СКВОЗЬ ТУМАН

Петербургский дом княгини Веры. Комната скромно меблирована. Комод. Зеркало. Стол. Лермонтовский чайник на столе. У Веры в гостях – Доктор Вернер, Художник Лугин.

(звучит виолончель)

ВЕРА:

- Он был единственный, кого я любила. И сейчас тоже люблю. Един-ствен-ный.

ДОКТОР ВЕРНЕР:

- Прошло уже столько и полстолько… И еще четверть. Пора бы уж…

ЛУГИН (поглаживая чайник):

- А вот чайнику ничего не сделалось. Бурый чайник. Металл не стареет. Даже копоть старинная, кавказская.

ВЕРА (вздяхает):

- И сердце не стареет, оно болит.

ДОКТОР ВЕРНЕР (поднимает вверх палец):

- По научным данным сердце – сосуд для перекачивания крови. Реторта. И всё тут, господа хорошие. Никаких чувств. Ломкий сосуд.

ВЕРА (раздумчиво):

«Как часто, пестрою толпою окружен,

Как предо мной, как будто бы сквозь сон,

При шуме музыки и пляски,

При диком шепоте затверженных речей,

Мелькают образы бездушные людей,

Приличьем стянутые маски…»

ДОКТОР ВЕРНЕР:

- Маски, маски, кругом они одни. Карнавал, маскарад. Лермонтов тоже в маске ходил. Для безопасности:

«Прощай, немытая Россия,

Страна рабов, страна господ,

И вы, мундиры голубые,

И ты, им преданный народ.

Быть может, за стеной Кавказа

Сокроюсь от твоих пашей,

От их всевидящего глаза,

От их всеслышащих ушей».

КНЯГИНЯ ВЕРА:

- Не мытая Россия. Когда она отмоется?... Не помогли ему ни маски, ни Кавказские горы.

ЛУГИН (подхватывая, несколько декларативно):

- Паши эти ему и отомстили, уши-всюду, и носы суют куда попало. Мартынов ли сразил Михаила Юрьевича?.. А кто?...Паши эти. Они пулю отлили…Немчура, одно слово.

ДОКТОР ВЕРНЕР:

- Добрый друг, на кого намекаете?! У меня только фамилия немецкая, а сам я чистокровный русак. Все знают…Да помалкивают…Чиновная, царская Русь отомстила. А дуэль с Мартыновым. Кто ж её помнит. Сиё загадка. Молнии сверкали. Выстрел ударил, и нет поэта. А, может, Мартынов и не стрелял? И нет поэта. На нёбушке. Хммм…Господин Лугин, говорят, он вам что-то завещал, в свете сказывают…Уж признайтесь…

ЛУГИН:

- Что ж, как на духу… Я спросил у Михаила Юрьевича о продолжении рассказа «Штосс», он сердито ответил, что вариантов в жизни тьма. Помрачнел. Царя,- говорит, - через семьдесят семь лет скинут, России черный год. Церкви спалят, и пища многих будет смерть и кровь». А потом, в далеком уже, и люди вымрут. Железные человеки появятся. У каждого – по зеркальцу, друг за дружкой подглядывать. И в зеркала те за тридевять земель все видно, ну, как у Пушкина в «Мертвой царевне».

ДОКТОР ВЕРНЕР:

- Я думаю, что кто-то ему отомстил. Лично кто-то. Вот возьмем царя, как тот отреагировал? Как отреагировал? Как скажите? Погиб поэт, светильник разума. А Царь батюшка холодно выдавил «Собаке, собачья смерть», да рюмку водки хлопнул. Да груздем хрустнул.

ЛУГИН:

- Лермонтов всё предвидел. Карусель потом начнется, такая тарантелла! Красной русская земля будет, от крови, потом только…да и потом…

ДОКТОР ВЕРНЕР (горячо):

- Что потом? «Потом вас чинно в гроб положат, и черви ваш скелет обгложут…». Я знал его как рационального человека, не мог он такой бред, чушь нести. А про вас, что сказал? Продолжение-то рассказа? Выиграете ли вы в картах, в «Штосе» том, красавицу в шальварах.

ЛУГИН:

- Погодите, расскажу. Про меня (тяжелый вздох) про меня он сказал просто прочно забудут. Картинки мои будут валяться на чердаке в стардоме…станицы Старо…ниже…как её стеблиевской

Княгиня ВЕРА:

- Что за дом такой странный? Старый что ли?

ЛУГИН:

- В доме для стариков. В ужасном, тесном приюте. В тюрьме иными словами. Я полагаю, что так мне и надо. Мелок я, завистлив. Мелок. И меня, и картины – все в приют, в казенное заведение.

ДОКТОР ВЕРНЕР:

- Не наговаривайте… Не гневите Бога… Вы станете знаменитым, толстым и ворчливым. И будете во фраке кушать баранину графа Сторгонова. Бефстроганов называется, модное блюдо.

ЛУГИН (с воодушевлением):

- Но один мой холст, все же останется. Останется!.. Увы, у Француза. Барантом он был, теперь – Баранов.

КНЯГИНЯ ВЕРА:

- Это какой же сюжет?.. Бабушка поэта?.. Это тот сюжет, как бабушка его, Елизавета Александровна кочергой по цинковому гробу лупасила. Да, да, когда тело Михаила Юрьевича из Пятигорска доставили. Одной рукой слепые очи держит, веки приподнимает, другой - колотит. Впечатляет… Мурашки по коже. Бабушка ведь все глаза выплакала. Он у неё был единственный, как… Как и у меня…Как и у нас… Знаете чем гений пахнет? Воздухом после грозы. Возле Лермонтова такой воздух был.

ЛУГИН (мотает головой):

- Н…нет! Этот холст, где кочерга, сгорит. Потом, в двадцатом веке.

ДОКТОР ВЕРНЕР:

- Дайте, я вам лоб пощупаю, пульс проверю. Чаем перегрелись… Извините, вы, кажется, нездоровы…Ипохандрия.

ЛУГИН:

Трезв. Картина та «Разговор звезд» называется. Но вы его не видели.

КНЯГИНЯ ВЕРА:

- Спасибо, подайте мне ложечку… И щипцы. А вот и нет. Постойте-постойте, я знаю эту картину, но не ведала, что вы её автор, так живо всё. Всё дышит. Легко и ясно.

ЛУГИН:

- Мне тогда тот старик, из рассказа «Штосс» кучу денег проиграл. Очень просто. Он выбор предоставил, проиграв: «Что вы хотите, вот эту вот прелестницу или три пригоршни золота? А я на мели сидел, мольберт уже этому злобному старикану проиграл, краски, пуговицы с камзола, шальвары, как вы сказали, вот, ляпаю старику: «Денег».

А он скривился, вроде улыбки, вроде, даже обрадовался да полон картуз лимонного цвета золотых червонцев насыпал.

ДОКТОР ВЕРНЕР:

- Сейчас угадаю. Прокутили денежки-то, с девицами, в Париж закатились.

ЛУГИН:

Если бы. Нет. Дом свой завел, двор, конюшню с рысаками, собак, мальчика, чтобы мольберт таскал, да опахалом обвеивал. Я женился даже, так, для красоты…Барин… И с тех пор…

КНЯГИНЯ ВЕРА:

- Что с тех пор?!

ЛУГИН:

- Убить себя хотел. Застрелиться. Представляете, какой фокус. Кисть в зеленое обмакиваю, вроде, траву изображаю. А она, трава та, на глазах рыжей и вялой делается. Желтая трава. А у людей вместо голов лимоны выходят. Или желтые монеты, империалы-с…Не живопись – мазня, помои, свиней поить. Гмм. Талант и злато понятия несовместимые. Как водка с подсолнечным маслом.

ДОКТОР ВЕРНЕР:

- Да, друг мой, лучше творить голодным да у нетопленой печи…

КНЯГИНЯ ВЕРА:

- Вы, Лугин, опять сочиняете. А картину вашу я хорошо знаю. «Разговор звезд». Помню зарево небо лизнуло, чуток, краешек. И звезды уже взошли. Да так, что это и не звезды, а окошечки у Бога. И тепло там, и благостно. И просторно, как на святой Руси. Как там у Михаила Юрьевича, у Маёшки: «Люблю, за что не знаю сам…»

ДОКТОР ВЕРНЕР:

- Её степей холодное молчанье,

ЛУГИН:

- Её лесов безбрежных колыханье,

.КНЯГИНЯ ВЕРА:

- Разливы рек её, подобные морям… А может, он и не был застрелен? А, Лугин?! Может, жив.

ЛУГИН:

-Жив… Конечно, он жив. Лермонтов стал звездой.

ДОКТОР ВЕРНЕР:

- Красивая сказка!.. Сказка. Волшебная. Легенда. Фантазия. Мечта.

КНЯГИНЯ ВЕРА (возмущенно, но и гордо):

- Но ведь только ей и живет человек, иначе он никто. Без мечты, без любви – Ничто!... Железо. Лермонтов, стал звездой. В хороводе звезд теплится. Запомните, доктор! Запомните, Вернер! На всю оставшуюся жизнь. Если вы не - сосуд для перекачивания крови… Запомните это. Сердце, сердце поэта в небе пульсирует, слышите?!..Напрягите слух.. Пульсирует сердце Лермонтова. Тук-тук-тук

Звучит:

«Выхожу один я на дорогу,

Сквозь туман кремнистый путь блестит…»

Поиск по сайту: