали, привыкла я уже и даже вошла во вкус. – Если ты встанешь сейчас, мы можем вместе позавтракать.

Глаза непроизвольно распахнулись, брови поползли на лоб, рот я успела удержать закрытым.

– Если хочешь, конечно, – поспешно добавил вампир и растворился в темноте коридора.

С минуту я пялилась на пустое место, а потом подскочила как ошпаренная. Зачем же обижать гостеприимного хозяина таким неприкрытым удивлением? Я быстро надела поверх сорочки халат, провела расческой по волосам, влезла в носки и пошлепала на кухню. Завернув за угол, первым делом я увидела на столе пару йогуртов, тосты, варенье и чайную чашку, наполненную чем‑то красным. Красным?

Я сглотнула и посмотрела на чашку еще раз. А вот слабо вам потягивать с утречка кофе рядом с пьющим из такой же чашечки кровь вампиром? Интересно, я смогу к этому привыкнуть и сама наливать ему кровь в чашку по утрам? Брр…

Я передернулась и поплотнее закуталась в халат.

– Что будешь? – как ни в чем не бывало, спросил Стефан.

– То же самое, только в чашку, пожалуйста, кофе.

Вампир озадаченно посмотрел на свою чашку.

– Ах, ну да, конечно, – кивнул Стефан.

– А чем ты вообще занимаешься? – спросила я за завтраком. Долго же я собиралась с духом и собралась только тогда, когда и дальше молчать было уже просто нереально.

– Я юрист, разбираю смешанные дела.

– Какие‑какие? – не поняла я.

– Иски вампиров против людей и наоборот.

– А‑а, – многозначительно протянула я. Вот скучища‑то, какая! Тогда понятно, почему у него все так обстоятельно сухо и спокойно. Юрист он у меня. – Нравится?

– Скорее да, чем нет. По крайней мере, не скучно.

Не скучно? Вот уж не знаю, что может быть скучнее юриспруденции. Все эти законы и постановления, такая занудистика. Преподавали у нас в университете какое‑то время Право, так я добрую половину лекций проспала. Каким чудом зачет сдала, понятия не имею!

– И много исков предъявляют? – я продолжила тему исключительно за неимением лучшей.

– Достаточно, чтобы иногда случались авралы.

– А каких больше? Люди против вампиров или вампиры против людей?

– И тех и других вдосталь, иногда такая ерунда, но иногда бывают интересные случаи. Тебе, правда, это интересно?

– Если не вдаваться в подробности, то да.

– А если вдаваться?

– То я ничего не пойму, потому что проспала половину лекций по Праву. Хорошо, что лектор не замечал.

– Он у вас, что совсем плохо видит?

– Почему? Нормально, вроде бы.

– А как же он тогда не заметил?

– Ну, нас в аудитории много, целый поток, за всеми не уследишь, а так прикрыл глаза одной рукой, вторую на парту – типа что‑то пишешь, и спи, пожалуйста.

– Надо же, – удивился вампир.

– А ты что ни на одной лекции не спал?

– Ну, нас не так много как вас, к тому же сразу видно, кто спит, а кто пишет, – пожал плечами Стефан.

Я прикинула, сколько у нас вампиров и как они соотносятся с людьми, потом прикинула количество вузов для вампиров и для людей и решила, что их и впрямь не так уж и много, чтобы можно было просто так спать на парах. Хотя при большом желании можно исхитриться.

Еще несколько дней пролетели незаметно. Мы со Стефаном теперь общались за завтраком и за ужином и потом вечером, пока меня окончательно не смаривал сон, а ему не нужно было идти на работу. В отличие от своей работы, Стефан не был скучным, хотя иногда его дотошность и обстоятельность раздражали, но с этим вполне можно было мириться. А вот что действительно казалось мне странным и даже каким‑то ненормальным, так это патологическая серьезность вампира. Он никогда не шутил, не смеялся и даже не улыбался, не радовался, не восхищался. Его постоянными спутниками была сдержанная сосредоточенность и участливое внимание, иногда небольшое удивление или легкая грусть. Может быть, это, конечно, были издержки профессии, но все же такая непроницаемая сдержанность и спокойствие во всем, что бы ни произошло, постепенно начинали действовать на меня угнетающе. Я уже всерьез стала задумываться над вопросом, не обделены ли вампиры обычными человеческими чувствами и продумывала наиболее тактичную форму вопроса по этому поводу, как случай сам подкинул мне ответ.

Я читала какую‑то из книг Стефана, когда в дверь позвонили. Если бы это был вампир, я бы сразу же это почувствовала. Выходит по ту сторону двери стоял человек. Подождав для верности минутку и дождавшись только повторившегося звонка, я пошла открывать. Стефан, судя по всему, спал. Я не ошиблась, на пороге стоял молодой парнишка в курьерской форме.

– Господину Варне срочное письмо. Распишитесь в получении, – бойко отрапортовал он.

Я поставила свою замысловатую закорючку в нужном месте и закрыла дверь. Хм, срочное – это немедленно, или подождет, пока Стефан проснется? Перевернув конверт я прочла: «Вскрыть сразу же после получения». Что ж, придется будить вампира. Я уже уверенно прошла темный коридор и гостиную и подошла к двери в комнату Стефана. Пару мгновений потоптавшись на месте, я все‑таки постучала.

– Стефан! Тебе тут что‑то срочное принесли, – на пробу сказала я. Эффекта ноль. – Стефан?

Я повернула ручку и вошла в комнату. Глаза, привыкшие к темноте, различили в тусклом сером свете, просачивающемся от заклеенного окна, очертания кровати и лежащегося в ней вампира.

– Стефан, – подошла ближе. – Стефан, проснись, – я осторожно потрясла вампира за плечо и, так и не заметив никаких признаков пробуждения, сделала как раз то, чего мне не следовало делать ни под каким предлогам – включила ночник.

Абсолютно‑синяя, давно уже не живая кожа, приоткрытые синие же губы с поблескивающими длинными клыками и распахнутые во всю ширь кроваво‑алые глаза и совершенно незаметными зрачками. И вокруг всего этого ужаса в полнейшем беспорядке лежат черные волосы, покрывая подушку и лицо мертвеца.

Я сделала судорожный шаг назад, потом еще и еще, дикий вопль, наконец, сорвался с моих губ и я пулей вылетела из комнаты и почти мгновенно оказалась в своей. Вот теперь‑то я поняла, что такое страх животный, всепоглощающий, ничего не видящий на своем пути. Все что было до того, были только мелкие цветочки. Теперь же меня била крупная дрожь, голос сел, глаза застилала какая‑то пелена. Я, как слепая, натыкалась на все подряд. Наконец, я споткнулась обо что‑то увесистое и полетела на пол. Вставать сил не было, так что я отползла к стенке, подтянула к себе колени и обняла их руками. Зрение возвращалось, дрожь не проходила, на голос мне было как‑то наплевать. Я бы не удивилась если бы он у меня совсем пропал. Так я не кричала никогда. Дверь рывком распахнулась, на пороге появился Стефан, я лишь слабо пискнула. Он был в одних пижамных штанах с растрепанными волосами, но уже вполне обычным для него цветом кожи, разве что чуть более серым. Писк привлек его внимание и в тот же миг он был уже около меня.

– Делия, – выдохнул он. Я даже внимания не обратила, что он впервые назвал меня по имени, лишь слабо дернулась в сторону от него, он тут же убрал протянутые руки и слегка отстранился. – Делия, я не… тебе не нужно меня бояться, я не сделаю тебе ничего плохого, я…

Тут он похоже заметил крупную дрожь и взгляд полный ужаса направленный даже не на него, а куда‑то чуть в сторону.

– Делия…

Он стоял передо мной на коленях с опущенными вдоль тела руками и такой беспросветной тоской в глазах, что, если бы не абсолютное безразличие ко всему кроме страха, я бы, наверное, очень удивилась.

– Делия, ну скажи хоть что‑нибудь! – неожиданно воскликнул он, и этот окрик вывел меня из ступора. Я перевела осмысленный взгляд на него и тут из глаз брызнули слезы и полились рекой, при всем своем желании унять бы их не получилось ни при каких условиях, да и желания особенно не было.

– Дели… – я почувствовала осторожное прикосновение к плечу и зарыдала в голос.

Не знаю, как так получилось, но скоро я уже благополучно рыдала на плече у вампира, а он бережно обнимал меня и что‑то говорил. Я плакала, выпуская весь страх и боль последних дней, всю горечь и переживания. Когда поток слез исчерпал себя и судорожные всхлипывания постепенно стихли, я прислушалась к голосу вампира.

– Ты ведь знаешь, что я вампир, чего же ты испугалась? Зачем…

– Предупреждать же надо, – в последний раз всхлипнула я и отстранилась. – Откуда же я могла знать, что вампиры на день умирают?

– Не умирают, а просто перестают жить, а потом вновь оживают.

– Да какая разница, все равно заранее надо говорить.

– И как бы я это тебе сказал?

– Ну, уж как‑нибудь, – хотя сама это себе не представляла. – Другие же как‑то узнают.

– Другие сами становятся вампирами, – пробормотал Стефан и поспешно сменил тему. – А зачем ты вообще‑то приходила?

– Да там тебе какую‑то фигню срочную принесли. Я не знаю, насколько это уж так срочно, но написано было, что открыть сразу же после получения.

– Где? – Стефан снова стал сама сосредоточенность и спокойствие.

– Да у тебя на тумбочке остался конверт, когда я убежала, – я махнула рукой в сторону его комнаты.

Вампир быстро поднялся на ноги и направился к двери. Увидев сильные ожоги на спине, я непроизвольно вскрикнула, Стефан тут же обернулся.

– Что?

– А… на спине…

– Пустяки, сейчас пройдет, – ответил вампир на так и не заданный вопрос, и я увидела, что на коже груди, куда падал свет, тоже начал постепенно появляться ожог.

– Это ты так и сидел на солнце? – я поскорее встала и задернула шторы, закрывая окно, попутно щелкая выключателем ночника, так как в комнате разом стало темно.

Вампир ничего не ответил, да ответ был очевиден. Однако не успела я задать вопрос, как кожа на груди выровнялась и более уже ничего не напоминало об ожоге.

– Ты же мог сгореть.

– Только от прямых солнечных лучей.

– Так все равно же больно, – я обошла Стефана и заметила, что ожоги на спине тоже стали потихоньку заживать.

– Скажем так, наказание за глупость, – Стефан снова повернулся ко мне лицом.

– На тебе все так быстро заживает?

– У меня не самая быстрая регенерация. Извини, но мне нужно посмотреть письмо.

– Да, конечно, – кивнула я, Стефан исчез в коридоре, через пару минут он появился уже полностью одетым, с накинутым поверх длинным черным плащом с надвинутым на лицо капюшоном.

– Мне нужно срочно прибыть на работу, – сказал он. – Приду вечером.

Хлопнула входная дверь, а я так и осталась стоять посреди комнаты, переваривая поступившую информацию. Оказывается и вампиры вполне себе состоятельные личности относительно чувств, это просто мне такой вот сдержанный достался, которого пробил только душераздирающий визг. Я почувствовала боль в горле. Да, не стоило так орать, да и руки все еще слегка дрожат. Нужно пойти выпить горячего чая и успокоиться.

Ну, почему он мне сразу не сказал, я бы хоть не так испугалась? Хотя как бы он это сделала? Делия, ты знаешь, ты вот если зайдешь ко мне в комнату, ты не пугайся, а лучше свет не включай, понимаешь, вампиры немного не так спят, как люди, тебе это лучше не видеть. Бред сивой кобылы и тихий ужас! Я немедленно увидела новую картину. Синие вампир и вампирша лежат на красных простынях в мертвых объятьях друг друга. Жуть! Брр…

Стефан сидел на диване и пытался читать очередную книгу. Я же нахально включила верхний свет, забралась с ногами в кресло и нагло пялилась на него, что‑то черкая в листке, лежащем на коленях. Интересно, почему я выбрала синий мелок? Стефан долго делал вид, что ему все фиолетово, потом вздохнул и сожалением признал, что для чтения книги слишком светло.

– Что ты делаешь?

– Ничего определенного, – честно ответила я, проводя еще одну тонкую синюю линию на листке, и снова придирчиво всмотрелась в его лицо.

– И для этого неопределенного, ты все время смотришь на меня будто я экспонат выставки?

– Извини, – повинилась я, немного поумерив пыл, но, не перестав рассматривать его совсем. – Просто не часто увидишь тебя при свете, все больше в полутьме.

Вампир, видимо, не нашел, что возразить, снова открыл книгу, прочел пару строк и с досадой отшвырнул ее от себя.

– Как ты что‑то видишь при этом свете? Он же раздражает и не дает ничего рассмотреть.

– Наоборот, при свете я вижу все четче и ярче.

– Странные вы, люди.

– Странные вы, вампиры!

– Ну да, – кивнул Стефан. – Человек и вампир никогда не поймут друг друга, ибо они видят мир по‑разному.

– Что‑то знакомое… – усмехнулась я.

– Вильгельм Старерберг, философ Абаркандской школы.

– Великий авторитет, – усмехнулась я.

– По его философии у нас был самый интересный семинар. Мы спорили полдня, но так и не пришли к единому мнению.

– А о чем спорили?

– Да вот как раз об этом изречении.

– И какого мнения придерживаешься ты?

– Раньше я был не согласен с Старербергом, теперь, кажется, начинаю проникаться уважением к его философии.

– А мы, когда его проходили, были единодушно с ним солидарны, а теперь вот моя уверенность пошатнулась.

– Выходит, мы оба изменили точку зрения на философию Старерберга, – хмыкнул Стефан.

– Ну, я когда пыталась вникнуть в суть его философии, даже чисто теоретически не могла предположить, что в недалеком будущем буду жить у вампиров.

– А я вот был очень увлечен идеей урегулирования отношений между людьми и вампирами. Мне тогда казалось, что «пропасть, разделяющая вампиров и людей» не так уж и велика, и через нее можно перекинуть мост, в противовес «перепрыгиванию» Старерберга. Теперь, кажется, я понимаю, как и в чем он был прав.

– Все с точностью до наоборот, – усмехнулась я. – Пропасть оказалась не такой широкой. Насчет моста не знаю, но договориться, стоя на разных берегах, вполне реально.

Стефан мягко рассмеялся, блеснув клыками, и, тут же спохватившись, снова стал серьезным. Чего это он так?

– А вампирам что, смеяться запрещается? – я решила все‑таки сразу узнать, чтобы не произошло такого же прокола, как и со спящим вампиром.

– Почему? Можно.

– А‑а, странно.

– Что?

– Ну, смеяться не запрещено, но что‑то я ни разу не видела улыбающегося вампира. Да, хотя, я вампиров‑то особенно не разглядывала, может, просто пропустила.

– Навряд ли такое можно пропустить, – пробормотал Стефан.

– Почему? – спросила и продолжила чуть более конкретно. – А ты почему почти никогда не улыбаешься, тем более уж не смеешься?

– А‑э, – замялся Стефан.

«Рассмеяться мне хотелось в первую же секунду, когда я тебя увидел, стоящую на пороге, бледную, с широко распахнутыми глазами, когда ты пробиралась на кухню, все сшибая по пути, когда ты заглянула ко мне в комнату, наивно полагая, что я не узнаю, хотя, ты, наверное, тоже хорошо повеселилась, увидев такой кавардак в моей спальне, надо было хоть что‑то прибрать. Хотелось смеяться тогда, когда плакала, прижавшись ко мне, несмотря даже на боль от твоего любимого солнца… Как же я мог так тебя напугать?»

– Повода, наверное, не было, – пожал плечами вампир.

– Ага, вот сейчас был, а через секунду пропал, – указала я на явную нестыковку легенды.

– Делия, ну ты же знаешь, как воспринимают люди улыбку вампира, – вздохнул Стефан, сдаваясь. – Вот мы и стараемся не обнажать клыки лишний раз.

– Ну, хорошо, на людях, а дома‑то чего? – искренне изумилась я.

– Да ты от одного моего вопроса в обморок падаешь. Даже представить боюсь, что будет, если я еще и улыбаться буду, – беспомощно развел руками Стефан.

– Ой, да смейся на здоровье! Гораздо страшнее находиться в одной комнате с вечно серьезным вампиром, я уж молчу про спящего! – заверила я Стефана.

Стефан недоверчиво посмотрел на меня, я же, воспользовавшись его вниманием к моей персоне, принялась бодренько рисовать все новые и новые штрихи и линии. Чуть отодвинув рисунок и окинув его взглядом, я хихикнула.

– Кажется, я поняла, почему вампиры на лекциях не спят. ТАКОЕ не заметить – это я не знаю, что надо, – я расхохоталась в голос.

– Есть такое, – Стефан все‑таки улыбнулся, хотя как‑то несколько неуверенно, мне стало еще смешнее.

Где это видано? Вампир не позволяет себе улыбаться в присутствии человека, дабы его не напугать! Что за странного вампира назначили мне? Стефан улыбнулся чуть более открыто, уже полностью обнажая клыки. Видимо заразился от меня весельем. И чем он собственно хотел меня напугать? Да ей богу по темному коридору пробираться на кухню в сто раз страшнее, да еще, если из самого темного угла таки выскакивает ожидаемый вампир. А уж до спящего вампира, которого я пережила, вампирьей улыбке точно никогда не дотянуть.

– Нет, может, Старерберг был не так уж и прав?

– Все может быть, – пожала я плечами и сочла момент подходящим для разрешения давно интересующего меня вопроса. – Стефан, а почему ты меня выбрал себе…

– А что ты все‑таки рисуешь? – Стефан поднялся и прежде, чем я успела что‑либо сообразить, подошел и заглянул в мой лист.

Ну, да получилось несколько неестественно, но ведь не настолько, чтобы застывать с открытым ртом! И, кстати, вполне, похоже, что для меня редкость. Я вообще людей, да и вампиров редко рисую, все больше пейзажи. Блин, да что он так такое увидел?

Я перевела взгляд с оторопевшего вампира на рисунок. Ну, вот он сидит на диване, откинувшись на спинку и закинув одну руку за нее, вторую цивилизованно пристроив на подлокотнике. Голова чуть наклонена вправо, черные волосы я ему распустила, причесала и аккуратно разложила на плечах и спинке дивана. Да, он так не носит, но мне вполне хватило впечатления первого дня, да одежда у него всегда в полном комплекте и аккуратно застегнута и заправлена, а я нарисовала мало того, что только рубашку, так еще и не заправленную в брюки и толком не застегнутую. Но кто бы на моем месте не нарисовал, увидев комнату этого вампира? Ну и немного с выражением лица переборщила. Какой‑то он у меня не серьезно‑целеустремленный, а грустно‑застенчивый вышел. Но, в общем‑то, вполне узнаваем. Чего он так смотрит?

«Неужели она все видит? Неужели у меня все это на лбу написано? Я же… я ведь…. Как? Почему? Она вот так легко видит все! А я…. Как же… что же…»

– Не знаю, почему, но вот мне так нарисовалось, – пожала я плечами. Что‑то уж слишком длинная пауза.

– Эмм…. не знаю, – выдавил из себя Стефан. – Красиво… да… очень… наверно. Извини, я вспомнил, мне надо… позвонить…

Стефан, скрывая поспешность, нырнул в темный коридор. Да что это с ним? Что он такого увидел на рисунке? Я пристально всмотрелась в синие линии.

«Она догадалась? Но как? Или не догадалась? Да как же так? Она ведь не может меня чувствовать, она же человек. Но как тогда? Откуда ей знать? Или она не знает…»

– Да, – послышалось в трубке.

– Гарнс, ночи. Я пропал.

– Стефан? Ночи и тебе. Что ты сделал?

– Я полный идиот.

– Кто бы сомневался. Что произошло‑то?

– Она меня нарисовала. Мне кажется, она поняла.

– Кто? Что поняла? Ты о чем?

– О Дели!

– А? А‑а! И что?

– Она нарисовала меня, я пропал. Я полный идиот!

– Это я уже слышал и полностью тебя поддерживаю.

– Гарнс, это не смешно!

– Да нет, смешно, ты толком объясни. Нет, лучше я приду.

– Приходи, только где‑нибудь в три утра, когда она уже спать ляжет.

– Хорошо.

Вечер шел как‑то скомкано. Неужели ему так не понравился рисунок? Знала бы, лучше бы не рисовала вовсе. Махнув на все рукой, я пораньше отправилась спать.

Стефан с мрачной решительностью мерил гостиную шагами, когда в дверь, наконец, позвонили. Поскорее впустив гостя, он снова вернулся в гостиную и сел на диван.

– Ну, рассказывай, полный идиот, что она у тебя тут нарисовала, что ты пропал, – сказал Гарнс.

– Дело‑то серьезное, а тебе все хихоньки да хахоньки, – недовольно сказал Стефан.

– Слушай, да, что у тебя тут такое приключилось, что ты как будто на солнце побывал.

– Побывал и даже погрелся. Горячо. Но это пустяки, – отмахнулся вампир.

– Что, правда? – всполошился Гарнс. – Ты что, совсем?

– Я теперь уже не знаю, когда же я рехнулся. То ли когда мне понадобился человек, то ли когда выбрал Делию.

– Похоже, еще при рождении, – предложил свой вариант Гарнс.

– Такое тоже может быть, – покорно кивнул Стефан.

– Да что такое приключилось? – всерьез обеспокоился Гарнс.

– Она меня нарисовала.

– И что? Ты что не знал, что она художница? Что такого‑то? – не понял Гарнс.

– Да знал, я знал. Просто она нарисовала меня именно таким, какой я есть!

– В смысле?

– Да в прямом, мне кажется, она догадалась.

– О чем именно?

– Она меня сегодня спросила, почему я выбрал ее.

– И что ты ей ответил?

– Ничего, я увидел то, что она нарисовала. Она точно догадалась, – сокрушался Стефан.

– Да покажи ты мне рисунок‑то, – попросил Гарнс.

– Она его с собой унесла. Сейчас принесу, – кивнул Стефан.

Он тихо прошел по коридору, вошел в комнату. Рисунок лежал на столе, с которого почти мгновенно исчез. Через несколько секунд Стефан уже протягивал другу лист бумаги с синим портретом на нем.

– А она у тебя талантливая. Так, похоже, – похвалил Гарнс.

– Да ты посмотри, как она нарисовала! – воскликнул Стефан. – Неужели у меня на лбу написано, что я ее люблю?

– Сейчас да, – спокойно ответил Гарнс, покосившись на лоб собеседника. – А вообще, я не понимаю, чего ты так переполошился.

– Как это? Да ты посмотри! Если я так на нее смотрю, то она точно уже все поняла.

– Да как? Что такого‑то? Ну, получился ты у нее немного человечнее, чем вампир, и все. На диван она тебя немного странно усадила, волосы распустила, твою обычную неопрятность пририсовала, добавила грусти и нерешительности. Между прочим, ты в последнее время именно такой! А, в общем, я не пойму на что ты жалуешься. Она тебя не кровожадным монстром видит, а вполне обычным вампиром, разве что чуть более романтичным. Хотя тебе такой образ больше подходит, чем тот трудяга‑юрист с непроницаемой миной, которую ты на себя нацепил.

– Ты так думаешь? – усомнился Стефан.

– Нет, так думает мой левый ботинок, а я думаю, что ты полный балбес, к тому же, еще полностью влюбленный в человека. Было бы в сто раз проще, если бы ты ее укусил.

– Я не буду ее кусать!

– Да знаю‑знаю, – отмахнулся Гарнс, отдавая рисунок, который через несколько секунд лежал на месте.

– Что скажешь?

– Что ты полный идиот и ты пропал. Но ты и сам это знаешь.

Стефан оторопело смотрел на друга.

– Стеф, друг, я так и не понял, чего ты так переживал! Ну ладно, нарисовала она тебя не так, как надо. Но это же ничего не значит. Художники вообще видят мир по‑другому. Ну, захотелось ее правой пятке, чтобы ты сидел на диване в незастегнутой рубашке со свободными волосами и смотрелся на картинке, как брошенный любовник, и что теперь? Завтра она тебя нарисует в доспехах и с мечом наголо, но это же не значит, что она видела тебя в битве под Кармасом! А потом вообще голым в ванной нарисует! Тебе ж не сто лет, чтобы в присутствии вампирш краснеть и пороть всякую чушь!

– Я в присутствии вампирш никогда не краснел и чушь не порол, – насупился Стефан.

– Да знаю. Но заметь, у меня с Хельгой все в порядке, скоро столетие со дня свадьбы справим!

– Поздравляю, – мрачно пробормотал Стефан.

– Куда бы было проще, если бы ты выбрал себе обычную вампиршу, а не человеческую девушку.

– Кто бы сомневался, – передразнил Стефан. – Но что уж выбралось.

– Ну, выбралось и выбралось. Чего ты переживаешь‑то? Ну, поняла она, что ты ее любишь, и что? Или ты от нее всю ее короткую жизнь это скрывать намерен?

– Нет.

– Ну и что тогда? Даже лучше, если она поняла. Хоть бы бояться не будет.

– Да она и так не боится.

– А ты ей про сон вампиров рассказал?

– Она видела.

– Видела? – Гарнс аж на месте подскочил. – Ну, ты идиот!

– Да я тебе это еще по телефону сказал. Собственно, в тот день я и позагорал.

– И что она?

– Да ничего, – пожал плечами Стефан. – Заорала, потом поплакала немного и успокоилась, сказав, что предупреждать же надо.

– Здравая мысль, жаль не твоя, – похвалил Гарнс.

– Она сегодня еще у меня спрашивала, почему я никогда не улыбаюсь.

– Я надеюсь, ты ей ничего про межрасовый кодекс не наплел?

– Я что, по‑твоему, совсем с головой не дружу?

– Да с тебя станется, – покачал головой вампир. – Так что ты ей сказал?

– Да как есть, так и сказал. Мол, люди неправильно истолковывают вампирью улыбку.

– А потом полдня растолковывал как ее правильно истолковывать? – хохотнул Гарнс.

Стефан тяжело вздохнул.

– Знаешь, что она мне на это ответила?

– На тридцать три положения кодекса вампиров относительно оскала? Даже представить не могу, – Гарнс хохотал уже в голос.

– Да тьфу, на тебя. Ничего я ей про кодекс не говорил, он уже устарел и недействителен!

– А если бы не устарел, то сказал бы? – Гарнс сполз по креслу вниз.

Поиск по сайту: