История про Энни. Энни была маленькой девочкой и жила в коричневом доме вместе с мамой, папой и большой черной собакой

Энни была маленькой девочкой и жила в коричневом доме вместе с мамой, папой и большой черной собакой.

Энни ходила в школу, которая находилась недалеко от ее дома. В общем-то ей в школе нравилось. Ей нравилась мисс Мэтсон, учительница. Ей нравилось рисовать. Ей нравилось узнавать много нового, играть в разные игры, встречаться с друзьями. Одно ей не нравилось в школе — Мэри.

Мэри пришла в школу, где училась Энни, несколько месяцев тому назад, и ее зачислили в класс Энни. Сначала Мэри почти не замечала Энни, но с недавних пор стала обращать на нее очень большое внимание. А Энни хотела бы, чтобы было наоборот. И все из-за того, что Мэри стала дразнить Энни. Каждый раз, когда Мэри встречала Энни, она начинала ее дразнить. Она давала ей всякие прозвища и сочиняла гадкие стишки о ней. Она придумывала всякие издевательские шуточки против Энни и смеялась над ней вместе со своими приятелями.

Энни это бесило. Ей становилось жарко и тошно. Иногда она даже плакала. Она низко опускала голову и надеялась, что если осторожно прокрадется мимо и не посмотрит в сторону Мэри, та ее не станет дразнить. Но Мэри все равно дразнила. Энни старалась избегать встреч с Мэри, но та всегда ее находила. Чем больше Энни краснела, чем ниже она опускала голову и чем ближе дело подходило к слезам, тем больше Мэри смеялась и дразнилась.1 Энни хотелось стать невидимой. Ей хотелось, чтобы ее не заставляли ходить в школу, и даже, чтобы она не была Энни.

Однажды Энни пришла из школы особенно расстроенная. Заметив это, мама подошла к ней, обняла и спросила: “Что-нибудь случилось? Я бы не сказала, что в последнее время у тебя очень весело на душе”.

Энни подняла грустные глаза: “Я ненавижу школу”.

“Отчего же? Ведь тебе там так нравилось! Какая-нибудь неприятность?”

Последовал кивок головы.

“Проблемы с учительницей?”

Энни качнула головой в знак отрицания.

“Не ладится учеба?”

Энни снова потрясла головой.

“Ребята?”

Утвердительный кивок. “Это все из-за Мэри, — пояснила Энни. — Она все время обзывает меня по-всякому и старается сделать так, чтобы все надо мной смеялись. Она меня высмеивает. Я ее просто ненавижу”.

Мама снова обняла Энни. “Тебе должно быть это очень неприятно”, — сказала она.

“Она просто не перестает дразниться — все дразнит и дразнит меня”. Глаза Энни наполнились слезами. Она захлюпала носом. “Мне это противно; она все продолжает дразниться, и я ничего не могу поделать”.

“Ты, наверное, чувствуешь себя просто ужасно, особенно когда думаешь, что ничего нельзя сделать”, — сказала мама.

Энни грустно кивнула головой.

“Но это не так, — сказала мама, — кое-что ты все-таки можешь сделать. И даже довольно многое”.

“Правда? — удивилась Энни. — Ты хочешь сказать, что я в самом деле могу что-то сделать?”1

“Конечно”, — сказала мама.

“Это было бы замечательно!” — обрадовалась Энни. Она уже почувствовала какое-то облегчение.

“Пойдем посидим на кухне”, — предложила мама.

“Надо кое-что спланировать. Мы сделаем из тебя младшего научного сотрудника, изучающего поведение.

“Младшего кого?” — переспросила Энни. Она никогда не слышала таких слов, но они звучали внушительно и солидно.

“Ученого-психолога, — повторила мама. — Ученый — это очень и очень важная персона, которая изучает разные вещи. Его интересуют, как работают люди, почему они поступают так, а не иначе, и что, например, надо сделать, чтобы они так не поступали, если что-то плохо”.

“Это интересно, — сказала Энни. Она начинала убеждаться, что быть таким младшим научным сотрудником не только солидно, но и полезно. — С чего нужно начинать?” — спросила она.

“Помнишь, когда наш Черныш был маленьким щеночком, и нам приходилось приучать его не делать свои естественные собачьи дела дома?”

“Да, помню”, — ответила Энни.

“Мы знали, что обычно щенки освобождают желудок сразу после еды. Поэтому, покормив его, мы за ним следили, а когда становилось ясно, что он собирается это сделать, мы сразу летели с ним во двор, и после окончания его “процедуры” там, щедро похлопывали его по спине и приговаривали: “Вот какая умная, хорошая собачка у нас”. Скоро он научился делать свои собачьи дела не дома, а во дворе”.

“Я это хорошо помню. По отношению к Чернышу вы с папой были учеными психологами”.

“Ты совершенно права, — ответила мама. — Он делал то, что нам не нравилось, и поэтому мы придумали способ изменить его поведение”.

“Это интересно, — сказала Энни. — Я никогда раньше не думала, что такое возможно”.

“У нас, как ученых, занимающихся вопросами поведения, были и другие способы отучить собаку отправлять свои естественные потребности дома. Мы, например, могли подождать, когда Черныш закончит свои собачьи дела, а потом отшлепать его и выставить за дверь — “прохладиться”.

“А если существует несколько способов, как вы решаете, какой именно нужно выбрать?” — спросила Энни.

“Настоящий психолог должен попробовать каждый метод по очереди, чтобы убедиться, какой из них самый эффективный, а затем применить его в дрессировке. Мы могли бы так сделать и в случае с нашим Чернышом, но первый метод был настолько хорош, что нам не потребовалось пробовать другие”.

“Ну, а с чего же мне начать дрессировать и перевоспитывать Мэри?” — спросила Энни. Она начинала горячиться.

“Давай-ка присядем для начала и обдумаем несколько разных способов воздействия на Мэри. Тогда ты как ученый сможешь испытать их на практике и убедиться, какой из них наиболее эффективный”.

“О, это, похоже, будет интересное занятие”, — сказала Энни.

“Начнем с того, — сказала мама, — что мы знаем один способ, который не дает результатов”.

“Какой?” — спросила Энни с удивлением.

“А ты подумай”, — ответила мама с улыбкой.

Энни подумала несколько мгновений, и ее лицо вдруг озарила догадка.

“Я знаю, — сказала она. — Это — то, что я делаю сейчас. Этот способ не действует, потому что Мэри продолжает меня дразнить. Он не изменил ее поведения”.1

“Правильно, — сказала мама. — Я вижу, из тебя получится отличный ученый-исследователь”.

“Исследователь?” — удивилась Энни, а потом засмеялась. — “Ты хочешь сказать, что мою проблему можно исследовать?”

“Да”.

“Я стану великим исследователем”, — сказала Энни. Она уже предвкушала, как это здорово у нее получится.

“Ну, хорошо, — сказала мама. — Приступим”. Она взяла лист бумаги и разлиновала его на три колонки. Над первой колонкой она написала: “Что сделала Мэри”. Над второй — “Что сделала Энни”. А над третьей — “Что произошло”. “Теперь, — сказала она, — давай напишем, что мы уже знаем”.

В первой колонке, под словами “Что сделала Мэри”, мама написала: “Мэри дразнила Энни”. Дойдя до второй со словами “Что сделала Энни”, она спросила Энни: “Что мы здесь напишем?”

“Не знаю, но когда Мэри меня дразнила, я расстраивалась и начинала плакать”.

И мама вписала слова: “Энни расстраивалась и плакала”.

“Ну, — спросила она, — а что происходило после того, как ты расстраивалась и плакала?”

“Мэри продолжала дразниться”, — ответила Энни.

И мама написала в третьей колонке: “Мэри продолжала дразниться”.

“Так, — сказала она. — Давай подумаем, что еще ты могла бы предпринять”.

Энни подумала. “Я могла бы притвориться, что мне все было безразлично, и не обращать никакого внимания на то, что она говорила”.

“Неплохой вариант”, — сказала мама. Она взяла другой лист бумаги и написала на нем: “Что надо сделать”, а под этим заголовком — слово: “1. Притвориться, что не замечаешь”.

“Что еще ты могла бы сделать?” — спросила она.

“Я могла бы притвориться, что мне все это было смешно и рассмеяться”, — ответила Энни.

“Да”, — согласилась мама, и написала эти слова под номером 2.

“Я могла бы скорчить рожицу ей, — сказала Энни. — И это будет номер 3”.

“Правильно”, — сказала мама и внесла это в список.

“Я могла бы подразнить ее в ответ, — продолжала Энни. Она так и фонтанировала все новыми и новыми идеями. — Я могла бы сказать ей, что она ведет себя глупо, и потребовать, чтобы она прекратила свои штучки”.

“Это можно поставить под номерами 4 и 5”, — согласилась мама.

“Я могла бы ей сказать, что мне не нравится, когда меня дразнят и спросить ее, почему она так поступает”.

“Прекрасно, — похвалила ее мама. — У нас получилось всего шесть вариантов того, что ты могла бы сделать”.

Энни была удивлена — оказывается сколько существовало выходов из ее ситуации.

“Теперь, — сказала мама, — нам нужно выработать последовательность, в которой мы их испробуем.

“А почему бы нам не придерживаться порядка, в котором я их придумала”, — спросила Энни.

“Хорошо”, — согласилась мама.

“Начнем?” — спросила Энни. Ей не терпелось заняться этим интересным делом.

“Значит так, — сказала мама. — Возьми с собой в школу небольшую записную книжку, и каждый раз, когда Мэри начинает тебя дразнить, делай в ней пометку. И делай это ежедневно в течение двух недель. Тогда мы узнаем, сколько раз в день, в среднем, дразнит тебя Мэри. Две недели — значит десять школьных дней. А если на какой-то день падает праздник или Мэри пропустит уроки по какой-нибудь причине, добавь дополнительный день, чтобы довести общее количество дней до десяти”.

“Кажется, это нетрудно, — сказала Энни. — Я начну с завтрашнего дня”.

Через две недели она показала маме свою записную книжку.

“Вот, посмотри, — сказала она. — За десять дней у меня получилось двадцать пометок в записной книжке”.

“Хорошая работа”, — поощрила ее мама.

“Получается, что в среднем Мэри дразнит тебя два раза в день”.

“Но что интересно, — сказала Энни задумчиво, — я сейчас так занята своей научно-исследовательской работой, что всякие штучки Мэри уже не действуют на меня, как раньше”.

“Да, это — действительно интересно, — сказала мама. — Давай посмотрим в твою записную книжку”.

Энни показала книжку. “Я оставила место для каждого дня, — сказала она, — и отметила, сколько раз Мэри дразнила меня каждый день”.

“Посмотри на разницу между первой и второй неделями”, — сказала мама.

Энни посмотрела. “Забавно”, — удивилась она, — “в течение второй недели Мэри дразнила меня меньше”.

“Давай помозгуем, — сказала мама. — Ты сказала, что штучки Мэри уже не действовали на тебя так, как прежде. Может быть как раз то, что ты перестала так реагировать на них, и меняет ее поведение?”

“Ты, конечно, права”, — сказала Энни. Немного подумав, она добавила: “Если то, что я не реагирую и не расстраиваюсь, меняет поведение Мэри, может быть, оно изменится еще больше, если я не будут обращать на ее вредные штучки никакого внимания вообще? Может быть, попробовать с завтрашнего дня?”

“Неплохая идея, — согласилась мама. — Но прежде, чем ты это начнешь, тебе полезно будет узнать кое-что еще”.

“А что именно?” — поинтересовалась Энни.

“Как ты думаешь: зачем Мэри тебя дразнит?”

Подумав немного, Энни ответила: “Чтобы расстроить или разозлить меня”.

“Правильно, — сказала мама. — Часто люди дразнят других потому, что им нравится выводить их из равновесия. Поэтому, если ты расстраиваешься, то Мэри получает то, чего она добивается, и она знает, что поддразнивание на тебя действует”.

“Ты хочешь сказать, что Мэри знает, что для того, чтобы меня расстроить или разозлить, ей будет достаточно меня только подразнить?”

“Вот именно, — сказала мама. — Вспомни, что делает Черныш, чтобы получить собачий бисквит?”

“Он садится на задние лапы и просит”, — ответила Энни.

“Да, — сказала мама, — и он потом его получает”.

Энни вспомнила и согласно кивнула головой.

“Как ты думаешь, — спросила мама, — что получилось бы, если бы мы перестали давать бисквиты, когда он просит?”

Подумав немного, Энни ответила: “Он бы перестал просить, потому что знал бы, что ему ничего не выгорит”.

“Правильно, — сказала мама. — “Ай да ученый!” И после небольшой паузы добавила: “А теперь скажи мне, пожалуйста, что было бы, если бы домогающийся бисквитов Черныш их иногда получал, а иногда — нет?” — спросила мама.

Энни снова задумалась. “Мне кажется, — сказала она, — он опять стал бы просить. Потому, что если мы будем время от времени давать ему бисквиты, он будет считать, что его приемчик еще работает”.

“Совершенно верно, — сказала мама. — Поэтому, когда ты, как ученый, испытываешь свой метод полного игнорирования козней Мэри по отношению к тебе, ты непременно должна применять его всякий раз, когда она начинает тебя дразнить. Иначе она может подумать, что это все еще на тебя действует”.1

“Это понятно, — сказала Энни. — Я думаю, что это у меня получится”.

“Если ты допустишь ошибку, мы будем вынуждены начать все с начала, потому что нам нужно проводить эксперимент в течение десяти дней подряд. Это значит, что в случае неудачи потребуется немного больше времени. Только и всего”.

“Это хорошо”, — сказала Энни. Ей больше не нужно было бояться ошибок.

“Теперь скажи мне, как ты выглядишь, когда тебя дразнит Мэри?”

“Вот так”, — сказала Энни. Она низко опустила голову, сгорбилась, постаралась покраснеть и выглядеть плаксивой.

“Понятно, — сказала мама. — Теперь для того, чтобы показать Мэри, что ее штучки не срабатывают и что ты вовсе не расстраиваешься, нам нужно попрактиковаться вести себя совершенно по-другому”.

“Ага, я поняла, — сказала Энни. — То есть, вот так”. Она выпрямила плечи и гордо подняла голову.

“Превосходно! — сказала мама. — Давай попрактикуемся: допустим, я — Мэри, и я дразню тебя, а ты постарайся не замечать”.

“Хорошо”, — охотно согласилась Энни.

Итак, мама Энни стала изображать Мэри.1 Она по-всякому обзывала Энни, показывала ей язык, а Энни не обращала на нее никакого внимания. Она просто проходила мимо, как будто перед ней стоял шкаф.

“Эта дубина и кривляка Мэри пытается вывести меня из себя, — подумала Энни. — Но этот номер не пройдет: я ведь не кто-нибудь, а ученый-исследователь и вовсе не собираюсь обращать на нее внимание”.2

“Это просто великолепно! — восхитилась мама. — У тебя это очень здорово получается”. Она обняла Энни. — “Теперь ты можешь приступить к делу”.

Энни очень волновалась. Она просто не могла дождаться следующего дня.

На следующее утро, когда Энни пришла в школу, она уже с нетерпением ждала, когда же, наконец, Мэри начнет ее дразнить. Так хотелось продемонстрировать свою уверенность в себе и полное безразличие к тому, что можно было ожидать от “противной стороны”. Ждать пришлось довольно долго, но, наконец, этот момент наступил.

Энни сохраняла олимпийское спокойствие, не удостоив вниманием свою обидчицу.

“До чего же это здорово! — сияя от восторга сказала она маме, когда вернулась домой из школы. — Это так забавно!”

“Ты молодец! — похвалила ее мама. — Теперь ты настоящий ученый-исследователь”.

Энни была на седьмом небе. “Теперь, как только Мэри начнет меня дразнить, — сказала она, — я буду выглядеть уверенной и не буду обращать на нее абсолютно никакого внимания. И буду так делать каждый раз”.

“Правильно, — одобрила мама. — Я не могу дождаться, когда это произойдет”.

“Я тоже”, — с готовностью присоединилась к ней Энни.

Прошло девять дней. Энни подошла к своей маме с очень озабоченным видом.

“У меня проблема, мама, — сказала она. — Я больше не могу не обращать внимания на штучки Мэри”.

“Почему же?” — спросила мама озабоченно.

“Потому, что она перестала меня дразнить!, — сказала Энни и громко рассмеялась. — Она уже не дразнит меня целых четыре дня!”

“Вот видишь, — сказала мама. — Твое “необращение внимания” действительно неплохо сработало”.

“Да, — согласилась Энни. — Настолько хорошо, что теперь нет надобности прибегать к другим методам. Я просто буду продолжать “не обращать внимания”.

“Хорошая мысль, — согласилась мама. — Я очень горжусь своим специалистом-психологом”.

“А знаешь что? — сказала Энни, стараясь заинтриговать маму. — Когда я повзрослею, я стану самым старшим ученым-исследователем!”

Развод

Развод — тема чрезвычайно сложная. Один развод не похож на другой. И, тем не менее, если спросить людей, переживших развод, о том, как он повлиял на их жизнь, вы увидите, что многие будут вторить друг другу: “Вот-вот, точно также было и со мной; я испытывал (испытывала) то же самое”.

Совершенно невозможно сочинить “историю про Энни”, которая охватила бы все возможные вариации на бракоразводную тему. Посему, вместо этого, я решила ограничиться наброском из информативного материала о разводе и реакции детей на него, чтобы при составлении своей собственной “истории про Энни”, вы могли на него опереться.

Известно, что развод становится все более обычным явлением в нашем обществе. И, хотя он несколько утратил свою былую шоковую репутацию, он все же обычно ассоциируется с целым букетом разного рода горестей и бед, которые злая фея или какой-нибудь другой злой дух с гордостью могли бы причислить к “достойнейшим” плодам своих усилий.

Развод связан с невероятным стрессом для всех, кого он так или иначе затрагивает. Люди реагируют на него обилием разнообразных эмоций, таких, как чувство гнева, злости, вины, греха, печали, страха, облегчения, неизбывной тоски, и т.д. И, хотя для большинства детей развод является серьезной травмой, исследования свидетельствуют, что в конечном итоге он не обязательно приводит их к длительному эмоциональному стрессу или ущербу. В большинстве случаев сам фон, на котором происходит развод, влияет на то, как ребенок приходит в себя после этого болезненного и крайне тяжелого события.

В нижеследующих разделах этой главы я остановлюсь на факторах и моментах, составляющих этот фон.

Поиск по сайту: