АвтоАвтоматизацияАрхитектураАстрономияАудитБиологияБухгалтерияВоенное делоГенетикаГеографияГеологияГосударствоДомДругоеЖурналистика и СМИИзобретательствоИностранные языкиИнформатикаИскусствоИсторияКомпьютерыКулинарияКультураЛексикологияЛитератураЛогикаМаркетингМатематикаМашиностроениеМедицинаМенеджментМеталлы и СваркаМеханикаМузыкаНаселениеОбразованиеОхрана безопасности жизниОхрана ТрудаПедагогикаПолитикаПравоПриборостроениеПрограммированиеПроизводствоПромышленностьПсихологияРадиоРегилияСвязьСоциологияСпортСтандартизацияСтроительствоТехнологииТорговляТуризмФизикаФизиологияФилософияФинансыХимияХозяйствоЦеннообразованиеЧерчениеЭкологияЭконометрикаЭкономикаЭлектроникаЮриспунденкция

ИКОНОБОРЧЕСКИЙ ЭДИКТ

Читайте также:
  1. ИКОНОБОРЧЕСКИЙ ПЕРИОД (717—867)

 

На Льве Исавре лежит ответственность за довольно грубый способ, с каким тонкий вопрос веры и богопочитания предоставлен был правительством военной и полицейской власти, оскорбившей религиозное чувство народа и сделавшей из местного вопроса событие государственной важности (1). В предыдущей главе мы могли оценить талантливые распоряжения Льва, касающиеся общественного блага, и должны сказать, что ему не чуждо было понимание современных государственных потребностей, к удовлетворению коих он шел прямо и открыто и которые для него имели высокое значение. И административные, и судебные, и социальные реформы отвечали назревшим потребностям и вносили в жизнь новые либеральные начала, которые легли в основание дальнейшей эволюции византийского общества. Приступая к оценке самой важной стороны деятельности основателя исаврийской династии, мы встречаемся с фактом, который, по-видимому, не соответствует характеру его либеральной и крайне благожелательной государственной деятельности. Чтобы выяснить происхождение первого акта, которым открывается иконоборство, чтобы понять значение иконоборческого эдикта, мы должны последовательно и методически раскрыть мотивы, вызвавшие этот акт, и попытаться представить обстановку, в которой он созрел и выступил на сцену.

И прежде всего следует снова отдать отчет в том, что мусульманство составляло для Льва Исавра и его современников страшную угрозу и такого противника, который колебал самые устои христианской империи не только тем, что выставил против нее громадные материальные средства, но и тем, что начал систематическую литературную и словесную пропаганду на почве вероучения

Первые меры против иконопочитателей должны объясняться исторической обстановкой, они являются мерой государственной необходимости. Весьма можно пожалеть, что иконоборческая партия не выдвинула из своей среды ни одного крупного имени, что обличительная литература имеет дело с общими принципами, не останавливаясь на конкретных фактах, которые для историка представляли бы большую ценность. Но едва ли не напрасно оставлен был без надлежащей оценки факт, сообщаемый летописцем по отношению к Омару II, что, желая убедить Льва к принятию мусульманства, он послал ему догматическое послание (2). Весьма важно заметить, что писатель несколько ниже тем же именем обозначает письмо папы Григория в ответ на эдикт Льва против поклонения иконам. Итак, в царской канцелярии был акт, составленный или арабскими, или христианскими богословами и направленный против христианской веры. Содержания этого акта мы не знаем, но думаем, что в начавшейся борьбе с иконопочитанием некоторые мотивы против икон могли быть взяты и из этого акта. Во всяком случае прозвание «мусульманствующего» σαρακηνοφρων усвоенное Льву Исавру современниками, должно иметь себе объяснение не в его внешней политике, котррая, как мы видели выше, именно нанесла мусульманству самый чувствительный удар, а в его настроении и в складе его убеждений. В актах VII Вселенского собора есть доклад монаха Иоанна, по словам которого Лев воспринял мысль о гонении на иконы от калифа Иезида (720—724), и что посредником в этом деле был епископ наколийский Константин. Сам Иезид, издавая свой акт или послание к Льву против иконопочитания, руководился будто бы также внушениями лаодикейских иудеев. Эта традиция о значительной доле участия мусульман и евреев в вопросе об иконопочитании, как он развивался в VIII и IX вв., и воспринятая, между прочим, в летописи (3), в свое время будет нами рассмотрена и проверена. Как бы ни смотреть на сложившуюся легенду об отношениях Льва к магометанам и к евреям, основной мотив иконоборческого движения ведет нас во всяком случае к Востоку, именно Лев Исавр своим иконоборческим эдиктом отвечал на резкие нападки против христиан со стороны евреев, магометан и разных восточных сект, возникших в среде самого христианства. Кроме того, Лев Исавр своим эдиктом делал уступку значительной части малоазийского духовенства, которое уже и с своей стороны формулировало в определенную систему возражения против иконопочитания. Здесь, конечно, следует принять во внимание и известия о военной карьере Льва до его вступления на царство. В этом отношении очень любопытны известия летописца Феофана, обличающие часто не литературный источник, а заимствование из легенды или из народных рассказов. Все эти мотивы, могущие объяснять иконоборческое движение, должны быть нами взвешены и каждому из них дано надлежащее место. Но следует твердо помнить, что иконоборческая борьба, начавшись в определенное время и в известной обстановке, подвергалась исторической эволюции и постепенно выдвигала новые и новые вопросы, которые не входили в расчет иконоборческой политики Льва, но выступили постепенно в соответствии с характером и образованием лиц, которые приняли участие в этом движении.

Т. к. военная карьера Льва Исавра сделана была на Востоке, и т. к. восточные войска поддерживают его в возмущении против законной власти, то, несомненно, в этом следует искать разгадки тому направлению, которое приняла политика Льва Исавра. Но здесь обращают также на себя внимание следующие факты. Все литературные указания локализуют очаг иконоборческого движения во Фригии: епископ Константин наколийский считается главой и руководителем иконоборческой партии. Оказывается, что те части Малой Азии, где зародилось иконоборческое движение VIII в., были гнездом противоцерковных движений и религиозных сект: таковы монтанисты и в особенности павликиане. Первые составляли религиозную секту во Фригии, усилившуюся в VIII в. вследствие связей с павликианством. Что касается павликиан, то участие их в иконоборческом движении хорошо доказывается, между прочим, письмом к царю Феофилу, последнему в серии иконоборцев, составленным восточными епископами, где епископ Антоний силейский, принадлежавший к партии иконоборцев, назван разделяющим павликианскую ересь (4). Павликианство — это болгарское богомильство, характерным отличием его является крайний дуализм. Единый Бог господствует над высшим надземным миром, но мир земной есть создание другого бога, враждебного первому, по имени сатанаил. Многие положения и выводы из них, сделанные со временем в иконоборческой системе, являются общими и павликианству-богомильству. В свое время мы увидим, что первым правительственным актом вслед за утверждением православия в 843 г. было избиение павликиан. В особенности внутренняя связь богомильства и системы иконоборческой обнаруживается в Синодике в неделю православия и «Беседе» пресвитера Косьмы (5).

Переходим к эдикту против икон. К 726 г. относится известие Феофана: «В этом году начал нечестивый царь Лев дело о низвержении святых и честных икон» (6). Что здесь разумеется именно официальный правительственный акт, видно из последующих слов того же автора: «И узнав об этом, папа Григорий составил против Льва догматическое послание, доказывая, что не подобает царю вмешиваться в дела веры и изменять древние церковные догматы, установленные святыми отцами». Первый и самый важный результат этого правительственного акта, до нас, однако, не дошедшего, а погибшего во время жаркой начавшейся затем борьбы, как и большинство других материалов иконоборческого движения, и было это самое письмо папы Григория, представлявшее собой возражение на эдикт Льва. Понятна отсюда капитальная важность того папского письма для восстановления содержания утраченного эдикта (7). Упомянув о прежних письменных актах, в которых Лев, как и подобает христианскому царю, оставался верным святоотеческим правилам, папа приступает к иконоборческому эдикту и продолжает в следующих выражениях: «Кто оглушил твои уши и развратил сердце, как искривленный лук, и ты устремил взоры назад? Десять лет по милости Божией ты поступал правильно и не занимался вопросом о святых иконах. Ныне же [19] говоришь, что «иконы занимают место идолов» и что «поклоняющиеся иконам суть идолослужители», и сделал распоряжение об уничтожении их и об окончательном истреблении. Ты написал, что не должно воздавать поклонения тому, что создано руками, ни всякому изображению небесному или земному, и присоединяешь: скажи мне, кто нам внушил почитать и воздавать поклонение рукотворным предметам, и я признаю, что это божественный закон».

Здесь папа сделал Льву упрек, что он напрасно не спросил об этом прежде сведущих и опытных людей, намекая этим на патриарха Германа, и потом, снова возвращаясь к тексту эдикта, дает церковное толкование 2-й заповеди. «Ты говоришь: «поклоняемся камням, стенам и доскам; мучеников называем богами»; ты написал, что «как царь иудейский Осия после 800 лет устранил из храма медного змия, так и я после 800 лет очистил церкви от идолов». Святые отцы одели и украсили Церковь, а ты обнажил ее и преследуешь, хотя ты имеешь в лице епископа Германа, нашего сослужителя, такого отца и учителя, с которым тебе следовало бы посоветоваться как с человеком старым и имеющим опыт в церковных и светских делах. Он имеет 95 лет и служил многим патриархам. Ты же к нему не обратился, а воспользовался советами преступного дурака епископа ефесского [20] и подобных ему. Да будет тебе известно, что догматы святой Церкви не царское дело, а архиерейское, и что епископам приличествует решать подобные вопросы. Потому-то архиереи приставлены к церквам и стоят вдали от общественных дел, подобным образом и цари должны стоять вне церковных дел и заниматься тем, что им поручено. Ты написал, что нужно собрать Вселенский собор. Мне кажется, это излишне. Ты гонишь иконы, преследуешь и разрушаешь; остановись, подари нам молчание, и в мир возвратится покой, и прекратится соблазн. Западные короли приняли твои изображения с честью, пока еще не знали о твоем враждебном действии против икон; когда же осведомились, что ты послал спафарокандидата Иовина в Халкопратию, чтобы низвергнуть и разломать известный образ Спасителя-Антифонита, от которого совершались многие чудеса, и что хотя оказавшиеся там благочестивые жены просили спафарокандидата не делать этого, а он, приставив лестницу, поднялся вверх и трижды поразил секирой лик Спасителя, то означенные жены, не перенося вида такого беззакония, отняли лестницу и убили его на месте, и что ты отправил туда воинов и приказал убить, не могу сказать, скольких женщин в присутствии многих знатных мужей из Рима, Франции, из земли вандалов, из Мавритании, Готфии; но, когда они поведали каждый в своей земле о твоих детских выходках, то бросили на землю твои изображения и исцарапали твое лицо и отвергли власть твою. Ты хочешь нас застращать и говоришь: пошлю в Рим военную силу и изображение святого Петра уничтожу и связанного возьму тамошнего епископа, подобно тому, как это сделал Константин II с папой Мартином ». Эту последнюю угрозу папа не оставил без внимания, ответив намеком на политический союз, который в Константинополе должны были понять весьма легко: «Римскому епископу стоит только удалиться в Кампанию на 24 стадии, а там ищи ветра», т е. там лангобарды дадут ему защиту!

Оставляя в стороне некоторые сомнения относительно времени составления этого акта (8), мы должны остановить внимание на двух заключениях, необходимо вытекающих из этого письма и точно определяющих сущность содержания эдикта Льва Исавра. Напрасно высказывается мнение, что первоначально не имелось в виду принятие решительных мер против икон, а только будто бы преследовалась цель затруднить доступ толпе к священным изображениям, подняв их выше или сняв те, которые были предметом слишком материального почитания. Это мнение не соответствует положению дела, ибо, как видно из сохранившихся по настоящее время древних храмов с мозаичными изображениями, последние совсем не находятся так низко, чтобы быть предметом того обожания, против которого боролись иконоборцы. Кроме того, следует хорошо оценить то обстоятельство, что тот случай, которым открывается история гонения против икон, имеет совершенно особенное значение. Образ Христа-Антифонита был на большой площади, где было всегда громадное движение народа, и он находился над воротами Халки, не будучи доступен для толпы, разве только при помощи лесаницы. Решение правительства начать дело с образа Спасителя, и притом находящегося на самом бойком месте в городе, обозначает не робкий шаг с его стороны, а зрело обдуманный поступок.

Нужно согласиться еще с тем, что те места из эдикта, которые мы отметили в письме папы Григория, как бы они ни были отрывочны и мало последовательны в сохранившемся изложении, категорически и бесповоротно сводят основной вопрос к разбору оснований для культа икон. Как в эдикте, так и в последующей литературе, которая выяснится в дальнейшем изложении вопроса и которая найдет себе окончательное выражение в так называемом Синодике в неделю православия, основные положения, против которых ратуют иконоборцы и которые отстаивают византийские православные богословы, сосредоточиваются на законодательстве Моисея (Исх. XX, 4) о непоклонении рукотворным изображениям и на догмате о телесном домостроительстве Бога-Слова. Отсюда следует заключить, что, выступив прямо против изображения Спасителя, Лев наносил удар не только горячему религиозному чувству всех христиан, но — что еще важней — колебал догматическую основу христианской религии, идя в этом отношении рука в руку с самыми враждебными течениями против христианства — с мусульманством и иудейством.

Прежде чем говорить о ближайших следствиях, вызванных этим актом в империи, необходимо остановиться еще на выяснении наличности бытовой обстановки, из которой может получить себе объяснение этот акт.

Выше было говорено о довольно настойчивой традиции, приписывающей иконоборческое движение мусульманскому влиянию. Это нужно, конечно, понимать в том смысле, что доведенное до крайней простоты мусульманское учение об едином Боге, противопоставляемое христианскому философскому воззрению на троичность, нередко подкупало простых людей, которые без особенного колебания принимали мусульманство в завоеванных арабами областях; но этому можно дать и более широкое толкование, т. к. мусульманство как политическая и религиозная сила делало открытый вызов христианству и ставило при вступлении Льва на царство вопрос о том, за кем останется действительная победа: мусульманству с иудейством или христианству принадлежит будущее? Рядом с магометанскими влияниями — оттого и прозвание Льва мусульманствующий, или саракинофил,— в обличительной литературе выдвигается еще та черта, что иконоборцы заражены иудейскими воззрениями на божество, что они действовали под влиянием евреев.

Весьма любопытно отметить, что с конца VI в. начинается весьма распространенный в Византии род литературы: состязания с иудеями — disputatio ad versus ludaeos. В этом отделе литературы ведется жаркая полемика против посылаемого христианству упрека в поклонении рукотворным изображениям божества. В догматическом смысле иконоборческое движение наносило христианству новый удар с точки зрения Ветхого Завета, иначе говоря, со стороны иудаизма. Леонтий, епископ неапольский из Кипра, живший в начале VII в., в своем сочинении против иудеев указывает, что они заявляли себя особенно жестокими врагами христианского культа (9). Полемика иудеев против христиан и обратно— христианская полемика против иудеев, как хорошо известно, начинается весьма рано и продолжается с особенной страстностью в период иконоборчества (10). Известный диалог Паписка и Филона представляет роль иудея именно в нападках на христианский обычай поклонения иконам и тем характеризует эпоху происхождения этого произведения. Т. к. Ветхий Завет составляет общую книгу для христиан и евреев, где те и другие должны были заимствовать основания для всей тайны новозаветного домостроительства, то понятно в полемике значение ветхозаветных мест, из которых, однако, иудеи и христиане вычитывали неодинаковый смысл.

В сущности эдикт Льва мог иметь для себя оправдание в обстоятельствах времени и частью в церковной практике. Магометане, завоевывая христианские земли, обратили внимание на бесчисленные изображения святых и, чтобы привлечь христианское население к поклонению своему пророку, злобно осмеивали поклонение иконам, как идолослужение. Христиане, говорили они, под предлогом почитания истинного Бога наполнили мир богами еще более, чем их было в языческих храмах. Римский мир снова стал языческим, и христианство обратилось в культ идолов. С другой стороны, и в самой христианской Церкви обнаружились сомнения и колебания относительно поклонения иконам. Некоторые греческие епископы, сравнивая культ первых веков христианства с современным им, не могли не заметить существенных отличий. Тогда язычники упрекали христиан, что их бедная плебейская вера не имеет ни храмов, ни алтарей, ни прекрасных статуй, на что христиане с полною искренностью и справедливостью могли отвечать: зачем мне изображение Бога, когда и сам человек есть образ Божий; на что мне строить храм Богу, когда и весь этот мир, дело рук Его, не может вместить в себе Бога; не лучше ли, если мы приготовим вместилище Богу в нашем уме и в глубине нашего сердца? Нельзя думать, что эдикт против иконопочитания не имел себе поддержки в современных воззрениях; нет, с Львом Исавром стояла значительная партия, разделявшая его взгляды и поддерживавшая его в начавшейся борьбе. Тем не менее, редко византийские императоры платились такими потерями и смутами, взволновавшими империю до самых отдаленных окраин, как в VIII в. по случаю иконоборческих эдиктов.

Нужно представлять себе дело так, что и ранее Льва существовала партия духовенства, не разделявшая господствующих воззрений на поклонение иконам, и что эта партия частью заражена была павликианскими воззрениями на божество и церковную обрядность. Эта партия вступила в сношения с светской властью, которая под влиянием мотивов политического свойства склонна была подать руку партии духовенства и выступить против иконопочитания. И по своему характеру, и по наклонностям Лев едва ли был способен входить в существо отвлеченных религиозных вопросов; поэтому весьма возможно, что в эдикте им употребляемы действительно те неизысканные и несогласные с литературными требованиями высшего образованного круга выражения, которые так оскорбляли папу и представителей греческого клира. Как результат предыдущих сопоставлений и соображений мы считаем нужным выставить следующие положения: а) иконоборческий эдикт резко и бесповоротно поставил вопрос не только о почитании икон, но и о догмате тайны искупления; б) иконоборческое движение было делом церковной партии и светской власти; в) применение принципов иконоборчества проходило разнообразные стадии развития и едва ли имелось в виду первыми руководителями и виновниками начавшегося движения.

По господствовавшему в империи обычаю, акты, подобные занимающему нас, препровождались для всеобщего сведения ко всем представителям светской и духовной власти. К сожалению, мы не можем составить себе представления о ближайших последствиях эдикта, ибо сохранился только ответ на этот эдикт папы Григория с опровержениями. Одно место из письма Германа епископу клавдиопольскому Фоме, в котором указывается, что целые города и множество народа находятся в волнении из-за вопроса об иконах, едва ли может служить основанием к характеристике общего положения. Оно может относиться только к тем епархиям, где эдикт приводился в исполнение. Все заставляет думать, что правительство в первые годы по издании эдикта не принимало никаких мер к насильственному проведению закона о святых иконах, а потому в провинциях империи не замечаем протеста. Почти современник этих событий Феофан замечает, что население столицы было весьма опечалено эдиктом и замышляло поднять возмущение, но ограничилось тем, что сделало нападение на царских мужей, которые исполняли распоряжение царя по отношению к иконе Христа над воротами Халки (11). Правительство, однако, не оставило без наказания виновников и подвергло многих наказаниям «за благочестие»: усечению членов, бичам, ссылке и лишению имущества. Но это едва ли были исключительные меры. Серьезней было другое движение, начавшееся в Греции и на островах.

Редко упоминаемая в средние века Греция в начале VIII в. начинает обращать на себя внимание в качестве фемы Еллады. В VI—VII вв. положение Греции характеризуется крайней скудостью известий и слабостью населения, вследствие чего Северная Еллада подверглась значительной иммиграции со стороны славян. В церковном отношении митрополия Еллады подчинена была, как Иллирик и Македония, епископу Рима. Начавшееся в Греции антидинастическое движение, правда, падающее на 727 г., едва ли может быть объясняемо как протест против иконоборческой системы. Это скорей военный бунт, организованный турмархом Агаллианом, сопровождаемый обычным провозглашением царем некоего Косьмы. Любопытно, что вместе с турмархом Агаллианом приняли участие в движении военные люди Кикладских островов или фемы Эгейского моря. Имея при себе провозглашенного ими царя, греки Еллады и островов прибыли на кораблях к Константинополю, но Лев нанес им поражение 18 апреля 727 г. и затем казнил главных виновников. Имело ли это движение политический или религиозный мотив — решить трудно. Не подлежит сомнению то обстоятельство, что эдикт не имел в самой Византии важных последствий.

Папа, от которого, как сейчас увидим, исходил самый решительный и серьезный протест против эдикта, между прочим, как было сказано, упрекал Льва, что он не посоветовался с патриархом Германом. Действительно, роль патриарха, правда, престарелого и не отличавшегося силой воли и настойчивостью, позволяет усомниться в том, принял ли он все меры к тому, чтобы остановить царя в его церковном новшестве. Правда, Герман, несмотря на просьбы царя, не присоединился к его взглядам и не подтвердил царского распоряжения об иконах; напротив, напоминал царю обещание, данное в присяге при вступлении на царство,— не нарушать апостольских и святоотеческих преданий. Но патриарх все же оставался во главе Церкви три или четыре года по издании эдикта, и только в 730 г., когда царь в собрании сената поставил вопрос об иконах и требовал его разрешения, патриарх со всем авторитетом выступил против царской воли, требуя созвания для этого вопроса Вселенского собора, и, когда его мнение не было принято, сложил с себя омофор и удалился в частный дом. Царь же с полной свободой провел дело о святых иконах и приказал избрать на место Германа патриаршего синкелла Анастасия, который вполне разделял церковную его политику. Патриарх Герман пережил первый период иконоборческого движения и умер в 740 г., будучи погребен в монастыре Хора.

Посмотрим теперь, как развивалась иконоборческая система. Как уже мы видели, вопрос с самого начала вступил на политическую почву, первые стадии его развития могут быть изучаемы на переписке с папой.

В 730 г. папа отвечал или на второй эдикт по вопросу об иконопочитании, или на личное письмо, написанное в ответ на первый эдикт. «Послание вашего богохранимого царства и во Христе братства,— писал папа,— мы получили чрез посла вашего Руфина, и я так был поражен твоей настойчивостью и решимостью оставаться в прежних расположениях, что мне жизнь стала невыносима». Выбирая из этого письма лишь те места, которыми характеризуются мысли и воззрения Льва Исавра, приведем следующие выражения: «Ты написал: я царь и вместе с тем иерей. Да, таковыми действительно были твои предшественники, которые создавали церкви и вместе с архиереями заботились ревностно и прилежно об исследовании истины православия. Ты же, приняв царскую власть, не соблюл заветы отцов, но, нашедши церкви Божий блистающие золотыми украшениями, опустошил их и обнажил. Ибо что такое наши церкви? Это рукотворные здания из камня, дерева, глины, извести; но они украшены живописью и изображениями чудес святых и страданий Господа и пречистой Его матери и святых апостолов. По этим изображениям люди составляют понятие о существе изображенных предметов. Мужи и жены, держа на своих руках новокрещенных малых детей или поучая юношей или иноземцев, указывая пальцем на изображения, таким образом образуют их ум и сердце и направляют к Богу. Ты же, лишив этого бедный народ, стал занимать его празднословием, баснями, музыкальными инструментами, играми и скоморохами. Ты написал: почему ничего не сказано об иконах на шести Вселенских соборах? Но и о хлебе и о воде ничего не сказано, это заповедано искони и установлено обычаем; так и об иконах установлено издавна, и сами архиереи с иконами приходили на соборы, и ни один христолюбивый человек без иконы не пойдет в дорогу...»

Таким образом и в этом письме, насколько оно воспроизводит официальные акты, характеризующие первые годы иконоборческой эпохи, затронут исключительно вопрос в тесном смысле иконоборческий, т. е. папа оппонирует, главным образом, против того, что распоряжением императора церкви Божий обнажены и лишены своей красоты и что вместо прежних святых изображений стали народ занимать пустяками. Мы не останавливаемся здесь на возражениях папы и на приводимых им доказательствах в пользу установившегося в Церкви обычая поклонения иконам. Церковная точка зрения на иконы будет развита с особенной тонкостью и обстоятельностью в обширной обличительной литературе и в деяниях VII Вселенского собора, где подобрана и святоотеческая литература и разобраны главные положения иконоборцев.

Но для того, чтобы точно обозначить роль Льва Исавра в иконоборческом движении и чтобы выделить все наслоения, которые впоследствии привзошли к первоначальному и основному положению, когда иконоборческое движение сделается политическим, национальным и социальным принципом, мы должны остановить внимание на возражениях против иконоборцев современника этой эпохи и знаменитого отца Церкви Иоанна Дамаскина (12).

Дамаскин, как показывает прозвание, был уроженец Дамаска, в то время уже мусульманского города и даже столицы Омейадов. Он был сын мусульманского чиновника по имени Мансур и представляет собой замечательный образец широкого распространения христианской культуры под господством арабов. Рассказывают, что он получил образование от одного пленного грека, уроженца Калабрии, который дал ему как обширное философское, так и христианско-церковное образование. В высшей степени любопытно, что первые и самые сильные научные возражения против иконоборческой системы идут из мусульманского центра, из Дамаска. Ему принадлежат три трактата или три слова «Против клевещущих на святые иконы». Попытаемся воспользоваться некоторыми заключениями Дамаскина.

Писатель не скрывает, что речь направлена прямо против царя, только сознание бесспорного преимущества истины пред царским величием дает ему достаточную смелость. Дамаскин начинает с разбора основного положения иконоборцев, заимствуемого из Ветхого Завета, и в частности 2-й заповеди, т. е. вместе с тем и главного места еврейских возражений. Нельзя, говорит он, понимать эти слова в буквальном смысле, нужно их понять и объяснить по смыслу, ибо буква убивает, дух животворит. Икона есть напоминание (υπόμνημα), внешний знак, имеющий для безграмотных то же значение, что книга для умеющих читать: что слово для слуха, то же икона для зрения. Притом же следует различать между служебным поклонением и поклонением относительным—из почтения к заслугам святого мужа, первое принадлежит божеству, второе святым. Аргументация Дамаскина в пользу святых икон заимствуется частью из психологических мотивов. Церковь обязана руководить духом верующих, заботиться о религиозном настроении присутствующих на богослужении, а может она этого достигать лишь посредством того, что в ней есть видимого. Это та же мысль, которую я недавно слышал от одного умного афонского монаха, когда я стал указывать ему на слишком большие затраты на украшение церквей. «У вас в миру,— сказал он,— есть разные развлечения: театры, собрания и разные увеселения, а у нас только церковь, в ней все наши средства развлечения, в ней мы ищем успокоения и всего, что возвышает и настраивает на добро дух».

Ветхий Завет, говорит Дамаскин, не знал Бога вочеловечившегося и телесного, потому и не нуждался в изображениях. И как ныне Бог во плоти явился и с людьми обращался, то мы имеем право изображать видимого Бога. Но как некоторые высказывали мнение, что можно допустить икону Христа и на этом остановиться, то Дамаскин авторитетно замечает: мы изображаем Христа, царя и Господа, но не имеем права лишать Его воинства, воинство же Господа это Его святые. Может ли земной царь иметь значение без воинства? Дамаскин заключает первое слово следующим выводом: не следует повиноваться царскому повелению, если оно пытается изменить святоотеческие предания. «Как касаться раскаленного железа я боюсь не ради природы железа, а ради огненного вещества, соединенного с железом, так я поклоняюсь Твоей плоти, Господи, не ради природы этой плоти, но ради ипостасно соединенного с ней Божества» (13).

Второй и третий трактаты написаны по желанию верующих, т. к. оказались неясности, которые нуждались в дополнительных объяснениях. По отношению к библейским текстам, воспрещающим поклонение рукотворным изображениям, Дамаскин дает следующее толкование. Как в каждом вопросе, так и относительно икон нужно различать цель, с какою воздается поклонение. «Поклоняюсь не веществу, но творцу вещества — тому, кто сделался творением для меня и кто в веществе положил себе обитание». Третье слово составляет часто не что иное, как повторение сказанного в предыдущих словах. В частности, различается ή λατρεία, т. е. непосредственное поклонение божеству, и σχετική προσκύνησις, причем философски обозначается разность поклонения, приличествующего Богу и Богородице и святым, последние суть боги не по природе, а по причастию к божественной природе (14).

Заключение ближайшего свидетеля событий этой эпохи утверждает также мысль, что в первых распоряжениях Льва преследовалась исключительно церковнобогословская идея (15). В Константинополе, говорит он, процветал тот священный и дивный Герман, защитник православных догматов, ведя жестокую борьбу с львоименным царем и его сподвижниками, а в древнем Риме — Григорий, священнейший апостольский муж и сопрестольник верховного Петра, блистающий словом и делом. Он изъял Рим и Италию и все западные области из политического и церковного повиновения Льву и подчиненной ему империи. А в Дамаске, сирийском городе, блистал жизнью и словом Иоанн златоструйный, пресвитер и монах, сын Мансура, знаменитый учитель. Лев низвергает с трона Германа как подчиненного ему человека, папа же Григорий мужественно обличает его в своих письмах, пользующихся большой известностью. Иоанн же Дамаскин на соборе восточных епископов подвергает нечестивого анафеме... Что касается фактического преследования при Льве против почитателей святых икон, то следует свести его мероприятия в сущности к немногим случаям. В IX в. по восстановлении православия составлен был список мучеников за иконы. Из числа их только 40 человек должны быть отнесены ко времени Льва, но и между ними большинство пострадало на площади Халки во время поругания, нанесенного изображению Христа.

Таким образом, в первые годы по объявлении эдикта Константинополь и империя, за исключением Востока, хранили выжидательное положение. Тревога поднята была на Западе, где иконоборческий вопрос приобретает политическую окраску и более широкий смысл. Отношения между Римом и Константинополем не ограничивались пересылкой довольно резких писем. Италия формально была подвластная империи провинция, здесь власть императора сосредоточивалась в руках его наместника, экзарха, который получил приказание в 726 г. лично наблюсти над исполнением иконоборческого эдикта в Риме. Но здесь давно уже было глухое недовольство против Византии, и начальник римского гарнизона, дука Василий, был изгнан из города. Тревожное и частью революционное движение в византийской Италии еще более усилилось, когда экзарх Павел был убит в Равенне в 727 г. Лев немедленно отправил в Италию флот и нового экзарха в лице Евтихия. Но положение становилось все более и более серьезным столько же от противодействия папы, как и от нового и неожиданного усиления притязаний со стороны лангобардов. Король Лиутпранд стал теснить самую Равенну, взяв ее гавань, и поставил свои гарнизоны в городах Пентаполя.

Папа Григорий, понимая, что ослабление Византии ведет за собой усиление лангобардской власти в Италии, должен был приостановиться перед решительными мерами и предпочел до времени поддерживать византийское влияние. При его преемнике Григории III (730) обстоятельства круто изменились. Из Константинополя отвечали на это посылкой флота, который, однако, потерпел крушение и не восстановил нарушенного в Италии авторитета императора. Столько же явный протест, выразившийся в соборном римском постановлении, как и безуспешность принятых доселе мер к возвращению папы в должные границы повиновения вывели Льва из терпения, и он принял против папы экстренные меры, на которые едва ли решился бы при хладнокровном обсуждении дела. Он наложил руку на церковные доходы римского престола, идущие от церковных имуществ, бывших в пределах имперских владений, и передал их в государственную казну. Еще решительней была другая мера, касавшаяся подчиненных Риму митрополий на Балканском полуострове. Он включил в константинопольский патриархат Елладу, Иллирик и Македонию, бывшие прежде в подчинении Рима, а равно остров Сицилию и Калабрию. Этим проведено было строгое разделение между Римской и Константинопольской Церковью, так что первая стала в собственном смысле Римской и Романо-Германской, а вторая — Греческой и Греко-Славянской.

Приведенные факты не были, конечно, прямым следствием иконоборческого движения, т. к. они неизбежно должны были совершиться вследствие других — и гораздо более могущественных — влияний, но крутые меры Льва ускорили эти явления и придали им более резкий характер. Итальянские события получили первостепенное значение не только в судьбах империи, но и в судьбах европейской истории, поэтому необходимо рассмотреть их в особой главе.


1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | 13 | 14 | 15 | 16 | 17 | 18 | 19 | 20 | 21 | 22 | 23 | 24 | 25 | 26 | 27 | 28 | 29 |

Поиск по сайту:



Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Студалл.Орг (0.007 сек.)