ОБ ИНТЕГРАЦИИ И ДИФФЕРЕНЦИАЦИИ НАУК. ОСОБЕННОСТЬ ФИЛОСОФИИ

Отец. Ты, кажется, спросил о месте философии во всей системе современного научного знания и о ее роли в его развитии?

Сын. Да, отец, этот вопрос сейчас меня очень интересует.

Отец. Чтобы ответить на него, надо рассказать тебе о двух диаметрально противоположных процессах, происходящих внутри развивающегося научного знания. Один из них называется дифференциацией наук, и состоит он в образовании все новых и новых отраслей наук и научных дисциплин. Другой, ему прямо противоположный, называется интеграцией наук, и состоит он в объединении различных наук и научных дисциплин между собой, в их связывании в одно единое целое.

Сын. Это вроде как анализ и синтез в их соединении одного с другим и в их взаимодополнении?

Отец. В известном смысле да, но тут имеется своя особенность: анализ и синтез — это общие познавательные, логические приемы, а дифференциация и интеграция наук — это противоположные тенденции развития науки.

Сын. А они действовали всегда в ходе ее развития?

Отец. Да, но по-разному. Когда в эпоху Возрождения от единой прежде философии стали отделяться первые частные науки, то это был в основном односторонне протекавший процесс, процесс распада, дифференциации единого до тех пор знания на различные его самостоятельно существующие отрасли. Интеграция же наук в этих условиях ограничивалась внешним связыванием распавшихся наук с тем, чтобы они не разорвались полностью между собой. Это было похоже на то, как нанизываются бусинки на общую нить, удерживающую их одни рядом с другими. Так обстояло дело до начала второй половины XIX века. С этого момента общий процесс интеграции и дифференциации наук круто изменил свой характер. Во-первых, интеграция наук выступила теперь не как внешнее сочетание наук, остающихся разделенными резко между собой, но как внутреннее их связывание и проникновение одних в другие. Во-вторых, сама дифференциация наук перестала быть их простым дальнейшим расчленением на все более и более узкие, разобщенные между собой' области знания. Дифференциация стала одновременно процессом синтеза наук переходного, промежуточного характера, стоящих на стыке основных, до тех пор обособленных между собой отраслей знания. Таковы были астрофизика, физическая химия, биология, геохимия и др. Эти вновь возникавшие отрасли научного знания приводили не к дальнейшему его расчленению, а как раз напротив, к его органическому сплавлению в единую систему наук. Другими словами, сама интеграция наук стала осуществляться через дальнейшую их дифференциацию, способствующую цементированию воедино всего здания научных знаний. Особенно ярко эта тенденция проявилась, начиная с середины нашего века, когда получила полное развитие научно-техническая революция… Ты слышал, конечно, о кибернетике. Ее роль в интеграции современных наук огромна. Но она не охватывает собой разные науки подобно коробке, в которую просто складываются различные предметы, но как бы пронизывает собой все науки, которые изучают процессы управления и самоуправления, независимо от их специфической природы, то есть от того, где, в какой части действительного мира они протекают. Такими процессами являются процессы, совершающиеся в живой природе, начиная с клетки, в жизни общества, в технике, в области человеческой психики. Изучая их, кибернетика пронизывает собой соответствующие отрасли научного и прикладного знания.

Сын. Какую же роль в этом процессе интеграции современных наук играет философия?

Отец. Ты, конечно, имеешь в виду научную, то есть марксистскую, философию, о которой до сих пор мы с тобой все время беседовали. Ее роль в интеграции современных наук огромна и незаменима. Ведь если астрофизика связала, сцементировала собой физику и астрономию, а биохимия — химию и биологию, то это происходило в рамках — или внутри — одних естественных наук. Но интеграция наук носит не только и не столько внутридисциплинарный, сколько междисциплинарный характер. Это значит, что требуется связать не только сами естественные науки между собой, но и связать, сцементировать все естествознание прежде всего с техническими науками, с одной стороны, и с общественными — с другой. Вместе с тем общественные науки надлежит связать с техническими не только через посредство естественных наук, но и непосредственно. Философия марксизма, поскольку она имеет дело с наиболее общими законами всякого движения, всякого развития, как раз и дает метод — или способ — решения подобного рода очень широких, можно сказать, глобальных задач. Ведь она изучает законы, действующие не в одной какой-либо области реального мира, например, только в природе или только в обществе, но одновременно и в той, и в другой, и в третьей (в мышлении). Изучая такие предельно широкие законы, диалектическая, то есть марксистская, философия рассматривает общественные, естественные и технические науки не под углом специфики каждой из них, то есть не под углом того, что их разделяет и разъединяет между собой, а как раз, напротив, под углом того, что их объединяет, что является у них общим. Благодаря этому по самому своему существу диалектический метод нацелен на осуществление интеграции общественных, естественных и технических наук, то есть на усиление между ними взаимосвязи и взаимодействия, что и требуется решениями последних съездов нашей партии.

Сын. Ты говорил о дифференциации наук и об интегративной роли марксистской философии. А разве сама она не подвергалась воздействию на нее общего процесса дифференциации, происходящего внутри всего современного научного знания?

Отец. Ты снова поднимаешь вопрос о взаимоотношениях между философией как общей наукой и всей совокупностью частных наук. Каковы эти их взаимоотношения с точки зрения процессов дифференциации и интеграции наук? Философия марксизма выступает как внутренне единое, цельное, не раздробленное на составные части учение. Ленин высказался о ней так, что это учение по своей цельности и монолитности подобно вылитому из одного куска стали, из которого нельзя вынуть ничего существенного, не впадая в объятия буржуазной лжи. Такая ее цельность и внутренняя монолитность обусловлены тем, что эта философия не ограничивает себя только одним каким-либо участком действительности, даже очень большим, как это делает любая частная наука, а пронизывает собой все области познания, беря их все и каждую из них в отдельности с позиций наиболее общих законов всякого развития, происходящего в природе, обществе и мышлении. Как нерасчленимы ее законы на действующие только в природе или только в обществе, или вообще только во внешнем (объективном) мире, или же только в нашем мышлении, так нерасчленима на соответствующие части — структурные или составные — сама марксистская философия: она едина от начала и до конца.

Сын. А как бы это можно выразить коротко, чтобы я мог для себя записать в виде формулы?

Отец. Я тебе расскажу, как Ленин законспектировал одним словом огромную переписку между Марксом и Энгельсом, которая продолжалась в течение почти 40 лет. В этой их оживленной переписке Ленин увидел прежде всего применение, я подчеркну это, материалистической диалектики к самым различным областям науки и революционной практики: к переработке всей политической экономии с самых ее основ, к истории, к естествознанию, к философии, к политике и практике рабочего класса. Такое применение диалектики, как отметил Ленин, больше всего интересовало Маркса и Энгельса, и в этом ее применении заключено то самое важное и самое новое, что они вносят, в этом состоит прежде всего сделанный ими шаг вперед в развитии революционной мысли. Поэтому-то Ленин определил одним словом фокус всей переписки основоположников марксизма, и им было слово «диалектика». Теперь тебе будет понятна та формула, которую ты ждешь от меня. Опираясь на взгляды и высказывания Маркса и Энгельса, Ленин сказал, что их философия была и есть диалектический материализм, значит, что то же самое, — материалистическая диалектика. Так ты можешь записать у себя.

Сын. А разве философия марксизма не испытала на себе расчленяющего влияния общей дифференциации наук? Разве она в итоге не распалась на какие-нибудь свои составные части?

Отец. Вдумайся в ее существо как науки о наиболее общих законах всякого развития. Если бы она распалась, и из нее выделилась бы некая часть, которая занималась бы только, скажем, движением в одной лишь природе, или в одном только обществе, или же в одном только мышлении, то уже тем самым философия этой своей частью превратилась бы в частную науку, утратила бы способность отражать общие законы всякого развития, совершающегося всюду, а не только в одной природе, в одном обществе или в одном мышлении обособленно.

Сын. Но ведь, как ты только что сказал перед этим, диалектика применялась Марксом и Энгельсом и к естествознанию, и к философии, и к истории, и другим наукам. Так не означает ли это, что в результате такого ее применения должны были бы возникнуть какие-то особые философские науки вроде философских вопросов естествознания, выделившихся из самой марксистской философии?

Отец. Видишь ли, Сын. когда диалектика проникает в какую-нибудь область знания или практической деятельности, то она проникает туда вся целиком, а не каким-либо своим отдельным кусочком. Наши учители — Маркс, Энгельс и Ленин — называли ее душой марксизма. А ведь душа неделима, ты это хорошо по себе знаешь. Когда ты над чем-нибудь задумываешься, чему-нибудь радуешься или огорчаешься, на что-нибудь надеешься, строишь планы и ставишь перед собой цели, то ведь при этом ты весь уходишь в свои мысли и переживания, а вовсе не так, что одной какой-то обособленной своей частью чему-то радуешься, а другой — огорчаешься. Поэтому, называя диалектику душой марксизма, мы вслед за нашими учителями видим в ней, во- первых, внутренний стержень всего марксистского учения, а во-вторых, целостную, недробимую на части основу этого учения. Повторю еще раз ленинское сравнение: словно вылитую из одного куска стали.

Сын. Но если философия не дробится на части, проникая в другие науки, то как же она при этом «работает»?

Отец. Дело обстоит так: допустим, что в какой-либо отрасли научного знания, например в физике, под влиянием новейшей революции в естествознании возникли новые философские вопросы, с которыми надо «сладить» философии марксизма, то есть диалектическому материализму. Словом «сладить» Ленин обозначал возникшую задачу объяснить и разрешить встававшие трудности философского порядка, скажем, связанные с попыткой объявить разрушение атома или наличие электромагнитной массы у электрона как «исчезновение материи» или как «замену материи электричеством». Когда диалектическому материализму удается «сладить» с такими вопросами, то от этого одновременно выигрывает и он сам, и та наука, на помощь которой он приходил, — в данном случае физика и все современное естествознание. Но это отнюдь не означало, что от диалектического материализма будто бы отделился какой-то его кусок и образовал обособленно от него внутри философии марксизма особую ее составную часть в виде философских вопросов естествознания, в частности физики. Нет, конечно. Такие философские вопросы могут ставить и постоянно ставят перед ним самые различные науки, чтобы он с этими вопросами мог «сладить» и своим решением обогащал и себя, и те самые науки, которые ставят перед ним свои философские вопросы. В данном случае в отношении современной физики это мы видим в том, что решение выдвигавшихся ею в начале нашего века философских вопросов привело Ленина к таким замечательным открытиям, как идеи о бесконечности материи вглубь и о неисчерпаемости электрона. Эти идеи не только обогатили сам диалектический материализм, но и указали на много лет и даже десятилетий вперед современной атомной и субатомной физике магистральный путь ее развития. В этом еще раз проявилась сила ленинского предвидения.

Сын. И все же от диалектического материализма в результате этого ничего не отделилось в виде новой составной части марксистской философии?

Отец. Нет, конечно. Посуди сам. Выполняя свою задачу — «сладить» с философскими вопросами, возникшими в новой физике, он, то есть диалектический материализм, развил свое учение о материи, о неисчерпаемости любых, сколь угодно элементарных ее форм и видов, а после этого он эти свои новейшие и важнейшие достижения вдруг отделит, отрежет от себя и передаст в какую-нибудь особую философскую науку, именуемую философскими вопросами естествознания и существующую якобы вне диалектического материализма. В результате создается более чем странная картина: диалектический материализм «сладил» с философскими проблемами новой физики и при этом сам не только не обогатился, а обеднился явным образом, отдав решенные им проблемы другой философской науке. С этим, конечно, нельзя согласиться.

Сын. Но как же тогда следует представить себе развитие философии марксизма, то есть диалектического материализма?

Отец. Видишь ли, мой дорогой, это исключительно многостороннее, многогранное, богатое содержанием и бесконечными оттенками учение. Оно не стоит на месте, а непрерывно развивается, обогащается, конкретизируется применительно ко всему новому в жизни общества и в науке. Но это происходит не путем какого-либо расчленения этого учения, не путем размножения философских дисциплин, а путем проявления и развития все новых и новых его граней и сторон, оттенков и направлений в нем. Ведь когда шлифуют и огранивают алмаз, превращая его в бриллиант, то ведь его не дробят на кусочки, а образуют у него со всех сторон все новые и новые грани. Так развивается и диалектический материализм в качестве философии марксизма. Это, конечно, только образное сравнение, но оно передает главное: и там и тут нет дробления, а есть появление новых граней и оттенков, в результате чего философское учение марксизма начинает светить и расцвечиваться, как бриллиант, своими новыми сторонами.

Сын. Ты так горячо сейчас говорил, отец, словно убеждал кого-то в моем лице в справедливости своих слов. Неужели же есть люди, сомневающиеся в этом и даже несогласные с этим?

Отец. Увы, сын мой, имеются, и в достаточном количестве, чтобы с ними спорить. Так, некоторые из них дошли до того, что открыто заявили, будто бы ленинское определение: марксистская философия есть диалектический материализм — является, дескать, узким, и в противовес ему придумали свое собственное как якобы широкое. В это более широкое они включили наряду с диалектическим материализмом в качестве более или менее самостоятельных философских дисциплин еще следующие: исторический материализм; философские вопросы естествознания; историю философии; логику, этику; эстетику; научный атеизм. На долю диалектического материализма приходится, по их мнению, всего одна восьмая часть всей марксистской философии. Но в действительности такое определение отнюдь не. является широким, а напротив, весьма ограниченным и узким, так как оно ограничивает распространение диалектического материализма лишь семью отраслями научного знания. Между тем ленинское определение является наиболее широким, так как оно предусматривает возможность применения и распространения диалектического материализма на любые отрасли знания вообще, например, на математику и кибернетику, на психологию и технические науки и т. д. Надо твердо усвоить, что установленные классиками марксизма основные положения и принципы как краеугольные камни их философского учения не могут и не должны пересматриваться и перетолковываться в угоду личным вкусам и настроениям каких бы то ни было лиц, претендующих на роль «философских новаторов» в марксистской философии. Раз эти основные положения и принципы в свое время были твердо установлены, то есть была доказана их истинность, то с налета они не должны подвергаться зряшному расшатыванию.

Сын. Но тогда, значит, ничего вообще в марксистской философии нельзя пересматривать и все должно в ней оставаться неизменным? Ведь это означало бы стать на позиции метафизики, не так ли?

Отец. Ничего подобного! Любое положение марксизма и его философии может быть пересмотрено, если оно перестало соответствовать новой исторической обстановке или новым данным научного развития. Но необходимость такого пересмотра всегда должна быть открыто и очень серьезно обоснована. Нельзя, недопустимо делать это с налета, просто потому, что захотелось сказать что-то новое, отличное от того, что доказали и утвердили Маркс, Энгельс и Ленин. Скажу тебе, что Ленин на примере немецкого марксиста Франца Меринга показал, как надо, когда это требуется самой действительностью, выступать против устаревших уже воззрений Маркса и уточнять их, приводить в соответствие с новой исторической обстановкой. И Ленин пояснял, что делался такого рода пересмотр всегда с такой определенностью и обстоятельностью, что никто никогда не находил в этом ничего. двусмысленного.

Сын. Попробую во всем этом хорошенько разобраться. Во всяком случае, мне ясно, что нельзя легкомысленно, без серьезного основания ставить под сомнение фундаментальные принципы учения Маркса, Энгельса и Ленина.

Отец. Не только нельзя этого делать, но надо всегда их активно защищать от наших идейных врагов, а также порой и от наших собственных путаников. А теперь давай спать: нам надо набраться побольше сил для завтрашних переходов. Утром продолжим нашу беседу, как говорит русская пословица, утро вечера мудренее.

Поиск по сайту: