Кровь, пот и слезы

Люди Майкрофта настигают их недалеко от Гилфорда, на Портсмут-роад перед выездом на Рипли. Два черных "рейнджровера" обходят их слева и справа, еще два провожают сзади, не бойся, хохочет Джим, они ничего не сделают, я нужен им живым, потом расскажу, моя лучшая идея в жизни, а стреляет он действительно плохо, даже по колесам, и Моран говорит ему взять руль.

Они едут по Мидлтон, из темноты то и дело вырываются всполохи противотуманных фар, окрашивая сумрак в призрачно-белые тона. Испуганный визг тормозов сопровождает каждый поворот, пахнет паленой резиной. Моран распахивает заднюю дверь фургона и наклоняется над винтовкой. Мини-снаряды фон Гердера никогда его не подводили. Один из них он всаживает в лобовое стекло ближайшего "ровера", капсула лопается, и салон машины заполняется зеленоватым газом, она начинает вилять, сходит с трассы и врезается в дерево. Другой снаряд -- с взрывной смесью -- разносит на куски еще один автомобиль, и Моран завороженно, будто впервые, наблюдает за тем, как уходит в небо, рассыпается искрами ослепительный алый фейерверк.

Из третьей машины начинают стрелять, позади появляются еще две, Моран откатывается в сторону и перезаряжает винтовку. Откуда-то издалека доносится возмущенный голос полицейской сирены, давай поспорим, предлагает Джим, как быстро Майкрофт вернет овчарок в будку, они даже не успеют доехать.

Держи ровнее, требует Моран, один из снарядов он держит в зубах, и выходит слегка неразборчиво. Тебя что, ранили в челюсть, спрашивает Джим. Он постоянно отвлекается и не может сосредоточиться, слишком резко ведет машину, резко и нервно, как если бы с трудом удерживал ее на дороге. Так и есть, думает Моран, перекатываясь по полу салона и снова вскидывая винтовку, с оставшимися надо разобраться побыстрее. У него почти получается, но водитель последнего "ровера" удачно лавирует и обходит фургон справа, и прежде чем Моран успевает всадить в стекло газовый снаряд, по фургону снова стреляют.

Когда в плечо Джима вонзается пуля, пробив водительское сиденье, выражение лица у него, как у испанского пехотинца, впервые встретившего мушкет.

- Мы почти на месте, - Моран подхватывает и его, и руль. - Здесь уже недалеко. Но эта дыра тебе не понравится. Пыльно, воняет сыростью, мебели почти нет...

Джим слабо улыбается и говорит что-то, но Моран его не слышит.

- Обезболивающего, - говорит Моран, роясь в аптечке, - у меня не водится. Только виски.

- Черт с ним. Они накачали меня химией по уши. Так что... больно, но терпимо. Давай.

Моран знает, что он лжет. У Джима дрожат пальцы и губы, зрачки расширены, под носом проступили капельки пота.

- Нельзя мне виски, - бросает он, поймав взгляд Морана. - Будет еще хуже. Я сейчас ходячая чашка Петри. Валяй, вытаскивай.

Моран стягивает с него футболку и разворачивает спиной к себе.

- Обопрись на стол.

На бледном плече расплывается багровое пятно, очертаниями напоминающее остров Ирландию, а в его центре темнеет пулевой ожог.

- Красиво? - спрашивает Джим и смеется хрипло и прерывисто. - Сфотографируй на телефон.

- Тебя раньше не ранили, да? - подбадривает Моран. - И как ощущения?

- Как будто трахаюсь в первый раз. Поздравь меня, я больше не целка.

Моран стирает кровь влажной салфеткой, ощупывает края раны. Джим всхлипывает громко.

- Скулишь, как она.

- Заткнись.

Джим морщится и дергает плечом от каждого прикосновения, даже самого осторожного. Моран обливает лезвие ножа из бутылки, вставляет его в рану под углом, надавливает -- и Джим немедленно оседает вниз, Моран едва успевает вцепиться в пояс его штанов.

- Блядь, - шепчет Джим, - это так...

- Тихо.

Моран прикасается губами к его затылку и некоторое время они стоят так, не двигаясь. Потом он поворачивает нож.

- И с кем ты трахался в первый раз? - спрашивает он, царапая металл металлом.

Джим отвечает не сразу.

- Я... не... помню, - выдыхает он.

Он едва удерживает вес своего тела на согнутых руках. Моран подхватывает его под живот.

- Сейчас, - предупреждает он и выталкивает пулю наружу. Она падает и катится по полу на скорости замедленной съемки.

Моран провожает ее взглядом, потом проводит рукой сверху вниз вдоль позвоночника, повторяя изгиб спины Джима. Неторопливо возвращается обратно и повторяет свое движение, перекатывая позвонки в пальцах. Нажимает на поясницу, заставляет податься вперед.

- Доктор? - Джим давит в горле смешок. Опускает голову, подставляет шею. Моран слышит его судорожное, замирающее дыхание.

- Всё, - отвечает он. - Расслабься.

В этом исхудавшем, измученном теле все безупречно: ломкий изгиб между шеей и ключицей, он пробует его на язык, торчащие лопатки, он обводит их осторожно, красные пятна, синяки и следы от уколов на светлой коже, он прячет их по своими ладонями, и каждый раз Джим вздрагивает и почти задыхается.

Моран кладет руку ему на горло, слегка сжимая.

- Ты, ублюдок, - Джим сам притягивает его за воротник рубашки, нащупывает его рот своим, - они пять недель кололи мне наркотики. Никаких шансов тебя послать.

- Я, мать твою, сожалею, - бормочет Моран.

Джим закрывает глаза.

- Ты должен был прийти раньше, - говорит он с интонациями капризного ребенка, но его голос надтреснут, и этого достаточно, чтобы Морана трясло от ярости ко всему на свете, и прежде всего к самому себе.

- Я ничего тебе не должен. Ты специально им попался.

Джим запрокидывает голову ему на плечо.

- Слишком ты умный, - замечает он, - для цепного пса.

Он все знал с самого начала, думает Моран, я не гожусь для того, чтобы играть в покер с психопатом из Неверлэнда и господами из Уайтхолла. Надо было оставить тебя им, говорит он. Ты бы не смог, отвечает Джим.

Не смог бы, соглашается он.

Моран засовывает ладонь в брюки Джима, они болтаются на его теле, как на манекене, он сильно похудел за последние полтора месяца, он такой легкий, что Моран едва чувствует его в своих руках, и от этого еще хуже, чем от высказанных слов и невысказанных мыслей.

- Надо было взорвать там все, - насмешливо говорит Джим. - Ты бы успокоился.

Моран целует его в висок, стискивает его бедра, дергает легкую ткань вниз, почти укладывает грудью на стол.

Джим поворачивает голову, и Моран видит его кривую, довольную улыбку, обнажающую зубы. Джим отпускает сальные шуточки, когда Моран прижимается членом к его ягодицам, он вздрагивает, когда внутри его тела оказывается чужое, он морщится и шипит ругательства, и сам подается назад, позволяя проникнуть глубже, его кожа на вкус как виски, он стонет и сжимает мышцы, он облизывает губы, он впускает в рот язык Морана, его ресницы тоже дрожат, и взгляд из-под них задумчив и далек, словно он в прострации.

- Себастьян, - говорит он, кончая.

- Себастьян, - говорит Джим, - это имя для Баха. Не для тебя.

Они сидят на полу, Джим -- уткнувшись носом ему в плечо. Моран гладит его по волосам.

- Я все продумал, - мычит Джим. - У меня есть план.

- У тебя всегда есть план.

- У меня есть ты. Спасибо Майкрофту Холмсу.

- Давай поблагодарим его как следует.

- Не читай мои мысли, - говорит Джим, осклабившись.

- У меня, - отвечает Моран, - никогда бы не получилось.

Он никому еще не лгал так много.

КОНЕЦ.

Поиск по сайту: