У стратегий есть общие свойства 5 страница

Глава 15.
Риск — пробуждение Жизненной Силы

Я помню, как однажды смотрел фильм с Биллом Мюррэем и Ричардом Дрейфусом в главных ролях. Ричард Дрейфус там играет психиатра, который написал книгу «Шаги Ребенка». Он дает эту книгу своему пациенту, персонажу Билла Мюррэя, чтобы помочь ему преодолеть страхи. Однако за весь фильм тот так и не открывает книгу (или, если и читает, то за кадром), хотя носит с собой, чтобы она придала ему храбрости.
Концепция «Шагов Ребенка» прекрасно подходит для того, чтобы использовать риск действовать в определенном направлении для исцеления стыда и шока. Именно это мы все и должны совершать — шаги ребенка. При этом размер шага или его результат не имеют никакого значения. Ведь даже самый маленький шаг, приводящий к вовлеченности в наши страхи, производит энергию. Энергия делает возможным рост и трансформацию. А ведь мы заинтересованы именно в этом.
Энергия, необходимая для того, чтобы отбросить плащ стыда, приходит из нашей жизненной силы.
В процессе исцеления понимание и принятие являются пассивным полюсом, а риск — активным. Пробуждая жизненную силу, он обеспечивает нас энергией, которая нам нужна для исцеления. Эта энергия приходит из хары ^[2], из нашего центра. Если мы позволяем ей свободно течь, она естественным образом утверждает наше достоинство и творчество. Стыд же удерживает эту жизненную силу в подавленном состоянии, заключая, словно в тюрьму, жизненные энергии, которые были свернуты в детстве. Выше уже говорилось, что когда-то бессознательно мы заключили сделку: ограничивать энергию жизни в обмен на любовь и одобрение. Теперь каждый раз, когда мы хотим вновь предъявить на нее права и двинуться из зоны комфортного и знакомого в неизвестное, нам приходится лицом к лицу столкнуться с огромным чувством вины и страха. С одной стороны, можно, конечно, продолжать жить внутри границ, очерченных стыдом, страхом и чувством вины, а с другой — можно испытать их на прочность, пойти на риск.

Риск выносит на поверхность стыд
Нет простого способа определить, рискуем мы или нет. Риск выносит на поверхность страх. Страх приглашается каждым новым шагом в сторону от известного и знакомого. Я искал нечто вызывающее и провоцировал риск, потому что не хотел, чтобы мною правил страх. Рискуя, мы должны достичь равновесия между дерзостью исследовать новое и принятием той части в нас, которая испугана.
Риск также выносит на поверхность стыд, сомнения и неуверенность, потому что наш Внутренний Ребенок помнит, что в прошлом, когда он бросал вызов существующему порядку, затем следовало наказание, унижение, осуждение или лишение любви. И это далеко не маленькое препятствие, которое легко преодолеть. Риск провоцирует какой-то глубокий первобытный страх, приводящий ум нашего ребенка в ужас Однако цена того, чтобы продолжать жить в детских страхах, слишком высока. Каждый раз, когда я находил достаточно храбрости, чтобы пойти на риск, используя всю жизненную энергию и страсть, мои негативные убеждения начинали расшатываться, а последствия всегда были не такими, как я ожидал. Это меня влекло в направлении, которое было естественным для моего существа. Я осознаю это только теперь. Каждая новая трудность приносит новую потребность выбора, но мы должны найти способ совершить прыжок. Самый небольшой риск начинает исцелять рану. И нет раны настолько большой, чтобы ее не мог излечить риск. Он восстанавливает в нас уверенность, храбрость и достоинство.

Области риска
Нет никакой формулировки того, что такое риск. Для каждого из нас области риска в любой момент жизни различны. Риск, непривычный для одного человека, может быть страстным увлечением для другого. Но есть три области, в которых риск существенно изменяет наше качество жизни:

1. готовность быть более уязвимым — открыться, исследовать защитные и оборонные механизмы и обнажить наши темные стороны и секреты;
2. готовность жить с более высоким уровнем честности — чтить наши решения и обещания, выражать свои чувства, даже если мы боимся это делать;
3. воля к тому, чтобы быть живым, — утверждать творчество и переживать страхи, стыд, неодобрение и разочарования, которые неизбежно возникают каждый раз, когда мы рискуем быть живыми и творческими.

Во всех этих областях важен не результат, но сама наша готовность испытать свои пределы. Это посылает нашему высшему сознанию послание, что мы готовы выйти на новый уровень осознанности. Во всех этих трех областях обязательно будет возникать страх.
Давайте посмотрим на некоторые из этих областей риска.

1. Риск быть уязвимым
   Я выбираю эту область в качестве начальной, потому что риск обычно связывается с какой-то «мрк-ской» энергией. Однако теперь я признаю, по крайней мере, для себя, что величайший риск состоит в том, чтобы быть уязвимым: отбросить все методы контроля и защиты и — чувствовать. Я делал множество вещей, чтобы испытать пределы и страхи, но ничто не пугало меня больше, чем возможность предоставить пространство для чувствования своего страха и беспомощности. Для меня это по-прежнему самая трудная область. Я могу найти всевозможные способы избежать того, чтобы вернуться в низ живота и чувствовать беспомощность, зависимость, жажду и страхи отвержения и брошенности. Я могу обвинять, бороться, отвлекаться, есть сладости, находить способы оставаться занятым или смотреть фильмы. Но когда я достаточно сознателен, чтобы видеть, что я веду себя таким образом, становится легче почувствовать подспудный страх.
   Одна из составляющих риска — быть уязвимым в том, чтобы открыть себя людям. Все мы так или иначе скрываем что-то, что запирает нас внутри, в изоляции и самоосуждении. Как сказала Элис Миллер, наш стыд окружает стена молчания. Чтобы разрушить эту стену молчания, мы должны выражать и говорить то, о чем не говорят. Такая перспектива может вызывать ужас, но как только мы это делаем, с нашей души снимается огромный груз. Кроме того, наш стыд блокирует центр горла. Он создал такой энергетический ком в горле, который мешает нам выражать себя. Когда мы рискуем раскрыться и выражаем себя, это помогает нам исцелить рану стыда.
   Время от времени мне доводилось совершать храбрые поступки на природе, но открыться и показать области моего стыда всегда казалось делом гораздо более трудным. До недавних пор делиться слабостью или обнажать свою уязвимость просто не вписывалось в мой образ самого себя. Часто я просто не знал, как начать делиться, поскольку имел обыкновение уходить от общения, когда чувствовал боль. Я не находил слов. В моей раненой психике и, как я подозреваю, в психике каждого Антизависимого есть глубоко закопанное верование, что никто никогда не будет рядом, если я откроюсь. Мой Ребенок был так глубоко спрятан и укрыт, что даже не знает, как это было, когда кто-то был рядом.
   Лишь постепенно я смог освоить инструменты открытости. Процесс был медленный, но приносящий большую удовлетворенность. Я обнаружил, что, когда нахожусь рядом с некоторыми людьми, то приходят и слова, и чувства Что-то в их восприимчивости, присутствии и в их собственных опытах приглашает и провоцирует мою открытость. В других ситуациях я не только нахожу, что мне трудно делиться, но и вообще не могу даже соприкоснуться с чувствами. Осознание этого помогло мне не судить себя, когда я не могу выражать что-то открыто, а надеяться и ждать, пока я окажусь с теми, с кем мое сердце открывается легче.
   И еще одно: мы должны быть внимательны к нашим ожиданиям. Ведь нет никаких гарантий того, что, когда мы, в конце концов, действительно откроемся, кто-то будет рядом, будет слушать и полностью поймет нас Если у нас есть такое ожидание, то это не настоящая открытость. За ней часто следует отвержение. Но когда боль изоляции становится сильнее страха унижения или отвержения, мы выходим «из пещеры».
   Мы можем сделать выбор быть открытыми в любом случае. И когда мы начинаем открываться без скрытых ожиданий, мы на пути к тому, чтобы найти понимание, которого так жаждем.
2. Риск честности
   Рискуя быть честным, я так же рискую остаться в одиночестве. Конечно, безопаснее оставаться под гипнозом отрицания и жить в ложной гармонии. И тогда я не должен рисковать тем, чтобы вызвать чей-то гнев или разорвать контакт. Я также не должен рисковать что-то менять в своей жизни, если это расстроит порядок и заставит меня кого-то или что-то потерять. Но я не нравлюсь самому себе, когда я нечестен. В прошлом я подстраивался под жизнь на уровне нечестности, потому что не знал ничего лучшего. Меня всегда окружала нечестность. Каждая социальная ситуация, в которую я попадал в детстве, была полна нечестности: люди что-то говорили у других за спинами и прикрывали двуличие масками вежливости. Наша обусловленность состояла в том, чтобы не рисковать вызвать неприятие или напряженную ситуацию. Легче было притвориться и солгать.
   В результате этой нечестности страдает наша жизненная энергия. Чтобы научиться быть честным, необходимо решительно расстаться с прошлыми представлениями о том, какими нам нужно быть с людьми. Потребность что-то кому-то сказать во мне всегда вызывала — и до сих пор вызывает — ужас. Особенно если я боюсь, что это будет встречено сопротивлением, гневом или отвержением. Я не люблю конфронтации или гнева. Но альтернатива еще хуже. Цена умалчивания о том, что мне нужно сказать, слишком велика. Я накапливаю обиды и закрываюсь. Для всех нас, кто идет наружу из стыда и шока, одна из самых трудных вещей — выражать нашу правду и сталкиваться с кем-то, даже если нам больно.
   Если между друзьями или любовными партнерами существует нечестность, это разрушает отношения. По мере того как нечестность растет, растут дистанция и обиды. В случае любовных партнеров сначала страдает сексуальная связь, потому что, занимаясь любовью, лгать трудно. В результате, если мы ничего не проясняем, то у нас больше нет отношений, а есть сухая, болезненная договоренность. Это становится вопросом приоритетов. С нечестностью мы можем, по крайней мере, некоторое время, оставаться в безопасности. Честность ставит все под угрозу.
   Это всегда танец между испуганным Ребенком, которому нужны безопасность и защищенность, и свободой искателя, который хочет истины. Нам нужно научиться интегрировать то и другое и быть к тому и другому чувствительными. Стыд научил нас терпеть низкий уровень честности, потому что мы привыкли к низкому уровню личной целостности и самооценки.
   Наше раненое «я» просто не верит, что выживет, живя честно. Однако, как только мы решаем, что нам не нужно продолжать жить с этим негативным, основанным на стыде образом себя, все меняется. Мы начинаем себя уважать, если начинаем жить честно.
3. Риск быть живым
   Однажды вечером я слушал моего мастера, который говорил о подлинности и живости. Он говорил, что никогда во всей вечности не будет точно такого человека, как каждый из нас. Все мы должны открыть собственную индивидуальность и мягко и любяще ее прожить. Многие ли из нас, подумал я про себя, когда-либо осознают и проживают эту истину в наших жизнях? У нас всех есть выбор из мгновения в мгновение быть присутствующими и живыми. Но стыд из прошлого заставил нас низвести самих себя и свою жизнь до пустой упрощенности. Часто мы сводим к минимуму драгоценность каждого мгновения, в которое можем быть живыми, не признаем и не ценим красивый и уникальный вклад, который нам предназначено было внести нашим творчеством, и не чтим важности каждой из наших близких связей.
   Наша энергия была подавлена. Мы были подавлены в выражении нашей собственной подлинности — потока сексуальных, утверждающих, блаженных и творческих сил. Мы также унаследовали и все страхи и подавления наших родителей и культуры, в которой были воспитаны. Чтобы преодолеть эти подавляющие силы, мы должны совершить прорыв в нашу энергию. Это борьба. Но если мы это делаем, она становится легче и легче — по нарастающей. Найти храбрость и уверенность в себе, чтобы начать проводить семинары, для меня было интенсивной внутренней борьбой. Я всегда знал, где-то внутри себя, что именно это хотел делать, и что был для этого одарен, но все-таки не доверял своему чутью. Мне и до сих пор приходится сталкиваться с голосами стыда при каждом новом семинаре и с каждым новым опытом. Но, к счастью, все большие и большие творческие силы охватывают меня и ведут дальше.
   Мы должны пройти через огненное испытание, преодолевая раны стыда, чтобы быть способными проявиться в творчестве. Негативные убеждения, что мы по своей природе неудачники, не можем предложить ничего достойного, и другие гораздо лучше, могут быть такими сильными, что легко покалечат нас. Внутри каждого из нас есть мощная творческая энергия, которая жаждет выражения, и мы никогда не будем удовлетворены, пока не проявим ее. Может быть, нам понадобится некое исцеление, прежде чем мы соприкоснемся с тем, что это такое, и еще большая храбрость, чтобы это выразить.
   То же самое верно в отношении каждого аспекта жизненной энергии. Едва мы начинаем исследовать нашу сексуальность за пределами того, что допускает наша обусловленность, внутренний судья начинает метать в нас громы и молнии вины и страха. Если мы испытываем гнев, в нашем уме вырисовывается весь спектр наказаний со стороны отца, матери, учителя или священника. Если мы начинаем утверждать свою силу, часто приходит бессознательное послание о том, что дорога дальше будет иметь серьезные и разрушительные последствия. Если мы раскрываемся с радостью, потакаем себе, делаем что-то безответственное, нам приходится иметь дело с яростью всей коллективной культуры, под гнетом которой мы были воспитаны. Говоря коротко, выйти из нашего комфортабельного фальшивого «я» в реальное, жизненное и полное сил существо — очень пугающе. Каждый шаг в этом направлении начинает расшатывать власть всех старых программ. Я не думаю, что мой стыд когда-нибудь исчезнет. Но я могу отстраниться от него на некоторое расстояние, и тогда он больше не будет управлять моей жизнью.
4. Риск риска
   Когда мы начинаем работать над собой, наша подавленная энергия естественно начинает подниматься. Она требует выражения, требует того, чтобы ее прожили. Если мы идем на риск, нас ждут проблемы, потому что тем самым мы разбиваем знакомую и традиционную жизнь, к которой привыкли. В более экстремальных случаях глубокая внутренняя работа начинает требовать более радикальных жизненных перемен. Либо мы принимаем вызов, либо подавляем.
   Когда мы действительно рискуем и движемся в потоке с тем, что приходит, процесс приносит нам взрыв новой жизненной силы. С ней мы чувствуем себя неизмеримо богаче, чем раньше. Но это не делает путешествие менее пугающим. Риск двигаться с энергией требует невероятной храбрости. Он означает: делать все, что мы хотим делать, говорить все, что считаем нужным говорить, и культивировать жизненность в нашем теле, выражая энергию каждого из наших центров — сексуальную, эмоциональную, утверждающую, творческую, блаженную и духовную.

Часть 6. Отношения за пределами страха
Глава 16. Лабиринт проекций

Теперь мы входим в последнюю стадию нашего путешествия. В ней исследование страхов переходит в область отношений — отношений за пределами страха. Наши раны получены от других. К несчастью, мы не можем исцелить страх и недоверие, обнимаясь с деревом. Не дерево подвергло нас насилию. Нам предстоит восстановить доверие, которое было повреждено людьми.
Наши отношения управляются страхом. Мы скрываем этот страх проекциями. Понимание проекций — существенная часть выхода из страха и созависимости. Когда мы взаимодействуем с кем-то в режиме проекций, мы не с самими собой, и мы не в центре. Мы отдали этому человеку свою силу. Чтобы вернуть ее себе и снова найти центр, мы должны распутать проекции. Человек, на которого мы проецируем, словно удерживает часть нас. Нам нужно вновь обрести эту часть, разобравшись в проекциях. Чтобы это сделать, придется распознать страх, стоящий за каждой проекцией.

Мы проецируем на других свою потребность в родителях
Наш раненый Ребенок — словно проецирующая машина Основа большей части этих проекций состоит в стремлении получить родительскую заботу. Потребность может выражаться во всех возможных формах: в требовательности, идолопоклонничестве, гармонизации, бунте — всех видах реакции на родителя, которых жаждет наш раненый Ребенок. Мы делаем это с любимыми, друзьями и авторитетами, обычно бессознательно, и прикрываем компенсациями. В конце концов, мы взрослые, кажется нам, и у нас нет этих неразрешенных, незрелых проблем. Но именно значимые отношения помогают соприкоснуться со всеми этими бессознательными проекциями и принуждают нас их увидеть.
Глубоко внутри наш Ребенок полон глубокой жажды того, чтобы его видели, любили и поддерживали, вместо того чтобы контролировали, игнорировали или манипулировали. Сама по себе эта потребность не представляет проблемы. Проблема в том, что мы с ней делаем. Одна из прелестей и парадоксов близости состоит в том, что мы можем на самом деле получить родительскую заботу, в которой нуждаемся, но только тогда, когда осознаем свои проекции. Я уже много говорил о том, что из-за неисполненных потребностей нашего Внутреннего Ребенка мы всегда ждем. Чтобы ожидания осуществились, мы бессознательно регрессируем в нуждающегося, требовательного или реагирующего Ребенка. В этом полном ожиданий, регрессивном состоянии мы проецируем свои жажду и голод на каждого, кто оказывается рядом. Наш голодный Ребенок проецирует на друга или любовного партнера подлинного родителя, которого у нас никогда не было. Они этого не хотят и поэтому отталкивают нас.
Когда все эти бессознательные механизмы приходят в действие, оба партнера чувствуют боль и отступают в слои страха и защиты. Доверие нарушается, и любовь не может выжить. Мы все это делаем. Как получить родительскую заботу, в которой мы бесконечно нуждаемся? Как дать себе и другому свободу и уважение, которого мы отчаянно хотим? Мы хотели бы дать другому любовь и необходимое пространство.
Но прежде чем это случится, мы должны понять, как другой поднимает из прошлого наши неисцеленные раны, активизируя защиты, страхи, обиды и разочарования. Становясь более осознанными в отношении собственных проекций, мы приходим к тому, чтобы по-родительски заботиться о Внутреннем Ребенке. Мы начинаем принимать ответственность за свои потребности, вместо того чтобы бессознательно ожидать от другого их удовлетворения. Давайте исследуем некоторые важные формы, которые принимают наши проекции потребности в родительской заботе.

Проекция № 1
Повторение старых образцов
Первый способ увидеть работу проекций состоит в попытках распознать повторяющиеся в наших отношениях шаблоны. Еще Фрейд открыл, что в нас есть мощное стремление восстанавливать и проигрывать образцы самых ранних отношений (особенно отношений с родителями) в более поздних значимых связях. Он назвал это «вынужденным повторением». Мы дублируем все преобладающие отношения детства, потому что нуждаемся в том, чтобы закончить то, что осталось в этих ситуациях незавершенным. Нам нужно освоить незаконченные уроки.
В любовных отношениях мы заканчиваем то, что осталось неотработанным с родителями, особенно противоположного пола. Мы привлекаем людей, которые по какой-то причине выносят на поверхность раны, пришедшие из этих отношений. Рана в своей основе — незаконченная или неадекватная родительская забота. То же возникает с авторитетными фигурами. Почему? Потому что мы хотим от них поддержки и руководства, которых не получили в детстве. Но на самом деле вместо этого мы провоцируем еще больше контроля и подавления. Тогда мы либо бунтуем, либо сплющиваемся.
Я понял что-то о моих моделях отношений с женщинами, пытаясь понять и прочувствовать как можно более глубоко собственные отношения с матерью. В моей терапии я увидел, что был настолько сплавлен с матерью, что во всех более поздних отношениях с женщинами был в страхе или, лучше сказать, в ужасе перед слиянием или разделением. Моя мать с лучшими намерениями «душила» меня. Она делала то, что у нее лучше всего получается, — материнство. Разумная, интуитивная, сильная и обычно убежденная, что права во всем, она определенно обладала мощной силой. С тех пор я всегда пытался из этого вырваться — снова и снова, от одной женщины к другой.
Я помню случай, который произошел, когда мне было двадцать два года Я собирался в тур по Синайской пустыне, частью которого было восхождение на гору Синай. Мои родители тогда жили в Израиле, и Израиль только что захватил Синайскую пустыню. Моя мать предложила мне Надеть кроссовки. Я надел сандалии. Всю дорогу на гору я жалел об этом. Моя мать оказалась права. Но у меня был выбор: окровавленные ноги или ощущение кастрации. Я выбрал окровавленные ноги.
Естественно, мои девушки всегда были сильными и разумными и обладали потенциалом к главенствованию. Какое-то время я реагировал на их «охоту за властью» шоком либо бунтом, или какой-то запутанной смесью того и другого, и прибегал к обвинению при каждой возможности, которая только предоставлялась. Мне никогда не приходило в голову, что я искал этих отношений, чтобы чему-то научиться. Я просто проигрывал заново рану кастрации. Участвуя в семинарах для мужчин и впоследствии проводя их, я понял, что всем мужчинам тем или иным образом приходится сталкиваться в отношениях с их личной матерью и вселенской матерью. Интенсивно сталкиваться. И одна из утешительных вещей в работе с другими мужчинами — открытие, что я не одинок. У каждого мужчины есть собственная уникальная рана кастрации, нанесенная матерью, и он воссоздает ее в интимных отношениях с женщинами.
Большинство мужчин, которых я знаю, на глубоко бессознательном уровне остаются в ужасе перед тем, чтобы открыться женщине, и находят все возможные способы этого избежать. Мы можем становиться подавленными, насильственными или отступать в себя, но все это вариации одной и той же травмы. Какая-то часть нас отчаянно жаждет матери. В то же время стать уязвимым с женщиной — значит, притянуть кастрацию. И это ужасает. Здесь один из величайших дзэнских коанов ^[3] для всех мужчин. Чтобы избежать страхов, мы делаем все, что дает нам иллюзию власти и контроля. Но чтобы быть способными глубоко открыться женщине, мы должны найти нашу подлинную силу и энергию. Силу и решимость расти, медитировать и быть уязвимым.
Женщины также проигрывают заново историю насилия, полученного от отца, и часто оказывается, что их привлекают мужчины, у которых есть тенденция обращаться с ними так же, как это делал их отец. Их сценарий часто выглядит как болезненная роль жертвы и постоянно повторяющееся страдание от насилия.
В другой форме женщина становится движимым долгом «опекуном» или принимает роль тирана и «мстит» за пассивного, недоступного или бессильного родителя.
Мы можем остановить разрушительные образцы, исцеляя стыд. Как только мы распознаем образцы, следующий вопрос — как их остановить, чтобы они больше не повторялись?

Разрушительные образцы приходят из наших ран.
Один из способов остановить повторение — исследовать наши отношения с противоположным полом максимально глубоко, энергетически и интенсивно. Без осознанности и понимания наши модели остаются мазохистскими или насильственными. Но если мы понимаем, почему это делаем, и энергично соприкасаемся со стыдом внутри, то можем трансформировать образец, вместо того чтобы укоренять страдание. Нам нужно получить некоторые уроки. И отношения, несомненно, — один из главных путей это сделать.
Мы будем неизбежно двигаться в сценарии до тех пор, пока не освоим урок. Мы должны принять эти уроки не только интеллектуально, но энергетически — чувствуя стыд и шок. Сколько бы мы себя ни ругали, что не находим более гармоничных и менее конфликтных отношений, выстраивать, в конечном счете, мы будем именно то, что хотим и в чем нуждаемся. Наше высшее сознание знает, что мы пришли в мир ради роста, и создает ситуации, чтобы нас вдохновить.

Проекция № 2
Соскальзывание в хорошего родителя и плохого родителя
История проекций может стать еще сложнее. Она не только определяет, кою мы привлекаем, но и управляет тем, как мы себя ведем в отношениях с другими. Глядя глазами нашего раненого Ребенка, мы видим в другом одно из двух: хорошего родителя и плохого родителя. Наш раненый Ребенок нуждается в ощущении любви и поддержки. Когда он получает это от другого, он видит «хорошего любящего» родителя. Когда он этого не получает, он видит «отвергающего плохого» родителя.
Для меня хорошая мать — теплая, полная жизненных сил, любящая, интуитивно понимающая и поддерживающая, считающая свой духовный путь и медитацию самым важным фокусом в жизни. Она может также быть тотально присутствующей для меня (не всегда, но часто), чувствует и делится чувствами со мной, способна дать мне обилие пространства и времени, чтобы быть одному, и решительно предана мне. Когда она не проявляет этих качеств, она превращается в плохую мать. Когда со мной хорошая мать, я счастлив. Когда со мной плохая мать, я в гневе, депрессии или унынии.
Очевидно, никто не может соответствовать ожиданиям нашего раненого Ребенка в отношении хорошего родителя. Но это не мешает нам искать. Рациональный взрослый в нас может знать, что это невозможно, но не наш Ребенок. Поэтому, когда раненый Ребенок не получает хорошего родителя, он реагирует вспышками ярости, недовольством, гримасами, отступлением, слезами. И реакция может быть спровоцирована простым недоразумением, комментарием, отвлечением любовного партнера на что-то другое любой ситуацией, которая заставляет нас чувствовать себя нелюбимыми. Тогда хороший родитель превращается в отвергающего. Солнце зашло за тучи. И мы можем не иметь понятия, что вообще происходит. Нашего Ребенка мало интересуют эти сложности, он плохо их понимает и не сонастроен с потребностями нашего любовного партнера Другой, ощущая на себе проекцию, естественно, чувствует, что у него недостаточно пространства Но со своей стороны он делает то же самое. Стоит ли удивляться тому, что медовый месяц кончается?
Из моей психиатрической подготовки я вынес, что такого рода «расщепление» распространено среди людей с тяжелыми расстройствами личности или суровыми травмами детства. Вообразите мое удивление, когда я увидел, что сам делаю то же самое. Причем не один раз, а все время. И не только в любовных отношениях, но и с близкими друзьями. В одну минуту состояние полной гармонии сменяется ощущением, что я брошен и предан. Как пишет Джон Брэдшоу в книге «Создавая любовь», оказавшись в состоянии регрессировавшего обиженного Ребенка, мы слышим и видим вещи, которых никто не говорил и которые не происходили в реальности, и не слышим того, что нам говорят, и не видим, что происходит на самом Деле. Мы теряемся в собственной обиде, и в этом состоянии не можем воспринимать реальность.
Несколько лет назад я работал с женщиной, которая была для меня сочетанием терапевта, наставницы и фигуры матери. Она оказала и до сих пор оказывает мощное влияние на мою жизнь. В определенной точке я начал ощущать, что она потеряла со мной контакт, и почувствовал себя незамеченным и лишенным поддержки. Я также почувствовал, что к ее работе стали примешиваться некоторые из ее собственных проблем. Я почувствовал себя брошенным, и из этого пространства гнева и обиды вытолкнул ее из своей жизни и стал в отношении нее критичным.
Оглядываясь назад, я вижу все по-другому. В глазах моего обиженного Ребенка она превратилась из хорошей родительницы в плохую родительницу. Теперь я понимаю, что мне просто пришло время «отпочковаться» и двигаться дальше одному, но это расставание было очень болезненным. Вместо того чтобы чувствовать боль, я сделал ее «виноватой». Я спроецировал на нее плохую родительницу. Я нахожу, что такого рода проецирование и расщепленность распространены почти повсеместно. Искусство внутренней работы в том, чтобы это улавливать и быть способным немного отстраниться, осознавая раненого Ребенка и зная, что заставляет его чувствовать себя брошенным.

Поиск по сайту: