ЛЕВ ИСАВР. ОТРЖЕНИЕ АРАБСКОГО НАШЕСТВИЯ

Почти все VIII столетие и первая половина IX характеризуются общим термином «иконоборческого периода». Этот период не только носит во главе имя Льва Исавра, но и тесно связан с этим именем главными течениями, берущими начало в царствование этого императора, и теми реформами в законодательстве, которые падают на его время, обнимая военное дело и гражданские отношения по преимуществу земледельческого класса. Не потому, однако, занимающему нас периоду усвоено наименование иконоборческого, чтобы вопросом о борьбе за почитание икон исчерпывались все интересы, но потому, что умственная, нравственная и политическая жизнь общества в это время более или менее зависела от иконопочитания и направлялась стоявшими в борьбе партиями почитателей икон и противников почитания икон (иконокласты — иконоборцы). Но если, выясняя значение термина, мы стали бы отправляться от одного лишь внешнего представления о почитании икон или гонении против иконопочитателей, то наше понимание периода было бы и односторонне, и весьма недостаточно. Уже давно и многими было отмечено, что иконоборческие цари вооружались, главным образом, против суеверий современного общества, и что предпринятые ими реформы направлялись ко благу подданных, в интересах государства. Нельзя, кроме того, оставлять без внимания, что и тесно понимаемый вопрос о почитании икон не ими поставлен на очередь, а занимал умы многих христианских деятелей и ранее VIII в.

Кроме почитания икон, иконоборческим движением были затронуты самые существенные вопросы христианского вероучения: о воплощении Бога-Слова, о Богородице, а также подвергались колебанию обряды и формы богослужения. Независимо от сего иконоборческий период нанес большой удар монастырям и монастырскому роду жизни, возбудив сомнение в правильности и целесообразности того явления, что множество здоровых и могущих приносить пользу обществу людей оставляет гражданские обязанности и идет в монастыри, что на монастыри затрачивается значительная часть труда, и что монастырям и богоугодным учреждениям принадлежала чуть ли не треть всей государственной земли. Отсюда видно, что иконоборческий период есть период реформ, глубоких и разнообразных перемен во всех условиях религиозной, гражданской и политической жизни Византийского государства и потому заслуживает особенного внимания.

Если нужно было бы назвать в истории Византии наиболее рельефный период, которым резко характеризуется византинизм и который дает тон всему дальнейшему историческому развитию, то, конечно, таким следовало бы признать именно период, начинающийся со Льва Исавра и продолжающийся до Василия Македонянина. Иконоборческая эпоха задела за живое самые чувствительные струны человеческого существа; тогда люди боролись не на живот, а на смерть из-за отвлеченного принципа, живо интересуясь ходом религиозной борьбы и жертвуя для торжества идеи самыми дорогими интересами. Как выше сказано, иконоборческие цари не только боролись против поклонения иконам, но выступали с реформами, и в этом состоит основной факт, по которому иконоборческой эпохе принадлежит глубоковажное значение в истории Византии.

Усвояя иконоборческому периоду капительное значение в истории и считая его наиболее выразительным проявлением византинизма, мы должны отметить еще, что самый исторический материал, составляющий содержание истории VIII и IX столетий, т. е. самая этнографическая основа, к началу этого периода получает разнообразные примеси от иммиграции новых элементов. Повторились, правда в меньшем объеме, те явления, какие имели место в эпоху переселения народов и которые вызвали падение Западной империи. В течение VII в. славянами окончательно была занята значительная часть Балканского полуострова, что не могло не придать совершенно нового характера дальнейшему развитию истории стран, заселенных новыми обитателями. В желании обезопасить себя со стороны Балканского полуострова и ослабить волны движения славян, византийское правительство принимает ряд мер к заселению ими Малой Азии; с этой целью практиковалась система правительственной колонизации славянами тех областей, которым угрожало арабское завоевание. Но эта мера, в свою очередь, создавала ряд непредвиденных затруднений на Востоке. Существенным мотивом, который до известной степени объясняет судебную реформу и земледельческий закон исав-рийских царей, должны быть признаны славянская иммиграция и колонизация византийских областей новыми подданными. Исаврийские цари должны были посредством нового законодательства, частью опиравшегося на обычное право славян, определить условия жизни мелкого земледельческого класса и согласовать его гражданское положение с существовавшими в империи законами.

В такой же мере административная и законодательная деятельность Льва зависела от славянской колонизации Балканского полуострова и некоторых частей Малой Азии, как его религиозная политика до известной степени была обусловлена и частью подготовлена мусульманскими завоеваниями и влиянием магометанства. Ислам вырос на почве исторических и культурных условий, какие представляли в то время две империи на Востоке: Персия и Византия. Отторгнув от Византийской империи Сирию, Палестину, Египет, Африку и некоторые острова, мусульманство своими военными успехами ограничило пределы империи, лишило ее большинства инородческих элементов и содействовало большему сцеплению родственных этнографических групп. Как в нынешней Турции освобождение находившихся под властью ее чуждых народов способствовало сцеплению и национальному возрождению турок, так и в прежней Византии потеря областей с инородческим населением сопровождалась усилением эллинского национального самосознания, выразившегося в выработке идеи ортодоксальности. Хотя византийское православие с отпадением названных выше областей утратило в своем объеме, но взамен того оно выиграло в цельности и крепости. Реакционные элементы на перифериях группируются в усилившихся религиозных сектах; православное же византийское царство, опираясь на эллинское национальное начало, приобретает тот характер исключительности и филетизма, с которым Византия вступает в средние века и который отличает византинизм как исторический принцип.

В числе других признаков, характеризующих период, следует указать еще на то, что византийский престол был занимаем в это время двумя инородческими династиями: исаврийской и армянской. Обе династии, выставившие ряд весьма способных и даровитых правителей, старались придать эллинизму то место в империи, какое ему могло принадлежать по праву, причем иконоборческая система служила обычным орудием административного и законодательного воздействия. Весьма любопытно, что в провинциях возникают попытки к организации независимых княжений. Среди узурпаторов выделяются смелостью и талантливостью самозванцы славянского происхождения.

Каким образом среди полной дезорганизации и общего расстройства государственного порядка, какое замечается в конце VII в., могла образоваться такая способная и энергичная сила, какую представляет собой Лев Исавр,— это остается неразрешимой загадкой. С 695 г., когда был низвергнут последний представитель дома Ираклия, Юстиниан II, наступил двадцатилетний период анархии, во время которого власть переходит в руки бунтовщиков и авантюристов, поддерживаемых своевольными военными частями. Порядок до известной степени сохранялся еще в столице и больших городах, сельское же население провинций находилось в брожении и часто не знало, на чьей стороне держаться; армии, посылаемые против внешних и внутренних врагов, бунтовали; славяне и арабы — одни со стороны Европы, другие из Азии — угрожали самому существованию империи. В это время шесть императоров лишились престола насильственным образом, из них четыре погибли от руки палача. Было бы излишне упоминать о нравственных и культурных условиях среды, в которой вырос Лев Исавр, тем более что известия о происхождении и ранних годах его жизни крайне скудны и разноречивы.

Попытаемся, однако, собрать сведения об условиях, в которых образовался характер такого важного исторического лица, которым обозначается определенная эпоха в истории. По одним известиям, Лев происходил из Германикии, что в Северной Сирии; по другим — из горной Исаврии, что в южной части Малой Азии, против острова Кипра. Основываясь на том, что в Исаврии есть город Германикополь, и что исаврийское происхождение Льва подтверждается как традицией, так и эпитетом «исавр», сросшимся с его именем, мы можем географический термин «Германикия» вполне отождествить с городом Исаврии Германикополем. Установить происхождение Льва из этой горной области важно и в том отношении, что здесь же он имел одного из главных помощников в подготовке иконоборческого движения.

В горных областях Тавра, составлявших в конце VII в. границу византийских и арабских владений, происходило усиленное брожение умов на религиозной почве, вызванное успехами мусульманства и направлявшееся к подрыву православия. В юные годы Льва последовало переселение части его соплеменников и сородичей во Фракию, в первое царствование Юстиниана II. Первые шаги политической карьеры Льва сделаны были во Фракии, где он оказал содействие царю Юстиниану II, когда тот с помощью болгар шел против Византии, за что был обласкан и принят на военную службу с офицерским чином спафария. Несмотря на крайнюю жестокость этого царствования и на систематические преследования против личных врагов Юстиниана, Льву удалось избежать опасностей и даже особенно выдвинуться на служебной лестнице. На него было возложено важное поручение отправиться на Кавказ и попытаться воздействовать на Грузию и Колхиду в том смысле, чтобы подготовить здесь союз против арабов, замышлявших движение на Кавказ. Эта миссия, полная всяких приключений и неожиданностей, исполнена была Львом с успехом и дала ему возможность запастись опытом и знанием для предстоявшей ему впереди деятельности. В 713 г. по возвращении в Константинополь он нашел на престоле Анастасия, т. к. Юстиниан и его преемник Филиппик были уже убиты, который вознаградил заслуги Льва тем, что назначил его стратигом фемы Анатолика. Уже это назначение главнокомандующим самой важной и обширной фемы ставило Льва в число первых государственных людей Византии, а личные его связи со стратигом соседней фемы Армениак Артаваздом, за которого он скоро затем выдал дочь свою Анну, передавали в его руки главный нерв, приводивший в движение политику империи, именно военные силы страны. Эти два вождя держали в своих руках судьбы империи, в то время находившиеся в крайней опасности вследствие сухопутного и морского движения на Константинополь арабов.

Никогда магометанский мир не представлялся столь грозным и могучим, даже в XV и XVI вв., как в период, к которому мы приступаем. В начале VIII в. арабы угрожали христианской Европе с двух сторон: с крайнего Востока — нападением на Константинополь и Фракию, с отдаленного Запада — предприятиями против Испании и Южной Франции. С горячим пылом и рвением, не знавшим препон, и с сознанием превосходства перед всеми христианскими народами, которые везде уступали победоносно наступавшему мусульманству, арабские вожди и повелитель правоверных, казалось, приближались к осуществлению заветной и столь часто выражаемой мысли о подчинении калифу всего известного тогда мира. Особенно важно отметить, что положение дел в империи было тогда крайне опасно и благоприятствовало враждебным против нее замыслам.

С 695 г., со времени изгнания из Константинополя Юстиниана II, продолжался целых 20 лет период анархии, когда престол переходил из рук в руки, от одного авантюриста или избираемого бунтующей армией честолюбца к другому. Калиф Сулейман, с 715 г. ставший во главе мусульманского мира, находил все основания воспользоваться этими обстоятельствами для движения на Константинополь и приказал готовить флот на берегах Сирии. Предшественник Льва на престоле византийской империи Анастасий (713—716) секретно отправил небольшую эскадру, чтобы уничтожить приготовленный арабами материал для постройки кораблей. На суда был посажен отряд из фемы Опсикий под начальством логофета Иоанна. Но эта эскадра взбунтовалась против своего вождя, провозгласила царем некоего Феодосия и вместо выполнения данного ей поручения предпочла движение на Родос, а потом к столице, чтобы свергнуть Анастасия и возвести своего избранника Феодосия. Анастасий отказался от власти и с согласия своего более счастливого соперника стал жить в Солуни частным лицом. Но правление Феодосия продолжалось недолго.

О вступлении Льва Исавра на престол любопытные сведения находятся у писателя Феофана. Хотя это скорей народное предание, занесенное без достаточной критической оценки в летопись, но в нем сохранилось настроение современности и непосредственное отношение к совершившимся событиям. Лев Исавр как стратиг обширной фемы непосредственно был заинтересован арабскими военными планами и наблюдал за движениями их и приготовлениями к походу. Но и то, что происходило в столице вследствие возмущения фемы Опсикий и избрания в цари Феодосия, не могло не занимать его внимания. Именно фема Опсикий вместе с «готогреками» заняла силой столицу, прогнала из нее партию низверженного императора и, вместе с тем, произвела в городе страшную резню. Успех фемы Опсикий возбудил зависть той фемы, которою командовал Лев Исавр; она провозгласила императором своего стратига, не признав Феодосия, заодно с фемой Анатолика была фёма Армениак.

Лев Исавр, как сказано выше, тщательно наблюдал за арабским движением; арабский полководец Сулейман вступил с ним в переписку: «Зная, что власть над ромеями должна перейти к тебе, я прошу тебя придти к нам, чтобы переговорить о мире» (1). Сарацины, подступив к городу Аморию, провозглашают Льва царем и убеждают жителей последовать их примеру. Между тем Лев в ответ на полученное письмо спрашивал: если сарацины желают мира, то зачем они осаждают Аморий? «Приходи только,— отвечал Сулейман, — и я отступлю». После трехдневного пребывания у сарацин и после продолжительных переговоров Лев понял, что они не намереваются отступить. Тогда, пригласив их на пир, он пытался выведать их намерения. Во время пира ему донесли, что сарацинские всадники окружили место стоянки; но один сарацинский воин объяснил, что это сделано ради поимки вора, убежавшего из лагеря с большой суммой денег. «Не беспокойтесь,— сказал стратиг, — куда бы он ни скрылся, от нас он не уйдет».

Вступив в сношения с жителями Амория, Лев внушает им бодрость и советует крепко держаться. В это время пришел для свидания со Львом епископ Амория, сарацины же потребовали выдачи его. Стратиг скрыл у себя епископа и приказал своему служителю: «Переодень его в другую одежду и пусть под видом дровосека или водоноса уйдет он в горы!» А затем, желая освободиться от сарацин, он говорит им: «Пойдемте к эмиру, там переговорим обо всем». Взяв с собой свиту из 200 человек и как бы желая охотиться, он поехал влево, а сопровождавшие его сарацины спрашивают: «Куда идешь?» «А вот хочу расположиться станом на этой поляне». «Нехорошо поступаешь, — сказали арабы,— мы не идем с тобой». На другой день стратиг посылает в арабский лагерь своего доместика гвардии к Сулейману и приказывает сказать: «Я положился на ваше слово, а вы коварно хотели задержать меня, вот почему я ушел». Между тем в сарацинском лагере обнаружилось недовольство действиями Сулеймана: «Что держишь нас под стенами, а не позволяешь делать наезды?» И войско, собрав палатки, отступило от Амория.

Обезопасив Аморий от сарацин и поставив в нем гарнизон под начальством турмарха с 800 воинов, сам Лев отступил в Писидию. Арабский же вождь Мослема, зная, что между стратигом и царем Феодосием существует вражда, и желая подкупить стратига лаской и иметь с ним мир, приказал не подвергать опустошению подчиненные ему области. Тогда стратиг дает знать Мослеме: «Хотел бы видеть тебя, но я раз положился на слово Сулеймана, а он хотел захватить меня, теперь я боюсь». «Вижу,— говорит посланному Мослема,— что твой господин шутит, потому что я совсем не делал нападений на его область». Тогда Мослема написал стратегу: «Приходи ко мне, будем в мире, и я все исполню, чего желаешь». Лев, видя, однако, постоянное приближение Мослемы, хотя и в обход фемы Анатолики, сам отступил на запад, прибыл в Никомидию и после одержанной победы над сыном царя Феодосия весной 717 г. был избран царем в Константинополе. Избрание происходило с соблюдением установленных форм, т. к. Лев имел в свою пользу и голос патриарха и согласие Феодосия, за него же были сенат и народ. Получив через патриарха обещание со стороны Льва, что его жизнь не подвергнется опасности, Феодосии сложил с себя власть и принял пострижение, проводя остаток жизни в Ефесе.

Рассказанные здесь события, почти дословно заимствованные из летописи Феофана, ставят Льва Исавра в особенно близкие отношения с арабскими вождями Сулейманом и Мослемой, которые вступили уже на византийскую территорию и приготовляли согласованное нападение на Константинополь. Для выяснения характера политической и религиозной деятельности царя Льва в высшей степени важно установить те основания, по которым ему усвоено было наименование арабофила, или зараженного сарацинскими воззрениями, и помимо его религиозных взглядов, которые современникам казались близкими к мусульманским, выделить в летописных известиях серию повествований о непосредственных его сношениях с арабскими вождями. Реальность и правдоподобность этих повествований может быть подтверждена, между прочим, географической обстановкой и упоминанием мест и городов, около которых арабы проходили и где останавливались, имея в виду не подвергать опустошению фему Анатолику (2).

Возвращаясь к изложению похода арабов на Константинополь, мы можем смело утверждать, что если бы высшая военная власть не попала благовременно в такие искусные руки, то, конечно, империя не могла бы устоять против напора арабов. Стоит лишь принять в соображение, что против Византии стоял теперь враг, далеко превосходивший Восточную империю по силе и военным средствам. Не в том было главное преимущество мусульманского мира, что в начале VIII в. он простирался от Инда до Атлантического океана, что, не довольствуясь обширными азиатскими и африканскими приобретениями, он перебросился в Европу и завладел Испанией и Южной Францией; существенная опасность была в неимоверной самонадеянности арабов, в том настроении всего мусульманства, что для правоверных нет более такого врага, с которым можно было бы серьезно считаться, и что, следовательно, нет более непреодолимых препятствий к распространению ислама. Калиф Сулейман посылал в Европу своего брата, дав ему лучшую армию, какую когда-либо выставляли арабы. Заранее уверенный в успехе своего предприятия, он дал обещание лично прибыть на театр военных действий, если того потребуют обстоятельства. Предварительные сношения Мослемы со стратигом фемы Анатолики, по-видимому, имели целью установление такого рода соглашения, в котором нашли бы примирение интересы Льва и арабов. Во всяком случае, по арабским преданиям, был заключен договор у Льва Исавра с арабским вождем (3).

Военные действия Мослемы после отступления от Амория заключались в том, что он, захватив Пергам, подступил к Абидосу, где вошел в сношения с арабским флотом, состоявшим из 1800 кораблей, и переправил сухопутное войско на европейскую сторону Еллиспонта, в провинцию Фракию. Заняв некоторые фракийские города, он прошел берегом Мраморного моря до столицы, куда прибыл 15 августа с тем, чтобы начать правильную осаду Константинополя с суши и с моря. Между прочим, известно, что вокруг сухопутных стен он приказал вырыть ров и сделать высокий вал, поверх которого вывел каменное заграждение. К первому сентября прибыл и флот из больших военных кораблей, который должен был отрезать столицу от сношений с европейскими и азиатскими ее провинциями, а главное — пресечь сношения с Черным морем и с черноморскими городами Херсонисом и Трапезундом.

Осада Константинополя продолжалась целый год. Теперь является вопрос: каким образом город оказался в таком состоянии защиты, что все усилия арабов оказались безуспешными, и они потерпели под Константинополем громадные потери? Прежде всего, по воззрению историка Феофана, Лев Исавр одержал над арабским вождем большую дипломатическую победу (4). Это нужно понимать в том смысле, что Лев затягивал дело переговорами и личными объяснениями, желая выиграть время. От венчания на царство в марте 717 г. прошло 5 месяцев до обложения столицы врагами. Этим временем и воспользовался, сколько мог, новый царь для защиты. Правда, сухопутные и морские стены находились в хорошем состоянии; для флота была защищенная стоянка в Золотом Роге. Необходимые запасы были заготовлены своевременной доставкой их в казенные магазины. Кроме того, сделано соглашение с болгарами, чтобы они тревожили своими нападениями арабский стан. Обыкновенно приписывают заслугу в этом отношении Льву, но, конечно, часть следует приписать его предшественнику Анастасию. В общем нужно сказать, что грекам нельзя было меряться количеством сил с врагами, но у них было преимущество искусства и техники; они умело воспользовались теми сравнительно небольшими средствами, какие были в их распоряжении.

Главную роль должен был играть в осаде флот. Он был разделен на две части в видах более тесного обложения: одна часть поставлена была у азиатского берега между Халкидоном и нынешней Модой, другая расположена у европейского берега от Галаты по Босфору. «Благочестивый царь», как здесь случайно назван царь Лев, вообще не пользующийся расположением дошедших до нас писателей, выждал время, когда течением из Босфора и ветром большие военные суда выведены были из надлежащего положения, направил на неприятельский флот свои суда с страшным «морским» огнем и произвел в нем громадные опустошения: «Одни суда, объятые огнем, отнесены к городским стенам, другие утонули в глубине; наконец, некоторые отнесены были к островам Оксии и Платии». Неприятели, хотя и сильно пострадавшие от действия огня, решились, однако, немедленно поправить дело и вместе с тем отомстить за поражение. Именно: Сулейман посадил на суда отборных воинов в полном вооружении и, приблизившись к стенам города, сделал попытку взять стены с моря. Но и это предприятие оказалось безуспешным, т. к. константинопольский гарнизон не допустил арабов к стенам и снова нанес им поражение своим огнем, бросаемым вниз на неприятеля. Хотя царь приказал снять цепь, которая запирала вход в Золотой Рог, но неприятель не посмел воспользоваться этим, боясь ловушки, а отступил в Босфор, к Стении.

Между тем умер калиф Сулейман, так энергично относившийся к войне с Византией, не успев ни послать нужных подкреплений, ни дать распоряжений относительно продолжения войны. Но принятым мусульманами обычаям в прежнее время, военные действия против Константинополя продолжались только весной и летом, а на зиму флот отходил в более безопасное место. На этот раз осада продолжалась без перерыва и принесла арабам много разочарований, к каким они далеко не были приготовлены. Мы видели, что сухопутное войско стояло лагерем под стенами города. За расстройством флота надежды арабов могли еще основываться на действиях с суши. Но до глубокой осени не слышим ни об одном серьезном деле с этой стороны: в инженерном искусстве и в защитительных сооружениях византийцы были учителями средневековых народов и не позволили арабам придвинуться к стенам города. Но главное бедствие для арабов было в условиях климата. Зима оказалась необычайно суровой, окрестности Константинополя в продолжение трех с лишком месяцев были покрыты обледенелым покровом, так что в лагере Мослемы погибла от бескормицы большая часть верблюдов и лошадей, а равно и воины, привыкшие к теплым зимам родины, не вынесли суровости фракийских холодов. В этом была причина крушения всего мусульманского предприятия против Царяграда. Неудача похода ясно определилась уже в конце 717 г. Но в наступившем 718 г. новые неблагоприятные для арабов обстоятельства приготовили им небывалое поражение и непоправимые бедствия, от которых нельзя было скоро оправиться.

Весной прибыли две новые эскадры с подкреплениями: одна из Александрии в 400 судов, она стала якорем в Босфоре; другая из 360 судов шла из Африки с военными запасами и продовольствием и остановилась, не доходя до Константинополя из опасения греческого огня, в гаванях Вифинии. Между тем, арабские моряки, набранные из египетских христиан, ввиду сомнительного исхода войны решились бежать на сторону христиан и ночью прибыли в Константинополь и сообщили императору точные сведения о двух эскадрах: «От дворца Иерии до города море покрыто судами». Эти сведения побудили императора принять немедленное решение— «послать против неприятельского флота огненосные корабли с сифонами». «Нападение сопровождалось полным успехом: одни корабли сделались жертвой пламени, другие посажены на мель, иные захвачены в плен. Взяв добычу и запасы, наши с радостью возвратились»,— говорит Феофан, у которого заимствуем все относящиеся сюда подробности (5).

Сухопутная армия старалась еще держаться во Фракии. Но ей приходилось бороться с страшными лишениями по недостатку съестных припасов и фуража для скота. Высылаемые отряды для отыскания продовольствия один за другим были отрезываемы и не привозили ожидаемых припасов; в этом отношении большую услугу Византии оказали болгары, погубившие значительное число врагов. Вследствие указанных обстоятельств в лагере обнаружились голод и болезни, погубившие огромное число воинов. «И многие настигли их бедствия в это время, так что самим опытом познали они, что Бог и Пречистая Дева и Богоматерь блюдут сей город и христианское царство».

Все указанные обстоятельства не могли не поднять дух населения в столице и ее окрестностях. Стали происходить из города вылазки на судах; море очистилось до такой степени, что рыбачьи лодки появились у островов и городских стен, и никто не препятствовал им заниматься ловлей рыбы. В Малой Азии шел на выручку осаждавшей столицу армии отряд под начальством Мордасаха. Но, когда этот отряд был поблизости Никеи и Никомидии, царские мужи, скрываясь в засадах с военными людьми, неожиданными нападениями и наносимыми поражениями не допустили его до соединения с армией Мослемы и заставили спасаться бегством. Таким образом, для предводителя мусульманского войска не оставалось другого выбора, как снять осаду и начать отступление. Велика была радость в Константинополе 15 августа 718 г., когда жители города узнали, что остатки арабского войска посажены были на суда, и что город освобожден от осады. В самом деле, это была одна из лучших армий, какую только выставлял мусульманский мир против христиан, и она погибла почти без остатка.

До какой степени чувствительны были потери арабов, видно из подсчета, сделанного писателем по отношению к возвратившимся к сирийским берегам кораблям. После страшной бури, испытанной вновь при выходе из Дарданелл, и после разных потерь в Архипелаге возвратилось к берегам Сирии только пять судов. Что касается остатков сухопутной армии, то она высадилась в одной из гаваней Мраморного моря и возвратилась в Дамаск сухим путем; но она потеряла под Константинополем более 100 тыс. и возвратилась в весьма жалком состоянии. Так окончилось это военное предприятие арабов, в сущности в первый раз испытавших такую серьезную неудачу, которая считается событием мировой важности. Греческий историк Лампрос (6) сравнивает эти события с греко-персидской войной и называет Льва Мильтиадом средневекового эллинизма.

Несомненно, что имя Льва Исавра должно занимать выдающееся место в истории. Конечно, это был весьма талантливый воин и редкий по способностям государственный человек. В оценке его заслуг нужно, однако, отправляться не из отвлеченных теорий об «эллинизме» или о «цивилизации», как бы ни были сами по себе высоки и ценны эти теории (7), а из реальных потребностей той эпохи и из понимания живых задач, предъявляемых потребностями социальных и духовных течений.

Нам кажется поэтому, что отношение Льва к мусульманскому миру заслуживает более тщательного и глубокого изучения, ибо отсюда до известной степени объясняются и его реформы, и его меры против суеверного почитания икон. И прежде всего следует взвесить громадное развитие политического и военного могущества мусульманства в начале VIII в. Для этого мы должны, прежде чем продолжать знакомиться с политикой Льва Исавра, возвратиться назад и посмотреть на историю калифата после окончательного изгнания греков из Карфагена в 698 г.

В начале VIII в. все африканские владения Византии находились уже под властью калифа. Местное африканское население без особенных колебаний приняло ислам и охотно вступило в военную службу под знаменем пророка. Лишь на самом западном конце провинции Мавритании небольшая область под защитой укрепления Севта (Septa — Ceuta) и островов Сардинии, Майорки и Минорки сохраняла еще имя провинции или фемы, по обычаю того времени. Весьма вероятно, что начальник этой крепости носил еще некоторое время громкий титул экзарха, но, не владея ни флотом, ни достаточным войском, мог опираться исключительно только на последнюю, находящуюся за проливом в Южной Испании христианскую власть в лице вестготских владетелей. Правителем африканских владений был Муса ибн Носаир, византийскую же власть представлял начальник крепости Севта на Гибралтаре комит Юлиан. В первые годы VIII в. Муса успел подчинить самые западные части Африки до океана, именно область Тингитану, и в 706 г. начал осаду последней крепости, в которой засел византийский гарнизон под начальством комита Юлиана. Встретив отчаянное сопротивление и находя, что гарнизон Севты защищается совсем иначе, чем племена, с которыми он имел дело в этой области, арабский вождь снял осаду и удалился с большой добычей в Кайруан. Участь византийских владений была решена в 709 г. Названный комит, находясь в тесных сношениях с вестготами Испании и принимая непосредственное и живое участие в междоусобиях, терзавших это германское королевство, оказался приверженцем сыновей короля Витицы против узурпатора Родриха. Чтобы доставить преобладание лишенным власти сыновьям Витицы, он задумал воспользоваться военными силами арабов и указал им на Испанию как на легкую добычу.

История завоевания Испании арабами далеко не может считаться выясненной за недостатком источников (8), в особенности роль византийского комита Юлиана возбуждает разнообразные недоразумения. Не подлежит сомнению лишь то, что крепость Севта была сдана арабам, и что наместник Африки Муса, с разрешения калифа Валида, приказал сделать высадку в Испанию сначала с небольшим отрядом с целью собирания справок. Один из подчиненных Мусе арабских вождей, Тарик ибн Сияд, переправился в Испанию с небольшим отрядом в 500 человек, разграбил местность около города Алжесирас и возвратился назад с богатой добычей. В следующем 711 г. повторена была военная экспедиция с большими силами, причем предводитель отряда Тарик завладел неприступной скалой, которая с тех пор носит его имя Гебель-Тарик, т.е. Гибралтар. Отсюда начались дальнейшие предприятия арабов в Испании. Получая постоянно подкрепления из Африки, Тарик собрал у себя значительные силы и, пользуясь смутным положением Испании и неудовольствиями местного населения против вестготов, начал делать в стране быстрые завоевания. Вестготы и африканские берберы, первые под предводительством короля Родриха, вторые — под вождем Тариком, встретились близ нынешнего Кадикса в 711 г. Известной битвой при Херес-дела-Фронтера решена была судьба Пиренейского полуострова. Готы были разбиты, сам король исчез с поля сражения, и никто не знал, что с ним случилось. Но в Испании никто не жалел о падении готского господства, кроме разве духовенства и дворянства. Низшие классы населения, утесненные поборами, ждали лучших условий жизни под арабским господством и, во всяком случае, были равнодушны к происходящим событиям. Евреи, в особенности терпевшие большие притеснения при вестготском господстве, охотно помогали утверждению арабов на полуострове.

Как яркий выразитель того героического периода, когда ислам победоносно шел вперед, не встречая нигде равного силами и религиозным воодушевлением врага, Тарик весьма умело воспользовался легкой победой, быстро пошел вперед к главному городу в стране, Толедо, который сдался ему вследствие измены. Вестготское владычество приходило к концу, духовенство и высшее общество потеряли голову и покорно подчинялись победителю, который обогащал добычей своих сподвижников и приобретал громадный авторитет в Испании. Но его слава и собранные им громадные богатства возбудили зависть в наместнике калифа Мусе, который из Кайруана следил за событиями в Испании и был крайне недоволен тем, что вся слава досталась подчиненному ему вождю. Летом 712 г. он вступил в Испанию с отборным войском и начал завоевание тех городов, которые оставлены были Тариком. Через год, взяв Севилью и Мериду, он имел торжественное вступление в Толедо, где встретил его Тарик. Здесь произошла унизительная сцена, Муса нанес оскорбление Тарику и приказал заковать его в цепи и заключить в темницу. Сокровища вестготских королей и другая богатая добыча захвачена была Мусой, которому не стоило большого труда окончательное подчинение всего полуострова. Через год, т. е. к осени 713 г., вся Северо-Восточная Испания до Пиренеев была под властью арабов. Только горсть храбрецов под предводительством Пелагия отстаивала свою независимость на недоступных высотах Сиерры. Никто, конечно, не мог думать, что эта горсть храбрецов скоро положит основание будущему христианскому свободному королевству в Испании.

Подвигам Мусы положен был предел в Дамаске. Подозревая его в честолюбивых замыслах, калиф Велид поставил ему в вину жестокое отношение к Тарику и приказал ему сдать команду в Испании другому лицу и явиться в Дамаск для оправданий. Муса назначил правителями отдельных частей своей обширной области собственных сыновей и с огромными богатствами Африки и Испании отправился сухим путем через Африку в Дамаск. Здесь он нашел уже преемника Велида, Сулеймана, который обошелся с ним весьма строго, обвинив в неправильном распределении добычи и присудив к уплате громадного штрафа. Муса умер в 716 г. частным человеком; сделанные им в Африке и Испании распоряжения отменены, и сыновья его по приказанию калифа были убиты.

Чрезвычайно опасным было движение арабов за Пиренейские горы. Назначенный правителем Испании Эльхор ибн Абдеррахман в первый раз перешел горы в 717 г. Это было как раз время, когда калиф Сулейман организовал нападение на империю и приказал осаждать Константинополь с суши и с моря. Весьма может быть, что Мослема, с одной стороны, и Эльхор — с другой, выполняли план, очень широко задуманный и имевший определенную цель: подчинение исламу всех земель, входивших в прежнюю Римскую империю, т. е. всего известного тогда мира. Вновь открывавшаяся перед арабами страна представляла еще не совсем завершившуюся политическую и национальную организацию, в особенности в Южной Франции соперничество между германским и кельтским элементами подавало надежду на успех военных предприятий со стороны арабов. Герцог Аквитании Эвдон и майордом Меровингов Карл Мартелл, которым принадлежало политическое влияние в стране, далеко не были между собой в согласии. В то время как арабы начали правильное движение в Аквитании против герцога Эвдона, франки оставались спокойны и не приняли участия в защите страны. В 720 г. была завоевана Нарбонна, которая после этого сильно укреплена и долгое время служила для мусульман военной опорой во всех их предприятиях против Меровингов. Когда в следующем 721 г. арабы понесли тяжкое поражение под стенами Тулузы, это не имело для них рокового значения только потому, что Абдеррахман ибн Абдулла успел спастись с остатками войска в Нарбонне, и уже через несколько лет арабы снова начали наступательное движение в Аквитании.

Назначенный в 730 г. главным предводителем испанских войск Абдеррахман вновь дал громадное напряжение военной деятельности и в 732 г. предпринял шаг, который сопровождался столько же роковыми последствиями для мусульманства на Западе, как неудачная попытка взять Константинополь (717—718) на Востоке. Уничтожив войско герцога Эвдона в битве при Дордоне, арабы дошли до Луары, где встретил их Карл Мартелл и между Туром и Пуатье нанес им страшное поражение. Оба эти поражения, хотя не сломили силу мусульманства, но в достаточной степени поколебали веру в его непобедимость и дали подчиненным народам возможность бунтами и восстаниями ослаблять сковавшую их цепь. Мы считали необходимым изложить приведенные обстоятельства для оценки всемирно-исторического значения борьбы Льва Исавра с арабами.

Из предыдущего следует вывести заключение, что мусульманство в начале ΥΓΓΓ в. развило такую силу, и калиф правоверных замышлял такие широкие планы против всей Европы, что оказанное громадным мусульманским силам сопротивление под Константинополем как первый сильный и решительный удар, нанесенный на суше и на море, совершенно изменило ход событий на Востоке и дало царствованию Льва Исавра новое направление.

Прежде всего мусульмане ни разу до XV в. не повторяли таких походов на Константинополь, хотя и продолжали как народ воинственный и привыкший к постоянным войнам делать наезды на слабо защищенные области империи. Так, при калифе Гишаме с 726 г. вновь начинаются наезды и опустошения арабской конницы, которые повторяются почти каждый год в царствование Льва. Эти наезды имели целью не только села и деревни, но даже города: так, раз была взята Кесария Каппадокийская, раз подверглась осаде Никея. В особенности в 739 г. была предпринята арабами очень большая экспедиция, но и она, впрочем, не имела строго определенной цели. Четыре вождя, между которыми встречаем Сулеймана, участвовавшего в походе 717 г., командовавшие четырьмя отрядами, делали наезды на разные области. Один из отрядов вступил в фему Анатолику и здесь при городе Акроин, на юг от Дорилея, уничтожен был византийцами под личным предводительством царя Льва и его сына Константина. Таким образом, это не было военное предприятие, похожее на движение 717г.

Войны с арабами, составлявшие главную и наиболее трудную задачу царствования Льва, к сожалению, недостаточно освещены за недостатком источников. Тем более значения в глазах историка представляет сохранившийся в Никее памятник, говорящий о мусульманском походе, относящемся именно к занимающему нас времени. Это надпись на мраморной плите, вделанной в стену, состоящая из 5 строк и сохранившая память о событии, о котором в современной летописи имеем краткое указание. Надпись свидетельствует о том, что на этом месте при помощи Божией посрамлена дерзость врагов, и что христолюбивые цари Лев и Константин в память своей победы воздвигли эту башню. По всей вероятности, упоминаемый в надписи факт относится к 726/27 г., и о нем у летописца Феофана, говорящего о нападении арабов на Никею, присоединено, что арабы разрушили в некоторых частях стены города и едва не взяли храма в честь отцов первого Вселенского собора, в котором изображены честные лики их (9). Сопоставляя данные надписи и летописи, можно заключить, что храм в память первого Вселенского собора находился близ той башни, на которой сохранилась указанная выше надпись.

Возвращаясь к деятельности Льва Исавра в первые годы его правления, нужно присоединить, что внешняя война составляла не единственную заботу его. Счастливая война с арабами, без сомнения, укрепила его положение на престоле и заставила примириться с введенным им новым порядком, но это было достигнуто далеко не сразу и не легко. Продолжительный период анархии выдвинул на историческую сцену несколько лиц с большим честолюбием, которые думали воспользоваться наступившими смутами для укрепления своего личного положения. Так, стратиг Сицилии Сергий ввиду осады Константинополя арабами задумал отделиться от империи и основать в Сицилии независимое княжение. Находившийся под его властью гарнизон провозгласил царем некоего Василия Ономигула, принявшего имя Тиверия. Когда об этом получены были известия в Константинополе, арабский флот начал уже осаду столицы. Император поручил доверенному лицу, хартуларию Павлу, весьма важное поручение — отправиться в Сицилию и попытаться возвратить к долгу и послушанию сицилийского стратига и подвластное ему войско. Со всеми необходимыми предосторожностями вновь назначенный стратиг Павел тайно вышел из Константинополя и неожиданно явился в Сицилию. Сергий убежал тогда в Калабрию и тем предоставил прибывшему вновь стратигу свободу действия. Когда в Сицилии стало известно о мерах, принятых Львом Исавром для борьбы с арабами, и о положении дел в Константинополе, неожиданно изменилось настроение военных людей, и приверженцы отделения от империи оказались в значительном меньшинстве. При этих условиях стратигу Павлу удалось захватить самозванца Тиверия и его приверженцев, предать их казни и сохранить Сицилию в подчинении власти Льва.

В Солуни находился один из царей эпохи анархии, Анастасий. Это был далеко не дюжинный человек, ему, по всей вероятности, следует приписать заблаговременное приведение Константинополя в такое состояние, при котором он мог выдержать осаду со стороны арабов. Он имел в столице свою партию приверженцев, которые составили заговор с целью низвержения Льва и возведения на престол Анастасия. Во главе движения стояли высшие лица. Таков был патрикий Сисиний Рендакий, магистр Никита Ксилинит и архиепископ города Солуни. Что придавало особенно серьезное значение этому заговору, это сношение заговорщиков с ханом болгарским Тервелем и обращенное к нему приглашение помочь своими силами произвести политический переворот в пользу Анастасия. Как происходила подготовка к этому заговору, до некоторой степени видно из сообщения летописцев Феофана и Никифора. Анастасий известил хана болгарского о возможности переворота и обещал ему большую денежную выдачу, если он приготовит экспедицию на Константинополь. Сборное место было назначено в Ираклии на Мраморном море, куда уже собрались заговорщики и где был болгарский отряд. Но Лев предупредил заговорщиков и прежде всего наложил руку на сторонников Анастасия в Константинополе, приказав захватить и казнить главнейших между ними: патрикия Исоя, комита Опсикия, протасикрита Феоктиста, Никиту Анфрака, архонта городских укреплений и других. Между тем и в стане заговорщиков в Ираклии произошли колебания. Болгаре были отвлечены от сомнительного предприятия самим Львом, который удовлетворил их дарами и заставил выдать сообщников. Так были частью выданы, частью убиты Никита Ксилинит, патрикий Сисиний, Анастасий и, наконец, архиепископ Солуни.

Льву удалось в первые годы правления и отразить нападение внешнего врага, сделав его на все последующее время далеко не столь опасным для империи, и утвердить на престоле Византии династию Исавров успешным потушением двух мятежей.

Поиск по сайту: