Из соседней комнаты вышла мать Нели

М а т ь. Ничего, хороший был диванчик... А вот пальтецо какое на ней было, когда прощалась? Воротничок-то меховой?
Т е р е н т и й. Меховой вроде.
М а т ь (обернулась к Никите). Точно... меховой?
Н и к и т а. Точно. Был меховой.
Л ю б а с я (в гневе). Ты что, совсем смеешься? Тебя дома ждут, такой стол накрыли... А ты тут что-то говоришь неизвестно кому.
М а т ь. Нет, зачем же... ругать-то его зачем, девочка? Он парень хороший, сразу видать... Искал ее — из всех один. (Долго молчит.) Потерялся след, значит... Домой ехать надо. (Открывает сумку.) Я тут ей собрала кой-что... Яблочки из своего сада тоже. Чего обратно-то везти. Угощайтесь. (Высыпает содержимое сумки на стол.)
К а й. Спасибо.
М а т ь (Любасе). А вы не огорчайтесь, девочка... Попробуйте лучше. (Протягивает ей яблоко.)
Л ю б а с я. Смешно просто, зачем вы мне эти фрукты суете... Как будто у нас самих нет... (Никите.) Немедля возвращайся домой. В конце концов, мне самой через час в Тбилиси вылетать надо. (Убегает.)

М а т ь. Обиделась... За что — не пойму. Суетливая. (Помолчав.) Вот адресок оставляю, если узнаете о чем. (Передает записочку Никите.) Спасибо вам. (Идет к входной двери, открыла ее, на пороге.) Помирает, наверно, муж мой. Очень велел Леночку отыскать... «Хочу, — говорит, — простить ей все и сам прощения попрошу; только бы увидеть напоследки». Когда Леночка из дома ушла, проклял ее, не велел искать... Суровый человек был. Верующий. Может, как лучше хотел? А вышло — помыслить страшно. Что ее в жизни-то ждет?.. Простите...

К о н с т а н т и н о в (после долгого молчания). Веселая-веселая, а что натворила.
Т е р е н т и й (ожесточенно). Еще неизвестно, кто виноват больше.
Н и к и т а (неожиданно). Считаешь — и я виноват?
Т е р е н т и й. Что вперед лезешь? Тебя тут не звали. Домой ступай, тебя тетя Соня ждет.
Н и к и т а. Не темни! Вижу ведь — осуждаешь!
Т е р е н т и й. А хотя бы! От кого она Москву покинула — вникал? Она веселая была... Как ласточка... Заботилась о нас обо всех. Радостью была. Ее Кай пальцем не тронул. А ты?.. Все дрожал: ребенка она тебе родит. А она, может, с ним сейчас Бог знает где бедствует. Ты когда узнавать о ней решился? Приснилась она ему, видишь ли... Ты добрый... Ты очень у нас добрый, если это нетрудно тебе.
К а й. Никто никого не лучше. Не трогай его. Все мы дерьмо.
К о н с т а н т и н о в. Зачем так-то, ребятки... День рождения нынче.
Т е р е н т и й (озлобился). А у тебя слова нет... Наблюдатель! Устроился тут — как в театре...
Н и к и т а. Никто не радуется. Никто! А изумительно учусь... и на водной дорожке... и наедине с себе подобной... Вызываю всеобщий восторг! (Тихо.) Но мне никто не радуется.
Т е р е н т и й. А ну тебя!
Н и к и т а (крикнул). Беззащитен! Жил в расчете на чудо... Надеялся — кто-то придет, явится, возникнет... и я поделюсь. Никто не явился. Незачем! А любимая семья? Ха-ха!.. Они души во мне не чаяли, если у них было на это свободное время. С детства был предназначен на первые роли! Я и тени сомнения у них не вызывал — настолько они были заняты собой.
К а й (в отчаянии). Врешь... Ты все забыл! Какие мы были счастливые в детстве. Разве не помнишь... Новый год в нашем доме... Под елкой всегда лежали подарки... и отец показывал фокусы... и мама пела... Они так любили друг друга. И все было разрушено в один день! И когда она уехала, отец поглядел на меня и сказал: «Ты похож на свою мать, погляди в зеркало — точная копия!» И он отшвырнул меня в угол. Вот тогда все кончилось: я перестал любить всех. И мне никого не стало жалко. Я перестал любить всех.
Т е р е н т и й. А я помню... Я ведь помню, какой ты прежде был... Смешливый, добрый, глупый даже! (Почти в отчаянии.) Кай!.. Я тебя даже больше тогда любил... А как мы радовались, помните?
Н и к и т а (горя и восторгаясь). На дачу в Кратово к тебе приезжали, Кай. Ты говорил — нету ничего на свете лучше клубники... И еще чепуху разную.
К а й (торопливо). А в то воскресенье, когда Терентий тонуть начал... В дождь купались, и вдруг никого. Помните? Мы уже на берегу, а Терентий из воды кричит: «Тону, спасите!» Мы хохотать начали, думаем, притворяется... а он на самом деле. Ты первым в воду бросился, и, когда из воды его вытащил, мы думали, мертвый он — никаких ведь признаков жизни... А потом я кинулся на него и откачивать начал. И когда он глаза открыл и мы увидели, что жив остался, помнишь, как ты обнимать меня начал, Никита? Мы хохотали, восторгались просто... Ведь это же все было, было!
Т е р е н т и й. И я тоже... Я тогда всех больше, наверно, радовался. (Горячась.) Ведь это вы меня, меня спасли... Я жить тогда на свете остался — хорошо ведь... Я помню, помню...
К а й. Какой день тогда был... ты помнишь?
Н и к и т а (лихорадочно). Я помню — он же на траве лежал... с закрытыми глазами... Мы думали: конец, все... И тогда ты, Кай...
Т е р е н т и й (восторгаясь). И тогда он... да?
К а й. И тогда я... я бросился к тебе!

Кай сбивает с ног Терентия, обнимает его, сверху на них прыгнул Никита, они, как дети, барахтаются на полу.
Константинов молча на них смотрит.

Н и к и т а. И тогда я понял — мы втроем!
К а й. И я понял... Мы втроем, нам ничего не страшно.
Т е р е н т и й. Ты даже мне свой водяной пистолет отдал... Ты был добрый, Кай.
К а й. Добрый?

Поиск по сайту: