Де Сад Маркиз 1 страница

Маркиз де Сад

Философия в будуаре

ПРЕДУВЕДОМЛЕНИЕ

Первое издание "Философии в будуаре" вышло в 1795 году в двух томах малого формата. Оно было выпущено в свет анонимно, но сообщалось, что это "Посмертное произведение автора "Жюстины". Местом издания назван Lon-dres, aux dОpens de la Compagnie. Кроме того, книга имела аллегорический фронтиспис и четыре эротические гравюры, которые воспроизводятся в настоящем издании.

Роману был предпослан эпиграф: "Матери накажут своим дочерям читать эту книгу".

Во втором издании, вышедшем в 1805 году, появился подзаголовок "...или безнравственные учителя". Любопытно также, что эпиграф был изменён на:

"Матери запретят своим дочерям читать эту книгу". В то время маркиз де Сад сидел в доме для умалишённых Шарантон, и, по мнению литературоведов, вряд ли эти изменения были делом его рук.

В Философию в будуаре де Сад включил эссе "Французы, ещё одно усилие, если вы желаете стать республиканцами", которое читает вслух один из героев. Это эссе заметно приостанавливает течение событий в романе, но в нём с особенной силой высказываются радикальные убеждения де Сада. Примечательно, что во время Французской революции 1848 года это эссе широко распространялось отдельной брошюрой и пользовалось большим влиянием как патриотическое и революционное произведение.

Перевод осуществлён по английскому изданию: The Marquis de Sade. The complete Justine, Philosophy in the Bedroom and other writings, Grove Press, Inc., New York, 1966 и по французскому изданию: Marquis de Sade. La Philosophie dans le boudoir, UGE, Paris, 1976.

* * *

В 1991 году Иван Карабутенко, роман которого "Я-Он и Она" вышел в издательстве М.I.Р., предложил мне опубликовать его перевод "Философии в будуаре" Маркиза де Сада. Я с радостью согласился. Однако, когда я стал читать присланный из Москвы перевод, у меня возникли серьёзные возражения относительно его лексики, стиля и произвольных сокращений текста. В связи с этим, я вынужден был заново перевести большую часть романа с издания "Философии в будуаре" на английском языке французского языка я, увы, не знаю.

В 1992 году в издательстве М.I.Р. вышел роман, где переводчиками были указаны я и Карабутенко. Позже, в том же году в Москве вышел перевод Карабутенко, который я ранее отверг.

Подготавливая новое издание "Философии в будуаре", я заменил все куски из перевода Карабутенко, которые были использованы в перевом издании как приемлемые. Я заново перевёл их, используя английское издание романа и перевод Карабутенко как подстрочник.

* * *

Приношу глубокую благодарность Ивану Карабутенко и всем, кто помогал мне в подготовке этого издания.

Михаил Армалинский, Миннеаполис, 1993

Маркиз де Сад

Философия в будуаре

Полный русский перевод Михаила Армалинского

РАЗВРАТНИКАМ

Сластолюбцы всех возрастов и любого пола, вам одним предлагаю я этот труд:

проникнитесь принципами, в нём изложенными, ибо они поощряют ваши страсти, коими вас пытаются устрашить холодные и плоские моралисты, тогда как страсти эти - лишь орудия Природы, с помощью которых она направляет человека по нужному ей пути. Внимайте только этим восторженным порывам, ибо только они принесут вам счастье.

Похотливые женщины, пусть послужит вам образцом для подражания сладострастница Сент-Анж пренебрегайте всем, что противоречит божественным законам наслаждения, которым она подчинялась всю свою жизнь.

Юные девушки, так долго сдерживаемые причудливой нелепостью добродетели и опасными оковами мерзкой религии, подражайте пламенной Эжени:

разрушайте, отвергайте с презрением, как она, все смехотворные наставления слабоумных родителей.

И вы, любезные распутники, вы, кто с молодости не ставит пределов своим желаниям и повинуется только своим капризам, изучайте циничного Дольмансе.

Поступайте, как он, и следуйте ему до конца, если вы тоже хотите дойти до благоуханных садов, уготованных вам распутством обучаясь в академии Дольмансе, проникнитесь убеждением, что только высвобождая и изощряя свои вкусы и прихоти, жертвуя всем во имя наслаждения, несчастное существо, именуемое человеком и брошенное в этот печальный мир вопреки своей воле, сумеет посеять несколько роз на тернистой тропе жизни.

ДИАЛОГ ПЕРВЫЙ

ГОСПОЖА де СЕНТ-АНЖ, Шевалье де МИРВЕЛЬ

Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ. - Добрый день, мой друг. А где же господин Дольмансе?

ШЕВАЛЬЕ. - Он прибудет ровно в четыре. Мы не обедаем раньше семи, так что для болтовни, как видишь, уйма времени.

Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ. - Знаешь, мой дорогой братец, я слегка раскаиваюсь и в своём любопытстве, и во всех непристойных планах на сегодня. Ты слишком потворствуешь мне, дружок. Мне надо бы стать благоразумнее, но моя проклятая голова лишь полнится развратными мыслями. Пора бы успокоиться и остепениться в мои двадцать шесть лет, а я всё ещё распутнейшая из женщин...

Ты не можешь себе представить, мой друг, что творится в моём воображении и что бы мне хотелось проделать. Я предполагала, что, довольствуясь женщинами, я поступаю мудро что, сосредоточиваясь на представительницах моего пола, перестану стремиться к вашему. Бесполезно! Моё воображение только подстегнуло желания, которых я хотела себя лишить. И тогда я поняла: если люди созданы для разврата, как я, то бесполезно налагать на себя ограничения, потому что бешеные желания мгновенно сметут их на своём пути. Словом, милый мой, я подобна амфибии. Я люблю всё и всех. Что бы то ни было - оно меня занимает мне бы хотелось перемешать все варианты. А признайся, шевалье, ведь это весьма экстравагантно с моей стороны - захотеть познакомиться с этим странным Дольмансе, который, по твоим словам, в жизни не брал женщин так, как предписывает общепринятый закон. Этот Дольмансе, содомит по принципиальным соображениям, не просто обожает представителей своего пола, но и никогда не снисходит до нашего, кроме случая, когда мы предоставляем в его распоряжение те прелести, которые он привык использовать, общаясь с мужчинами. Ну, скажи, шевалье, разве не причудлива моя фантазия! Я хочу быть Ганимедом этого нового Юпитера, хочу наслаждаться его вкусами, его развратом, хочу быть жертвой его извращений. Знаешь, дорогой, я позволяла тебе это до сих пор только по доброте душевной, а мои слуги соглашались развратничать со мной таким способом только за деньги. Но сегодня не желание угодить и не прихоть движут мною, а исключительно мои собственные наклонности. Я предчувствую, что между моими прежними экспериментами с этой любопытной манией и теми любезностями, которыми меня собираются одарить, существует невообразимая разница, и я хочу её познать. Умоляю, опиши мне своего друга, чтобы я могла себе составить представление о нём прежде, чем он приедет, ты ведь знаешь, что моё знакомство с ним ограничивается недавней краткой встречей в чужом доме.

ШЕВАЛЬЕ. - Дольмансе, сестрица, только что исполнилось тридцать шесть. Он высокий, с прекрасным лицом, очень живые и умные глаза правда, порой в его чертах сквозит нечто жестокое и злое ни у кого на земле нет белее зубов, чем у него. Пожалуй, у него есть некоторая женственность в фигуре и манерах, что, без сомнения, является следствием привычки строить из себя женщину. Но какое безукоризненное изящество, чарующий голос, разнообразные таланты, а помимо всего этого - философский склад ума!

Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ. - Я надеюсь, он не верит в Бога?

ШЕВАЛЬЕ. - Да как ты могла подумать! Это самый знаменитый атеист, самый безнравственный человек... О! Это законченная, полнейшая испорченность, самая порочная и мерзкая личность из когда-либо живших на белом свете.

Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ. - Как всё это меня возбуждает! Я чувствую, что буду от него без ума! А что у него за причуды, братец?

ШЕВАЛЬЕ. - Они тебе хорошо известны: ему дороги все виды удовольствий Содома, как активные, так и пассивные. Его интересуют только мужчины. Если же он иногда снисходит до того, чтобы использовать женщин, он соглашается на это лишь при условии, что они услужливо меняются с ним полом. Я рассказал ему о тебе, сообщил о твоих намерениях. Он согласен, но, в свою очередь, напоминает тебе правила игры. Предупреждаю, сестрица, он откажется от тебя вообще, если ты вздумаешь навязывать ему что-либо ещё. То, что я согласен совершить с вашей сестрой, - говорит он, эксцентричность и бесстыдство, которыми позволительно замарать себя лишь в редких случаях, да и то предпринимая множество предосторожностей.

Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ. - Замарать себя!.. Предосторожности! Безумно люблю выражения этих милых людей! Мы, женщины, тоже перебрасываемся подобными особенными словечками, как и эти, только что сказанные они выдают глубокий ужас перед теми, кто выказывает еретические наклонности...

А скажи, дорогой, он тебя имел? С твоим очаровательным лицом, да в двадцать лет можно, я думаю, пленить такого мужчину?

ШЕВАЛЬЕ. - Не стану утаивать, какие эскапады мы с ним вытворяли: в тебе достаточно ума, чтобы не порицать их. Дело в том, что я люблю женщин и уступаю этим странным причудам лишь в том случае, если об этом попросит приятный человек. Тогда я готов на всё. Мне чуждо смехотворное чванство, толкающее наших юных выскочек отвечать на подобные предложения ударами трости. Разве человек способен совладать со своими желаниями? Не оскорблять надо тех, у кого странные вкусы, а жалеть. Такими их сотворила Природа, и нельзя их винить за склонности, подобные нашим, как нельзя винить человека за то, что он родился кривоногим. Разве человек, пожелавший насладиться вами, говорит вам что-то оскорбительное? Нет, конечно - он делает вам комплимент.

Зачем в ответ на комплимент оскорблять и увечить? Так могут поступать только дураки. Разумный человек никогда не станет рассуждать иначе, чем я. Но беда в том, что мир населён жалкими глупцами, которые считают, что это оскорбительно, если кто-то признал их годными к наслаждению. Подначиваемые женщинами, которые всегда ревнуют к посягающему на их права, они воображают себя Дон Кихотами этих общепринятых прав и грубо и жестоко обращаются с теми, кто не признаёт всеохватности женской власти.

Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ. - Иди же, мой друг, поцелуй меня! Ты не был бы моим братом, если бы рассуждал иначе. Но умоляю - больше подробностей! О внешности этого человека и о ваших забавах.

ШЕВАЛЬЕ. - Один из приятелей господина Дольмансе поведал ему о великолепном члене, которым я, как тебе известно, одарён. Тот получил согласие маркиза де В... привести меня вместе с ним на ужин. Там пришлось показать мою оснастку. Поначалу казалось, что его влечёт лишь любопытство но прекраснейшая жопа, появившаяся передо мной и которой мне затем предложили насладиться, доказала вскоре, что только это влечение было причиной моего осмотра. Я обратил внимание Дольмансе на трудности предприятия, но его ничто не испугало. Я не боюсь даже тарана, - сказал он мне, - и вы даже не удостоитесь славы быть самым большим из мужчин, что проникали в предоставляемый вам анус! Маркиз был рядом он подбадривал нас, теребя, щупая, целуя то, что каждый из нас обнажил. Я принял нужную позицию... предлагаю, по крайней мере, воспользоваться какой-нибудь смазкой.

Ни в коем случае! - восклицает маркиз. - Вы лишите Дольмансе половины ощущений, которые он от вас ожидает он хочет, чтобы вы его рассекли пополам, он хочет, чтобы вы его разорвали на части. Он будет удовлетворён, - сказал я, слепо погружаясь в пучину. Ты, наверно, думаешь, сестрица, что это было неимоверно трудно?.. Ничуть. Мой огромный елдак скрылся весь, чего я никак не ожидал. Я коснулся самого дна его нутра, а этот бугр, казалось, и не почувствовал вовсе. Я обращался с Дольмансе заботливо, и необычайное наслаждение, которое он вкушал, его извивания и дёрганья, его страстные восклицания - всё это вскоре принесло счастье мне самому, и я его затопил. Едва я вытащил, как с растрёпанными волосами, красный, как вакханка, Дольмансе повернулся ко мне.

Ты видишь, в какое состояние ты ввёл меня, дорогой шевалье, - сказал он, одновременно демонстрируя крепкий хуй, необыкновенно длинный и, по меньшей мере, шести дюймов в окружности. - Соблаговоли, любовь моя, соблаговоли послужить мне теперь женщиной, побывав моим любовником, дабы я мог сказать, что вкусил в твоих божественных объятиях все наслаждения, которые для меня так много значат.

Я решил, что ни то ни другое мне сделать нетрудно, и приготовился. Маркиз, спустив панталоны, умолял меня побыть его мужем и в то же время стать женой его друга. Я поступил с ним, как с Дольмансе, который, вернул мне сторицей все удары, коими я обрабатывал нашего третьего, и излил вскоре в глубь моей жопы волшебную жидкость, которой я почти в то же мгновение оросил кишки В...

Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ. - Ты, должно быть, познал огромное наслаждение, братец, оказавшись между двоих? Говорят, это прелестно.

ШЕВАЛЬЕ. - Да, мой ангел, я был в самой лучшей позиции и всё же, каковы бы ни были эти экстравагантности, я никогда не предпочту их наслаждениям с женщинами.

Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ. - Что ж, мой рыцарь, дабы вознаградить тебя за твою трогательную деликатность, я собираюсь отдать твоим страстям юную девственницу, что прекраснее, чем сама Любовь.

ШЕВАЛЬЕ. - Как? Помимо Дольмансе... ты привела сюда женщину?

Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ. - Речь идёт о воспитании с этой девочкой я познакомилась прошлой осенью в монастыре, пока мой муж проводил время на водах. Там у нас ничего не получилось, мы не могли ни на что решиться слишком много глаз следило за нами но мы обещали друг другу уединиться при первой же возможности. Чтобы удовлетворить это желание, полностью овладевшее мной, я познакомилась с семьёй девочки. Её отец - распутник... я обворожила его. Так что наша красавица едет к нам, я жду её мы проведём вместе два дня... два восхитительных дня. Большую часть времени я посвящу воспитанию юной девушки. Дольмансе и я вложим в прелестную головку основы самого разнузданного разврата мы зажжём её нашим огнём, мы пропитаем её нашей философией, возбудим её нашими желаниями. Кроме того, я хочу добавить немного практики к теории и давать наглядные примеры, подтверждающие рассуждения. Так что я предназначила тебя, дорогой братец, к жатве мирт Цитеры, а Дольмансе - роз Содома. А я получу два удовольствия одновременно:

вкушу сама преступное сладострастие и преподам его уроки, прививая вкус к пороку невинной пташке, которую я заманила в наши сети. Скажите, шевалье, подстать ли этот план моему воображению?

ШЕВАЛЬЕ. - Он мог родиться только в твоей головке. Он божествен, сестрица, и я обещаю довести до совершенства исполнение роли, которую ты мне предназначила. Ах, плутовка, представляю, какое наслаждение ты будешь получать, воспитывая этого ребёнка! Каким наслаждением будет для тебя развращать её, затаптывать в юном сердце все семена добродетели и религии, посаженные её наставниками. Поистине, такой разврат для меня чрезмерен.

Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ. - Будь уверен, я не поступлюсь ничем, чтобы её развратить, испортить и унизить, разрушить в ней все фальшивые моральные убеждения, которыми её могли уже одурманить хочу за два урока сделать её такой же преступной, как я... такой же безбожной... такой же распутной и растленной.

Предупреди Дольмансе, расскажи ему обо всём, как только он придёт. Пусть отрава его безнравственности и яд, что впрысну я, как можно скорее остановят рост и погубят семена добродетели, которые, если бы не мы, могли бы прорасти.

ШЕВАЛЬЕ. - Для такого дела лучше человека не найти: безбожие, богохульство, бесчеловечность, разврат стекают с губ Дольмансе, как в былые времена благочестивый елей - с губ у знаменитого архиепископа из Камбре.(1) Это самый умелый соблазнитель, самый испорченный, самый опасный человек... Ах, моя дорогая, пусть твоя ученица доверится заботам воспитателя, и, я гарантирую, он её погубит без промедленья.

Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ. - Я уверена, что это не займёт много времени, принимая во внимание её нрав, который мне хорошо знаком.

ШЕВАЛЬЕ. - Но скажи, моя милая сестричка, разве ты не опасаешься родителей?

А вдруг девчонка начнёт болтать, когда вернётся домой?

Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ. - Не беспокойся. Я соблазнила папашу... Он у меня в руках. Я должна тебе признаться, что отдалась ему, чтобы он закрыл на всё глаза.

Он не знает моих планов и вникать в них никогда не осмелится... Он мой.

ШЕВАЛЬЕ. - Твои методы ужасны!

Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ. - Именно такие и нужны, все остальные - ненадёжны.

ШЕВАЛЬЕ. - Расскажи-ка мне, пожалуйста, что это за девушка.

Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ. - Её зовут Эжени. Она дочь некоего Мистиваля, одного из богатейших дельцов столицы. Ему лет тридцать шесть, матери - самое большое, тридцать два, а девочке - пятнадцать. Насколько Мистиваль распутен, настолько набожна его жена. Что же касается Эжени, то пытаться описывать её, мой дорогой - бесполезно у меня не найдётся слов обрисовать её... Довольствуйся тем, что ни ты, ни я нигде, никогда, ничего прелестнее не видели.

ШЕВАЛЬЕ. - Но набросай, по крайней мере, эскиз, если ты не можешь нарисовать портрет, должен же я хоть приблизительно представить, с кем мне придётся общаться. Я хочу, чтобы в моём воображении возник кумир, которому я должен поклоняться.

Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ. - Хорошо, мой друг. Её каштановые волосы настолько густы, что их невозможно удержать в одной руке. Длинные, они спускаются ниже ягодиц. Тело - ослепительной белизны. Нос - с небольшой горбинкой, глаза - чернее ночи и пламенные!.. О, мой друг, сопротивляться этим глазам невозможно... Ты не представляешь, на какие глупости они меня толкали...

Если бы ты видел прекрасные брови, увенчивающие их... дивные ресницы, которые их окаймляют... Очень маленький рот, великолепные зубы, и всё такое свежее!..

А как грациозно посажена её милая головка! А благородство, с котор"

Передача прервана!

высокий рост для её возраста: ей можно дать семнадцать. Фигура у неё образец изящества и красоты, её шея, её грудь восхитительны... Это действительно две самые прекрасные грудки!.. Их можно легко спрятать в руке, но зато такие мягкие... такие свежие... такие беленькие. Двадцать раз я теряла голову, целуя их!

Если бы ты видел, как возбуждали её мои ласки... Её огромные глаза выдавали её состояние! Друг мой, об остальном не стоит и говорить. Ах! судя по тому, что я успела познать, боги Олимпа с ней несравнимы... Но я слышу её шаги. Оставь нас. Выходи через сад, чтобы не встретиться с нею, и не опаздывай на свидание.

ШЕВАЛЬЕ. - Изображённый тобой портрет есть залог моей точности. О небо!

Уйти... покинуть тебя в состоянии, в котором я сам нахожусь!.. Прощай...

поцелуй... поцелуй, милая сестрица - пока хоть это удовольствие.

(Она целует его, касается напрягшегося хуя сквозь панталоны, и молодой человек поспешно выходит.)

ДИАЛОГ ВТОРОЙ

ГОСПОЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ, ЭЖЕНИ.

Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ. - Добро пожаловать, моя крошка! Я поджидала тебя с нетерпением, которое вполне понятно, если тебе известны чувства, которыми полнится моё сердце.

ЭЖЕНИ. - О, милая моя, мне казалось, что я никогда до вас не доеду, так я жаждала оказаться в ваших объятиях. За час до отъезда всё готово было расстроиться: матушка решительно воспротивилась нашей встрече она утверждала, что девушке моего возраста неприлично отлучаться одной. Но папа так жестоко с нею позавчера обошёлся, что одного его взгляда оказалось достаточно, чтобы госпожа Мистиваль полностью смирилась. Кончилось тем, что она вынуждена была согласиться с волей отца, и я ринулась к вам. У меня в распоряжении два дня послезавтра один из ваших слуг должен непременно отвезти меня домой.

Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ. - Ангел мой, как мало у нас времени! За такой короткий срок я едва успею выразить тебе всё, что ты во мне возбуждаешь... и, кроме того, нам надо поговорить. Ты ведь знаешь, не правда ли, что за время нашей встречи я обязана посвятить тебя в сокровенные тайны Венеры. Разве для этого достаточно двух дней?

ЭЖЕНИ. - Ах! Я ведь приехала сюда, чтобы всё познать. Я не уеду до тех пор, пока не завершу обучения...

Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ, целуя её. - О! любовь моя, как много всего мы должны друг другу сделать и сказать! Кстати, не желаешь ли пообедать, моя королева?

Возможно, что урок затянется.

ЭЖЕНИ. - Единственное моё желание, милая подружка, это слушать тебя тем более, мы уже пообедали, в льё отсюда. Я смогу ждать до восьми вечера и не почувствую никакого голода.

Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ. - Ну, тогда пойдём в мой будуар, там мы будем чувствовать себя свободнее. Я уже предупредила слуг: будь уверена, никому не взбредёт в голову нас беспокоить.

(Взявшись за руки, они входят в будуар.)

ДИАЛОГ ТРЕТИЙ

Сцена разворачивается в роскошном будуаре

ГОСПОЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ, ЭЖЕНИ, ДОЛЬМАНСЕ

ЭЖЕНИ, в изумлении, что видит мужчину, которого не ожидала здесь найти. - О Боже! Моя дорогая, нас выдали!

Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ, не менее удивлённая. - Странно, сударь, что Вы уже здесь!

Вас ведь пригласили явиться к четырём?

ДОЛЬМАНСЕ. - Я хотел поскорее вкусить счастье видеть вас, мадам. Я встретил вашего брата, он почувствовал, что моё присутствие окажется вам полезным, когда вы станете давать уроки мадемуазель. Он догадался, что именно здесь будет находится лицей, где будет вестись преподавание. Он тайком провёл меня в ваши покои, вовсе не предполагая, что вы можете рассердиться. Что же касается его самого, он знает, что его практические занятия потребуются только после теоретических рассуждений, поэтому он появится позже.

Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ. - Знаете, Дольмансе, это неожиданное изменение...

ЭЖЕНИ. -... из-за которого я не желаю оказаться обманутой, моя милая подруга.

Всё это из-за вас... По крайней мере, могли бы со мной посоветоваться... а вместо этого вы меня позорите. Это неизбежно нарушит все наши планы.

Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ. - Уверяю, Эжени, мой брат несёт ответственность за это, а не я. Но здесь нет причин для тревоги. Дольмансе, которого я знаю как человека деликатного и с философским складом ума, будет весьма полезен для твоего обучения. Он лишь будет способствовать выполнению наших замыслов. Он никому не проболтается, на него можно положиться так же, как и на меня.

Поэтому советую тебе, милая моя, познакомиться поближе с этим человеком, в высшей степени одарённым способностью воспитать тебя, повести тебя по пути счастья и наслаждений, которые мы хотим отведать вместе.

ЭЖЕНИ, краснея. - О! Всё равно, меня это так огорчило...

ДОЛЬМАНСЕ. - Полно, прелестная Эжени, успокойтесь... Стыд - это старомодная добродетель. С вашим очарованием вам должно быть прекрасно известно, как без него обходиться.

ЭЖЕНИ. - Но приличия...

ДОЛЬМАНСЕ. - Ха! Варварство, на которое в наши дни не обращают внимания.

Они противоречат Природе! (Дольмансе хватает Эжени, обнимает её и целует.)

ЭЖЕНИ, пытаясь вырваться из его объятий. - Перестаньте, сударь!.. Вы обращаетесь со мной без всякого ко мне уважения!

Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ. - Эжени, послушай меня, давай перестанем вести себя по-ханжески с этим очаровательным джентльменом. Я знакома с ним не лучше, чем ты, однако взгляни, как я ему отдаю себя! (Целует его взасос.) Бери с меня пример.

ЭЖЕНИ. - О! С огромной радостью - кому же мне подражать, как не тебе? (Она принимает объятья Дольмансе, который страстно целует её, проникая языком ей в рот.)

ДОЛЬМАНСЕ. - Очаровательное, восхитительное создание!

Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ, целуя её так же. - Ты что же думаешь, девонька, я упущу свой черёд? (При этом Дольмансе, держа в объятиях сначала одну, а потом другую, примерно четверть часа лижет каждую из них, а они лижут друг друга и его.)

ДОЛЬМАНСЕ. - Ах! От этих прелиминарий желание начинает меня пьянить!

Сударыни, здесь ужасно жарко, давайте скинем одежды, нам будет гораздо удобнее вести беседу.

Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ. - Вы правы, сударь. Наденем эти газовые сорочки: они будут скрывать лишь те наши прелести, которые пока надо прятать от желания.

ЭЖЕНИ. - В самом деле, дорогая, вы склоняете меня к таким вещам!..

Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ, помогая ей раздеться. - Совершенно нелепым, не так ли?

ЭЖЕНИ. - Уж во всяком случае, очень неприличным, я бы сказала... Ах! как ты меня целуешь!

Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ. - Прелестная грудь!.. Это роза, только сейчас полностью расцветающая.

ДОЛЬМАНСЕ, разглядывая груди Эжени, но не прикасаясь к ним. -... и которая обещает другие прелести... куда более предпочтительные.

Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ. - Более предпочтительные?

ДОЛЬМАНСЕ. - О да! Клянусь честью! (Говоря это, Дольмансе пытается повернуть Эжени, чтобы изучить её сзади.)

ЭЖЕНИ. - Нет-нет, умоляю вас!

Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ. - Нет, Дольмансе... Я пока не хочу, чтобы вы видели предмет, имеющий на вас такое влияние, что, раз увидев его, вы не сможете рассуждать хладнокровно, а мы нуждаемся в ваших уроках. Сначала преподайте их нам, а потом мирты, которых вы так домогаетесь, станут вашей наградой.

ДОЛЬМАНСЕ. - Хорошо. Но для наглядности, чтобы дать этому милому ребёнку первые уроки разврата, необходимо, мадам, ваше согласие участвовать в упражнении, которое должно последовать.

Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ. - Так и быть! Ну, хорошо, смотрите, я совершенно голая.

Можете строить свои рассуждения с моей помощью сколько хотите!

ДОЛЬМАНСЕ. - Ах! какое прекрасное тело!.. Это сама Венера, украшенная Грациями!

ЭЖЕНИ. - О! моя дорогая подружка, какая прелесть! Какой восторг! Я хочу пожирать тебя глазами, хочу покрыть тебя поцелуями. (Она это проделывает.)

ДОЛЬМАНСЕ. - У неё прекрасные задатки! Но умерьте немножко свой пыл, прекрасная Эжени, пока мне нужно только ваше внимание.

ЭЖЕНИ. - Да-да, давайте продолжать, я слушаю... Но как она красива... такая пухленькая, такая свежая!.. Не правда ли, сударь, моя подруга очаровательна?

ДОЛЬМАНСЕ. - Конечно же, она прекрасна... чудо на неё глядеть. Но я убеждён, что вы ни в чём ей не уступаете... А теперь слушайте меня внимательно, прелестная маленькая ученица, иначе, если вы не будете послушной, я воспользуюсь всеми правами, щедро дарованными мне званием вашего ментора.

Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ. - О да, Дольмансе, отдаю её на ваше попечение. Если она будет плохо себя вести, дайте ей нагоняй.

ДОЛЬМАНСЕ. - Вполне возможно, что мне не удастся ограничиться одними увещеваниями.

ЭЖЕНИ. - О Боже! Вы меня пугаете... Что же вы тогда со мной сделаете, сударь?

ДОЛЬМАНСЕ, заикаясь от волнения и целуя Эжени в губы. - Накажу... покараю.

Я буду взыскивать с этой прелестной жопки за провинности головы. (Он шлёпает её поверх газовой сорочки, которая теперь надета на Эжени.)

Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ. - Да, я одобряю намерение, но не согласна с вашими действиями. Давайте-ка начнём урок. А то краткое время, которым мы располагаем, чтобы насладиться обществом Эжени, растратится на предисловия, и никакого воспитания не получится.

ДОЛЬМАНСЕ, прикасается, по мере объяснения, ко всем участкам тела г-жи Сент-Анж. - Начинаю. Не стану говорить об этих полушариях плоти: вам, Эжени, как и мне, хорошо известно, что они равнодушно называются бюст, груди, сиськи. Наслаждение делает их весьма полезными: любовник, среди забав, не спускает с них глаз. Он ласкает их, тискает. Некоторые любовники создают из них престол наслаждения: между двумя холмами Венеры любовник удобно устраивает свой член, женщина сжимает груди, сдавливает его и, после некоторых трудов, кое-какие мужчины могут добиться излияния туда восхитительного бальзама, истечение которого - истинное счастье для распутников... Кстати, мадам, не пора ли сказать нашей воспитаннице пару слов о члене, о котором мы будем говорить без умолку?

Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ. - Поистине - пора.

ДОЛЬМАНСЕ. - Тогда, мадам, я лягу на канапе, а вы сядьте рядом со мной, возьмите предмет в руки и сами объясните все его особенности нашей юной ученице. (Дольмансе ложится, и госпожа Сент-Анж показывает.)

Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ. - Этот скипетр Венеры, что перед твоими глазами, Эжени, является главным орудием любовных наслаждений: его называют член. Нет ни одной части человеческого тела, куда бы его нельзя было ввести. Всегда покорный страстям того, кто им владеет, он иногда располагается здесь (касается пизды Эжени): это обычный путь, наиболее употребительный, но не самый приятный. В поисках более таинственного храма, именно здесь (она широко раздвигает ягодицы Эжени и указывает на анус) сластолюбец ищет блаженство.

Мы ещё вернёмся к этому наслаждению, самому восхитительному из всех. Рот, грудь, подмышки предоставляют ему новые алтари для воскурения его фимиама.

Какое бы место он из всех ни предпочёл, после бурных движений, длящихся несколько мгновений, можно увидеть, как член выбрасывает белую, вязкую жидкость. Её истечение ввергает мужчину в лихорадку, такую сильную, что она доставляет ему самые сладкие удовольствия, которые он может испытать в жизни.

ЭЖЕНИ. - Как бы я хотела увидеть истечение этой жидкости!

Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ. - Для этого я только должна вибрировать своей рукой:

смотри, как он возбуждается по мере того, как я его тру и тяну! Движения эти называются онанизм, а развратники употребляют термин дрочка.

ЭЖЕНИ. - Пожалуйста, милая моя подруга! Позволь мне подрочить этот восхитительный член!

ДОЛЬМАНСЕ. - Осторожнее! Я ведь потом не смогу... нет, не мешайте ей, мадам, от её бесхитростности он у меня стоит, как железный.

Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ. - Ничего хорошего не выйдет из вашего возбуждения, Дольмансе. Будьте благоразумны: истечение семени ослабит животное, сидящее в вас, и соответственно уменьшится жар ваших рассуждений.

Поиск по сайту: