Глава 6. Формирование промежуточной культуры, ее специфика в современных условиях

6. 1. Промежуточная культура: термин и явление

Промежуточная культура - это культурный пласт, располагающийся «в промежутке» между профессиональным «ученым» искусством и аутентичным фольклором. Сами эти «полюсные» явления достаточно сложны и неоднозначны, меняются и обладают свойствами взаимопроникновения и взаимовлияния. Тем не менее фольклор и «высокое искусство» давно признаны основными составляющими национальной культуры. Однако к рубежу XIX - XX веков стало очевидно, что два эти безусловных компонента не исчерпывают собой все многообразие проявлений национальной культуры. «Альбомная культура», «посадское искусство», «городской романс», частушки и многое другое - все эти весьма разноплановые явления объединяло поначалу одно: они со всей очевидностью не относились ни к профессиональному искусству, ни к аутентичному фольклору, соединяя в себе, тем не менее, черты обоих этих культурных пластов. Для обозначения этого феномена различными исследователями был введен ряд синонимичных понятий: «пост-фольклор», «примитив», «третья», или «промежуточная культура».

Первыми на этот феномен обратили внимание искусствоведы. Перед ними встала задача - к какой сфере культуры отнести огромный корпус вещественных источников, явно не относящихся ни к профессиональному искусству, ни к фольклору. Фамильные портреты и надгробия, вотивные («ex voto» - сделанные по обету в благодарность за спасение) статуэтки и картины - все это и многое другое частично входило в сферу «высокого» искусства. Но лишь в том случае, если заказчиком выступал представитель социальной элиты, выбиравший для исполнения заказа лучшего художника своей страны и эпохи. И художники считали честью для себя выполнение таких заказов. На множестве фресок, храмовых росписей еще со времен Возрождения есть изображения так называемых «донаторов» - заказчиков. Портреты царствующих семей и высшего света писали лучшие мастера своего времени - от Тици-

ана до Брюллова. Но галереями фамильных портретов украшались также и имения мелкопоместного дворянства, ведущего образ жизни землевладельцев средней руки, а позже - и помещиков, купцов, в общем - представителей третьего сословия. Долгое время такие работы рассматривались как просто низко профессиональные. Однако с накоплением материала невозможно стало игнорировать тот факт, что у такого творчества есть свой особый язык, собственная идеология и система ценностей. Своеобразие этого пласта культуры - в том, что оно стало средством самовыражения новой социальной общности - так называемого третьего сословия. Но поскольку, как мы уже отметили, первыми на этот феномен обратили внимание искусствоведы (прежде всего те, кто использовал в своих исследованиях подходы, выработанные в рамках смежных дисциплин - этнографии, психологии, истории и т.п.), постольку это явление рассматривалось и формулировалось в терминах искусствоведения. В рамках такой парадигмы определяющим становился прежде всего круг вещественных памятников, и уже через него в меру необходимости реконструировались социальные аспекты явления. Таким образом, данный феномен представал как особый пласт культуры, прежде всего художественной, пограничный между «высоким» элитарным искусством и «низовым» фольклором. В этом случае ее носители определялись как новый социальный слой, «который должен удовлетворять свои культурные потребности или претензии иным способом, нежели образованные верхи, присваивающие плоды художественного прогресса, или не изведавшие «плодов просвещения», живущие по старинке... крестьянские низы»⁹⁴. С точки зрения культурологии такое определение требует ряда уточнений. «Художественный прогресс» и «жизнь по старинке» - это лишь частные случаи более общих тенденций, породивших интересующий нас феномен. «Промежуточная» культура в целом (а не только в дошедших до нас памятниках, в основном действительно принадлежащих к сфере декоративно-прикладного, изобразительного и отчасти монументального искусства) - это нормативно-ценностная система, включающая в себя элементы традиционной культуры и аутентичного фольклора, но принимающая в себя и наиболее распространенные достижения культуры высших слоев общества, социальных элит. Очевидно, что в рамках промежуточной культуры оба полюса представлены фрагментарно. Кроме того, даже эти фрагменты частично подвергаются переработке - как в целях снятия противоречий между ними, так и для того, чтобы более полно соответствовать позициям и образу жизни

нового общественного слоя - среднего класса. В свою очередь, именно «промежуточная» культура становится средством самовыражения для этого класса.

Другими словами, промежуточная культура - это такой пласт культуры, который создается, функционирует и адекватно воспринимается на уровне обыденного сознания. Специалисты легко отмечают в произведениях такого рода влияние соседних сфер культуры - профессионального искусства в его наиболее популярном «изводе», массовой культуры, самых известных образцов фольклора. Авторская индивидуальность в таких работах почти не проявлена. Зато художественный язык такого творчества воплощает наиболее распространенные эстетические стереотипы определенного социокультурного слоя в их наиболее легкочитаемой и узнаваемой форме.

К кругу таких произведений в области изобразительного творчества безоговорочно относят: «лубочную народную картинку, бытовой примитивный портрет, живописную вывеску, сценографию фольклорного театра, декоративную роспись»⁹⁵.

Сегодня промежуточная культура представлена такими разнородными объектами, как разного рода домашние поделки, произведения, которые можно встретить на уличных вернисажах и на большинстве выставок-продаж, и т.п. Совершенно особое место в этом культурном пласте занимает явление, которое часто называют «наивным искусством».

Произведения промежуточной культуры привлекают внимание искусствоведов прежде всего с точки зрения истории национального искусства. Такой круг источников обычно называют «примитивом». В последние годы в эту область, помимо лубка, бытового портрета, вывески и т.п. стали включать и массовую портретную фотографию, и любительское творчество представителей различных сословий, в частности, альбомный рисунок.

Промежуточная культура, конечно, не ограничивается только изобразительным творчеством. В музыке аналогом этого явления можно считать, например, городской «жестокий романс», в театре - любительские постановки и т.п. По сути, те же взгляды, те же принципы сосуществования различных культурных моделей проявляются и в языке, и в костюме, и в поведенческих стереотипах. Однако документировать их гораздо труднее. Кроме того, при наблюдении за такими «неоформленными» проявлениями сильнее сказывается исходная позиция наблюдателя, его трактовка событий.

Художественное произведение зафиксировано на материальном носителе - холсте, бумаге, в дереве, глине. Поэтому на

них можно сослаться, сравнить между собой. А это дает возможность наблюдения ситуации, отслеживания тенденций ее развития. Поэтому в данной работе мы будем пользоваться источниками и терминами прежде всего из области изоискусства.

Однако стоит отметить, что даже в этих рамках до сих пор не сложилось единства мнений ни касательно круга объектов, которые можно было бы отнести к феномену «ни профессионального, ни народного», ни, тем более, относительно терминов, которые бы описывали эту принципиальную неопределенность. Это отмечают практически все специалисты, работающие в данной области. Разногласия охватывают даже область исторических форм проявления этого феномена, которые уже приобрели некую статику. Так, Г.С. Островский отмечает, что «понятия примитива, лубочности, городского народного искусства, «третьей культуры» или «второго фольклора» неравнозначны: не взаимоисключающи, но не взаимопокрываемы»⁹⁶. При этом использование таких выражений (вряд ли их можно считать терминами) выглядит весьма произвольно.

Становление и развитие понятийного аппарата тесно связано с особенностями объекта описания. А в данном случае это столь сложный и многосоставный феномен, что иногда ученые выражают сомнение в принципиальной возможности «его описания в рамках однозначных определений». Степень объемности этой задачи отражена, например, в такой фразе: «Границы между примитивом и наивным искусством,... цеховым ремеслом и народным промыслом, примитивом и самодеятельностью, а также китчем в его профессионально-салонной и фольклорной формах зачастую трудно определимы»⁹⁷.

И все же исследователи сходятся на том, что помимо фольклора и специализированных слоев культуры - профессионального искусства и массовой культуры - существует еще один, мало исследованный культурный пласт, испытывающий на себе влияние и ассимилирующий культурные образцы соседних областей; бессознательно архаичный, а сознательно - ориентирующийся на модные, но уже апробированные течения в искусстве. Независимо от того, каким определением пользуются разные специалисты, все они подчеркивают как основную характеристику этого слоя его промежуточное положение. Поскольку нас интересуют не только художественные качества произведений, но и формы их бытования и функционирования, также промежуточные по отношению к таким же формам, но в других культурных областях, мы считаем возможным называть весь этот пласт культуры «промежуточным».

В последние десятилетия этот слой культуры, который нельзя отнести ни к «высокому» профессиональному искусству, ни к аутентичному фольклору, привлекает все большее внимание. Своеобразие данного круга вещественных источников и типа порождающего их сознания привело к тому, что они стали рассматриваться как самостоятельный феномен, особый пласт национальной культуры.

«Промежуточная», или «третья» культура - явление, возникающее там, где происходят масштабные социальные сдвиги, меняющие саму структуру общества. Условия его зарождения складываются в эпоху, когда различия между социальной элитой и социальными «низами», городом и деревней, традиционным обществом и процессами модернизации наиболее поляризуются. Промежуточная культура, таким образом, во-первых, заполняет лакуну между двумя все более расходящимися культурными моделями - элитарной и «народной», и, во-вторых, становится способом воплощения культурных идеалов нового общественного слоя, зарождающегося на сломе традиционной биполярной социальной структуры (верхи -низы, дворяне - крестьяне).

В сущности, в социальном плане это культура складывающегося среднего класса. Обычно она рассматривается в довольно узких региональных и хронологических рамках Европы и Америки Нового и Новейшего времени. В этом случае исследователи определяют третью культуру как культуру мелкой буржуазии, «низших и... средних слоев города». В России процессы становления третьей культуры активно развивались со второй половины 19 в. - после крестьянской реформы - и в конце 80-х годов нашего столетия. Однако нить существования этого культурного пласта прослеживается и вне столь узких временных рамок. Так, для более ранних этапов развития данного феномена в России используется название «посадская культура». В целом третья, или промежуточная культура рассматривается в основном в своих наиболее устоявшихся, исторических формах, обычно до начала XX в.

6.2. Культурный текст. Специфика промежутснной культуры

Промежуточная культура, меняя в ходе исторического развития конкретные воплощения и способы реализации, тем не менее сохранила свои функциональные, структурные и морфологические характеристики. Сегодня эта культурная сфера

в области декоративно-прикладного и изобразительного творчества представлена такими разнородными объектами, как всякого рода домашние поделки, произведения, которые можно встретить на уличных вернисажах и на большинстве выставок-продаж, непрофессиональный дизайн - от украшения салона автомобиля до оформления собственной «страницы» в «Интернете» и т.п. Частично сохранились песенные традиции «промежуточной» культуры: здесь большой вклад внесли события афганской войны, - а вот военные действия в Чечне не вызвали притока новых песен.

Специалисты легко отмечают в произведениях такого рода влияние соседних сфер культуры - профессионального искусства в его наиболее популярном «изводе» и самых известных образцов фольклора.

Так, если говорить о живописи, то в промежуточной культуре до глянца стереотипа доводятся образцы русской реалистической школы - и романтического пейзажа, иконописи -и сюрреализма. Легче всего у каждого промысла замечаются самые конкретные проявления стиля: крепость композиции и лаконичность цветовой палитры народного искусства, свой набор красок, декоративных элементов, сюжетов. Что касается профессионального искусства, то здесь «промежуточники» с разной степенью таланта воспроизводят внешние, формальные признаки какого-либо «большого стиля», но чаще всего игнорируют его концептуальную основу. Так, промежуточная культура сводит, например, все тонкости различных школ и стадий развития модерна в общую картину изломов, изгибов, изысканной цветовой гаммы. Добрая половина всего разнообразия авангардистских течений в такой «промежуточной» трактовке оказывается просто нефигуративной живописью, довольно плоской, хотя и яркой, геометрической «абстракцией». Такие течения, как поп-арт, опт-арт, вообще как бы не включаются в вырабатываемое обобщенное представление об «авангарде». Влияние массовой культуры представлено не только и не столько конкретными элементами (так, на матрешках воспроизводятся герои диснеевских мультфильмов), сколько самим стилем - «модным» колоритом, броскостью и при этом практически полным отсутствием авторской индивидуальности. И это не случайность, а родовая черта «промежуточной» культуры. Как подчеркивают исследователи, «отсутствие авторства... входит в сложившуюся систему художественных средств, которая способна вызвать непосредственное эстетическое пе-

реживание без специальной подготовки к восприятию данного вида искусства»⁹⁸. Зато, как теперь понятно, художественный язык такого творчества воплощает самые распространенные эстетические стереотипы определенного социокультурного слоя в их наиболее легкочитаемой и узнаваемой форме.

Таким образом, одна из функций промежуточной культуры - это репрезентация вкусов и представлений широкой социальной общности, чьи взгляды не выражают ни аутентичный фольклор, ни профессиональное искусство.

Отметим, что речь идет прежде всего об эстетических взглядах этой социальной общности. «Элитарное» профессиональное искусство во главу угла ставит наличие у художника собственной концепции, своеобразие его мировоззрения. Традиционный фольклор насыщен глубокой семантикой, которая проявляется в каждом образе, в каждом мотиве. Однако уже в позднейшем фольклоре - конца прошлого века - заметны тенденции к убыванию смысла и возрастанию чисто декоративного начала. Итогом этих процессов становится превалирование «жизнеподобности» изображения над обобщенностью, свойственной более символичным образам, а также несвойственная прежде фольклору чистая повествовательность. Так, фигура женщины в традиционном фольклоре - символ порождающего начала, всадник - это древний солярный символ, а дерево - Древо жизни. Образы, передающие эту глубокую семантику, отличаются обобщенностью, монументальностью, лаконичностью. Однако постепенно они все более приближаются к реальной повседневной жизни, в них возрастает количество деталей, декоративных элементов. И, наконец, в наиболее поздних образцах народного творчества, а также в городской и мещанской культуре эти три символа компонуются в бытовую сценку - встреча всадника и девушки, очень популярная, особенно на рубеже веков «Встреча у колодца». При этом персонажи, теряя глубинную символику, начинают воплощать некие идеальные представления о романтических отношениях, идиллии на фоне природы, а также распространенные представления о «красавцах» и «красавицах» - таким опосредованным образом воплощаются теперь мужское и женское начала.

Повествовательность, свойственная таким образцам промежуточной культуры, позволяет ей выполнять функцию репрезентации не только эстетических, но и этических норм и идеалов носителей этой культуры.

Те же качества свойственны промежуточной культуре и сегодня. Так, в портретах, написанных арбатскими художни-

ками, очевидно приукрашивание моделей. Но таким образом персонажи приближаются к тому типу красоты, который наиболее ценят они сами и их знакомые.

Заметим, что портреты уличных художников - яркое проявление еще одной функции промежуточной культуры: они повышают культурный статус их владельца в его социальной среде, приближая его в глазах окружения к «значимым другим» - культурной элите, ценящей индивидуальность.

6.3. Стандартнее и индивидуальное в сфере предметной среды

Произведения современной «промежуточной» культуры, и в частности «рыночного» творчества, эксперты-искусствоведы считают недостойными своего просвещенного внимания. А вот среди самых широких социальных слоев они находят и любовь, и понимание. Можно сказать, что такие произведения создаются и функционируют в единой социокультурной среде, компонентами которой являются и зритель, и художник. И только в рамках этой среды произведения промежуточной культуры воспринимаются адекватно. За ее пределами им и их авторам навязываются стандарты обычно «высокой» профессиональной культуры. Картина должна быть безупречна технологически и концептуально, а художник обязан воплощать некую сверхидею, быть самостоятельной творческой индивидуальностью и проявлять ее в каждой своей работе.

Действительно, этим замечательным законам элитарной культуры мы обязаны и существованием гениев и шедевров, и в принципе всей историей искусства. Однако эти законы не только приняты, но и просто известны в довольно узкой среде профессионалов и знатоков. Очевидно, что они неприменимы, скажем, в аутентичном фольклоре. Нет ничего удивительного в том, что и промежуточная культура также ориентируется на собственные правила и законы. Как мы уже показали, сугубо личное высказывание, столь ценное для профессионального искусства, здесь не практикуется. Ценность всякого произведения в промежуточной культуре - в том, чтобы понравиться, найти отклик у возможно большего количества зрителей. Но, в отличие от профессиональной массовой культуры, при этом вкусы публики специально не исследуются. Взаимопонимание достигается за счет того, что в промежуточной культуре, как и в

фольклоре (недаром эту сферу именуют и «пост-фольклором»), автор принадлежит к той же социокультурной группе, что и его зритель. Но, в отличие от аутентичного фольклора, произведения промежуточной культуры вовсе не обязательно основаны на традициях, почти никогда не оттачиваются долгими годами существования промысла и «коллективной цензурой».

Говоря о едином социокультурном поле, о взаимопонимании художника и зрителя в каждом из культурных слоев, мы имеем в виду не только общепринятость в рамках данного слоя культурных стереотипов, норм и ценностей, но и мотивацион-ное взаимопонимание участников социального взаимодействия.

В самом деле, мы уже поняли, что произведения промежуточной культуры потому и покупаются, что нравятся публике, то есть отвечают ее представлениям о красивом, модном, актуальном, хорошем, правильном, престижном. Но их авторы не всегда разделяют вкусы своих покупателей. Да, по опросу Российского института культурологии они в большинстве своем к числу любимых относят художников русской реалистической школы, модерна, ложнорусского стиля, современных академиков; реже - русского авангарда (прежде всего Малевича как наиболее громкого), а из зарубежных - только Дали и импрессионистов, то есть фактически перечисляют те направления в искусстве, которые отражаются в их собственных работах. Но иногда в ответах звучат имена современных художников с довольно сложными языком и образной системой, чьи произведения, явно принадлежа к современному элитарному искусству, еще не стереотипизированы и не адаптированы к вкусам широких масс. Авторы таких ответов и собственные свои работы рассматривают с точки зрения искусствоведов - «знают им цену». Эксперты, принявшие участие в опросе, отмечают, что на рынок нередко выходят художники, завоевавшие себе имя и в профессиональном искусстве. Но создавая работы на продажу, они как бы не применяют к ним критерии «высокого» искусства.

Таким образом, даже в рамках промежуточной культуры собственные культурные нормы и стереотипы не обязательно одинаковы у художника и его покупателя. И здесь особенную важность приобретает мотивационное взаимопонимание, конечно, совсем не обязательно осознанное, но всегда имплицитно присутствующее. И автор, и покупатель, в сущности, понимают, что картина или изделие не музейного уровня - иначе они и были бы в музее. Но картинная галерея, экспозиция -

это места, куда мы ходим специально, с определенным настроем, вдумываемся в то, что открывается нашему глазу. А для интерьера нужна картина или вещь, в которую не надо специально всматриваться, к которой не надо привыкать. Она должна быть легко читаема, для этого требуется привычность ее стилистики и сюжета. Кроме того, произведение должно являться как бы репрезентантом «профессионального» искусства. И уже в этих целях требуется явная, демонстративная «уникальность» произведения, что удостоверяется его «ручным», а не машинным происхождением. При этом автор твердо знает, а покупатель или видит, или понимает, что аналогичных работ множество и у самого художника, и на рынке вообще. Иногда зрители даже отчетливо проявляют это знание: «Мне такой же букет, но ромашек побольше», «Хочу такой же натюрморт, как у соседки». Особенно ясно эта декларативность ручного труда (а не уникальности) проявляется в сфере декоративно-прикладного искусства - таковы все рыночные расписные шкатулки, матрешки, кухонные доски и т.п. Отсюда и специфика посредников на этом рынке. Так, галерист может, увидев одно полотно, по его мнению, достаточно покупаемое, заказать автору еще 5 таких же. Расписные же шкатулки заказываются достаточно крупными партиями. При этом, скажем, одна сотня шкатулок расписывается одним сюжетом, вторая

- другим. Внутри каждой сотни они практически идентичны. Но на прилавок выставляются по одной от каждого сюжета, и тогда они выглядят и подаются как «уникальные». И действительно, покупатель, если он не коллекционер и не знаток, становится обладателем одной - двух разных шкатулок, служащих для украшения интерьера, введения в него чего-то без сомнения «рукотворного». В этом их качестве оказывается совершенно неважным и незначительным тот факт, что где-то есть еще 99 таких же изделий.

Возвращаясь к теме мотивационного взаимопонимания в среде авторов и зрителей промежуточной культуры, можем теперь сказать, что оба участника контакта на самом деле не претендуют на решение задач, свойственных элитарной культуре: уникальность изделия, создание художником собственного языка и образной системы, внесение инноваций в культуру и искусство. Цель произведения промежуточной культуры

- как бы представление, репрезентация актуальных в данной среде эстетических стереотипов. Эта цель очевидна для обеих взаимодействующих сторон, хотя и вряд ли осознана. Поэто-

му и художник, и зритель спокойно относятся к применению шаблонов, тиражированию приемов, сюжетов и целых работ, к заимствованию, прямому и косвенному цитированию, копированию. Ведь все это - способы отсылки к нормативному культурному образцу, эстетическому стереотипу. А это как раз и требуется от произведения промежуточной культуры.

Но почему же тогда не обойтись типографскими репродукциями или промышленно изготовленными изделиями? Зачем от произведения требуется та демонстративная «рукот-ворность», о которой мы говорили выше?

С одной стороны, произведения промежуточной культуры, как мы уже говорили, призваны исполнять роль «высокого» искусства в быту, показывать приобщенность или хотя бы знакомство их обладателя с «элитарной» культурой. Предметы же промышленного производства прежде всего утилитарны, а в качестве знаков говорят только о достатке и в меньшей мере о вкусах их обладателя. Ни к каким другим культурным пластам они не отсылают.

Но есть и еще одна, более глубокая причина. Мы уже показывали, что промежуточная культура способна воспринимать от других культурных пластов не только их элементы, но и их сущностные черты. Это же свойственно и народной культуре в целом. Ориентируясь на «высокую», «элитарную» культуру, культура промежуточная восприняла и ценность индивидуальности в искусстве. Предпосылки к «престижности» уникальности есть и в самой народной культуре. Так, заказные изделия промыслов должны были превосходить качеством и роскошью декора более массовую продукцию и при этом по возможности отличаться от существующих аналогов. Однако яркая авторская индивидуальность всегда поднимает какие-то острые вопросы, связана с философией искусства и вообще требует усилий по адекватному пониманию, что отнюдь не актуально в повседневном быту. С другой стороны, еще не стереотипизиро-ванные новации, требующие специального прочтения, и прочитываться могут по-разному. Общее отношение к ним еще не выработано или неоднозначно. Другими словами, для широких масс они еще не являются культурными эталонами. Поэтому и отсылка к ним, и их репрезентация в этой среде бессмысленны.

Эти примеры позволяют нам выделить еще некоторые функции промежуточной культуры. Мы уже сказали, что она отражает и воплощает идеалы породившего ее сословия - в на-

шем случае среднего класса. Тем самым она отчасти способствует и консолидации этой группы населения. Но эта ее функция работает в рамках социальной общности. Если рассматривать функции промежуточной культуры в масштабах культуры в целом, то нужно отметить следующее. Отвечая запросам среднего класса, «третья» культура ретранслирует образцы и даже ценности и смыслы «элитарной» культуры, адаптируя их к запросам своей социальной среды. Одновременно сама промежуточная культура, представляя такие адаптированные образцы и их трансформированную символику, отличную от тех смыслов, которыми наделяет свои образы элитарная культура или аутентичный фольклор, вводит в культурный оборот новые образы. К ним охотно прибегали, например, такие художественные группировки, как «Ослиный хвост», «Бубновый валет», в литературе - А. Блок, М. Кузмин, В. Маяковский. Стилистика и сам тип сознания «представителя массы» легли в основу творчества М. Зощенко, а позднее - Л. Петрушевской, Т. Киби-рова, Д. Пригова и многих других остро современных авторов.

6.4. Промежуточная культура исмежныеобпасти культуры

Итак, промежуточная культура заполняет пробел между высоким профессиональным искусством и аутентичным фольклором, а позже и массовой культурой. Попробуем проследить, какие именно элементы этих смежных областей входят в промежуточную культуру и как они в ней преломляются.

Следует сразу по возможности развести такие два канала вхождения инновации в творчество, как инокультурные заимствования - во-первых, и естественное воспроизведение меняющегося мира - во-вторых. Разумеется, авторы, существуя и создавая свои произведения в рамках обыденной культуры, реагируют на изменения в окружающей их реальности. Так в прошлом веке в декоре городецких донец появляются дамы в платьях с пышными кринолинами. К числу героев народной песни к абстрактному солдату добавляется сначала «атаман Платов», а потом и вся иерархия армейских чинов: сержант, майор, генерал. Новая лексика проникает и в сказы. Возникает фигура Наполеона, реалии городской, обычно столичной жизни: дома в несколько этажей, быстрые экипажи и т.п.

Однако эти реалии еще не стали привычкой, частью жизни самих носителей промежуточной культуры, а потому носят

отпечаток отчасти некоего волшебства, необычности и престижности. Так, в народной песне реальные явления городской культуры теряют практический смысл, но задействуются как эпитеты: «У ней тело бумажное, косточки лебединые» Или: «Которого цвету надобно тебе, голубого или алого? Голубой-то цвет алее завсегда». В зарождающемся городском романсе непонятные слова заменяются не более понятными, но красивыми и явно господского языка: «Посмотри, над рекой Вьется мрамер морской». Очевидно, что и «бумажное тело», и «морской мрамер» подчеркивают небывалую ранее красоту воспеваемого объекта. Одновременно такие нововведения могут и вызывать усмешку своей помпезностью. Так в городецких донцах, например, вышучиваются дамы в непомерных кринолинах.

Такое же двойственное чувство вызывают сегодня приметы «новой элиты». Надрывные песни типа «Братва, не стреляйте друг в друга» или «Я куплю тебе новую жизнь» имеют успех именно потому, что, слушая их, человек как бы приобщается к ценностям нынешнего «высшего слоя». Но таким же успехом пользуется и переделка известной песни «Там, вдали, за рекой...» - «Там, вдали, за метро...», пародирующая ситуацию «крутых разборок» и в целом «блатного романса». Во вполне солидных магазинах огромным спросом пользуются подделки под мобильные телефоны. Особо дорогие модели позволяют даже имитировать входящий звонок. Так рынок откликается на жажду повысить свой социальный статус с помощью подделки. И одновременно шутливым подарком становятся забавные, подчеркнуто фиктивные гжельские и палехские имитации мобильных телефонов. Особенно заметно ироническое отношение к нынешним социальным «верхам» во множестве анекдотов о «новых русских».

Очевидно, однако, что все инновации, принятые народной культурой, не только оказывались в новом контексте, но нередко и сами перетолковывались в соответствии со вкусами и представлениями своего нового окружения. Особенно это заметно в области художественной культуры. Здесь заимствования и более активны (поскольку для своего воплощения не требуют ни денег, ни изменения образа жизни - достаточно просто увидеть образец), и отслеживаются лучше, чем изменения образа жизни, поведения, технологии жизнеобеспечения и т.п.

Так, легко заметить, что крепостные живописцы XVIII века, воспроизводя жанр и образный язык тогдашнего академического искусства, оказываются, конечно, менее умелыми и более как бы

простодушными. Прежде всего, это сказывается в более прямолинейной трактовке образа модели. В прописывании фонов и аксессуаров тонкие нюансы и сложные аналогии прочитываются и воспроизводятся крепостными мастерами как откровенные аллегории.

Отметим, что нынешние портреты, написанные в переходах или по фотографии, также психологически и символически уплощены, а технологически - стандартны. Их основная ценность - в приукрашенности модели, то есть в приведении персонажа в соответствие с господствующими вкусами, а также в самом престижном факте обладания собственным портретом.

Важно отметить, что в промежуточной культуре практически не бывает недоразумений в трактовке произведения между автором и заказчиком (покупателем). Дело в том, что работы авторов-промежуточников, так же, как крестьянских мастеров, в отличие от профессиональной культуры, создаются и функционируют примерно в одной социальной среде. Автор, в сущности, выступает как член социальной общности, способный более-менее адекватно выразить в своей работе то, чего ждет от искусства вся его социальная группа. Эта «легкочитаемость» является одним из важнейших элементов системы художественных средств промежуточной культуры. «Безличные мотивы, являющиеся проекцией в художественную сферу «житейской мудрости» и других штампов обыденного сознания, родовых понятий и эмоций социума постигаемы каждым как бы без участия сознания и воли, словно они даны ему априорно»⁹⁹.

Фольклор также не знаком с проблемой индивидуальности автора и даже вещи. Важно отметить, что эта проблема действительно было не актуальна.

Во-первых, вещь ценилась не столько новизной, сколько соответствием ожиданиям: она должны была нести все традиционные смыслы, ради которых была создана (сакральные, утилитарные, мемориальные и т.п.), и передавать их как можно полнее.

Во-вторых, индивидуальность отдельного произведения также была ценна не своей неповторимостью, а все тем же соответствиям ожиданиям. Изделие возникало в ответ на некую обычную, стереотипную потребность. Так, сарафан расшивался не по личной прихоти, а потому, что «все знали, как надлежит одеться в том или ином случае»¹⁰⁰. Именно так и складывается локальная фольклорная культура: из общих потребностей и различных вариаций их воплощений. Промежуточная культура тщательно пытается воспроизвести генерализованные черты отдельных промыслов. Но то, что она воспроизво-

дит - это и есть инвариант, который «может существовать только за счет варьирования»¹⁰¹.

В фольклорной текстологии считается, что абсолютное совпадение двух записей ставит одну из них под сомнение. (В постфольклоре ситуация мало изменилась (ср. пример с шестью вариантами песни «Маруся отравилась», гл. 5). То же касается одежды, жилища, предметов обихода и т. п. Традиционная культура не означала буквального «сходства воспроизводившихся социальных институтов, вещей, фольклорных текстов, обрядов, мелодий и т.д. Это была живая игра возможностей реализации одного и того же типа (стереотипа)»¹⁰².

В традиционной культуре новации могли вноситься случайно - и тогда не выживали, или они способствовали адаптации культурного продукта к меняющимся ожиданиям - и тогда они, пройдя слой коллективной цензуры, оставались в культуре как один из возможных вариантов решения некой общей проблемы. Что это была за проблема?

Как известно, характерная черта народной культуры -повышенная семиотичность предметов, соединение в одной вещи утилитарного и сакрального значений. В изготовлении изделия имело значение все: не только сам материал, скажем, дерево, но и его сорт, и место, где это дерево росло, и время его вырубки - утро или вечер, зима или весна. Форма изделия должна была соответствовать его утилитарным функциям -но ведь и у этих функций, скажем, столового прибора, были свои сакральные значения. Соль, хлеб, вода - все это было необыкновенно семантически насыщенно и требовало к себе уважения (подробнее об этом - см. гл. 3).

Нам здесь важно повторить приведенную исследователем цитату о том, что «вещь наряду с языком, мифом, обрядом, социальными институциями входила в общую семиотическую структуру значений, благодаря чему становились возможными «цепочки соответствий самых различных конфигураций, например: предмет утвари - часть человеческого тела - элемент ландшафта - единица социальной структуры - время года и т.д.».

Таким образом, каждая вещь, равно как и каждая песня, и каждое действие были элементом сложной универсальной системы, с помощью которой человек непротиворечиво встраивался в окружающий мир, ориентировался в нем и взаимодействовал со своим природным и социальным окружением.

В этой связи проблемы индивидуальности и автора, и вещи теряют всякую актуальность. Культура выработала свои стереотипные механизмы защиты от внешних сил, от «чужого»: обряды, ритуалы, символы. Каждая конкретная вещь была вари-

антом такого стереотипа, но принадлежала уже только владельцу и защищала только его и его близких.

Таким образом, изделие создавалось, с одной стороны, как вариант общего культурного стереотипа. А с другой стороны -как репрезентант целой категории явлений, добрых или злых. Создавая прототип «идеального» предмета, да еще столь тесно связанного символическими нитями со всеми сторонами реальной жизни, человек как бы получал возможность регулировать или хотя предвидеть возможность действий внешних сил.

Ту же проблему решает и промежуточная культура, но по-своему и в новых условиях. Изделия этого пласта культуры по-прежнему служат медиатором между человеком и его окружением. Но в этих новых условиях важность непротиворечивых связей с природным окружением сходит на нет. Напоминанием о ней служит пейзажная живопись непрофессиональных авторов. Пруды с лебедями исподволь напоминают, что природа освоена человеком и больше ничем особенным ему не грозит. Бурные ландшафты и романтические руины делают тихую гостиную еще более уютной.

Гораздо важнее - связь с социальным окружением. Поэтому произведения промежуточной культуры служат медиатором в основном в отношениях с социумом, а не с природой. Впрочем, они выполняют почти ту же роль, что и произведения традиционного фольклора: помогают встроиться в существующую социальную ткань.

Живописные и графические произведения промежуточной культуры сами по себе говорят о статусе и вкусах и владельца. Кроме того, в них отражаются его идеалы - и личные, и как члена группы. Одна из основных функций промежуточной культуры - то, что ее произведения моделируют некие принятые в данном обществе поведенческие паттерны, типы отношений.

Здесь также сохраняется такое свойство промежуточной культуры, как повышенная эмоциональная насыщенность. Конечно, столь прекрасных дам, как на рыночных картинах или в рекламе, мы на улице не увидим. Такие страсти, как в песнях «Маруся отравилась» или «Они любили друг друга с детства», в обычной жизни особо не встречаются. А дворовые песни о ковбоях и пилотах, американских «Фантомах» скучную реальную действительность просто игнорируют. Однако это не просто героизация скучного быта. В них отражаются модели поведения в экстремальных ситуациях и, соответственно, четче и определеннее, чем в обыденной жизни, проявляются нормы и ценности, принятые в данном общественном слое.

И здесь промежуточная культура функционально сближается с массовой. Исследователи неоднократно отмечали, что массовая культура воплощает массовые же идеалы и стереотипы поведения и одновременно исподволь транслирует принятые в данной национальной культуре нормы и ценности, образцы жизненных ситуаций и способов их разрешения.

В промежуточной культуре жанр выполняет особые функции, свойственные ему в культуре массовой. Это своего рода коммуникативная структура с определенным набором заведомо известных образов, смыслов и связей между ними. Выбирается именно этот способ, этот ключ инерпретации, этот нарративный стиль. Конкретная работа оказывается только частным случаем проявления и применения определенной схемы чтения. (Конечно, каждый такой стиль должен соответствовать культурной компетентности каждой конкретной группы зрителей.) Поэтому, в отличие от элитарной культуры, здесь не практикуется ситуация, когда один культурный текст предполагает множество прочтений - наоборот, множество текстов задаются одним способом прочтения. С другой стороны, однозначностью своего прочтения промежуточная культура отличается и от фольклора, но в другом аспекте, а именно - снижением символической нагрузки. Здесь уже нет той многозначности образа, о которой мы говорили выше, когда самый обиходный предмет ассоциировался с отдельными элементами всего миропорядка. Промежуточная культура не требует для себя собственной столь сложной и стройной семиотической системы.

Итак, и промежуточная, и массовая культура с удовольствием заимствуют образцы (язык, технологии, стиль и т.п.) из высокой профессиональной культуры. Как и фольклор, оба эти пласта культуры служат посредником между личностью и его окружением, но, в отличие от первого, только социальным. Поэтому в них, как и в фольклоре, индивидуальность выступает только как частный случай решения одной общей задачи: установления связей с окружением (в данном случае - обществом), трансляции его норм и ценностей.

Разница между промежуточной и массовой культурой значительна, хотя они и тяготеют друг к другу. Масштаб распространения произведений массовой культуры качественно больше, чем промежуточной. Массовая культура создается профессионалами для неискушенной публики, в промежуточной культуре автор и зритель более социально близки.

В «элитарном» искусстве или по крайней мере в отдельных позднейших его течениях индивидуальность - одно из

основных мерил ценности и даже, по существу, критерий отнесения произведения собственно к искусству. И эта, сущностная характеристика элитарного искусства, также заимствуется промежуточной культурой. В основном воспроизводится ее внешний, формальный результат - так возникают многочисленные виды нефигуративной живописи, работы «в стиле» Малевича, соц-арта и т.п. Более тонкий уровень заимствования - претензия на авторскую индивидуальность. Нередко она выражается в эпатажности, любительской претенциозности.

В полной мере авторская индивидуальность проявляется в особом пласте промежуточной культуры - наивном искусстве. Здесь мера личностного видения настолько высока, что такие работы можно рассматривать с позиций элитарного искусства. Лучшие произведения наивного искусства действительно украшают самые престижные залы наряду с работами признанных мастеров-профессионалов.

Однако наивное искусство - действительно особое явление и в рамках промежуточной, и в рамках высокой культуры. Осо-бость его - в особости, специфичности типа индивидуальности автора. Наивный художник не выращивает уникальность своего художественного языка, своей творческой личности над обыденностью, а как бы раскапывает ее под слоями повседневной жизни. Для складывания своей стилистики наивный художник не пользуется обычным инструментарием профессионалов: академические штудии, чтение специальной литературы, занятия историей искусств, беседы с коллегами и экспертами. Все это если и приходит к нему, то поздно. Произведение наивного искусства - это выплеск сильной эмоции, глубокого чувства или мощной мировоззренческой позиции, силой искренности пробившиеся сквозь напластования повседневности. Поэтому для своего адекватного прочтения наивные работы требуют от зрителя такого же обращения к архетипам, то есть специальных усилий для понимания того, что свойственно элитарному искусству.

6.5. Промежуточная культура и механизмы трансмиссии купьтурногоопыта

Промежуточная культура, не будучи ни традиционным фольклором, ни элитарным искусством, ни даже массовой культурой, редко признается специалистами-искусствоведами, но с удовольствием принимается достаточно широкими массами людей. (Это не касается такого феномена, как наивное ис-

кусство). Действительно, у произведений такого творчества есть своя публика, не только предпочитающая их образцам типологически чистых соседних областей, но нередко и принимающая их за собственно фольклор или за собственно искусство. Дело в том, что здесь художник и зритель, по сути, принадлежат к одному социокультурному слою. Поэтому их восприятие различных культурных течений и традиций, способ их вживления в современную культуру и сосуществования с ней схожи между собой, но отличаются от позиций специалистов.

Произведения, создаваемые в рамках «промежуточной» культуры и бытующие в самой широкой среде, интересны именно потому, что они отражают, иллюстрируют и объективируют нормы и ценности, не находящие своего адекватного отражения в других областях культуры и распространенные в самых широких слоях населения, к которым и относятся и его авторы, и его публика. Ведь при покупке работы важно совпадение ее с неким этическим и эстетическим идеалом, с проблематикой, актуальной для покупателя как члена публики. По сути, те же взгляды, те же принципы сосуществования различных культурных моделей проявляются и в языке, и в костюме, и в поведенческих стереотипах.

Характерное для промежуточной культуры соположение разных культурных практик и возникновение на этой весьма эклектичной базе собственной специфики ярко проявляется и в тех методах, какими авторы-промежуточники осваивают свое ремесло. Здесь, конечно, задействованы и классические формы («от мастера к ученику», в том числе и внутри семьи), а также более поздние - обучение на курсах, с помощью специальной литературы. Но на вооружение с легкостью берутся и навыки и технологии, о которых художник или мастер узнает, нередко случайно, из публикаций в прессе, телевизионных сюжетов и других средств массовой информации.

Неудивительно, что столь разные способы получения даже базовой информации имеют и своеобразное продолжение. Понятно, что многие авторы-промежуточники воспринимают образные средства и соответствующие им технологии в совокупности, как нечто цельное - этот «классический подход», столь свойственный фольклору, особенно характерен при передаче навыков непосредственно от мастера к ученику. Но весьма распространено и другое отношение к ремеслу: когда художественный результат и навыки, которые требуются для его получения, воспринимаются раздельно. При этом одни мастера ориентированы на достижение (или, по крайней мере, имитацию) художественного результата, а другие - на освое-

ние (или имитацию) технологий. Скажем, многие наивные художники начинали с того, что пытались писать акварелью по маслу или маслом - на негрунтованном холсте: главным для них было создание произведения, а для этого, на их взгляд, можно было обойтись и подручными средствами. И только явное несоответствие реального результата и задуманного побуждает такого мастера обратить внимание на необходимость овладения специальными навыками и приемами. С другой стороны, нередко сама технология становится побудительным мотивом к творчеству. Здесь могут оказаться привлекательными легкость и доступность новых навыков (таково, например, модное лет 10 назад изготовление фигурок из соленого теста: чтобы попробовать себя в творчестве, достаточно просто прослышать об этом способе, даже не видя результата).

В фольклоре, как и в профессиональном искусстве, овладение необходимыми навыками работы является не только необходимой базой художественного творчества, но и само диктует декоративные и стилевые требования к изделию, определяет ожидания результата. В фольклоре стилистика промысла и его технология воспринимаются, передаются и воспроизводятся как целокупное единство. В профессиональном искусстве автор может выбрать разные виды искусства -например, живопись или графику, разные материалы - камень, глину или дерево, в зависимости от того, какого результата он хочет добиться. Здесь выбор технологии подчинен конечному художественному результату, но они по-прежнему идут рука об руку. Промежуточная же культура «разводит» образный язык, стиль - с одной стороны, и способ его воплощения - с другой. Тонконогие кони с северодвинских прялок могут оказаться на вышивке, прозрачный колорит росписи по фарфору - на деревянной доске. Сочетание декоративного мотива и техники его создания не целостны, поскольку продиктованы не целостной традицией, как в фольклоре, и не представлением целостного результата, как в профессиональном искусстве, а двумя соображениями: выбор декора -личным вкусом, а выбор технологии - личными возможностями.

6.6. Промежуточная культура постсоветской России конец 1980-конец 1990-х годов

Бурные изменения, начавшиеся тогда еще в СССР с середины 1980-х гг., к концу 1980-х отчетливо проявились и в сфе-

ре промежуточной культуры. В сущности, именно тогда этот пласт культуры выплеснулся за границы индивидуального хобби и стал системообразующим. С одной стороны, в условиях перелома общественного сознания промежуточная культура стала основным средством самооопределения и высказывания собственной позиции по самым животрепещущим вопросам прошлого и настоящего. С другой стороны, зарубежная профессиональная массовая культура еще не заполонила рынок, а отечественная только начинала освобождаться от идеологичнос-ти. Российские творцы масскультуры сами еще учились реагировать на актуальные потребности народа и в этом смысле немногим отличались от обычных любителей. В такой ситуации промежуточная культура выполняла функции профессиональной массовой и содержательно (фиксация и воплощение в зримой форме этических и эстетических норм, ценностей и установок значительных групп населения), и даже формально: афиши и вывески, календари и постеры нередко создавались людьми, не имеющими специального образования: вывески -самими же продавцами, календари - фотографами-любителями, а в роли моделей выступали чьи-то знакомые. Необходимо добавить и еще одну составляющую промежуточной культуры той поры. Смена имиджа страны привлекла огромное внимание иностранных туристов к культуре России, в том числе и к ее историческим формам. С другой стороны, и в самом обществе возникла потребность переосмысления отечественной истории. В ответ на эти общественные потребности в промежуточной культуре бурно расцвели всякого рода воспроизведения, имитации, «продолжения и развития» искусства народных промыслов, прежде всего хорошо узнаваемых: Хохломы, Палеха и т.п. Причем образцы этого искусства как вторили классическим примерам (например, роспись на досках в духе северодвинской), так и «осваивали» отечественную историю (галереи портретов на пасхальных яйцах: от правившей династии до череды генеральных секретарей) и современность (матрешки с изображением героев мультфильмов).

Такую активность непрофессионального художественного рынка подкрепляла и экономическая ситуация в стране. С одной стороны, покупательная способность населения была еще настолько высока, что даже пенсионеры могли без особого ущерба для своего бюджета купить дешевый сувенир для себя или в подарок. С другой стороны, значительные массы трудоспособного населения уже вынуждены были искать прирабо-

ток. А многие, наиболее динамичные, готовы были, как и призывала пропаганда, открывать собственное дело. В условиях массового платежеспособного спроса и изготовление, и перепродажа произведений промежуточной культуры могла приносить весьма высокий доход. Поэтому к концу 1980-х гг. во многих крупных городах России, прежде всего в туристических центрах, расцвело множество и уличных вернисажей, и галерей, и художественных салонов, где было представлено все многообразие изобразительного и декоративно-прикладного «промежуточничества». Однако уже тогда было ясно (и мы об этом писали), что из всего этого массива промежуточной культуры предстоит выделиться двум основным направлениям: профессиональному - и любительскому. А в значительной своей части промежуточная культура будет вытеснена профессиональной массовой. Этот естественный процесс эволюции был ускорен и экономическими изменениями в стране.

К середине 1990-х гг. ситуация в промежуточной культуре в целом устоялась. Потребность в личном высказывании, породившая волну живописных работ на темы дореволюционной, сталинской эпохи и более актуальные - от землетрясения в Армении до событий 1991 и 1993 гг., снизилась. С одной стороны, эти темы перестали вызывать столь бурные эмоции, с другой, новые остро актуальные события стали обсуждаться на уровне профессиональной массовой культуры: можно было уже не самому формулировать позицию, а выбирать из множества уже предложенных. Русофилия вышла из моды. Множество «интерьерных» образцов промежуточной культуры -расписные зеркала с изображением полуобнаженных красоток, резные журнальные столики - практически исчезли, замененные работами профессионалов. В целом активно развивающаяся профессиональная (в том числе и массовая) культура радикально изменила положение культуры промежуточной. Еще в конце 1980-х гг. промежуточная культура удовлетворяла практически любые потребности масс, от утилитарных до эстетических. Теперь же профессиональная культура «завысила планку»: профессиональная реклама объективно лучше доморощенной, а турецкий коврик более престижен, чем плетенный из лоскутков. Промежуточной культуре в удел остались сувенирное производство, удовлетворение снижающихся потребностей в ностальгических воспоминаниях да воспроизведение наиболее актуальных образцов все той же профессио-

нальной массовой культуры. Это последнее (воспроизведение массовой культуры) существует в двух вариантах: иронически-сувенирное (персонажи МТВ, такие, как Бивис и Батхед, на матрешках) и «по бедности» - когда нет материальной возможности купить «настоящее». Массовая культура своим профессионализмом и сознательным расчетом на потребности покупателей заполонила едва ли не все возможные ниши. Как кукла Барби вытеснила домодельную игрушку, так теперь классический образчик «альбомной культуры» - девичьи альбомы с анкетами и стихами - вытесняется профессионально выполненными «дневниками для девочек» под названием «Мои секреты» с куклой Барби на обложке, где те же девичьи анкеты воспроизведены типографским способом, осталось их только заполнить. Сувенирное же производство также профессионализировалось, как за счет привлечения людей со специальным образованием, так и за счет самого опыта работы. Большинство объектов, которые можно отнести к сфере промежуточной культуры, сейчас создается в порядке замещения произведений профессиональной культуры, приобрести которые невозможно по причинам сугубо материального порядка. В сущности, так было и прежде, но раньше промежуточная культура замещала собой профессиональную культуру, а теперь - профессиональную массовую. И, разумеется, сохранилось любительство. Однако теперь оно относится прежде всего к числу личных увлечений и вряд ли оказывает влияние на общекультурную ситуацию.

Выводы

Промежуточная культура возникла, чтобы заполнить расширяющийся провал между «ученой» профессиональной, элитарной культурой и фольклором. Способом заполнения этого культурного вакуума стало совмещение элементов различных культурных пластов и комплексов. Другими словами, промежуточная культура - это такая культурная сфера, которая наиболее активно взаимодействует с соседними культурными пластами - фольклором, массовой культурой, «высоким» искусством, - оставаясь при этом в восприятии их на позициях все же обыденной культуры.

Эта сфера культуры действительно находится в промежутке - и между тремя вышеперечисленными пластами профессиональной (в том или ином смысле) культуры, и между специализированным (профессиональная культура), с одной сто-

роны, и обыденным (восприятие произведений искусства) - с другой, уровнями культуры.

Таким образом, промежуточная культура оказалась посредником при диалоге отстоящих друг от друга социокультурных слоев. Одновременно она же стала языком, на котором возникающие сословия, культурные общности и группы заявляли о себе и формулировали собственную социальную и культурную идентичность.

Промежуточная культура отражает существующие нормы и ценности, идеалы и стереотипы современной народной культуры, а также степень усвоения и формы восприятия ею иных пластов культуры и иных субкультур. Именно этот культурный пласт, будучи слоем наиболее активных контактов современной народной культуры с другими областями культуры и других субкультур, отбирает наиболее интересное и значительное (с точки зрения народной культуры), стереотипизирует и обобщает полученный материал и представляет его публике в удобочитаемой и удобопонятной форме. Она как бы картографирует современный культурный ландшафт таким образом, что каждый может найти и свое место, и соседей, и совсем неизвестные края, помогая таким образом без особых усилий сориентироваться в нынешней культурной многослойности и разнообразии.

В таком генерализованном виде и отдельные элементы, и сущностные черты различных субкультур поддаются не только прочтению, но и «применению». Каждый может примерить их на себя, а затем или отказаться от них, или войти в них глубже (если они предоставляют такую возможность), или тем или иным способом по своему усмотрению совместить их с элементами или сущностными чертами своей собственной или любой другой известной ему культуры (культур).

Поиск по сайту: