Глава седьмая. ГОСУДАРСТВО В ПОЛИТИЧЕСКОЙ СИСТЕМЕ ОБЩЕСТВА 3 страница

Но государственность России знала и трагические периоды, когда нормальное течение государственной жизни прерывалось, искажалось.

В XII-XIII веках в Киевской Руси князь и его дружина исторически не выполнили свою функцию защиты населения от нападения извне. Причины этой национальной трагедии многоплановы. Немалую роль сыграла раздробленность государства на княжеские уделы, еще продолжающаяся и не завершившаяся эволюция городов-государств в мощное единое государство, которое могло бы противостоять завоевателям.

Как известно, нашествие степных народов под предводительством Чингисхана, Батыя и других татаро-монгольских завоевателей на 300 лет прервало нормальное развитие российской государственности. Тем не менее и в эти лихие и горестные столетия в отдельных регионах России сохранялись определенные очаги собственно государственной организации русского этноса, давшие такие своеобразные государственные образования как, например, Новгородскую республику.

Подчеркнем, что сохранившиеся под игом Золотой Орды княжества, республики – опять же были городами-государствами с окружающей их относительно небольшой сельской, земледельческой общиной, но закономерное объединительное развитие этих городов-государств было стагнировано татаро-монгольским игом.

Освобождение Руси от ига Золотой Орды, прежде всего от политической и военной зависимости, привело к тому, что с XIV века на базе уцелевших славянских городов-государств началось возрождение и дальнейшее развитие российской государственности.

Формирование Российского государства сместилось к ареалу вокруг города-государства Москвы, постепенно покорявшего своих конкурентов-соперников: Тверь, Рязань и другие города-государства. Уже на европейских географических картах ХI-XVI веков территория вокруг Москвы обозначается как Московия, а за ней простирается «таинственная» Россия. Затем эти обозначения сливаются воедино под названием Россия, отражая процесс государственного поглощения Москвой других городов-государств, отражая процесс становления и расширения Московского государства. Следует подчеркнуть, что вообще городская государственность (города-государства) является весьма устойчивой формой государственно-организованной жизни общества. По-видимому, сохраняющиеся и в МосквеXX века своеобразные черты городской государственности – особый статус, свое, отличное от общегосударственного, жилищное и экономическое нормотворчество, невмешательство федерального правительства в некоторые важные дела управленческих структур Москвы, известное противопоставление Москвы другим регионам, их «работа» на Москву, как впрочем, и «работа» Москвы на эти регионы, даже особый периферийный менталитет – «антимоскветизм», отражающий противоречия центра и мест, – все это, с одной стороны, реликты далекого прошлого российской государственности, а с другой – некоторые общие политико-правовые и организационные закономерности общественного развития. Примерно такое же обособление столицы государства, формирование специфических мегаполисов, – государств в государстве, – как правило, негативные психологические характеристики «центра» в других регионах можно наблюдать и у некоторых других народов, и в других государствах.

Но вернемся к российской государственности. В XVII веке монархическое государство – Россия – становится важной реальностью государственно-правового мироустройства человечества. И на географических картах этот процесс также получает отражение – отныне там значится Российское государство (Россия). Период наличия только городов-государств заканчивается, перерастает в становление Российского государства.

Поясним еще раз, для чего понадобился этот краткий теоретический экскурс в историю возникновения российской государственности. Он предпринят для того, чтобы показать, что первоначальное возникновение Российского государства отражало общие государственно-правовые закономерности возникновения государств, хотя, разумеется, имело и важные особенности (в частности, перерыв в развитии государственности из-за татаро-монгольского нашествия). И, следовательно, в этой части утверждение другого поэта о том, что «умом Россию не понять, аршином общим не измерить», является неверным – и понять, и «измерить» можно, применив, по крайней мере, к государственно-правовому развитию положения теории государства и права, основанные на современном уровне политико-правового знания.

Но, с другой стороны, это понимание, равно как и формирующаяся теория российской государственности, должно основываться на учете важнейших особенностей развития российской государственности, изучении тех факторов, которые придавали и придают неповторимый государственно-правовой климат, своеобразную государственно-правовую жизнедеятельность российскому обществу. Словом, необходимо подходить к российской государственности не только с политических, экономических, социальных позиций, но и с позиций культурологических – видеть в российской государственности большую культурную ценность, условие организованной жизнедеятельности и даже выживания русского этноса. И при таком подходе речь должна пойти о влиянии многих социально-экономических, географических, политических, национально-психологических, духовных и иных факторов на государственность России. От ограниченно-классовых, вульгаризированных характеристик возникновения Российского государства к широким социологическим обобщениям – пожалуй, так сегодня ставится эта проблема.

Факторы, определяющие особенности российской государственности. И следующий, второй теоретический вывод, следующее положение теории российской государственности, которое надо сделать, сводится к тому, что особенности развития государственности России зависят не столько от социально-экономических, классовых факторов, сколько в основном от решения ряда важнейших «вечных» вопросов, которые вот уже несколько веков возникают в жизни русского этноса. И это не те расхожие вопросы типа «кто виноват?» и «что делать?», о которых наслышан каждый школьник-старшеклассник и которые так любят повторять некоторые политики, а более глубокие, поистине решающие и судьбоносные вопросы. Политические режимы, форма правления, национально-государственное и административно-территориальное устройство – все эти стороны государственности подвержены влиянию тех или иных способов решения этих вопросов. Их изучение, объяснение и прогнозирование входят важнейшей составной частью в теорию российской государственности, обособляют эту теорию от общей теории государства, сохраняя вместе с тем неразрывную связь с этой общей теорией.

Что же это за «вечные», специфические именно для российской государственности вопросы, которые решаются в многовековой истории России и оказывают, в свою очередь, определяющее воздействие на ее государственность, придают этой государственности своеобразие, достойное теоретического осмысления?

Их можно выделить и условно обозначить как крестьянский, национальный, геополитический вопросы, вопрос «питей» (употребление алкогольных напитков, винно-водочной монополии) и, наконец, вопрос вопросов – модернизации России, иными словами, выбора исторического пути, – пожалуй, самый важный, поистине «вечный» и судьбоносный.

Выделение и изучение именно этих вопросов означает методологический разрыв с гиперболизацией социально-экономических закономерностей, якобы оказывавших в конечном счете определяющее влияние на все стороны государственно-правового развития общества, с представлениями об исчерпывающем объяснении эволюции государственности в системе понятий «базис-надстройка». Как известно, в этой системе понятий государство выступает в качестве «надстройки», а экономика общества – в качестве «базиса», который все предписывает в государственно-правовой сфере, все в конечном счете предопределяет.

Последствия идеологии, политики, мировоззрения, основанных на подобном экономическом детерминизме (порой приобретавшем характер экономического кретинизма), приводят общество в состояние пассивного ожидания: когда же проявят себя экономические закономерности, когда же наконец, наступит коммунизм – в 1935 году, в 1982 году? Общество также ждет, и когда на таких социальных институтах, как государство, право, скажутся, в конечном счете, те или иные экономические закономерности, когда государство начнет «отмирать» и т.п.? Политика, право становятся заложницами экономики. А поскольку экономические законы отнюдь не естественнонаучные причинно-следственные связи, а всего лишь сложные и, порой, самоорганизационные взаимодействия множества людей, постольку и знание о государственно-правовом развитии общества становилось вульгаризированным, догматическим. Происходят процессы, которые выходят далеко за рамки «ожидаемого», «предопределенного». Но догматическое «базисно-надстроечное» мировоззрение объяснить их не может. Оно никогда не могло объяснить и многие существенные особенности развития государственности вообще, российской в особенности. При такой методологии государственно-правовое знание в конечном счете теряет научный характер.

Разумеется, кроме указанных выше «вечных» вопросов имеются и другие, которые характерны не только для российской государственности, но возникают в государственно-правовой жизни других народов. Их обсуждение мы провели в рамках предыдущих тем, например о влиянии на функции государства экологического, научно-технического, информационного и других факторов. Однако подчеркнем, что своеобразные особенности российской государственности, как будет показано ниже, вот уже на протяжении нескольких веков придают именно эти вопросы. И именно они должны быть в первую очередь осмыслены в рамках теории российской государственности.

Крестьянский вопрос – это вопрос о том, как наиболее эффективно соединить земледельца, крестьянина с землей, учитывая пространственные, климатические условия России, традиции и психологию народа. Это попытки государства создать и закрепить наиболее выгодный для земледельцев и общества способ хозяйствования на земле.

В истории российской государственности все время шел и идет поиск таких наиболее эффективных форм, ориентированных на ключевые черты хозяйственного уклада. Индивидуально-семейное хозяйствование, хозяйственно-семейная кооперация и организация земледельческого труда, единоличное хозяйство, фермерство, общинная, общинно-крепостная, колхозно-совхозная хозяйственная деятельность – все эти способы при государственном вмешательстве испытываются и жизни российского общества вот уже несколько столетий.

В отличие от промышленного производства, где производственная кооперация и разделение труда объективно необходимы, т.к. отдельный рабочий, например, не знает и не может знать всех операций, условий создания конечного производственного продукта, земледелец, крестьянин знает конечный продукт своего труда, знает хозяйственные условия и сельскохозяйственные требования, соблюдение которых ведет к появлению необходимою растительного, животноводческого продукта. Поэтому объективной необходимости в разделении и, соответственно, обобществлении труда крестьянина не существует.

Семейно-хозяйственная кооперация земледельцев является исторически наиболее эффективной и объективной формой организации труда, разумеется, на базе соответствующей техники, снабженческо-сбытовой кооперации, соблюдения выработанных и закрепленных историческим опытом сельскохозяйственных правил. При семейно-хозяйственной форме соединения земледельца с землей государство обеспечивает его собственность на землю, ее куплю-продажу также, разумеется, с необходимыми ограничениями, вытекающими из наличия земли для сельскохозяйственных нужд, климатических, ландшафтных, природоохранительных и иных требований. При этом хозяйственном укладе государство обеспечивает и определенную степень хозяйственного саморегулирования, инициативы.

И, напротив, общинное, а особенно общинно-крепостное хозяйствование, всегда сдерживало трудовую активность, подвергалось оно и обоснованной критике. «Как может человек проявить и развить не только свой труд, но и инициативу в своем труде, когда он знает, что обрабатываемые им земля через некоторое время может быть заменена другой (община), что плоды его трудов будут делиться не на основании общих законов и завещательных прав, а по обычаю (а часто обычай есть усмотрение), когда он может быть ответственен за налоги, не внесенные другим (круговая порука), когда он не может ни передвигаться, ни оставлять свое, часто беднее птичьего гнезда, жилище без паспорта, выдача коего зависит от усмотрения...» –так еще в начале XX века писал об общинном землевладении один из выдающихся государственных мужей России С.Ю. Витте.

Однако не только эти социально-экономические характеристики индивидуальных и коллективных форм земледелия важны для теории государства и права. Для теории государства и права вообще, а для теории российской государственности в особенности, становится важной не столько экономическая или социальная характеристика того или иного способа соединения крестьянина с землей, сколько связь способа решения крестьянского вопроса с формой политической организации российского общества, связь, которая четко прослеживается на протяжении вот уже, по крайней мере, трехсот лет.

Исторический опыт показывает, что постепенное закрепощение крестьянина, переход к общинно-крепостной зависимости (крепостное право) ведет и к становлению политической системы, в которой господствует деспотический, тоталитарный режим.

Опричнина Ивана Грозного, абсолютсткие формы самодержавия в России ХVII-ХIХ веков имеют свои корни и таком соединении крестьянина с землей, при котором тоталитарная, административно-полицейская деятельность государств только и способна поддержать, сохранить коллективно-общинный земледельческий уклад.

По меткому выражению все того же С.Ю. Витте, община была более удобна, чем домохозяин, и с «административно-полицейской точки зрения – легче пасти стадо, нежели, каждого члена стада в отдельности». Разумеется, существуют и иные взгляды на роль общинного земледелия. И очень часто в услужливых политико-правовых учениях утверждалось, что «община» – это особенность русского народа, что посягать на общину – значит посягать на своеобразный русский дух, на патриотические лозунги. Община, мол, существовала с древности, это цемент русской народной жизни. Но община существовала у многих народов, выросла из догосударственной организации общества, была примитивной формой владения землей и исторически уступила во многих странах иной форме – индивидуальной (семейно-хозяйственной) организации земледельческого труда – более прогрессивной, более соответствующей демократическим формам государственной организации общества.

Община – и как способ жизнедеятельности и хозяйствования, и как бытовая основа крепостнической формы российской экономики – явилась на два столетия мощной опорой монархического правления, временами достигавшего абсолютистских значений (самодержавие), а также государственно-тоталитарных форм политического режима.

И, напротив, освобождение крестьян от крепостной зависимости и общинной жизнедеятельности в 60-х годах XIX века (реформы Александра II), апофеоз столыпинской реформы в начале XX века открыли путь к либерализации политического режима, эволюции самодержавного, абсолютистского монархизма к пусть ограниченному, но временами даже конституционному, периоду развития монархии (1905-1912 гг.). А политические, демократические преобразования на земле, проведенные в ходе Февральской революции 1917 года (передача земли тем, кто ее обрабатывает, начавшаяся ликвидация крупного помещичьего землевладения) проходят параллельно с демократическим преобразованиями в форме правления, политическом режиме Российского государства. Становление экономической свободы для основного российского производителя – крестьянина – с неизбежностью вело и к политической его свободе.

Но, как известно этот процесс был прерван Октябрьской революцией. И уже через 10 лет, в конце 20-х-начале 30-х годов начался под лозунгом «коллективизации» и «раскулачивания» новый период общинного земледелия и крепостничества. На этом этапе стал осуществляться способ решения крестьянского вопроса – создание новой формы общинно-государственного земледелия – колхозно-совхозной, в которой наряду с некоторыми новыми чертами просматриваются и традиционные властно-тоталитарные отношения государства и общинников-земледельцев, характерные еще для государств «азиатского способа производства» (об этих государствах шла речь выше, в главе о характеристиках сущности государства). Воссоздание общинно-коллективного земледелия (а по существу, крепостного: отсутствие паспортов, трудовая повинность, изъятие урожаев, приусадебных участков и т.п.) привело к возникновению тоталитарной государственности – Советского социалистического государства. Политическая система российского общества на этом этапе формируется со всеми характерными чертами распределительной социальной среды и обусловливает соответствующую государственно-тоталитарную организацию жизни российского общества.

Рождающееся в муках в настоящее время, в конце XX века, новое освобождение крестьян (уже потерявших мотивацию к труду, развращенных колхозно-совхозной системой), но тем не менее сохранивших и любовь к земле, и понимание необходимости продуктивного земледелия, возрождение России является объективной основой нарождающегося демократического политико-правового режима, парламентско-президентской республики. Фермерство, как собирательное понятие преобразования чиновничье-крепостнической формы хозяйствования на земле в индивидуально-семейную, является «мотором» идущих ныне перемен и в современной российской государственности.

Словом, не апологизируя организационные и правовые условия нынешнего состояния фермерства, нельзя не отметить все же, что чем глубже будут идти процессы Перестройки хозяйственных отношений на земле (частная собственность на землю, свобода договоров, в том числе купли-продажи, разумные ограничения), тем глубже и основательней будут идти и процессы демократизации России, создания государством условий для формирования социально ориентированной рыночной экономики и соответствующей ей политической системы.

Таким образом, действительно в диапазоне 300 лет становится очевидным органическая связь этих процессов: способа соединения крестьянина с землей и некоторые важные черты организации государственной жизни России, соответствие демократических форм и тенденций в государственно-правовом развитии и перехода от общинного к индивидуальному (семейно-хозяйственному) землепользованию. То или иное решение крестьянского вопроса формирует и одно из важных, постоянно существующих направлений в деятельности Российского государства (его постоянной функции) в политической сфере, реализующейся в разных формах от либеральных политических режимов до жестко принудительных, даже геноциды (в конце 20-х г. XX в.), и вновь демократического режима в настоящее время. Разумеется, это общий вывод, который можно сделать и рамках теории российской государстненности о путях и значении решения крестьянского вопроса, но такие общие выводы и есть задача именно теории государственности. Также понятно, что сам этот процесс – соединение крестьянина с землей, в том числе и на инициативной, самоорганизующейся основе, конечно же, имеет массу исторических особенностей, противоречий, отклонений на тех или иных этапах жизни российского общества, но вместе с тем постоянно сохраняет важное значение для понимания и характеристики самой российской государственности.

Национальный вопрос – как еще один из «вечных» вопросов – также возникает в глубине веков в процессе формирования Российского государства тремя оспенными этносами: славянским, угро-финским, тюркским при главенствующей роли славянского этноса и в определенных ареалах его русской основы.

Отношения между этими этносами и этих этносов с окружающими их народами в историческом ракурсе складывались непросто. Попытки решать национальный вопрос характеризуются на протяжении столетий разными процессами: тут и насильственные, и добровольные формы присоединения тех или иных народностей к населению Российского государства, захватнические и оборонительные войны, мирные и насильственные формы разрешения межнациональных конфликтов, захваты в Российском государстве государственной власти предстанителями тех или иных этнических групп, появление их на ключевых государственных должностях, устранение с этих должностей, в частности устранение немцев при Елизавете (XVIII в.), порой неспокойное, но главным образом мирное, дружественное государственно-обеспеченное сосуществование этносов.

На протяжении веков в истории российской государственности сталкиваются разные этнические хозяйственные уклады, религиозные системы: главным образом православная христианская и мусульманская, национальные психологии, правовые системы, культурные ценности и бытовые особенности – и все это «переваривается» в огромном историческом котле, на огромном евразийском пространстве.

Для государственности России «вечный» национальный вопрос – это прежде всего вопрос соответствия национально-государственного и административно-территориального устройства России тому уровню состояния и способу решения национального вопроса, который сложился на определенном отрезке времени, на соответствующем этапе развития российского общества. Но, как правило, выбор невелик. Федеративное (договорное, конституционное) или имперско-унитарное устройство – такова альтернатива, которая длительное время сохранялась и сохраняется в России поныне. Сюда следует добавить и некоторые смешанные формы: административно-территориальное устройство в отношении одних регионов и национально-государственное в отношении других, при соблюдении, как правило, принципа равноправия между всеми регионами.

Длительное время в XX веке национальный вопрос в России решался и таким способом: формально провозглашался федерализм, а фактически осуществлялся унитаризм.

А то или иное устройство государства, отражающее способы решения национального вопроса, оказывало и оказывает важное воздействие и на политический режим, т. к. именно режим призван обеспечивать территориальное устройство государства. Диапазон, разброс при этом был весьма велик: от тиранического, анторитарного, тоталитарного режима, до демократических форм – все это можно наблюдать в истории российской государственности.

Россия поистине «обречена» на постоянное решение национального вопроса в своей государственности и силу объективных причин: прежде всего ее расположения на огромном пространстве, включающем европейские и азиатские ареалы, условия, особенности существования этносов.

Немаловажное значение имеет и другая причина – постоянная динамика в жизни этносов, их эволюция. Рост национального самосознания, появление у этнических групп собственных управленческих работников, правящих элит, языковые требования, новые правовые требования национальных движений, следование примерам удачных новых форм национально-государственных образований и т.д. – эти этнические изменения побуждают искать и новые, адекватные формы территориальной организации российской государственности. Важное значение приобретает и новое наполнение национализма – переход от «крестьянского» к «интеллигентскому» национализму – от споров о территориях, торговых путях и т.п. к требованиям собственной государственности, независимости, реализации права наций на самоопределение, поиски исторических корней, утверждение о месте и роли в культурном развитии человечества и т.д.

Но все же вечной целью решения этого «вечного» вопроса, как показывает исторический опыт, может быть только одна – обеспечение мирного сосуществования этносов на территории Российского государства, провозглашение и реальное обеспечение равноправия всех ее народов и граждан независимо от их национальной принадлежности, такое национально-государственное и административно-территориальное устройство, такой политический режим, которые бы гарантировали разумное, цивилизованное, демократическое решение национального вопроса.

В достижение этой цели вносит определенный вклад и современная теория государства, и другие общественные, в том числе государствоведческие, науки.

Так, например, обращение к опыту царской России – империи, которая знала лишь фигуру подданного, характеризовавшегося сословным положением, имущественным состоянием, вероисповеданием, но никогда не национальной принадлежностью, является полезным, когда обсуждаются идеи нового унитаризма, равноправия всех регионов. Разумеется, имперский опыт унитарной российской государственности также не следует апологизировать, и даже совсем наоборот, эта государственность знала и «черты оседлости», и ограничение «для лиц иудейского исповедания» при приеме в некоторые высшие учебные заведения, но все же различие проходило по признаку «вероисповедания», а никак не национальной принадлежности. И в целом организация унитарного государства, возможно, в наибольшей степени соответствовала состоянию национального вопроса в ХIХ-начале XX века.

Соответственно унитарное административно-территориальное устройство Российской империи знало деление на губернии, уезды, и лишь для некоторых регионов (например, Финляндия, Польша, Бухара) были сделаны исключения – сохранились особенности в управлении этими регионами. Такое унитарное территориальное строение обеспечивало централизованное государственное управление, защиту властей, соответствовало сохранению государства как единого целого на огромных просторах.

Иной формой территориального устройства Российского государства стали федеративные СССР и РСФСР, входившая в состав СССР как самостоятельная республика наряду с другими республиками.

В этом случае принцип устройства государства на основе территориального деления, что было характерно для Российской империи, был заменен на принцип этнической федерации. В основу решения национального вопроса было положено право наций на самоопределение, вплоть до образования самостоятельного государства.

В этой связи надо отметить несколько обстоятельств. Прежде всего право наций на самоопределение было идеологически и политически использовано большевиками для привлечения на свою сторону в борьбе за захват и удержание власти национально-демократических движений, возникших в России после крушения империи в годы гражданской войны.

Далее это право в интерпретации В. Ленина и его сторонников имело временную, и в этом смысле весьма демагогическую окраску. Действительно, в соответствии с марксистско-ленинской концепцией общественного развития предполагалось, что с постепенным построением бесклассового общества будут отмирать и национальные различия.

Национальная доктрина Ленина и его сторонников предполагала, что в коммунистическом будущем человечества национальные различия будут стираться, произойдет ассимиляция многих этносов, формирование одного-двух мировых языков для общения, все нации сольются в одну, мировая революция приведет к появлению единой мировой социалистической республики (Европы и Азии, по крайней мере), интернационализм утвердится как окончательный итог развития национальной культуры, быта, отношений между народами. Такие упрощенные идеологические представления рисовались в концепции, которая была положена в основу этнической организации федеративного государственного устройства России в 20-х годах XX века. Предполагалось, что национально-федеративное устройство России, а затем и СССР, будет преобразовываться одновременно с эволюцией социалистической государственности («полугосударство», «отмирание государства»). И поэтому этническая основа федеративного устройства имеет временной, политико-конъюнктурный характер.

Однако это была одна из крупнейших ошибок Ленина и его единомышленников. По сути, была заложена государственно-правовая «мина замедленного действия» под основание российской государственности. Введенный в ход всероссийской переписи 1920 года признак «национальность», который использовался для «национального размежевания» – весьма произвольного определения государственности и границ (особенно в Средней Азии) вновь образованных республик, входящих в состав СССР, – не только не стал отмирать, но, напротив, к 50-м годам стал тормозом общественного развития, приобрел весьма грозное политическое, идеологическое и даже государственное значение. Он учитывался при приеме и назначении на работу, при поступлении в высшие учебные заведения, при формировании руководства республик, создавал национальное напряжение в бытовых отношениях и т.п.

В 70-80-х годах была сделана попытка при обосновании так называемого «зрелого социализма» ввести понятие «новой исторической общности – советского народа», которое должно было демонстрировать осуществление на деле ленинской национальной доктрины, постепенного перехода от этнической к иной социальной общности, которая лежит и основе государственности. Но ничего позитивного это понятие в решение национального вопроса не внесло. По существу, оно легло и идеологическую основу фактического унитаризма, к которому двигалось все государственное устройство СССР в начале 80-х годов XX века. Опираясь на утопическую ленинскую идею «слияния наций в одну», «сохранения одного-двух мировых языков», вся национальная доктрина предполагала ассимиляцию тюрко-язычных и иных народов в славянской среде, русификацию всех иных народностей на огромных просторах советской империи. Ведь не случайно, что сейчас, после распада СССР, 25 млн русских живут за пределами России. Это типичные последствия известного из истории процесса воздействия наиболее многочисленного этноса на малые нации и народности. В России этот процесс русификации, как упоминалось выше, набирал силу до 80-х годов XX столетия, пока не поставил под угрозу само существование иных этносов, прибалтийских в первую очередь, и не вызвал в виде ответной социальной реакции национально-освободительные движения по всему периметру СССР.

Поиск по сайту: