Самоуправление

Саммерхилл — самоуправляющаяся школа, демократическая по форме. Все вопросы, связанные с общественной жизнью школы, включая наказания за нарушения установленных правил, решаются голосованием на общих собраниях школы в субботу вечером.

Каждый член педагогического коллектива и каждый ученик — независимо от возраста — имеют по одному голосу. Мой голос значит столько же, сколько голос семилетнего ребенка.

Здесь кто-нибудь улыбнется и скажет: «Но ваш голос все же имеет большее значение, ведь правда?» Что ж, давайте посмотрим. Однажды на собрании я внес предложение, чтобы никому из учеников моложе 16 лет не было позволено курить. Я аргументировал свое предложение так: курение — прием ядовитого наркотика, на самом деле никакой привлекательности для детей это занятие не имеет, просто они пытаются казаться более взрослыми. В меня полетели контраргументы. Провели голосование. Мое предложение было провалено подавляющим большинством голосов.

Стоит рассказать и о том, что за этим последовало. После моего поражения один из шестнадцатилетних учеников предложил, чтобы курение было запрещено всем, кто младше 12 лет. Он отстоял свое предложение. Однако через неделю на следующем собрании двенадцатилетний мальчик предложил отменить новое правило, пояснив: «Мы все сидим по туалетам и курим втихомолку, как это делает малышня в строгих школах. Я считаю, что это противоречит самой идее Саммерхилла». Его речь была встречена аплодисментами, и собрание отменило правило. Надеюсь, я ясно показал, что мой голос отнюдь не всегда весомее голоса ребенка.

Однажды я решительно выступил против нарушений правил отбоя, шума в спальнях после установленного часа и, как следствие, сонных физиономий повсюду на следующее утро. Я предложил, чтобы нарушителям назначался штраф в размере всех их карманных денег за каждый такой случай. Один четырнадцатилетний мальчик предложил выплачивать штраф в размере 1 пенс за каждый час, проведенный не в постели после времени отбоя. В этот раз я получил всего несколько голосов, а он — подавляющее большинство.

Самоуправлению в Саммерхилле чужд бюрократизм. Председатель на каждом собрании — новый, его назначает предыдущий, а обязанности секретаря выполняют добровольцы. Дежурные по отбою редко тянут эту лямку дольше нескольких недель.

Наша демократия создает законы, среди которых немало хороших. Например, запрещается купаться в море в отсутствие спасателей, функции которых всегда исполняют педагоги. Запрещается лазить по крышам. Отбой должен соблюдаться, а нарушители неукоснительно штрафуются. Следует или не следует отменять уроки в четверг или в пятницу накануне праздника, решается голосованием на общем собрании школы.

Успех собрания в большой мере зависит от того, кто председательствует — волевой или слабовольный, потому что удерживать порядок на собрании, в котором участвуют 45 энергичных ребят, — нелегкая задача. Председатель имеет право штрафовать особенно расшумевшихся граждан. Чем слабее председатель, тем чаще штрафы.

Персонал, конечно, тоже участвует в обсуждениях. Принимаю в них участие и я, хотя встречаются ситуации, в которых я должен сохранять нейтралитет. Так, однажды парень, обвиненный в некоем нарушении, был полностью оправдан собранием на основании представленного им алиби, хотя до того он по секрету признался мне в том, что совершил это нарушение. В подобных случаях я обязан быть на стороне ребенка.

Я, конечно, участвую в собраниях наравне со всеми, когда дело касается голосования по какому-либо вопросу или моих собственных предложений. Вот типичный пример. Однажды я поставил вопрос о том, следует ли играть в футбол в холле. Холл находится под моим кабинетом, и я объяснил, что мне не нравится, когда шум игры мешает мне работать. Я предложил запретить футбол в помещении. Меня поддержали несколько девочек, несколько старших мальчиков и большинство сотрудников. Однако мое предложение не прошло, и это означало, что я должен был и дальше терпеть шумное шарканье под моим кабинетом. Наконец, после широкого обсуждения на нескольких собраниях я добился одобренного большинством голосов запрета на игру в футбол в холле. И это обычный способ, которым меньшинство в нашей школьной демократии добивается своих прав, — оно настойчиво их требует. Это касается малышей в такой же мере, как и взрослых.

Однако на некоторые аспекты школьной жизни самоуправление не распространяется. Моя жена принимает все решения по устройству спален, составляет меню, рассылает и оплачивает счета. Я нанимаю учителей или прошу их покинуть нас, если считаю, что они почему-либо не подходят.

В задачи самоуправления в Саммерхилле входит не только принятие законов, но и обсуждение различных социальных аспектов жизни сообщества. В начале каждого семестра голосованием принимаются правила отхода ко сну. Каждый отправляется в постель согласно своему возрасту. Затем решаются всякие общие вопросы. Должны быть выбраны спортивные комитеты, комитет по подготовке танцевального вечера к окончанию семестра, театральный комитет, дежурные по отбою и дежурные по прогулкам в город, которые обязаны докладывать о всех случаях неподобающего поведения за пределами школьной территории.

Самый захватывающий из всех обсуждаемых — вопрос о еде. Не раз мне удавалось разбудить заскучавшее собрание, предложив, например, отменить вторые блюда. Малейшие признаки «кухонного фаворитизма» сурово пресекаются. Но когда кухня ставит вопрос о пище, пропадающей попусту, собрание не проявляет особого интереса. У детей отношение к еде очень личное и эгоистическое.

На общих собраниях не допускаются никакие теоретические дискуссии. Дети поразительно практичны, и теории им скучны. Конкретность им гораздо больше по душе, чем абстракции. Я однажды предложил ввести закон, запрещающий сквернословие, и представил свои соображения. Я рассказал о женщине с маленьким сыном — потенциальным учеником Саммерхилла. Они стояли в холле, и вдруг сверху прозвучало чрезвычайно крепкое словцо. Мать с негодованием подхватила сына и немедленно уехала. «Почему, — спросил я на собрании, — мои доходы должны страдать из-за какого-то тупицы, который сквернословит на виду у родителей будущих учеников? Это вовсе не нравственный вопрос, а чисто финансовый. Вы бранитесь, а я теряю учеников».

Мне ответил четырнадцатилетний парень. «Нилл мелет вздор, — сказал он. — Очевидно же, что раз эта женщина была шокирована, значит, она не верит в Саммерхилл. Если бы даже она и записала своего парня, она бы его сразу забрала отсюда, как только он приехал домой и сказал «черт!». Собрание согласилось с ним, и мое предложение провалилось.

Общему собранию школы часто приходится разбираться с теми, кто задирается и обижает товарищей. Наше сообщество относится к этому довольно строго, и я даже видел, что кто-то подчеркнул закон школьного правительства о приставаниях, повесив на доске объявлений: «Все предупрежденные будут сурово наказываться». Однако в Саммерхилле приставание не так распространено, как в строгих школах, и причину назвать нетрудно. Под дисциплинирующим давлением взрослых ребенок становится ненавистником. Поскольку он не может безнаказанно выразить свою ненависть к взрослым, он вымещает ее на тех, кто младше или слабее. Такое редко случается в Саммерхилле. Когда кого-нибудь обвиняют в приставании, часто выясняется, что просто Дженни назвала Пегги ненормальным.

Иногда на общее собрание школы выносится вопрос о воровстве. Воровство никогда не наказывается, но украденное всегда должно быть возмещено. Нередко случается, что дети приходят ко мне и говорят: «Джон стащил несколько монет у Дэвида. Это психологическая проблема или нам выносить ее на собрание?»

Если я считаю случившееся психологической проблемой, требующей индивидуального внимания, я прошу, чтобы дети предоставили мне ее разрешение. Когда виновник нормальный, счастливый ребенок, укравший какую-то ерунду, я разрешаю выдвинуть против него обвинение. Худшее, что может с ним случиться, — его лишат всех карманных денег, пока долг не будет выплачен.

Как проводятся общие собрания школы? В начале каждого семестра выбирается председатель только для одного — первого — собрания. В конце собрания он назначает преемника. Так происходит на протяжении всего семестра. Любой обиженный или желающий выдвинуть обвинение, имеющий предложение или проект нового закона, волен вынести это на обсуждение. Вот типичный пример: Джим взял педали с велосипеда, принадлежащего Джеку, потому что его собственный велосипед был не в порядке, а он хотел в выходные дни поехать покататься вместе с другими мальчиками. После тщательного рассмотрения всех обстоятельств собрание решает, что Джим должен поставить педали на место, и что ему запрещается ехать на эту прогулку. Председатель спрашивает: «Есть ли возражения?» Джим вскакивает и кричит, что хорошенькое, мол, дельце они придумали! Только он использует прилагательное посильнее. «Это несправедливо, — возмущается он. — Я в жизни не видел, чтобы Джек когда-нибудь ездил на этом битом велосипеде. Он уже сколько дней валяется в кустах. Я не против, я поставлю педали назад, но наказание — несправедливое. Я не согласен, что меня надо лишить этой поездки». Последовала живая дискуссия. В процессе обсуждения выясняется, что Джим обычно получает из дома деньги на карманные расходы еженедельно, но вот уже 6 недель деньги не приходят и у него нет ни гроша. Собрание голосует за отмену приговора, что и выполняется.

Но как помочь Джиму? В конце концов принимается решение собрать по подписке деньги, чтобы привести в порядок его велосипед. Школьные друзья помогают Джимми купить педали для своего велосипеда, и, счастливый, он отправляется в желанную поездку.

Обычно нарушитель признает решение школьного собрания. Однако, если приговор для него неприемлем, обвиняемый может его обжаловать, и тогда председатель снова поставит вопрос на обсуждение в конце собрания. В подобных случаях дело рассматривается особенно тщательно, и обычно приговор смягчается ввиду несогласия обвиняемого. (1) Дети понимают: если обвиняемый считает наказание несправедливым, то весьма возможно, что так оно и есть.

Никогда и никто из нарушителей в Саммерхилле не проявлял пренебрежения или неприязни к власти своих товарищей. Я всегда поражаюсь тому пониманию, которое выказывают наши ученики в случае наказания.

В один из семестров четверо старших мальчиков были обвинены перед общим собранием школы в том, что они недопустимо вели себя — продавали разные предметы из своего гардероба. Закон, запрещающий это делать, был принят на том основании, что такое поведение несправедливо по отношению как к родителям, которые покупают одежду, так и к школе: если дети возвращаются домой и каких-то вещей недостает, родители обвиняют школу в недосмотре. Наказанием для нарушителей стали запрет покидать территорию школы в течение 4 дней и обязанность все эти дни отправляться в постель в 8 часов. Они приняли приговор безропотно. В понедельник вечером, когда все отправились в город смотреть фильм, я обнаружил Дика, одного из этой четверки преступников, в постели с книгой.

— Ну и дурень же ты, — сказал я. — Все ушли в кино. Почему ты лежишь?

— Это совсем не смешно, — ответил он.

Верность учеников Саммерхилла своей демократии поразительна. В ней нет страха и обид. Мне приходилось видеть, как ребята проходят через долгие разбирательства в связи с каким-нибудь антиобщественным поступком и как они ведут себя, выслушав приговор. Нередко мальчик, которому только что вынесен приговор, назначается председателем следующего собрания.

Чувство справедливости, свойственное детям, никогда не переставало меня удивлять. Велики и их административные способности. В педагогическом смысле самоуправление бесконечно ценно.

Определенные виды нарушения автоматически подпадают под правила о штрафах. Если ты взял без спроса чужой велосипед, штраф составляет 6 пенсов. Нельзя сквернословить в городе (но на территории школы можно браниться сколько влезет), плохо вести себя в кино, лазить по крышам, бросаться едой в столовой — эти нарушения автоматически влекут за собой штрафы.

Наказания — почти всегда штрафы: лишение карманных денег на неделю или пропуск кино.

Наиболее частое возражение, которое приходится слышать по поводу предоставления детям роли судей, — они наказывают слишком строго. Я так не считаю. Напротив, они очень снисходительны. Ни разу в Саммерхилле не было назначено никакого сурового наказания. И наказание всегда имеет определенную связь с проступком.

Три маленькие девочки мешали спать другим. Наказание: они должны отправляться в постель на час раньше остальных в течение недели. Двое мальчиков кидались землей в других. Наказание: они должны натаскать земли, чтобы выровнять хоккейное поле.

Нередко председатель объявляет: «Дело слишком дурацкое, чтобы его обсуждать» — и единолично решает, что по этому поводу ничего делать не следует.

Когда нашего секретаря (2) судили за то, что он взял без спроса велосипед Джинджер, ему и еще двоим сотрудникам, которые тоже проехались на этом велосипеде, было назначено протолкать друг друга на этом самом велосипеде вокруг центральной клумбы по 10 раз.

Четверым малышам, залезшим на лестницу, принадлежавшую рабочим, которые строили новую мастерскую, было назначено лазить по этой лестнице вверх и вниз ровно по 10 минут.

Собрание никогда не ищет совета у взрослых. Я припоминаю лишь один случай, когда это произошло. Три девочки совершили набег на кухонную кладовку. Собрание оштрафовало их на карманные деньги. Они повторили набег в тот же вечер, и собрание лишило их кино. Они сделали это снова, и собрание пришло в растерянность. Председатель пришел ко мне посоветоваться.

— Дайте каждой в награду 2 пенса, — предложил я.

— Что?! Да ты что, вся школа начнет грабить кладовку, если мы так сделаем.

— Не начнет, — сказал я. — Попробуй.

Он попробовал. Две девочки отказались взять деньги, и все три сказали, что больше никогда не полезут в кладовку. И не лазили — месяца два.

Высокомерное, самодовольное поведение на собраниях — редкость. Любое проявление самодовольства встречается неодобрительно. Так, один мальчик, 11 лет, очень любивший быть на виду, повадился подниматься на собраниях и привлекать к себе внимание, делая длинные запутанные замечания, явно не относящиеся к делу. Во всяком случае он пытался их делать, но собрание шикало на него. У юных острейший нюх на неискренность.

Я полагаю, что практика Саммерхилла доказывает работоспособность самоуправления. Действительно, школа, в которой нет самоуправления, не вправе называться прогрессивной. Это лишь компромиссная школа. У вас не может быть свободы, если только дети не чувствуют, что они вполне свободны управлять своей собственно общественной жизнью. Где есть начальник, там нет свободы. И трудно сказать, кто хуже — доброжелательный начальник или авторитарный. Ребенок с характером может восстать против сурового начальника, но мягкий начальник делает ребенка беспомощно-податливым и не уверенным в своих истинных чувствах.

Хорошее самоуправление возможно в школе только тогда, когда в ней есть хотя бы горстка старших учеников, которые предпочитают спокойную жизнь и противостоят пассивности или оппозиции ребят бандитского возраста. Эти старшие часто проигрывают при голосовании, но именно они действительно верят в самоуправление и хотят его. В то же время дети младше, скажем 12 лет, не смогут успешно осуществлять самоуправление, потому что еще не достигли необходимого общественно-ответственного возраста. И все же в Саммерхилле даже семилетки редко пропускают общие собрания школы.

Однажды весной у нас прошла полоса неудач. Несколько серьезных выпускников сдали вступительные экзамены в колледжи и уехали, так что в школе осталось совсем мало старших учеников. Подавляющее большинство составляли ребята, находившиеся в самом бандитском возрасте и на соответствующей стадии социального развития. И хотя на словах они были вполне разумны, им просто не хватало взрослости, чтобы управлять сообществом. Они готовы были принять любые законы, чтобы тут же забыть о них или нарушить. Те немногие старшие ребята, которые оставались в школе, были, так уж случилось, довольно индивидуалистичны и склонны жить своей собственной жизнью в своей собственной группе, так что среди тех, кто выступал против нарушений школьных правил, сотрудники стали фигурировать слишком часто. Дошло до того, что я почувствовал необходимость на общем собрании школы выступить с обвинениями в адрес старших за их не то, чтобы антиобщественное, но асоциальное поведение, нарушение правил отбоя (они засиживались допоздна) и равнодушие к антиобщественному поведению младших.

По правде говоря, младшие дети мало интересуются самоуправлением. Если их предоставить самим себе, то я не знаю, сформировали бы они правительство или нет. Их ценности — не такие, как наши, и их образ жизни тоже другой.

Неукоснительная дисциплина — самый простой способ для взрослых добиться тишины и покоя. Строевым сержантом может быть любой. Я не знаю никакого другого метода обеспечить себе спокойную жизнь. Наш путь проб и ошибок, пройденный в Саммерхилле, безусловно, не предоставил взрослым тихой жизни. Но и жизнь детей он не сделал сверхшумной. Возможно, главный критерий оценки — счастье. Если судить по этому критерию, то Саммерхилл нашел превосходный компромисс в самоуправлении.

Наш закон против опасного оружия тоже компромисс. Пневматические ружья запрещены. Тем немногим мальчикам, которым уж очень хочется иметь пневматические ружья в школе, не нравится этот закон, но в основном они соблюдают его. Когда дети остаются в проигравшем меньшинстве, они, в отличие от взрослых, похоже, не столь сильно это переживают.

В Саммерхилле существует одна вечная проблема, которая и не может быть никогда решена; ее можно сформулировать как противоречие между личностью и сообществом. И сотрудники, и ученики ужасно сердились, когда ватага маленьких девочек, предводительствуемая одной заводилой, докучала всем, брызгалась водой, нарушала правила отбоя, — в общем, превратилась для всех в постоянный источник беспокойства. Общее собрание обрушилось на Джин, предводительницу. Использование ею свободы в качестве лицензии на безобразия было осуждено решительно.

Одна посетительница, психолог, сказала мне: «Это все совершенно неправильно. У девочки такое несчастное лицо, ее никто никогда не любил, и вся эта открытая критика заставляет ее чувствовать, что ее не любят еще сильнее, чем когда-либо прежде. Ей нужна любовь, а не противостояние».

— Милая дама, — возразил я, — мы пробовали изменить ее любовью. На протяжении многих недель мы вознаграждали ее антиобщественное поведение. Мы проявляли по отношению к ней любовь и терпимость, но она никак на это не реагировала. Вернее, она смотрела на нас как на простаков, легкую мишень для ее агрессивности. Мы не можем принести все сообщество в жертву одному человеку.

Окончательный ответ мне неизвестен. Я знаю, что, когда Джин исполнится 15 лет, она будет хорошей, общительной девочкой, а не предводительницей шайки разбойников. Моя уверенность основывается на силе общественного мнения. Ни один ребенок не станет годами жить в нелюбви и суровой критике. Что же касается осуждения на общем собрании, то просто нельзя жертвовать другими детьми ради одного трудного ребенка.

Однажды у нас жил шестилетний мальчик, судьба которого до поступления в Саммерхилл была довольно печальна. Это был жестокий задира и разрушитель, исполненный ненависти. Четырех- и пятилетние дети страдали и плакали. Сообщество должно было что-то сделать, чтобы защитить их, и это «что-то» следовало направить на забияку. Нельзя было позволить, чтобы за ошибки, совершенные родителями, расплачивались другие дети, чьи мамы и папы сумели дать им и любовь, и заботу.

На моей памяти очень немного случаев, когда приходилось отправлять ребенка из Саммерхилла, потому что из-за него школа превращала в ад для других детей. Я говорю об этих случаях с сожалением, со смутным ощущением провала, но я не сумел найти другого решения.

Изменились ли мои взгляды на самоуправление за эти долгие годы? В целом нет. Я не могу себе представить Саммерхилл без него. Оно всегда имело успех. Это наша визитная карточка для посетителей, что имеет, однако, и свою оборотную сторону — однажды четырнадцатилетняя девочка шепнула мне на собрании: «Я думала поднять вопрос о том, что девочки забивают унитазы, спуская в них гигиенические пакеты, но взгляни на всех этих гостей!» Я посоветовал ей послать гостей к черту и поднять вопрос — что она и сделала.

Невозможно переоценить образовательную ценность такой практической гражданственности. Ученики Саммерхилла будут бороться до конца за свое право самоуправления. На мой взгляд, единственное еженедельное общее собрание школы имеет большую ценность, чем вся недельная порция школьных предметов. Это превосходные подмостки для практики в публичных выступлениях, и большинство детей выступают хорошо и без самолюбования. Я не раз слышал очень толковые речи от детей, не умевших ни читать, ни писать.

Я не вижу альтернативы нашей саммерхиллской демократии. Это более справедливая демократия, чем та, которую создают политики, потому что дети довольно снисходительны друг к другу и не имеют имущественных интересов, которые бы они отстаивали. Кроме того, это и более искренняя демократия, поскольку законы принимаются на открытых собраниях и у нас нет проблемы делегатов, которые, будучи избраны, становятся недосягаемы для контроля. В итоге самоуправление так важно, потому что посредством него свободные дети приобретают широту взгляда на мир. Их законы имеют дело с сущностями, а не с видимостями. Законы, регулирующие поведение в городе, например, являются компромиссом с менее свободной цивилизацией. «Город» — внешний мир — растрачивает свои драгоценные силы на беспокойство по пустякам. Как будто по большому счету для жизни хоть какое-то значение имеет, нарядно ли ты одет, чертыхаешься или нет. Саммерхилл, отстраняясь от глупостей внешней жизни, может иметь и имеет сильное сообщество, обогнавшее свое время. Конечно, нехорошо называть автомобиль чертовой тачкой, однако любой шофер вам скажет — если по совести, — что он и есть ни что иное, как чертова тачка.

Поиск по сайту: