ИЗБАВЛЕНИЕ

I

Более года прошло с тех пор, как Натаниэль Хагторп вместе с Питером

Бладом бежал с острова Барбадос. Однако тоска не покидала Хагторпа --

достойного джентльмена, ставшего по воле судьбы корсаром, так как его

младший брат Том попрежнему томился в неволе.

Оба брата участвовали в мятеже Монмута, попали в плен после битвы при

Седжмуре[1] и были приговорены к повешению. Однако приговор изменили, в

результате чего они вместе с другими повстанцами были сосланы на плантации

на Барбадос и проданы в рабство жестокому полковнику Бишопу. Но к тому

времени, когда Блад организовал побег с острова. Тома Хагторпа уже там не

было.

Однажды на Барбадос с визитом к Бишопу явился полковник сэр Джеймс

Корт, представляющий на Невисе[2] губернатора Подветренных островов[3]. Сэра

Джеймса сопровождала жена -- изящная, строптивая и зловредная особа,

чересчур молодая, чтобы составить подобающую пару пожилому сэру Джеймсу.

Вознесенная выгодным браком над людьми своего круга, она столь ревностно

охраняла свое положение знатной дамы, что могла бы смутить любую герцогиню.

1 Битва при Седжмуре (июль 1685 г.) -- сражение, в котором войска

герцога Монмута были разбиты королевской армией.

2 Невис -- один из малых Антильских островов, принадлежавший Англии.

3 Подветренные острова -- группа островов у берегов Венесуэлы -- тогда

колонии Англии.

Очутившись в Вест-Индии, леди Корт с вызывающей медлительностью

привыкала к новым условиям и особое неудовольствие проявляла по поводу

отсутствия в ее распоряжении белого грума, который сопровождал бы ее в

выездах. Ей казалось невозможным, чтобы леди ее ранга выезжала бы в

сопровождении черномазого.

Однако, как она ни возмущалась, Невис не мог предоставить ей никого

больше. Хотя здесь находился крупнейший рынок в Вест-Индии, но живой товар

он ввозил только из Африки. Поэтому остров был вычеркнут государственным

секретарем из списка мест, куда подлежали ссылке осужденные бунтовщики. Леди

Корт решила, что дело можно исправить при визите на Барбадос, к несчастью

для Тома Хагторпа, ее ищущий взгляд с восхищением задержался на его

по-юношески гибкой полуобнаженной фигуре, когда он трудился на плантации

сахарного тростника. Она запомнила его, и до тех пор не давала покоя сэру

Джеймсу, пока он не купил этого раба. Полковник Бишоп оказался сговорчив,

так как для него все невольники были одинаковыми, а этот парень, будучи

слишком молодым, не представлял на плантациях большой ценности.

Хотя расставание с братом огорчило Ната, все же он радовался, что Том

сможет избежать бича надсмотрщика. Фортуна довела братьев до такого

отчаянного положения, что, родившись джентльменами, они рассматривали

должность грума у жены вице-губернатора Невиса как продвижение по службе.

Поэтому Нат Хагторп, уверенный в улучшении условий жизни брата, не очень

горевал о разлуке с ним. Но после побега с Барбадоса мысли о брате, все еще

томящемся в рабстве, стали причинять ему невыразимые страдания.

Однако надеждам Тома Хагторпа, что его положение улучшится с переменой

хозяев, не суждено было оправдаться. Мы только не знаем, как разворачивались

события, но, судя по тому, что выяснилось о леди Корт впоследствии, можно с

полным правом предположить, что она тщетно пробовала на миловидном юноше

чары своих длинных узких глаз. Короче говоря, повторилась история Иосифа и

жены Потифара[1], в результате чего взбешенная леди отказалась от своего

белого слуги, жалуясь, что он неловок, обладает дурными манерами и ведет

себя неподобающим образом.

-- Я предупреждал вас, -- устало произнес сэр Джеймс, ибо требования

его супруги непомерно росли и уже начали утомлять его, -- что он по рождению

джентльмен и, естественно, должен противиться подобной деградации. Лучше

было бы оставить его на плантации.

1 В Библии (Бытие, глава 39) рассказывается об Иосифе, проданном в

рабство в Египет, которого тщетно пыталась соблазнить жена его хозяина --

начальника дворцовой стражи Потифара.

-- Ну так можете отправить его туда, -- заявила леди Корт. -- Мне не

нужен этот негодяй.

Таким образом, отстраненный от дела, для которого он был куплен, Том

снова очутился на сахарных плантациях под бичами надсмотрщиков, не менее

жестоких, чем у полковника Бишопа, в компании высланных из Англия воров и

бандитов.

Конечно, его брат не мог знать об этом, иначе он беспокоился бы о его

судьбе гораздо больше и еще сильнее жаждал бы освободить его из неволи. Он и

так постоянно заговаривал о нем с Питером Бладом.

-- Нельзя быть столь нетерпеливым, -- отвечал ему капитан, сознавая

практическую неосуществимость просьб Ната Хагторпа. -- Если бы Невис был

испанским поселением, тогда бы мы не стали с ним церемониться. Но мы еще не

объявили войну английским судам и владениям. Это полностью бы погубило наше

будущее.

-- Будущее? Разве у нас есть будущее?!? -- сердился Хагторп. -- Ведь мы

же вне закона.

-- Возможно. Но мы действуем только как враги Испании. Мы не hostis

humani generis[1], и, пока мы не стали таковыми, не следует оставлять

надежды, что в один прекрасный день наше изгнание закончится. Я не хочу

рисковать нашим будущим, высаживаясь на Невис с оружием в руках, даже ради

спасения твоего брата.

-- Значит, он должен томиться там до самой смерти?

-- Нет, нет. Я обязательно найду выход. Но мы должны быть

благоразумными и ждать.

-- Чего?

-- Случая. Я очень верю в случай. Он никогда не подводил меня и вряд ли

подведет в дальнейшем. Но его не следует торопить. Просто положись на него,

как полагаюсь я, Нат.

Наконец вера Питера Блада была вознаграждена. Случай, на который он

рассчитывал, неожиданно представился после его удивительного приключения в

Сан-Хуан-де-Пуэрто-Рико.

Известие о том, что капитан Блад был пойман испанцами и покончил счеты

со своей грешной жизнью на виселице на берегу Сан-Хуана, распространилось со

скоростью урагана по всему Карибскому морю -- от Эспаньолы до Мэйна[2]. В

каждом испанском поселении праздновали победу над одним из самых страшных

врагов Испании, постоянно препятствующим ее хищническим действиям. По той же

причине среди английских и французских колонистов, которые, по крайней мере

тайно, всегда поддерживали корсаров, царило скрытое уныние.

1 Враги всего человечества (лат.).

2 Мейн (Испанский Мейн) -- старое английское название испанских

владений на северном побережье Южной Америки.

Несомненно, должно было пройти немало времени, прежде чем выяснится,

что корабли с сокровищами, отплывшие из СанХуана под конвоем флагмана

эскадры маркиза Риконете, бросили якорь не в Кадисской бухте[1], а в

Тортугской гавани и что флагманским кораблем командовал не испанский

адмирал, а капитан Блад, в то время как труп его преступного двойника

болтался на виселице. Но до того как правда выплывает на свет Божий, Блад со

свойственной ему предусмотрительностью решил извлечь все выгоды из

авторитетных сообщений о его кончине. Он понимал, что ему нельзя терять

время, если он хотел воспользоваться ослаблением бдительности в Новой

Испании. Поэтому капитан вскоре покинул цитадель флибустьеров на Тортуге,

намереваясь произвести очередной рейд на побережье Мейна.

Блад вышел в море на "Арабелле", но вдоль ее ватерлинии[2] красовалась

белая широкая полоса, несколько скрадывающая бросающийся в глаза красный

корпус, а на кормовом подзоре виднелась надпись "Мария Моденская"[3],

компенсирующая этим ультра-стюартовским названием отчетливо заметное

испанское происхождение корабля. С бело-сине-красным вымпелом Соединенного

Королевства на грот-мачте они зашли на Сент-Томас[4] якобы за пищей и водой,

а в действительности для того, чтобы узнать последние новости. Среди этих

новостей центральное место занимало пребывание на Сент-Томасе мистера

Джеффри Корта, оказавшееся тем самым случаем, которого с таким нетерпением

ожидал Натаниэль Хагторп, и на который рассчитывал капитан Блад.

II

По изумрудной воде, сверкающей под лучами утреннего солнца, скользила

лодка с четырьмя неграми-гребцами, лоснящимися от пота. В лодке восседал

мистер Джеффри Корт, самодовольного вида джентльмен в золотистом парике и

нарядном, расшитом серебром камзоле из розово-лиловой тафты.

Когда лодка причалила к высокому борту корабля, мистер Корт поднялся по

забортному трапу на палубу, обмахиваясь шляпой с пером и призывая небо в

свидетели, что он не в состоянии терпеть эту проклятую жару. Повелительным

тоном он потребовал проводить его к капитану этого мерзкого судна.

1 Кадис -- портовый город на юге Испании.

2 Ватерлиния -- линия соприкосновения борта судна с поверхностью воды.

3 Мария Моденская -- королева Англии, супруга Иакова II Стюарта.

4 Сент-Томас -- один из Виргинских островов, бывший английским

владением.

Подобные эпитеты являлись всего лишь привычными выражениями мистера

Корта. Палуба, на которой он стоял, была надраена до чистоты хлебной доски,

медные поручни, люковые крышки и блоки блестели, словно золотые, мушкеты в

стойке у грот-мачты не могли стоять ровнее и на королевском судне, а все

снасти были уложены с не меньшей аккуратностью, чем туалеты в дамском

гардеробе.

Матросы, прохлаждавшиеся на шкафуте и полубаке, большинство из которых

было одето только в полотняные рубахи и коленкоровые штаны, наблюдали за

надменным джентльменом с неприкрытым весельем, на которое он, по счастью, не

обратил внимания.

Негр-стюард проводил Джеффри Корта по темному коридору к главной каюте

на корме, поразившей его своими размерами и роскошью. Там, за столом,

покрытым белоснежной скатертью и сверкающим хрусталем и серебром, сидели

трое мужчин. Один из них, худощавый, высокий, с загорелым ястребиным лицом,

обрамленным локонами черного парика, в элегантном черном с серебряным шитьем

костюме, поднялся навстречу гостю. Внешность двух других, продолжавших

сидеть, была не столь импозантна, но также привлекала к себе внимание. Это

были штурман Джереми Питт, молодой и изящный блондин, и Натаниэль Хагторп --

более старший по возрасту, широкий в плечах и мрачный на вид.

Наш джентльмен нисколько не утратил своей надменности, очутившись под

пристальным взглядом трех пар глаз. Тем же самоуверенным тоном он

осведомился насчет курса "Марии Моденской", а затем счел возможным снизойти

до объявлений причины своего любопытства.

-- Меня зовут Корт. Джеффри Корт, к вашим услугам, сэр. Я намерен как

можно скорее добраться до Невиса, которым управляет мой двоюродный брат.

Это заявление явилось сенсацией для всех присутствующих. У всех троих

захватило дух, а Хагторп воскликнул: "Боже мой"! -- и так побледнел, что это

было заметно, несмотря на то, что он сидел спиной к высоким кормовым окнам.

Однако мистер Корт был чересчур занят собственной персоной, чтобы обращать

внимание на других.

-- Я -- кузен сэра Джеймса Корта, который представляет на Невисе

губернатора Подветренных островов. Вы, разумеется, слышали о нем.

-- Конечно, -- подтвердил Блад.

Хагторп больше не мог терпеть.

-- Вы хотите, чтобы мы доставили вас на Невис?! -- воскликнул он с

такой горячностью, которая могла бы быть замечена любым другим, но не столь

ограниченным человеком.

-- Да, если ваш курс лежит в этом направлении. А со мной произошло вот

что. Я отплыл из дому на старой, прогнившей посудине, чтоб ей провалиться!

Как только погода ухудшилась, проклятое корыто начало разваливаться на

куски. Швы у него разошлись, и дно стало протекать, как дуршлаг. Мы были

вынуждены искать спасения в этой гавани. Смотрите, вон эта красавица стоит

на якоре. Провалиться мне на этом месте, если она когда-нибудь сможет выйти

в море. Надо же мне было выбрать такую развалину!

-- Так вы торопитесь на Невис? -- спросил Блад.

-- Страшно тороплюсь, чтоб мне сгореть! Меня там ожидают с прошлого

месяца.

-- Черт возьми, вам ужасно повезло, сэр, -- хриплым от волнения голосом

сказал Хагторп. -- Невис -- наш следующий пункт захода.

-- Чтоб мне провалиться! Неужели?

Мрачноватая улыбка озарила смуглое лицо Блада.

-- Да, по странному совпадению это так, -- подтвердил он. -- Мы

снимаемся с якоря в восемь склянок, и, если ветер не изменится, то завтра

утром мы бросим якорь в Чарлзтауне[1].

-- Какая удача, чтоб мне пропасть! -- воскликнул мистер Корт, просияв

от радости. -- Судьба начинает возмещать мне былые невезения. Сейчас же

прикажу перенести сюда мои вещи. -- И он величественно добавил: -- Плата за

проезд -- на ваше усмотрение.

Сделав не менее величественный жест утопавшей в кружевах рукой, Блад

ответил:

-- Об этом не стоит беспокоиться. Вы останетесь выпить чего-нибудь с

нами?

-- С большим удовольствием, капитан... -- Джеффри Корт сделал паузу,

ожидая, что ему назовут имя, но Блад как будто не обратил на это внимания.

Он отдал приказ стюарду.

Принесли ром, лимоны и сахар. Великолепный пунш поднял настроение у

всех присутствующих, за исключением Хагторпа, который сидел с глубоко

задумчивым видом. Но как только мистер Корт удалился, он вскочил с места и

стал горячо благодарить Блада за те скрытые мысли, которые побудили его с

такой готовностью взять неожиданного пассажира.

-- Я же говорил, что тебе надо довериться случаю, который нам рано или

поздно представится. Поэтому благодари не меня, Нат, а фортуну, подбросившую

нам Джеффри Корта из своего рога изобилия. -- И Блад, смеясь, передразнил

будущего пассажира: -- "Плата за проезд -- на ваше усмотрение". На твое

усмотрение, Нат! И мне кажется, что расплачиваться должен будет не кто иной,

как сэр Джеймс Корт.

1 Чарлзтаун -- главный город острова Невис

III

В тот момент, когда мистер Джеффри Корт наслаждался утренним пуншем,

его кузен сэр Джеймс, высокий, худощавых человек лет пятидесяти, столь же

крепкий телом, сколь нерешительный духом, завтракая, разбирал почту,

пришедшую из Англии. Письма дошли с большим опозданием, так как доставивший

их корабль был задержан и сбит с курса штормами, увеличив плавание на два

месяца.

Высыпав письма из почтового мешка на стол, сэр Джеймс бегло их

просмотрел. Внимание его задержал пакет, несколько больший, чем другие.

Прочитав адрес на нем, сэр Джеймс нахмурился, и его густые седеющие брови

сошлись на переносице. Некоторое время он медлил, потирая подбородок

костлявой загорелой рукой, потом внезапно и решительно сломал печать и

разорвал обертку. На стол упал изящного вида томик в тонком пергаментном

переплете с золотым тиснением на корешке и с надписью золотом на обложке:

"Стихотворения сэра Джона Саклинга"[1].

Презрительно хмыкнув, сэр Джеймс столь же презрительно отшвырнул книгу.

Падая, она раскрылась, и сэр Джеймс увидел нечто, сделавшее выражение его

лица более внимательным. Он снова взял книгу. Пергамент отлепился от

внутренней стороны переплета и слегка отогнулся в сторону, а когда сэр

Джеймс потянул за него, он тотчас отстал от картона. Между картоном и

пергаментом был скрыт сложенный лист бумаги.

Сэр Джеймс все еще держал в руках этот лист, когда минут через десять в

комнату быстро вошла элегантная женщина, которая по возрасту годилась сэру

Джеймсу в дочери, но тем не менее являлась его женой.

Она была среднего роста, с девически стройной фигурой, с ясными глазами

и нежным цветом лица, на котором не наложил отпечатка тропический климат. На

ней был костюм для верховой езды, лицо прикрывала широкополая шляпа, рука

сжимала хлыст.

-- Я должна поговорить с вами, -- заявила леди Корт. Ее мелодичный

голос портили резкие нотки.

Сидящий лицом к окну сэр Джеймс не повернулся на шум шагов. При звуке

голоса жены он уронил салфетку на томик стихов.

-- В таком случае королевские дела могут убираться к дьяволу, -- сказал

он, все еще не оборачиваясь.

-- Вы занимаетесь королевскими делами за завтраком? -- Ее тон стал еще

более резким. -- Неужели вы обязательно должны насмехаться надо мной, сэр?

1 Саклинг Джон (1609 -- 1642) -- английский поэт и драматург.

-- Не обязательно, -- спокойно, даже вяло ответил сэр Джеймс. -- Мне

приходится прибегать к этому лишь тогда, когда вы говорите со мной подобным

тоном.

-- Меня не интересуют причины.

Леди Корт обошла стол, чтобы глядеть мужу в лицо. Ее тонкие руки в

перчатках сжимали хлыст, чувственные губы капризно скривились, острый

подбородок агрессивно выпятился вперед.

-- Меня оскорбили, -- заявила она.

Сэр Джеймс мрачно смотрел на нее.

-- Естественно, -- наконец промолвил он.

-- Что значит "естественно"?

-- Разве это ни случается с вами каждый раз, как только вы выезжаете

верхом?

-- Разумеется, так как вы не делаете ничего, чтобы положить этому

конец.

Сэр Джеймс уклонялся от дискуссии. Он вообще предпочитал избегать

споров с этой миловидной, но вздорной особой вдвое младше его, на которой он

женился пять лет тому назад и которая с тех пор отравляла ему жизнь своим

несносным характером и дурными манерами, принесенными ею из дома своего

торгаша-папаши.

-- Кто же оскорбил вас сегодня? -- устало спросил сэр Джеймс.

-- Эта собака Хагторп! Мне бы следовало оставить его гнить на

Барбадосе.

-- Вместо того чтобы привозить его гнить сюда, не так ли? Что же он вам

сказал?

-- Сказал? Вы полагаете, что у него хватило наглости заговорить со

мной?

Сэр Джеймс кисло улыбнулся. В эти дни утраченных иллюзий он хорошо

понял, что основная беда его супруги в том, что она сразу почувствовала себя

настоящей леди, не имея для этой роли им малейшей подготовки.

-- Но раз он оскорбил вас...

-- Он взглянул на меня и нахально улыбнулся.

-- Улыбнулся? -- Густые брови сэра Джеймса поползли вверх. -- Но это

могло быть простым приветствием.

-- Ну конечно! Вы готовы даже стать на сторону раба против своей жены!

Что бы ни случилось, я никогда не бываю права. Никогда! -- И она

презрительно фыркнула. -- Ничего себе, приветствие! А если даже так, то с

какой стати этот ничтожный раб должен приветствовать меня улыбкой?

-- Бедняга хоть и раб, но родился он джентельменом.

-- Джентльмен, нечего сказать! Проклятый бунтовщик, которого следовало

бы вздернуть!

Глубоко посаженые глаза сэра Джеймса задумчиво рассматривали

привлекательное лицо леди Корт.

-- Неужели в вас нет ни капли жалости? -- спросил он. -- Вы меня просто

удивляете. К тому же вы на редкость непоследовательны. Вам понравился этот

парень на Барбадосе, что вы не могли успокоиться, пока я не купил его вам и

вы не сделали из него грума, а теперь...

Но его речь была прервана ударом хлыста по столу.

-- Я не желаю больше слушать! Вам нравится унижать меня и выставлять в

дурном свете, но я знаю, что мне делать в следующий раз. Я разукрашу хлыстом

всю его наглую физиономию! Это отучит его насмехаться надо мной.

-- Весьма благородный поступок, -- с горечью ответил сэр Джеймс, -- и

на редкость храбрый по отношению к человеку, который не может вам ответить.

Но леди Корт больше не слушала его. Удар ее хлыста разметал по столу

письма, которые внезапно привлекли ее внимание.

-- Не было пакета из Англии? -- спросила она, и сэр Джеймс заметил, как

участилось ее дыхание.

-- Я как будто уже говорил о королевских делах. Все лежит здесь на

столе, где, как вы изволили заметить, следует завтракать.

Леди Корт стала рыться в груде писем, рассматривая каждый пакет.

-- А мне были письма?

Прошло еще несколько секунд, прежде чем внезапно сжавшиеся губы сэра

Джеймса раскрылись для уклончивого ответа.

-- Я еще не все просмотрел.

Леди Корт продолжала копаться в письмах, ее супруг наблюдал за ней

изподлобья.

-- Ничего нет? -- удивленно и разочарованно спросила она, нахмурив

тонкие брови. -- Совсем ничего?

-- Вы же сами смотрели, -- последовал ответ.

Леди Корт отвернулась, теребя пальцами нижнюю губу. Сэра Джеймса горько

позабавило то, как ее яростная обида была сразу же забыта, а гнев на

дерзкого раба сменило иное чувство. Медленно направившись к двери, леди Корт

внезапно остановилась, уже положив руку на дверную ручку, и спросила мягким,

вкрадчивым голосом:

-- И вы не получили ни слова от Джеффри?

-- Я уже сказал вам, что не просмотрел всю почту, -- не оборачиваясь,

ответил сэр Джеймс.

Но его супруга все еще не уходила.

-- Я не заметила его почерка ни на одном конверте.

-- Значит, он не написал мне.

-- Странно, -- протянула леди Корт. -- Очень странно. Он должен был

сообщить, когда нам ждать его.

-- Я не очень жажду узнать эту новость.

-- Ах, вы не жаждете? -- Краска бросилась ей в лицо, а гнев вспыхнул с

новой силой. -- А я? Вы, конечно, не думаете обо мне, запертой, как в

тюрьме, на этом мерзком острове и лишенной всякого общества, кроме

коменданта и священника с их безмозглыми женами! Я всем пожертвовала ради

вас, а вы каждый раз злословите, только я познакомлюсь с кем-нибудь, кто

может говорить о чем-нибудь, кроме сахара, перца и цен на черномазых! --

Леди Корт умолкла, и сразу же воцарилась тишина. -- Почему вы не отвечаете?

-- взвизгнула она.

Загорелое лицо сэра Джеймса побледнело. Медленно он повернулся в

кресле.

-- Вы желаете, чтобы я ответил? -- В его голосе послышались угрожающие

нотки.

Но леди Корт, вне всякого сомнения, этого не желала. Не дожидаясь

ответа, она вылетела из комнаты, хлопнув дверью, так как не могла не знать,

какую опасность таил в себе гнев, внезапно охвативший ее супруга. Но никакие

эмоции не могли надолго завладеть этим апатичным человеком. Сэр Джеймс

откинулся в кресле, помянул черта и вздохнул. Снова развернув лист бумаги,

который все это время был у него в руке, он погрузился в чтение, а потом

долго сидел, охваченный мрачными мыслями. Наконец он встал, подошел к

секретеру, стоящему между открытыми окнами, и запер в него письмо и томик,

переплетенный в пергамент. Только после этого он обратился к ожидавшей его

остальной корреспонденции.

IV

Тоска леди Корт по изысканному обществу, доставлявшая немало страданий

ее домочадцам, получила некоторое утешение на следующее утро, когда "Мария

Моденская" приблизилась к острову Невис -- огромной зеленой горе, словно

выросшей среди моря, -- и бросила якорь в Чарлзтаунской бухте.

Мистер Корт, горевший нетерпением сойти на берег, уже отдал стюарду

Джейкобу распоряжение относительно выгрузки его вещей, когда в каюту вошел

капитан Блад.

-- Высадку, очевидно, придется отложить до завтра, -- сказал он.

-- До завтра? -- изумленно уставился на него Джеффри Корт. -- Но ведь

это Невис, не так ли?

-- Безусловно. Но прежде чем высадить вас на берег, следует решить

небольшое дело, касающееся платы за проезд.

-- Ах, вот оно что! -- с презрением промолвил мистер Корт. -- Я же

сказал, что плата -- на ваше усмотрение.

-- Ну что же, ловлю вас на слове.

Джеффри Корту не понравилась улыбка капитана, которую он понял

по-своему.

-- Если вы измерены заняться вымогательством...

-- О, нет, что вы, никакого вымогательства. Плата будет самой

умеренной. Садитесь, сэр, и я вам все объясню.

-- Объясните? Что?

-- Садитесь, сэр, -- властно повторил Блад, и сбитый с толку мистер

Корт предпочел подчиниться.

-- Дело вот в чем, -- начал капитан Блад, усевшись на кормовой

рундук[1] спиной к открытому окну, сквозь которое в каюту проникали яркие

солнечные лучи и доносились крики торговцев, которые, подъехав к кораблю на

лодках, предлагали овощи, фрукты и дичь. -- В данный момент я бы просил вас,

мистер Корт, считать себя в определенном смысле заложником. Заложником моего

очень близкого друга, который в настоящее время является рабом вашего кузена

-- сэра Джеймса. Вы сами рассказывали, как ценит и любит вас Джеймс, поэтому

нет оснований для беспокойства. Короче говоря, сэр, свобода моего друга --

плата за ваш проезд, которую я попрошу внести вашего кузена. Вот и все.

-- Все? -- переспросил Джеффри Корт, выпучив глаза и задыхаясь от

бешенства. -- Но это насилие!

-- Не смею вам возражать.

Мистер Корт изо всех сил старался сдержать свои чувства.

-- А если сэр Джеймс откажется?

-- О, зачем вам травмировать себя такими неприятными предположениями?

Сейчас ясно одно: если сэр Джеймс согласится, вас немедленно высадят на

берег.

-- А меня интересует, сэр, что будет, если он не согласится?

Капитан Блад любезно улыбнулся.

-- Я человек порядка и люблю все делать вовремя. Предугадывать будущее

в большинстве случаев означает попусту терять время. Мы не будем обсуждать

такую возможность по той причине, что она, по-видимому, никогда не станет

явью.

-- Но это... это чудовищно! -- вскочив, завопил мистер Корт. -- Разрази

меня гром, сэр, но своими действиями вы рискуете навлечь на себя немалую

опасность.

-- Я -- капитан Блад, -- последовал ответ. -- Поэтому не думайте, что

меня может испугать какая бы то ни было опасность.

Это сообщение вынудило мистера Корта отбросить всякую сдержанность. Его

лицо побагровело, глаза, казалось, вот-вот выскочат из орбит.

-- Вы -- капитан Блад? Этот проклятый пират? Хотя, так или иначе, мне

наплевать, кто вы такой...

-- Чего же вы тогда так разволновались? Единственная моя просьба к вам

-- не покидать своей каюты. Мне, конечно, придется выставить у дверей

караул, но в остальном вы не будете испытывать никаких неудобств.

1 Рундук -- деревянный ларь для храпения личных вещей команды.

-- И вы полагаете, что я подчинюсь?

-- Могу заковать вас в кандалы, если вы предпочитаете это, -- учтиво

предложил капитан Блад.

Мистер Корт, с ненавистью глядя на собеседника, все же решил, что лучше

обойтись без кандалов.

Выйдя из шлюпки, капитан Блад направился к резиденции вице-губернатора

-- великолепному особняку с зелеными жалюзи на окнах, который возвышался на

берегу моря, окруженный пламенеющими азалиями. Воздух вокруг был напоен

ароматом апельсинов и ямайского перца.

Блада беспрепятственно пропустили к сэру Джеймсу. Для такого явно

значительного лица, облаченного в темно-синий костюм безукоризненного

покроя, в шляпе с пером и с длинной шпагой на расшитой золотом перевязи,

двери колониальной администрации обычно раскрывались настежь. Блад

представился как капитан Питер, что почти полностью соответствовало

действительности, и дал понять, что состоит на военно-морской службе и что

корабль, на котором он прибыл, его собственный. Целью его прибытия на Невис

-- крупнейший в Вест-Индии невольничий рынок, -- по его словам, было

приобретение какогонибудь парня, годного в качестве кают-юнги. Он слышал,

что сэр Джеймс сам немного занимается работорговлей, но даже если это не

так, он питает надежду, что сэр Джеймс согласится помочь ему в этом деле.

Манеры капитана Питера, сочетающие почтительность с достоинством, и его

элегантность тотчас же покорили сэра Джеймса, который заверил своего гостя,

что окажет ему всяческое содействие. Правда, сейчас он не располагает рабами

для продажи, но в любой момент из Гвинеи может придти судно с грузом

чернокожих, и если капитан Питер не очень торопится, то, несомненно, через

день или два его желание осуществится. А пока что не соизволит ли он

остаться пообедать?

Капитан Питер соизволил, тем более что на пришедшую вскоре леди Корт он

произвел такое неотразимое впечатление, что она горячо поддержала

приглашение своего мужа.

За обедом, учитывая цель, с которой капитан Питер прибыл на Невис,

разговор, естественно, касался рабов и сравнения качеств черных и белых

слуг. Сэр Джеймс, будучи всецело убежденным в превосходстве белой расы,

заявил, что сравнивать их просто нелепо, дав тем самым возможность капитану

затронуть интересующий его вопрос.

-- И тем не менее белые, высланные сюда после мятежа Монмута, -- сказал

он, -- расточительно используются на плантациях. Странно, но никто не

подумал о том, чтобы найти применение их способностям в каком-нибудь другом

месте.

-- Они ни для чего другого не годятся, -- заявила ее милость. -- Из

этих бунтовщиков не сделаешь хороших слуг. Я знаю, потому что пробовала этим

заняться.

-- В самом деле? Это интересно. Неужели бедняги, которых вы избавили от

работы на плантациях, были так равнодушны к своей судьбе, что не проявили

усердия в должности слуг?

-- Опыт моей супруги более ограничен, чем вы можете подумать по ее

утверждениям, -- вмешался сэр Джеймс. -- Она судит по единственной попытке.

Леди Корт пренебрежительным взглядом ответила на критику, а галантный

капитан пришел ей на помощь.

-- Ab uno omnes[1], сэр Джеймс. Это изречение часто оказывается верным.

-- И он повернулся к леди, которая благодарно ему улыбнулась. -- А что это

была за попытка, и кто был этот человек, который остался глух к вашему

милосердию?

-- Один из осужденных мятежников, сосланных на плантации. Мы привезли

его с Барбадоса. Я купила его, чтобы сделать грумом, но он оказался

настолько неблагодарным и неспособным оценить перемену в своей жизни, что я

в итоге отправила его назад, на сахарные плантации.

-- Что ж, поделом, -- с одобрением кивнул капитан. -- И что же с ним

произошло?

-- Этот гадкий мятежный пес расплачивается за свое поведение на

плантациях сэра Джеймса.

-- Бедняга когда-то был джентльменом, как и многие другое, попавшие в

заблуждение мятежники, -- печально проговорил сэр Джеймс. -- Он немного

выиграл, избежав виселицы.

После этого он направил разговор в другое русло, и капитан Блад,

приобретший нужные сведения, не стал этому противиться.

Но какая бы тема не была затронута, гостеприимная любезность

очаровательной леди, вызывавшая усмешку на губах сэра Джеймса, обязывала

гостя к ответной любезности и галантности. Леди Корт настояла, чтобы капитан

Питер во время пребывания в Чарлзтауне поселился в их особняке, обещая

предоставить ему все удобства. Ведь подобные визитеры так редко нарушали

унылое однообразие их жизни на Невисе.

В качестве дополнительной приманки леди Корт начала расписывать красоты

их острова. Она намеревалась лично продемонстрировать капитану живописные

рощи, богатые плантации, прозрачные реки этого земного рая, который в

разговоре с мужем леди именовала не иначе, как адом кромешным.

1 Всех за вину одного (лат.) -- Вергилий. Энеида. Перевод С.Ошерова.

Не питавший в отношении своей супруги никаких иллюзий, сэр Джеймс,

скрывая свое презрение к изображаемому ею светскому гостеприимству,

поддержал ее приглашение, после чего леди Корт заявила, что она сразу же

даст распоряжение приготовить комнату, а Блад должен послать кого-нибудь на

корабль за вещами.

Капитан Блад, в изысканных выражениях поблагодарил хозяев за любезный

прием, с удовольствием воспользовался их предложением, так как пребывание в

доме сэра Джеймса Корта, несомненно, могло содействовать достижению цели,

ради которой он прибыл на Невис.

V

Мы уже знаем о вере капитана Блада в счастливый случай. Однако эта вера

не заходила так далеко, чтобы побуждать капитана сидеть и ждать, пока случай

сам его не отыщет. Счастливые случаи, по его мнению, должны были создаваться

или, по крайней мере, призываться человеческим умом и усердием. Поэтому на

следующее утро Блад поднялся пораньше, не желая терять времени в достижении

цели. Из полученных накануне сведений он знал, в каком направлении начать

поиски, и вскоре после восхода солнца направился к конюшням сэра Джеймса,

чтобы обзавестись нужным средством передвижения.

Никто бы не усмотрел ничего необычного в том, что гость полковника,

привыкший рано вставать, решил перед завтраком прокатиться верхом и

позаимствовал для этого лошадь у своего хозяина. Тот факт, что он избрал

свой путь мимо плантации сэра Джеймса, также едва ли возбудил бы интерес у

когонибудь из рабов.

В своих поисках Блад мог полагаться только на себя и на судьбу, от

которой требовалось послать навстречу нужного ему раба.

Однако фортуна в это утро, казалось, к нему не благоволила. Несмотря на

ранний час, леди Корт в силу, быть может, той же привычки рано вставать,

либо по причине домашних забот, а возможно, в результате не дававших ей

покоя чувств, вызванных привлекательностью ее гостя, неожиданно появилась у

конюшен, бодрая и оживленная, и приказала оседлать ей коня, дабы

сопровождать капитана Питера в его прогулке. Капитан был предельно

раздосадован, но не обнаружил своих чувств. Когда леди Корт весело сообщила,

что покажет ему водопад, он проклял в душе ее энтузиазм, но вежливо ответил,

что его больше интересуют плантации.

Леди сморщила прелестный носик в шутливой гримасе.

-- О, сэр, вы меня разочаровали, я думала, что в вас больше поэзии и

романтики и что вы любите красоту дикой природы.

-- В какой-то мере так оно и есть, но практицизма во мне не меньше. Я

испытываю наслаждение, созерцая плоды человеческого труда.

Начался спор -- изощренная и совершенно пустая игра слов, показавшаяся

капитану Бладу, у которого были совсем другие намерения, удручающе нудной.

Наконец дискуссия закончилась компромиссом. Сначала они поехали к водопаду,

к которому леди Корт смогла пробудить в своем спутнике лишь вежливый

интерес, а потом направились домой, где их ожидал завтрак, через плантации

сахарного тростника. Их капитан изучал с пристальным вниманием, весьма

огорчившим изрядно проголодавшуюся леди.

Чтобы все рассмотреть подробнее, капитан ехал шагом по широкой просеке

в уже желтеющем тростнике. Попадавшиеся по пути невольники, из которых лишь

немногие были белыми, копали оросительные канавы. Иногда Блад, испытывая

терпение леди Корт, натягивал поводья и останавливался, оглядываясь вокруг,

а один раз, остановившись рядом с надсмотрщиком, стал спрашивать его сначала

об урожайности, а потом о рабах, их численности и трудоспособности. По

словам надсмотрщика, белыми рабами были сосланные осужденные.

-- Это, наверно, бунтовщики? -- спросил капитан. -- Из тех гнусных

псалмопевцев, которые участвовали в мятеже герцога Монмута?

-- Нет, сэр. Из тех у нас только один. Его привезли с Барбадоса вместе

с ворами и мошенниками. Эта партия работает вон в тех зарослях.

Они поехали в том направлении и вскоре поравнялись с группой полуголых

и оборванных людей, так сильно загорелых, что их можно было принять за

светлокожих негров. Спины многих были исполосованы бичом надсмотрщика.

Пристальный взгляд капитана сразу же остановился на рабе, ради которого он и

прибыл на Невис.

Леди, будучи не в состоянии долго играть роль пассивного спутника, уже

давно проявляла признаки раздражения. Когда же капитан снова остановился и

вежливо заговорил с дородным надсмотрщиком этих несчастных тружеников, ее

терпению пришел конец. Почти тут же она нашла выход своему дурному

расположению духа. Молодой человек, обращавший на себя внимание стройной

фигурой и светлыми выгоревшими волосами, стоял, опираясь на мотыгу, открыв

рот и пожирая глазами капитана.

Леди двинула на него свою кобылу.

-- Ты почему стоишь без дела, ротозей? Неужели тебя нельзя научить

порядку? Ну ничего, сейчас я займусь твоим воспитанием!

Ее хлыст со свистом опустился на обнаженные плечи юноши, потом взвился

вновь, чтобы повторить удар, но невольник, резко повернувшись к ней,

парировал удар левой рукой и, схватившись за конец хлыста, вырвал его из рук

леди Корт с такой силой, что она едва удержалась в седле.

Если остальные рабы застыли на месте, пораженные дерзостью их товарища,

то бдительный надсмотрщик не дремал. С проклятием он бросился на молодого

раба, разматывая длинный бич.

-- Сдери с него кожу, Уолтер! -- взвизгнула леди.

Но прежде чем эта угроза осуществилась, юноша, отшвырнув хлыст, поднял

мотыгу. Его светлые глаза сверкнули.

-- Только тронь меня -- и я вышибу тебе мозги! -- крикнул он.

Надсмотрщик остановился, видя его безрассудную решимость и понимая, что

раб, доведенный до отчаяния болью и несправедливостью, не колеблясь,

выполнит свою угрозу. Тогда он попытался воздействовать на невольника

словами, чтобы выиграть время, покуда его бешенство утихнет.

-- Брось мотыгу, Хагторп! Брось сейчас же!

Но Хагторп расхохотался ему в лицо. Миледи тоже рассмеялась, и в ее

злобном язвительном смехе слышалось что-то ужасное.

-- Не спорь с этим псом! Пристрели его! Я разрешаю, Уолтер. Я свидетель

его бунта. Прикончи его на месте!

Следуя настойчивому приказу хозяйки, надсмотрщик потянулся к висевшей

на поясе кобуре. Но лишь только он вытащил пистолет, капитан наклонился с

седла и с такой силой ударил его хлыстом по руке, что оружие полетело на

землю. Надсмотрщик вскрикнул от боли и изумления.

-- Не волнуйтесь, -- сказал Блад. -- Я спас вам жизнь, с которой вы бы,

несомненно, распростились, если смогли бы выстрелить.

-- Капитан Питер! -- возмущенно воскликнула леди Корт.

Он повернулся к ней, и презрение, сверкавшее в его яркоголубых под

черными бровями глазах, поразило ее, словно удар.

-- Кто вы? Неужели женщина? Клянусь, мадам, лондонские уличные девки и

те выглядят более женственно!

Леди задохнулась от гнева, но бешенство помогло ей обрести дар речи.

-- Слава Богу, у меня есть муж, сэр. И за эти слова вы ответите! --

Вонзив шпоры в бока своей лошади, леди пустила ее в галоп, избавив Блада от

своего присутствия, что его вполне устраивало.

-- Я отвечу хоть всем мужьям мира, -- рассмеявшись, крикнул капитан ей

вслед. Затем он подозвал Хагторпа.

-- Иди сюда, приятель. Ты пойдешь со мной. Я сделаю так, чтобы

справедливость восторжествовала, но не хочу оставить тебя на милосердие

надсмотрщика, пока я буду этим заниматься. Берись за мое стремя, и пошли к

сэру Джеймсу. А вы посторонитесь, -- обратился он к надсмотрщику, -- или мне

придется наехать на вас! За свои поступки я отвечу перед вашим хозяином, а

не перед вами!

Угрюмо поглаживая ушибленную руку надсмотрщик отступил в сторону перед

этой угрозой, и капитан Блад, не торопясь, поехал вперед. Том Хагторп шел

рядом, держась за стремя. Когда их уже никто не мог слышать, юноша спросил

хриплым от волнения голосом:

-- Питер, каким чудом ты здесь оказался?

-- Чудом? Ты разве не ожидал, что кто-нибудь из нас рано иди поздно

найдет тебя? -- И он рассмеялся. -- Мне повезло. Эта красотка дала мне

отличный предлог заняться тобой, что очень облегчает дело. Но так или иначе,

несмотря на все трудности, а клянусь, что не покину Невис без тебя!

VI

Явившись в дом вице-губернатора, капитан Блад оставил Тома в холле, а

сам, избрав в качестве ориентира сварливый голос леди Корт, добрался до

столовой. Там он застал сэра Джеймса, сидевшего за нетронутым завтраком с

холодной усмешкой на лице, и его супругу, мечущуюся по комнате. При звуке

открываемой двери леди замерла, грудь ее бурно вздымалась, глаза сверкали на

бледном лице. Увидев Блада, она тут же взорвалась:

-- Так у вас еще хватает наглости являться сюда!

-- Я считал, что меня ждут.

-- Ждут? Скажите пожалуйста!

Он слегка поклонился.

-- Прошу извинить за вторжение, но я полагаю, что от меня потребуют

кое-каких объяснений.

-- Можете в этом не сомневаться!

-- А мое чувствительное сердце не позволяет разочаровывать леди.

-- Совсем недавно вы называли меня по-другому.

-- Когда вы этого заслуживали.

Сэр Джеймс постучал по столу, сочтя, что обязанности вице-губернатора и

супруга требуют от него вмешательства.

-- Сэр, -- заговорил он властным и недовольным тоном. -- Будьте любезны

объясниться.

-- Извольте. Мне нечего скрывать.

И капитан Блад подробно рассказал обо всем, происшедшем на плантации,

причем несколько раз ему приходилось принимать соответствующие меры, чтобы

помешать леди Корт, которая неоднократно пыталась его перебить.

К концу повествования сэр Джеймс устремил взор на свою жену, кипевшую

от злобы, и глаза его отнюдь не выражали сочувствия;

-- В рассказе капитана Питера есть то, чего не хватает в вашем, чтобы

составить полную картину.

-- В его рассказе есть все, чтобы заставить вас потребовать

удовлетворения, если вы не трус!

Покуда вице-губернатор переваривал оскорбление, капитан Блад поспешил

вмешаться.

-- Что касается удовлетворения сэр Джеймс, то я всегда к вашим услугам.

Но сначала, для моего, собственного удовлетворения, позвольте заметить, что

если под влиянием чувств, которые, я уверен, вы сочтете гуманными, мною

совершены какие-либо оскорбительные для вас поступки, то я приношу вам свои

извинения.

Но сэр Джеймс оставался суровым и непреклонным.

-- Вы не добились ничего хорошего своим вмешательством. Этот несчастный

раб, поощренный к бунту вашими действиями, не избежит наказания. Если

оставить этот инцидент без последствий, то на плантации придет конец порядку

и дисциплине. Надеюсь, вы понимаете это?

-- Да какое вам дело, что он понимает! -- взвизгнула леди Корт.

-- Я понимаю лишь то, что если бы я не вмешался, этого парня

пристрелили бы на месте по приказу ее милости и только за нежелание, чтобы с

него содрали кожу по ее же распоряжению.

-- Это все равно от него не убежит, -- злорадно заявила леди, -- если

только сэр Джеймс не предпочтет его повесить.

-- В качестве козла отпущения -- из-за того, что я вмешался? --

осведомился капитан Блад у сэра Джеймса. И тот, уязвленный насмешкой,

поспешил ответить:

-- Нет-нет. За угрозу надсмотрщику.

Эти слова вызвали очередную атаку ее милости.

-- А то, что он оскорбил меня, конечно, не имеет значения? Во всяком

случае для этого джентльмена?

Находясь между двумя спорящими сторонами, сэр Джеймс рисковал потерять

свое обычное непроницаемое спокойствие. Он так хлопнул по столу, что

задребезжала посуда.

-- Пожалуйста, не все сразу, мадам! Положение, видит Бог, и так

достаточно скверное. Я вас неоднократно предупреждал, чтобы вы не срывали

свое дурное настроение на этом Хагторпе. Теперь я должен либо высечь его за

неуважение, которое, надо признаться, полностью спровоцировано вами, либо

подорвать дисциплину среди рабов. А так как я не могу допустить последнего,

то мне остается благодарить вас за то, что вы вынуждаете меня быть

бесчеловечным.

-- А мне остается благодарить только себя за то, что я вышла замуж за

такого глупца!

-- Этот вопрос, мадам, мы обсудим очень скоро, -- сказал сэр Джеймс

настолько угрожающим тоном, что изумленная леди Корт не нашла слов для

ответа, несмотря на всю свою наглость.

Наступившую тишину нарушил голос Блада:

-- Я бы мог, сэр Джеймс, избавить вас от решения этой дилеммы. Как вы

помните, я прибыл сюда, намереваясь купить кают-юнгу. Сначала я думал о

негре, на этот Хагторп кажется мне подходящим. Продайте его мне -- и все

будет в порядке.

Сэр Джеймс немного подумал, затем взгляд его просветлел.

-- Ей-Богу, это выход!

-- Тогда вам остается только назвать цену.

Но ее милость не могла примириться со столь простым решением.

-- Ничего себе, выход! Этот человек -- бунтовщик, приговоренный к

пожизненным работам на плантациях. Ваш долг не позволит вам содействовать

его побегу из Вест-Индии.

Глядя на колеблющегося сэра Джеймса. Блад понял, что его надежды на

легкий исход дела не оправдываются. Прокляв в душе бесчувственную злобу этой

хорошенькой мегеры, он прошел по комнате и, облокотившись на высокую списку

кресла, мрачно оглядел супругов.

-- Значит, этого несчастного парня придется высечь?

-- Не высечь, а повесить, -- поправила леди.

-- Нет-нет, -- запротестовал сэр Джеймс. -- Достаточно высечь.

-- Вижу, что мне здесь больше нечего делать, -- сказал капитан Блад,

вновь обретя свое насмешливое спокойствие. -- Поэтому разрешите откланяться.

Но прежде, чем я уйду, мне придется сообщить вам кое-что, о чем я почти

совсем забыл. На Сент-Томасе я обнаружил вашего кузена, который отчаянно

торопился на Невис.

Блад хотел их удивить, и это ему удалось. Но внезапная резкая перемена

в поведении ее милости удивила его не меньше.

-- Джеффри! -- воскликнула она, и ее голос дрогнул. -- Вы имеете в виду

Джеффри Корта?

-- Его зовут именно так.

-- Вы говорите, что он на Сент-Томасе? -- переспросила леди, и перемена

в ее манерах стала еще более заметной. Поведение сэра Джеймса также

изменилось. Он устремил на свою супругу внимательный взгляд из-под густых

бровей, его тонкие губы скривились в усмешке.

-- Вовсе нет, -- поправил Блад. -- Мистер Корт здесь, на борту моего

корабля. Я привез его с Сент-Томаса.

-- Тогда... -- Леди смолкла, чтобы перевести дыхание и в недоумении

наморщила лоб. -- Тогда почему он не сошел на берег?

-- Я склонен усматривать в этом волю Провидения, так же, как и в том,

что он просил меня доставить его сюда. Для вас, сэр Джеймс, важно лишь то,

что он все еще у меня на борту.

-- Значит, он болен? -- вскричала леди Корт.

-- Здоров, как мы с вами, мадам. Но все может измениться. На борту

своего судна, сэр Джеймс, я обладаю такой же неограниченной властью, как и

вы здесь, на суше.

Не понять капитана было невозможно. Пораженные, они молча уставились на

него, затем леди Корт, дрожа и задыхаясь, заговорила:

-- Полагаю, что есть законы, которые могут обуздать вас.

-- Таких законов нет, мадам. Вы знаете только половину моего имени. Я

действительно капитан Питер -- капитан Питер Блад. -- Он решил раскрыть свое

инкогнито, чтобы угроза имела больший вес. -- Надеюсь, -- продолжал Блад,

ответив улыбкой на их безмолвное удивление, -- что ради вашего кузена

Джеффри вы сочтете возможным быть более человечным с этим несчастным рабом.

Ибо я даю вам слово, что поступлю с мистером Джеффри Кортом так же, как вы

поступите с молодым Хагторпом.

Сэр Джеймс неожиданно громко расхохотался, в то время как его жена,

слегка оправившись от охватившего ее ужаса, попыталась вникнуть в

создавшееся положение.

-- Прежде чем вы сможете что-нибудь сделать, -- начала она, -- вам

нужно вернуться к себе на корабль, а вы не покинете Чарлзтаун до тех пор,

пока мистер Корт не сойдет на берег целым и невредимым. Вы забыли, что...

-- О, я ничего не забыл, -- прервал ее капитан Блад. -- Не думаете же

вы, что я способен войти в западню, не убедившись, что она не может

захлопнуться. На "Марии Моденской " сорок бортовых орудий. Двух бортовых

залпов будет достаточно, чтобы превратить Чарлзтаун в груду развалин. И это

случится, если я не дам знать о себе к восьми склянкам. Если в вас есть хоть

капля благоразумия, миледи, то вы постараетесь этого избежать.

Она отшатнулась, бледная и дрожащая, а сэр Джеймс, на мрачном лице

которого еще мелькала насмешливая улыбка, поднял взгляд на капитана Блада.

-- Вы поступаете, как бандит с большой дороги, сэр. Вы приставили

пистолет к нашим головам.

-- Не пистолет, а сорок бортовых пушек, причем каждая из них заряжена.

Конечно, несмотря на эту браваду, капитан Блад отлично понимал, что

ему, может быть, и в самом деле придется застрелить сэра Джеймса, чтобы

вырваться на свободу. Он сожалел об этой возможной необходимости, но был

готов к ней. Но к чему капитан не был готов, так это к непонятно-внезапной

уступчивости вице-губернатора.

-- Это упрощает дело, -- сказал сэр Джеймс. -- Если я вас правильно

понял, вы поступите с моим кузеном так, как я поступлю с Хагторпом, не

правда ли?

-- Совершенно верно.

-- Значит, если я повешу Хагторпа...

-- Ваш кузен будет болтаться на нок-рее[1].

-- Ну, тогда остается только единственное решение.

Леди издала вздох облегчения.

-- Вы победили, сэр, -- воскликнула она. -- Нам придется отпустить

Хагторпа!

-- Напротив, -- возразил сэр Джеймс, -- я должен его повесить.

1 Нок-рея -- оконечность поперечной перекладины мачты.

-- Вы должны... -- Леди Корт уставилась на него, открыв рот и задыхаясь

от волнения; ужас снова появился в ее больших голубых глазах.

-- Как вы напомнили мне, мадам, у меня есть определенный долг, который

не позволит мне отпустить Хагторпа с плантации, поэтому его придется

повесить. Fiat justitia ruat coelum[1]. Последствия не будут лежать на моей

совести.

-- Не будут лежать на вашей совести! -- вне себя вскрикнула леди Корт.

-- А как же Джеффри? -- Она ломала руки, ее голос перешел в вой. Потом,

собравшись с духом, леди в бешенстве обрушилась на сэра Джеймса: -- Вы

просто спятили! Вы не можете сделать этого! Не смеете!.. Отпустите Хагторпа!

Зачем он вам, в конце концов? Одним рабом меньше или больше!.. Ради Бога,

отпустите его!

-- А как же мой долг?

Леди испуганно отшатнулась.

Непреклонность сэра Джеймса сломила ее дух. Леди Корт упала на колени

возле его кресла, судорожно вцепившись в его руку.

Сэр Джеймс оттолкнул ее с издевательским смехом, в котором слышалось

что-то жуткое.

Позднее капитан Блад похвалялся, может быть, без достаточных оснований,

что именно эта жестокая забава над охваченной страхом женщиной пролила свет

на таинственную ситуацию и прояснила позицию, занятую сэром Джеймсом.

Вдоволь посмеявшись, вице-губернатор встал и махнул рукой, отпуская

капитана.

-- Все решено. Если вы хотите вернуться на ваш корабль, я не стану вас

задерживать. А впрочем, подождите. Я хочу коечто передать своему кузену. --

Он подошел к секретеру, стоящему между окнами, и вынул оттуда "Стихотворения

сэра Джона Саклинга" с пергаментом, в одном месте слегка отставшим от

переплета. -- Выразите ему мое соболезнование и передайте вот это... Я

ожидал его, чтобы вручить ему книгу лично. Но так будет гораздо лучше.

Сообщите ему, что находящееся в книге письмо, почти столь же поэтичное,

сколь и сама книга, передано адресату. -- И он протянул своей супруге

сложенный лист. Это для вас, мадам. Возьмите.

-- Возьмите! -- настойчиво повторил сэр Джеймс, швырнув ей листок. --

Мы вскоре обсудим содержание этого письма. Оно поможет нам понять, почему я

так жажду выполнить свой долг, о котором вы мне напомнили.

Скорчившаяся у кресла леди Корт дрожащими руками развернула письмо.

Несколько минут она читала, затем со стоном выронила его из рук.

Капитан Блад взял предложенную ему книгу. Думаю, что именно в этот

момент он наконец все понял. Теперь он снова очутился в затруднении. Если

неожиданный случай помог ему вначале, то сейчас другая неожиданность

внезапно воспрепятствовала его планам, когда конец уже был виден.

1 Да свершится правосудие, и пусть обрушатся небеса (лат.).

-- Желаю вам всего хорошего, сэр, -- сказал сэр Джеймс. -- Здесь вас

больше ничто не задерживает.

-- Вы ошибаетесь, сэр Джеймс. Кое-что заставляет меня задержаться на

несколько минут. Возможно, в моей жизни и были вещи, которых мне следует

стыдиться. Но я никогда не был ничьим палачом, и будь я проклят, если я

восполню этот пробел по вашей милости. Одно дело -- повесить вашего кузена в

качестве акта возмездия; Но черт меня побери, если я стану его вешать, чтобы

угодить вам. Я отправлю его на берег, сэр Джеймс, чтобы вы могли повесить

его сами.

Уныние, отразившееся на лице сэра Джеймса, как нельзя больше

удовлетворило капитана Блада. Разрушив его сладостные планы отмщения,

капитан предложил ему иное утешение.

-- Теперь, когда я изменил свои намерения, вам остается изменить ваши и

продать мне этого парня на должность каютюнги. Я же не только увезу вашего

кузена, но и постараюсь внушить ему, чтобы он никогда больше вас не

беспокоил.

Запавшие глаза сэра Джеймса с недоверчивой надеждой устремились на

корсара.

Капитан Блад улыбнулся.

-- Можете считать это дружеской услугой, сэр Джеймс, -- сказал он,

внеся окончательное успокоение в растревоженную душу вице-губернатора.

-- Хорошо, -- промолвил, наконец, сэр Джеймс. -- Забирайте своего

парня. На этих условиях я дарю его вам.

VII

Понимая, что супругам нужно многое сказать друг другу и что его

присутствие будет лишним, капитан Блад тактично поспешил откланяться и

удалиться.

В холле он приказал ожидавшему его Тому Хагторпу следовать за ним. Тот

повиновался, так ничего и не поняв в этом чудесном избавлении.

Никто им не препятствовал. Наняв лодку у мола, они подплыли к "Марии

Моденской", на шкафуте которой два брата заключили друг друга в объятия, в

то время как капитан Блад, созерцая их, испытывал чувство всемогущего

благодетеля.

Едва сдерживая слезы радости, Нат Хагторп попросил Питера Блада

объяснить, как ему удалось освободить брата так быстро, не прибегнув к

насилию.

-- Нельзя сказать, что я не прибегал к насилию, -- ответил Блад. --

Напротив, без насилия не обошлось. Но оно было чисто эмоциональным. Кое-что

в этом роде еще предстоит сделать, но это уже относится к мистеру Корту. --

И он повернулся к стоящему рядом боцману. -- Свистать всех наверх, Джейк. Мы

тотчас же снимаемся с якоря.

Блад направился к каюте, в которой томился мистер Корт. Отпустив

часового, он открыл дверь и вошел. Гнев заключенного за это время ни в коей

мере не утих.

-- Сколько ты еще будешь держать меня здесь, гнусный негодяй?

-- А куда бы вы хотели сейчас направиться? -- поинтересовался капитан

Блад.

-- Как -- куда? Да ты смеешься надо мной, проклятый пират! Мне нужно на

берег, как тебе отлично известно.

-- На берег? Сейчас? Вот уж никак не думал.

-- Не собираешься ли ты и дальше задерживать меня?

-- О, это едва ли понадобится. У меня есть для вас коечто от сэра

Джеймса -- книга стихов и устное сообщение.

И он добросовестно передал ему и то, и другое. Мистер Корт сразу обмяк

и, побледнев, опустился на койку.

-- Возможно, теперь вы не будете так настаивать на вашей высадке на

Невис. Очевидно, вы уже начинаете понимать, что Вест-Индия -- не совсем

здоровое место для флирта. Ревность в тропиках подобна климату -- она

чревата ударом. Думаю, что вы благоразумно предпочтете разыскать корабль,

который доставит вас обратно в Англию целым и невредимым.

Джеффри Корт вытер пот со лба.

-- Значит, вы не высаживаете меня?

В каюту сквозь открытое окно донесся скрип кабестана[1] и звон якорной

цепи. Капитан Блад жестом привлек внимание собеседника к этим звукам.

-- Мы снимаемся с якоря и через полчаса будем в море.

-- Что ж, пожалуй, это к лучшему, -- со вздохом сказал мистер Корт.

1 Кабестан -- приспособление для подъема якоря.

Поиск по сайту: