Консерватизм в истории политической мысли и политических движений и партий в Беларуси

Вопреки общепринятым мнениям, вряд ли можно признать, что Беларусь в начале 90−х годов ХХ века прошла через полноценное национальное строительство. Либеральные преобразования в Беларуси были замедлены и модифицированы значительными 'национальными особенностями'. Традиционный консерватизм белорусов оказал огромное влияние на этот процесс: он обеспечил относительно низкие темпы либеральных преобразований. Кроме того, их тормозила и внутренняя борьба между функционерами государственного аппарата: подавляющее большинство правящей элиты Беларуси было сформировано как советская управленческая элита - директорат крупных предприятий. Это обусловило субъективное неприятие проекта шоковой деиндустриализации со стороны этой социальной группы. Однако такое субъективное неприятие базировалось на существенных объективных предпосылках. Так, если в других странах тотальная приватизация и демонтаж промышленности осуществлялся с относительно незначительными негативными социальными последствиями, то в Беларуси, бывшей сборочным цехом СССР подобные меры оставили бы без средств к существованию более половины трудоспособного населения страны, что имело бы самые неблагоприятные последствия не только для социально-политической стабильности, но и для государственности в целом. Поэтому 'консерватизм' белорусов имел и имеет в настоящее время вполне рациональное объяснение.

Тем не менее, общая направленность проводившихся в 90−х гг.20 в. реформ была, безусловно, либеральной. Реализовывались традиционный для 'шоковой терапии' меры: широкомасштабная приватизация, либерализация регулирования деятельности субъектов хозяйствования, перестройка политической жизни по образцам классической парламентской демократии. Реализация этих мер, наталкиваясь на социо-культурную инерцию и приверженность советским смыслам и стереотипам большинства населения, требовала также организации мощной работы по смене доминирующей идеологической матрицы.

Основным направлением в этой работе стало стимулирование развития националистических настроений, прежде всего, через политику в сфере культуры и образования. Эти преобразования, тем не менее, не носили такого радикального характера, который им пытается приписать современная белорусская официальная пропаганда. Так, принятый в 1990 году закон 'О языках' объявлял белорусский язык единственным государственным, однако также учитывал интересы языковых меньшинств страны. Кроме того, введение этого закона в силу было растянуто во времени.

Тем не менее, в условиях начала 90−х годов для Беларуси, еще несколько лет назад считавшейся 'самой союзной из всех союзных республик', даже такие меры были радикальными (помимо того, что чисто технически к принятию таких мер страна была не готова). Белорусы, имевшие богатейший опыт межнационального общения и органически принявшие советский интернационализм, десятки лет обучавшиеся на русском языке и на нем же общавшиеся, не смогли принять такого резкого поворота. Ситуацию усугубляло и наличие огромных групп белорусских граждан приехавших в БССР в советские годы из России, Украины и других союзных республик, для которых введение белорусского языка в качестве обязательного поставило перед угрозой потери работы и средств существования. В результате всего этого на республиканском референдуме 1995 года 82% белорусов проголосовали за придание русскому языку статуса государственного.

На этом 'языковой вопрос' мог бы и быть закрыт, однако этого не произошло.

Дело в том, что несмотря на относительную умеренность собственно государственной языковой политики на этапе национального строительства, националистические настроения в белорусском гражданском обществе нарастали довольно активно. На фоне общего кризиса общества и разрушения традиционного уклада жизни это, безусловно, является закономерным. А поскольку в белорусском 'национальном возрождении' участвовали, в основном, люди с прозападной внешнеполитической ориентацией, традиционно стоящие на более агрессивно-экспансионистских мировоззренических позициях, постольку закономерным стало нарастание в этой среде шовинистических настроений по отношению к 'несвядомым', просоветски ориентированным белорусам, сопровождавшееся также ростом русофобии.

Одним из результатов развития этих тенденция стала довольно жесткая реакция по национальному вопросу после победы на референдуме 1996 года просоветской части общества во главе с Президентом А.Г. Лукашенко. Многие белорусскоязычные школы переводились обратно на русский язык, некоторые закрывались и т.д. Но самым важным итогом национального строительства и последующей реакции стал раскол белорусского общества на две неравные части, имеющие общепризнанные самоназвания: 'свядомыя' и 'тутэйшыя'.

'Свядомыя' - это представители прозападной националистически ориентированной интеллигенции (учителя, преподаватели, художники, писатели, музыканты и т.д.), часть предпринимателей, оппозиционные функционеры и политики, часть студенчества, объединенные идеологией 'европейского пути' и национального строительства. Эти люди считают Беларусь европейским государством, а себя - выразителями интересов белорусской нации, истинными белорусами. Радикальная их часть не признает Конституцию (с поправками, внесенными на рефрендумах), государственную символику, Президента. Они, как правило, говорят на белорусском языке. Удельный вес этой группы в общем населении страны - не более 10% (соответственно, в больших городах - больше, в сельской местности и малых городах - меньше). К ним примыкает до 20% в той или иной мере сочувствующих.

'Тутэйшыя' - не объединенные единой идеологией прогосударственно настроенные представители интеллигенции, предпринимательства, студенчества и других групп. Они признают географическую принадлежность Беларуси к Европе и настаивают на культурной самобытности белорусского народа. Они обладают всем комплексом черт, составляющих белорусский национальный характер и их политическое поведение соответствующее: отрицание резких перемен, принятие политической реальности как данности, консерватизм, политическая пассивность, отсутствие притязаний в отношениях с властью и проч. Они говорят на русском языке или на трасянке (смесь русского и белорусского). Удельный вес этой группы в общем населении страны - около 20%. К ним примыкает до 50% в той или иной мере сочувствующих.

Противостояние 'свядомых' и 'тутэйшых' в той или иной форме характерно для белорусской культурной жизни с начала 20 столетия. Именно это противостояние отражает суть того выбора, перед которым до сих пор стоят белорусы - выбора национальной идеи, выбора исторического пути. Наиболее остро оно проявлялось в середине 90−х, на пике экономического кризиса (что закономерно: экономическое неблагополучие обостряет социальные, в том числе идеологические, конфликты). По мере достижения успехов в социально-экономическом развитии политическое поле начало трансформироваться, усложняться. Соответственно, стали меняться и представления о белорусской национальной идее. Наиболее важным фактором здесь стало возникновение государства как субъекта идеологического строительства. Как бы парадоксально это ни звучало, но на протяжении 90−х годов ХХ столетия борьба идей в Беларуси была почти исключительно борьбой общественной. Государство, конечно, противостояло политическим и экономическим инициативам 'свядомых', но само в идеологическую борьбу не втягивалось, апеллируя в общении с народом лишь к социально-экономическим аргументам и к общим представлениям о государстве, праве, справедливости и др., унаследованным от советской эпохи. С начала 2000−х годов ситуация изменилась.

Основы государственной позиции по вопросу о национальной идее белорусского народа изложил А.Г. Лукашенко в докладе на постоянно действующем семинаре руководящих работников республиканских и местных государственных органов 27 марта 2003 г.:

'Для нас единственно верное решение - оставаться на родной, сложившейся веками белорусской почве. Бессмысленно копировать чужие ценности и установки на основании того, что та или иная страна в данный момент времени сильна и богата. Ведь мы не отказываемся от своих родителей, хотя они и не миллионеры.

Да, белорусское общество должно развиваться, но делать это надо, прежде всего, в рамках собственной культурной традиции. К заимствованию идеалов, ценностей и целей необходимо подходить осторожно. Собственные традиции, идеалы, ценности, цели и установки составляют становой хребет нашего народа. Они не придуманы, а выстраданы нашим народом, результат естественного приспособления общества к окружающему природному и социальному мирам.

Внедрение чуждых установок никогда не сможет сделать тот или иной народ похожим на западный. А разрушить основы самобытной цивилизации может. В этом случае можно со всей определенностью сказать, что исчезнет не только культура народа, но и сам народ.

Заключение

Белорусская идеология должна иметь ориентацию на традиционные для нашей цивилизации ценности: способность трудиться не только ради наживы, но и для блага общества, коллектива, других людей. Другие наши ценности: потребность в идеалах и высоких целях, взаимопомощь, коллективизм в противовес западному индивидуализму, социальная опека и уважительные отношения государства и народа.

Благодаря своим национальным качествам, а именно: толерантности, 'памяркоунасці', неспешности, осторожности, а также историческому опыту (белорусы, как западный форпост России в результате контактов с Западом давно выработали иммунитет против иноцивилизационного влияния) - белорусский народ не позволяет и не позволит увлечь себя красивой демагогией о либеральных ценностях.

По сути, в восточнославянском (а если учесть проживание на наших просторах и других народов), в восточноевропейском мире мы остались единственной страной, открыто проповедующей верность нашим традиционным цивилизационным ценностям.

Все это позволяет говорить, что временем, судьбой, ситуацией Беларусь выдвинулась на, наверное, великую роль духовного лидера восточно-европейской цивилизации. Упаси Господь, не потому, что мы этого хотим или к этому стремились. Не потому, что мы 'такие умные', мним о себе что 'мы умные'. Так сложилось в силу и нашего консерватизма и умеренности, и тех черт, присущих нашему народу, о которых я сказал, что мы вот это сохранили. И все это, о чем я сказал, не мною придумало. Об этом говорят, прежде всего, российские мыслители. Они говорят о том, что 'вы в Беларуси сохранили то, что нам необходимо сегодня'

Ощущение этого предназначения может поднять наш народ на удивительные подвиги. Множество людей в России, в Украине и в других странах смотрят на Беларусь, как на пример последовательной и самостоятельной политики.

Это требует изменения психологии как нашего народа, так и наших управленцев. Мы не чья-то провинция, не восточная окраина Европы или западная окраина России. Надо выпрямиться, отказаться от позиции обороняющегося и оправдывающегося.

Беларусь должна притягивать силы патриотической направленности со всего нашего Отечества, постсоветского пространства. Именно здесь люди должны получить трибуну, свободную от неолиберального террора и травли'.

Список литературы

1. 'О состоянии идеологической работы и мерах по ее совершенствованию'. Доклад Президента Республики Беларусь А.Г. Лукашенко на постоянно действующем семинаре руководящих работников республиканских и местных государственных органов 27 марта 2003 года. http: // webfile. ru/1405152

2. Борисов Л.П. Политология: Учеб. пособие. -М.: Белые альвы, 1996.

3. Воробьёв К.А. Политология: Учеб. пособие. -М.: Академический проект, 2005.

4. Гаджиев К.С. Политология: Учебник для вузов. -М.: Логос, 2004.

5. Гарбузов В.Н. Консерватизм: Понятие и типология. -ПОЛИС, 1995,№4.

Понятие политологии как науки, ее сущность и особенности, история возникновения и развития, значение на современном этапе. Предпосылки и этапы становления политической мысли Беларуси, ее особенности и отличительные черты, выдающиеся представители.

1. Консерваторы заменяли Разум такими понятиями, как История, Жизнь, Нация (тем самым абстрактному теоретизированию противопоставлялась реальная действительность, в чем проявилась нелюбовь всех консерваторов к «философии» и, напротив, повышенный интерес к сферам человеческого знания, имеющим отношение к деятельности человека и общества, наконец, к самой Жизни[46] - Э.П.).

2. Дедуктивным наклонностям школы естественного права консерватор противопоставляет иррационализм действительности (...) (Манхейм подчеркивает, что даже апеллируя к иррационализму, консерваторы были вынуждены использовать рационалистический метод. Представляется, автор «Консервативной мысли» абсолютизирует значение рационализма в теоретико-познавательной модели консерватизма, вступая в противоречие с собственными выводами, в частности, с выявленной им оппозицией «Разум-Жизнь». Консервативное понимание этой проблемы самим Манхеймом оценивалась как антитеза либеральному рационализму).

3. В ответ на либеральные постулаты всеобщего значения для всех консерватор ставит проблему индивидуума радикальным образом».

Антитезой либеральной доктрины суверенитета народа, основанной на количественном постулате, провозглашающим политические права всех индивидов вне зависимости от их талантов, способностей и нравственного облика, Манхейм считает консервативную идею качества. Эту особенность консервативной парадигмы верно отметил А.Н. Кольев: «Они (консерваторы) не ставят абстрактного человека в центр мироздания, подобно либералам, понимая греховную природу человека. Они не ратуют за социальную защищенность для всех без различия, подобно социалистам, продолжающим бороться за удовлетворение “все более растущих потребностей человека”. Консерватор ищет в человеке личность, способную к волевым усилиям, к деятельности. Именно для этой личности и ищется баланс свободы в меру ответственности, а не абстрактные “права человека” и не всеобщая “социальная защищенность”». «Понятие общественного организма было введено консерваторами для противопоставления либерально-буржуазному убеждению, что все политические и социальные инновации имеют универсальное применение. (…) Этому либеральному постулату консерваторы противопоставили) невозможность произвольного переноса политических институтов одной нации на другую». Здесь проявилась отмеченная выше неприязнь консерваторов к абстрагированию. Каждое общество мыслилось ими как плод уникального исторического развития, как живой организм, зародившийся и развивающийся на определенной почве, что делает невозможным механистический перенос политических и общественных институтов, в свою очередь, являющихся уникальным и неповторим продуктом конкретной исторической эпохи и конкретного общества. Итак, символом либерального подхода к определению сущности общества будет служить машина, консервативного – живое древо, о котором писал Гёте.

Г. Моро следующим образом формулирует сущность органичного подхода, характерного для консервативного стиля мышления: «общество — это организм, развивающийся по своим внутренним законам, связывающим в единое целое и упорядоченное целое все составляющие его части. Внешнее воздействие (реформы) должно быть исключительно осторожным. Перевороты и резкие изменения отвергаются как вредные и даже гибельные. С этих позиций политические системы творятся не столько разумом, сколько традициями, привычками, вкусами, т. е. культурой и житейской мудростью многих поколений, и в этом смысле “общество — это действительно договор, но договор высшего порядка...”, который “заключается не только между ныне живущими, но между нынешним, прошлым и будущим поколениями...”. Поэтому любые теоретические, умозрительные модели устроения человеческих обществ принципиально ограничены и ущербны».

4. «Противостоящий конструированию коллективного целого из изолированных индивидуумов и факторов, консерватизм выдвигает тип мышления, который не является простой суммой его частей. Государство и нация не должны пониматься как сумма их индивидуальных членов, напротив, индивидуум должен пониматься только как часть более широкого целого. Консерватор мыслит категорией «Мы», в то время как либерал - категорией «Я»». Предлагаем рассмотреть этот пункт более подробно в виду его принципиальной важности.

Либеральную идею индивидуализма современные исследователи считают квинтэссенцией либерального стиля мышления. Так, М.И. Данилова утверждает, что «Последовательно реализованный индивидуализм рождает либерализм». Немецкий исследователь К.Г. Баллестрем также выводит генеалогию либерализма из идеи о политических правах личности: «Как известно, уже во второй половине XVII в. возникла особая форма критики абсолютизма и сословного государства: …основная мысль заключалась в том, что без индивидуальной свободы невозможно правильное устройство социальной жизни. (…) Этот образ мышления в конце XVIII в. породил политические программы, в XIX в. – инспирировал политические движения; в наши дни историки политических идеологий обозначают его как либерализм». Поэтому К. Манхейм обоснованно противопоставляет либеральному индивидуализму консервативное видение проблемы взаимоотношений личности и общества. Эта консервативная антитеза имеет крайне важное значение для нашего исследования, поскольку в нем непосредственно затрагивается интересующая нас проблема соотношения гуманизма и консервативного стиля мышления. Между тем, решение данной проблемы К. Манхеймом, предпринятой в рамках предложенной им оппозиции «Я-Мы», представляется не вполне удачной. Более корректной видится нам изложенная выше точка зрения А.Н. Кольева, согласно которой «консерватор ищет в человеке личность». А.М. Руткевич в целом верно, хотя с некоторым преувеличением акцентирует внимание на той же персоналистской сущности консервативного стиля мышления. «Высшей ценностью для консерватора является неповторимая человеческая жизнь… Однако консерватизм далек от «человекобожия» многих либералов и социалистов, готовых объявить «мерой всех вещей» какого-нибудь проходимца, кричащего: «Человек – это звучит гордо» и готового бежать «впереди прогресса».

Если для разного рода «прогрессистов» идеалом оказывается обожествленный индивид, оторванный от всех традиций и даже от мирового порядка, то консерваторы видят в таком индивиде бездомное существо. Лишившись корней, он становится пустой абстракцией, бледной тенью; не «эмансипацией», а бедой современного мира является то, что в гигантских мегаполисах растет число людей-призраков.

Консерваторы стоят за невмешательство государства в личную жизнь, но они признают и то, что частное не существует без общенародного». Акцентирование внимания на отдельной человеческой личности в гносеологии и социально-философской антропологии консерватизма может показаться методологической ошибкой или, как минимум, натяжкой. Однако, как отмечает философ-солидарист И. Вощинин, «…когда солидаристы ставят в центре своей системы человеческую личность, они не впадают при этом в индивидуализм, потому что человек, по их мнению, не является самим по себе существующим и только перед собой ответственным существом».

Итак, линия водораздела между консервативным и либеральным стилями мышлений заключается в акцентировке внимания на разных аспектах человеческой личности: духовно-нравственной - у консерваторов и политической и экономической – у либералов. Правильно обозначить это различие в подходах как антитезу личности и индивидуума. Как верно постулирует М.И. Данилова, «В дохристианском мире уже происходит осознание человеком своей индивидуальности. В христианстве происходит самосознание не только индивидуальности, но и личности…». Консерваторы, которые постоянно подчеркивали религиозные (христианские) основы своего мировидения, противопоставляли не личность и общество, а личность и индивидуума (homo oeconomicus, по определению К. Маркса). Современный исследователь реконструировал либеральное видение (эпохи расцвета «классического» либерализма в первой половине XIX в.) проблемы индивидуума в следующем виде: «Предполагается, что индивиды в либеральной теории мыслятся как разумные, расчетливые и эгоистичные существа, для которых другие люди суть лишь средство для достижения цели – максимизации их собственного потребления. Если этим эгоистам дать свободу торговать и заключать договоры друг с другом, тогда, согласно либеральным воззрениям воцарится всеобщая гармония интересов. Вседозволенность, «laissez-faire» объявляется принципом либеральной политики…». Однако следует признать, что К. Манхейм прав в том смысле, что в политической сфере консерваторы действительно признавали антитезу общества и политического или экономического человека, признавая приоритет политического целого.

Предложенной Манхеймом антитезе индивидуалистичного «Я», продукта механистичного либерального атомизма (который исследователь верно выделяет в качестве одного из ключевых мыслительных постулатов прогрессизма), если использовать консервативную парадигму, должно быть противопоставлено не «Мы», а другое «Я». В первом случае данное местоимение обозначает обособленного индивидуума, во втором – органичную личность. У самого Манхейма, последовательного социоцентриста, можно обнаружить лишь единичные попытки обоснования особого понимания личности в той картине мира, которую создает консервативный стиль мышления. В то время как «иррациональное и изначальное отношение человека к человеку и человека к вещи было вытеснено на периферию капиталистической жизни», именно консерватизм, стиль мышления «старых» социальных страт, стал пристанищем и хранителем изгоняемых традиций межчеловеческого общения и даже самой человеческой личности в традиционном ее понимании. Личность как иррациональное противопоставлялась, согласно Манхейму, рационализму капитализма. Особенности этого мировоззрения и противоположного ему консервативного взгляда на человека очень удачно сформулированы И.А. Василенко: «…западная экономикоцентристская версия гражданского общества как совокупности автономных индивидов, связанных отношениями обмена, по многим параметрам уступает православно-аскетической этикоцентристской традиции гражданского общества как совокупности людей, связанных общими ценностями и базирующихся на них отношениями кооперации, сотрудничества и солидарности. В таком обществе на первый план выходят не холодные отношения обмена, а теплые отношения соучастия, где выстроены этические (а не экономические) приоритеты, которые защищают личность и права каждого человека гораздо более полно».

Консерватор — это либерал, у которого есть внуки.

У того, кто в шестнадцать лет не был либералом, нет сердца; у того, кто не стал консерватором к шестидесяти, нет головы.

Плюсы: консерватизм приносит простоту и благословенную уверенность, что ты живешь по воле Божьей. Минусы: достигается это определенным упрощением реальности и необходимостью делать вид, что сложных вопросов просто не существует; стремление быть последовательными не взирая на обстоятельства нередко ведет к крайностям в образе жизни.

Поиск по сайту: