БЕЖАВШАЯ ИДАЛЬГА

I

Весть была принесена на Тортугу метисом, служившим матросом на

французском бриге[1] во время экспедиции, в которой несчастный Джеймс

Шерартон распростился с жизнью. Эта скверная история лишь косвенно связана с

нашим рассказом, поэтому мы сообщим о ней только вкратце. Шерартон и группа

английских ловцов жемчуга занимались своим делом на одном из рифов Эспада

около бухты Маракайбо[2]. Они уже собрали обильный урожай, когда на них

напал испанский фрегат, команда которого, не довольствуясь захватом их

шлюпа[3] и жемчуга, безжалостно предала их мечу. Эти двенадцать честных

славных людей не нарушили никаких законов, кроме одного, выдуманного

испанцами, согласно которому ни одна другая нация не имеет права

пользоваться водами Нового Света.

Капитан Блад сидел в кайонской таверне "У французского короля", когда

метис со всеми жуткими подробностями рассказывал историю этого злодеяния.

-- Испанцы заплатят за это, -- сказал Блад и добавил, так как его

чувство справедливости носило поэтический характер, -- и заплатят жемчугом.

Кроме этой фразы Блад ничем не намекнул на намерение, внезапно

созревшее в его мозгу. Однако осенившее его вдохновение имело свои причины.

Упоминание о ловцах жемчуга оказалось достаточным, чтобы напомнить ему

о Рио-де-ла-Ача[4], наиболее продуктивном месте добычи жемчуга во всем

Карибском море, сокровища которого изрядно обогатили казну короля Филиппа.

1 Бриг -- двухмачтовый однопалубный парусный корабль.

2 Маракайбо -- город и озеро на побережье Венесуэлы, принадлежавшие

тогда Испании.

3 Шлюп -- небольшое трехмачтовое судно.

4 Рио-де-ла-Ача -- город в Колумбии на побережье Карибского моря, тогда

испанское поселение.

Конечно, мысль об этом рейде не в первый раз приходила ему в голову, но

трудности и опасности, с которыми было сопряжено подобное предприятие, до

сих пор вынуждали капитана Блада откладывать его и заниматься более легкими

задачами. Однако никогда еще эти опасности и трудности не были так серьезны,

как теперь, когда эта задача казалась ниспосланной ему праведным гневом

Немезиды[1]. Блад не закрывал на это глаза. Он знал, как бдителен испанский

адмирал маркиз Риконете, курсирующий со своей мощной эскадрой вдоль берегов

Мэйна. Капитан Блад так ловко провел его во время приключения в Сан-Доминго,

что адмирал не осмеливался показаться в Испании до тех пор, пока не смоет

свой позор. О его жажде мести можно было судить по объявлению, в котором

маркиз извещал, что заплатит огромную сумму в пятьдесят тысяч за капитана

Блада, живого или мертвого, или за сведения, которые помогут захватить его.

Таким образом, для успеха рейда на Рио-де-ла-Ача, его необходимо было

провести молниеносно и бесшумно. Корсары должны были исчезнуть со своей

добычей прежде, чем адмирал заподозрит об их присутствии на берегу.

Полностью отдавая себе отчет, капитан Блад решил лично произвести разведку

местности и ознакомиться с каждой деталью перед тем, как приступить к рейду.

Сменив свой красивый плюмаж на шляпе на более старый и полинявший,

сбросив серебряные галуны и брабантские кружева, капитан облачился в простой

коричневый костюм и шерстяные чулки. Сняв парик, он заменил его платком из

черного шелка, плотно облегавший его стриженую голову.

В этом обличье Блад покинул Тортугу и свою флотилию, состоящую в то

время из четырех кораблей и около тысячи корсаров, отплыл в сторону

Кюрасао[2] на торговом судне и там пересел на голландский корабль "Левен",

делающий постоянные рейсы между этим островом и Картахеной. Сказавшись

торговцем крокодиловыми кожами, он представился как Тормильо, наполовину

голландец, наполовину испанец.

В понедельник Блад высадился в Рио-де-ла-Ача. "Левен" должен был

вернуться из Картахены в следующую пятницу, и, даже если никакие другие дела

не приведут его в Рио-де-лаАча, он все равно зайдет туда, чтобы подобрать

сеньора Тормильо, который вернется на этом судне на Кюрасао. Бладу удалось

установить, главным образом обильно поглощая пунш, самые дружеские отношения

с голландским шкипером, что обеспечивало добросовестное выполнение этих

условий.

Высадившись на берег с голландской шлюпки, Блад снял комнату в

гостинице "Эскудо де Леон", находящейся в верхней части города, и сообщил,

что прибыл в Рио-де-ла-Ача для закупки крокодиловых кож. Вскоре торговцы

начали стекаться к нему толпой. Блад завоевал их уважение количеством кож,

которые он намеревался приобрести, и тайное презрение весьма щедрой ценой,

которую он соглашался за них уплатить. Под предлогом торговых операций Блад

свободно расхаживал по всему городу и в интервалах между сделками не забывал

наблюдать и собирать нужную информацию.

1 Немезида -- богиня мщения в греческой мифологии.

2 Кюрасао -- остров в Карибском море, принадлежавший Голландии.

Блад использовал свое время весьма эффективно, и в четверг вечером цель

его поездки была уже полностью достигнута. Он ознакомился с дислокацией и

вооружением форта, охранявшего город и гавань, с состоянием боевой

готовности, с размещением и охраной королевской казны, где держали собранный

жемчуг; ему даже удалось понаблюдать за самим процессом ловли, во время

которой лодки находились под защитой десятипушечного корабля береговой

охраны. Блад выяснил, что маркиз Риконете, чьи быстроходные разведывательные

суда постоянно сновали мимо, устроил себе штаб-квартиру в Картахене, в ста

пятидесяти милях к юго-западу. Все эти сведения помогли Бладу окончательно

выработать план, согласно которому испанские разведывательные суда должны

быть удалены, что делало город доступным для внезапного нападения и быстрого

отплытия корсаров, прежде чем адмиральская эскадра сможет им помешать. В

четверг вечером, весьма довольный собой, Блад вернулся в "Эскудо де Леон",

чтобы провести там последнюю ночь. На следующее утро за ним должен был

прийти голландец и забрать его отсюда. Но внезапное событие изменило и его

планы, и судьбы людей, о существовании которых он в тот момент даже не

подозревал.

Хозяин гостиницы встретил его сообщением, что испанский дворянин дон

Франсиско де Вильямарга только что спрашивал о нем и должен вернуться через

час. При упоминании этого имени Блад внезапно задержал дыхание.

-- Дон Франсиско де Вильямарга? -- медленно переспросил он, давая себе

время подумать. Неужели в Новом Свете два испанца могли носить это звучное

имя? -- Кажется, дон Франсиско де Вильямарга был вице-губернатором

Маракайбо?

-- Он самый, сеньор, -- подтвердил хозяин. -- Дон Франсиско был там

губернатором или, по меньшей мере, алькальдом до прошлого года.

-- И он спрашивал мена?

-- Вас, сеньор Тормильо. Он говорил, что вернулся из поездки в глубь

страны с грузом крокодиловых кож, которые хочет продать вам.

-- О! -- Это был почти что вздох облегчения. Но капитан все еще был

настороже. -- Продать? Разве дон Франсиско де Вильямарга -- торговец?

Низенький толстый хозяин гостиницы развел руками.

-- Ну и что, сеньор? Ведь это Новый Свет. Здесь такие вещи могут

случиться и с идальго, если ему не повезло. А бедного дона Франсиско

постигла беда, хотя он в этом был совсем не виноват. Провинция, которой он

управлял, подверглась нападению капитана Блада, этого проклятого пирата, и

дон Франсиско впал в немилость. Губернатор, который не сумел защитить

доверенную ему область, не может рассчитывать на снисхождение.

-- Понятно. -- Капитан Блад снял свою широкополую шляпу и вытер со лба

пот.

Бладу следовало благодарить судьбу за свое отсутствие во время визита

дона Франсиско. Но опасность отнюдь не миновала. Вряд ли в Новой Испании был

человек, с кем капитану Бладу хотелось бы встретиться меньше, чем с бывшим

вицегубернатором Маракайбо, гордым испанским дворянином, который ныне был

вынужден по причинам, указанным хозяином гостиницы, марать руки торговлей.

Предстоящая встреча должна была весьма обрадовать дона Франсиско, чего никак

нельзя было сказать о капитане Бладе. Даже во время своего могущества дон

Франсиско не пощадил бы его -- сейчас же перспектива получить пятьдесят

тысяч только подхлестнула бы мстительность этого чиновника, переживавшего

тяжелые дни.

Содрогаясь при мысли о прошедшей так близко страшной опасности и

благодаря небо за своевременное предупреждение, капитан Блад понимал, что

ему остается только один выход. Теперь уже невозможно дожидаться голландца

до утра -- он должен вырваться из Рио-де-ла-Ача сейчас же, на любом судне

или хотя бы один в шлюпке. Но не следует обнаруживать свой испуг или

поспешность.

Блад нахмурил брови.

-- Какая жалость, что я отсутствовал, когда приходил дон Франсиско!

Нельзя допустить, чтобы он разыскивал меня снова. Я сам пойду к нему, если

вы скажете мне, где он живет.

-- О, разумеется. Вы найдете его дом на Калье-Сан-Блас, первый поворот

направо. Там кто-нибудь покажет вам, где живет дон Франсиско.

Капитан не стал ждать ни минуты.

-- Я сейчас же отправлюсь туда, -- заявил он и зашагал прочь.

Но, очевидно, Блад забыл или неправильно понял указание хозяина, так

как вместо того, чтобы свернуть направо, он свернул налево и быстро пошел

вниз по улице, ведущей к гавани и почти пустынной во время ужина.

Он проходил мимо аллеи в пятидесяти ярдах от мола, когда из ее глубины

раздался шум борьбы, лязг стали, женский крик и мужская брань.

Учитывая создавшуюся ситуацию, Блад решил, что так как этот скандал его

не касается, то ему следует думать только о скорейшем побеге из

Рио-де-ла-Ача. Однако неожиданное восклицание остановило его.

-- Perro ingles[1]

1 Английская собака! (исп.).

Блад понял, что в этой темной аллее находится его соотечественник,

которого, по всей вероятности, убивают. На чужбине для любого человека, не

утратившего окончательно способность чувствовать, соотечественник является

братом. Он бросился в темноту, нащупывая на груди пистолет.

Однако пока он бежал, ему пришло в голову, что здесь и без него

достаточно шума и увеличивать его никак не в его интересах. Поэтому Блад

спрятал пистолет в карман и выхватил рапиру. Тусклый свет позволил ему

разглядеть группу, к которой он приближался.

Трое мужчин накинулись на четвертого, стоявшего спиной к двери и

отчаянно защищавшегося, прикрывшись левой рукой наподобие щита. То, что он

мог выдержать натиск явно превосходивших сил, служило доказательством его

необычайной крепости.

На некотором расстоянии от дерущегося квартета виднелась тонкая фигура

женщины в мантии и капюшоне из черного шелка, беспомощно опиравшейся на

стену.

Вмешательство Блада было быстрым, бесшумным и действенным. Он возвестил

о своем появлении, проткнув шпагой спину ближайшего из трех нападающих.

-- Это уравняет силы, -- объяснил он и, вовремя вытащив клинок, перенес

свое внимание на сеньора, который повернулся к нему, изрыгая богохульства и

демонстрируя блестящее владение бранным лексиконом, -- а в этом искусстве

соперничать с кастильцами могли только каталонцы.

Пригнувшись, Блад ловко парировал удар и в следующий момент пронзил

своей шпагой правую руку сквернослова.

Вышедший из строя испанец отскочил назад, схватившись за окровавленную

руку и, продолжая изрыгать проклятия, в то время как третий испанец, оценив

изменившееся соотношение сил, превратившееся из трех против одного в одного

против двух, причем в единственном числе остался он сам, предпочел

ретироваться. В следующую секунду он вместе со своим раненым товарищем бежал

с поля боя, оставив третьего там, где он свалился.

Спасенный Бладом человек едва не упал в обморок.

-- Проклятые убийцы! -- задыхаясь воскликнул он. -- Еще минута -- и мне

бы пришел конец.

Женщина быстро подбежала к нему.

-- Vamos[1], Хорхито! Vamos!, -- закричала она и внезапно перешла с

испанского на довольно беглый английский язык. -- Скорее, любовь моя! Бежим

к лодке!

1 Скорей (исп.).

Упоминание о лодке дало Бладу понять, что его поступок, возможно, не

останется без награды. Очевидно, помогая незнакомцу, он помог и себе, так

как лодка была именно тем, в чем он нуждался в настоящий момент больше

всего.

Ощупав руками неизвестного англичанина, Блад почувствовал мокрое на его

левом плече. Перекинув руку раненого через свою шею, он обхватил его за

талию и приказал девушке следовать за ним.

Как бы сильно не испугало ее ранение возлюбленного, она немедленно

повиновалась, что послужило доказательством ее смелости и практического

склада ума. Из открытых окон и дверных проемов высовывались испуганные лица,

вглядывающиеся во тьму и пытавшиеся выяснить причину шума. Эти свидетели,

несмотря на их робость и молчаливость, все же лишний раз подчеркивали

необходимость спешить.

-- Пойдемте, -- сказала женщина. -- Сюда, за мной.

Поддерживая беспомощного раненого, Блад зашагал в указанном направлении

и вскоре, выйдя из аллеи, добрался до мола. Не обращая внимания на

изумленные взгляды случайных прохожих, женщина направилась к ожидавшему их

баркасу.[1]

Навстречу им поднялись двое обнаженных по пояс индейцев или метисов.

Один из них соскочил на берег, пытаясь разглядеть человека, опиравшегося на

плечо Блада.

-- Quel talel padron?[2] -- хриплым голосом спросил он.

-- Его ранили. Помогите ему сесть в лодку. О, пожалуйста, поскорее!

Стоя на набережной, женщина бросала через плечо тревожные взгляды,

покуда Блад с индейцами усаживали раненого в баркас. Затем Блад, стоя в

лодке, протянул женщине руку.

-- Прошу вас, мадам, -- повелительным тоном потребовал он, и, чтобы не

тратить время на пререкания, добавил: -- Я еду с вами.

-- Но это невозможно! Мы отплываем сразу же, и лодка не вернется. Мы не

можем задерживаться, сеньор.

-- Я тоже не могу. Поэтому все в порядке. Прошу вас в лодку, мадам! --

И без лишних слов он почти втащил ее в баркас, приказав индейцам отчаливать.

1 Баркас -- большая судовая гребная шлюпка.

2 Что с хозяином? (исп.).

II

Если женщина и не разобралась в сути дела, то она никак этого ничем не

выказывала.

Очевидно, в данный момент она была озабочена только состоянием своего

англичанина и необходимостью как можно скорее убраться прочь, прежде чем

нападавшие вернутся, чтобы прикончить его. Ей не хотелось терять драгоценное

время, споря с неожиданным спасителем, а может быть, она и вовсе не думала о

нем.

Когда баркас отплыл от мола, женщина склонилась над своим возлюбленным,

потерявшим сознание. Опустившись рядом с ним на колени, Блад вернулся к

своим обязанностям хирурга -- его ловкие пальцы ощупывали рану на плече.

-- Успокойтесь, -- сказал он девушке. -- Рана не опасная. Просто он

ослабел от потери крови. Скоро с ним будет все в порядке.

-- Grasias a Dios[1]! -- прошептала она и, бросив взгляд в сторону

мола, поторопила гребцов.

Разрезая темные волны, лодка двигалась по направлению к видневшемуся в

полумиле корабельному огню. Внезапно англичанин зашевелился и огляделся

вокруг.

-- Какого черта... -- начал он, пытаясь подняться.

Но рука Блада остановила его.

-- Не волнуйтесь, -- сказал он. -- Нет никаких причин для тревоги. Мы

взяли вас на борт.

-- Взяли меня на борт? А вы кто такой, черт возьми?

-- Хорхито! -- воскликнула девушка. -- Это сеньор, который спас тебе

жизнь.

-- А, ты здесь, Исабелита? -- Следующий его вопрос показал, что он

наконец разобрался в ситуации.

-- Они гонятся за вами?

Когда девушка успокоила его и указала на корабельный огонь, к которому

они приближались, англичанин тихо рассмеялся и внезапно обрушился на

индейцев.

-- Быстрее, вы, ленивые собаки!

Гребцы работали изо всех сил. Незнакомец снова рассмеялся тихим

презрительным смехом.

-- Так, так. Мы выбрались из западни, сравнительно дешево отделавшись.

А впрочем, может быть, и не так уж дешево. Я просто истекаю кровью.

-- Это ничего, -- заверил его Блад. -- Конечно, вы порядком потеряли

крови, но на корабле мы остановим кровотечение.

1 Боже, милостивый! (исп.)

-- Вы говорите, как будто вы хирург.

-- Я и есть хирург.

-- Ну да? Вот это удача, а, Исабелита? Сначала фехтовальщик спасает мне

жизнь, а потом он превращается в доктора и лечит меня! Очевидно, сегодня

меня охраняет само Провидение!

Девушка улыбнулась и снова склонилась над ним.

Скоро по обрывкам их разговора Блад смог разобраться в их

взаимоотношениях. Англичанин по имени Джордж Ферфакс и юная идальга из

знатного семейства Сотомайор представляли собой бежавшую пару. Напавшими на

них были брат девушки и его двое друзей, пытавшиеся воспрепятствовать

побегу. Ее брат выбрался из стычки целым и невредимым, и, опасаясь его

преследования, девушка все время оглядывалась на мол. Но к тому времени,

когда там наконец замелькали огоньки, баркас уже ударился о борт

двухмачтового брига, с палубы которого их окликнул грубый голос

по-английски.

У трапа их встретил крупный мужчина с лицом, казавшимся багровым при

свете фонаря на грот-мачте, и засыпал их тревожными вопросами.

Ферфакс, опираясь о переборку, наконец смог вмешаться и отдать

распоряжения.

-- Отплывай сразу же, Тим, не трать время на то, чтобы поднимать лодку

на борт, а возьми ее на буксир. И не поднимай якорь, а просто перережь

якорный канат. Поднимай паруса, и поплыли. Слава Богу, ветер попутный. Если

мы будем медлить, то скоро у нас на борту очутятся алькальд и все альгвасилы

Ла-Ача. Поэтому поторапливайся.

Тим громогласно выкрикнул приказ, и матросы принялись за дело. В это

время девушка взяла за руку своего возлюбленного.

-- Ты забыл об этом сеньоре, Джордж. Ведь он не знает, куда мы едем.

Ферфакс, опиравшийся на плечо Блада, повернулся к нему и нахмурился.

-- Видите ли, я не могу задерживаться, -- сказал он.

-- Рад это слышать, -- последовал быстрый ответ. -- А куда вы плывете,

меня мало интересует, лишь бы это место находилось подальше от

Рио-де-ла-Ача.

Худое округлое лицо англичанина просветлело.

-- Значит, вы тоже удираете? -- усмехнулся он. -- Будь проклята моя

кровь! Вы на редкость сговорчивы. Ну, тогда все в порядке. Поживее, Тим!

Неужели твои увальни не могут двигаться быстрее?

Капитан засвистел в дудку, и множество босых ног быстро затопали по

палубе. Тим подгонял их криками и руганью, потом, подойдя к борту, отдал

приказание индейцам, все еще сидевшим в лодке.

-- Спуститесь вниз, сэр, -- обратился он к своему хозяину. -- Я приду к

вам, как только мы ляжем на нужный курс.

Блад помог Ферфаксу спуститься в каюту -- довольно просторное,

примитивно меблированное помещение, освещенное фонарем, который покачивался

над столом. Девушка последовала за ними.

Из каюты слева вышел молодой негр-стюард. При виде пятен крови на

рубашке хозяина он вскрикнул и застыл как вкопанный, его зубы и белки глаз

сверкали на черной, как смоль физиономии.

Взявший на себя инициативу Блад обратился к нему за помощью, и они

вдвоем внесли Ферфакса, снова терявшего сознание, в каюту, сняли с него

башмаки и уложила на койку.

Затем Блад отослал негра, отзывавшегося на имя Алькатрас, в камбуз за

горячей водой и к капитану за судовой аптечкой.

На узкой койке Ферфакс, такой же высокий и мускулистый, как сам Блад,

устроился в полусидячей позе, облокотившись на подушки. Рыжеватые волосы

обрамляли его бледное костлявое лицо, глаза были полузакрыты, голова слегка

склонилась вперед.

Усевшись поудобнее рядом с ним, Блад разрезал влажную от крови рубашку,

обнажив мощный торс пациента. Когда вернулся стюард с ведром воды, бинтами и

ящиком из кедрового дерева, содержащим скудную корабельную аптечку, за ним

вошла девушка, умоляя Блада позволить ей помогать. Через оставшиеся

открытыми иллюминаторы, сквозь которые виднелся багровый тропический закат,

она услышала скрип блоков и шум надувающихся парусов и с облегчением

почувствовала, что бриг наконец тронулся в путь. Опасность быть схваченными

миновала.

С присущей ему учтивостью Блад принял ее помощь. Наблюдая за ней при

тусклом свете, он убедился в справедливости своего первого впечатления. Это

была еще почти совсем девочка, очевидно только что вышедшая из-под надзора

монахинь. Ярко-черные глаза блестели на ее привлекательном и энергичном, но

бледном лице. Ее элегантное черное платье, расшитое золотом и отделанное у

воротничка и запястий испанскими кружевами, и крупные жемчужины, вплетенные

в ее пышные локоны, а также независимая и уверенная манера держаться

выдавали принадлежность к высшему обществу.

Девушка моментально схватывала распоряжения Блада и искусно выполняла

их, помогая врачевать человека, ради любви к которому эта юная идальга

покинула знатное семейство Сотомайор. Тщательно и осторожно Блад промыл края

все еще кровоточащей раны. К счастью, в аптечке, которую принес ему

Алькатрас, он обнаружил арнику. Применение ее дало весьма действенный

эффект. Ферфакс вскинул голову.

-- Черт возьми! -- вскрикнул он. -- Вы же сожжете меня.

-- Терпение, сэр. Это целительный ожог.

Маленькая ручка девушки поддерживала голову больного, а ее губы

прикоснулись к его влажному лбу.

-- Мой бедный Хорхито, -- прошептала она.

Проворчав что-то в ответ, Ферфакс закрыл глаза.

Блад разорвал бинты на полосы и приготовил гигиеническую подушечку для

раны, использовав один бинт, чтобы удерживать ее, и другой, чтобы сохранить

левую руку пациента в неподвижном положении. После этого Алькатрас принес

чистую рубашку, и они надели ее через голову англичанина, оставив пустым

левый рукав. Таким образом, с хирургией было покончено.

Блад поправил подушки.

-- Теперь постарайтесь заснуть в этом положении и по возможности не

двигайтесь. Если вы будете лежать спокойно, то через неделю вы встанете на

ноги. Вообще-то вы спаслись чудом. Если бы клинок пронзил вас на два дюйма

ниже, то в эту минуту вас пришлось бы укладывать в другую постель. Вам

крупно повезло.

-- Повезло? Ничего себе, черт побери!

-- Да, и вы еще должны быть благодарны.

Если упоминание о благодарности вызвало у Ферфакса только очередное

ворчливое ругательство, то на девушку оно произвело совсем другое

впечатление. Склонившись над узкой койкой, она схватила Блада за обе руки.

На ее смуглом лице заиграл румянец, губы дрогнули.

-- Вы были так добры, так смелы и благородны!

Прежде чем он смог догадаться о ее намерении, она поднесла его руки к

губам и поцеловала их, а когда Блад, протестуя, отнял руки, девушка

улыбнулась ему.

-- Как же я могу не целовать эти руки? Разве не они спасли жизнь моему

Хорхито? Разве не они исцелили его рану? Всю мою жизнь я буду благодарна им!

Однако капитан Блад в этом сомневался. Хорхито не вызывал у него особой

симпатии. Его низкий покатый лоб и толстые чувственные губы не внушали

доверия, хотя в целом его лицу была присуща своеобразная грубая красота.

Особенно обращали на себя внимание четко очерченный нос, широкие скулы и

мощная челюсть. На вид ему было лет тридцать пять.

Его светлые, глубоко посаженые глаза устремились в сторону под

испытующим взглядом Блада, и он пробормотал запоздалые изъявления

благодарности, необходимость которых была подсказана ему страстным порывом

девушки.

-- Я ваш неоплатный должник, сэр. Хотя в этом, будь проклята моя кровь,

для меня нет ничего нового.

Сколько я себя помню, я был у кого-нибудь в долгу. Но это долг особого

рода. Если бы вы выпустили кишки тому типу, который смылся невредимым, то я

бы в тысячу раз сильнее был вам благодарен. Мир бы прекрасно обошелся и без

дона Серафино де Сотомайор, разрази его гром!

-- Senor Jesus! No dias eso, querido![1] -- воскликнула маленькая

идальга. Чтобы смягчить свей протест, она погладила его по щеке. -- Нет,

нет, Хорхито! Если бы такое случилось, моя совесть никогда не была бы

спокойна. Если бы пролилась кровь моего брата, это убило бы меня!

1 Господи Иисусе! Не говори так, любимый (исп.).

-- А моя кровь! Он со своими разбойниками пролил ее достаточное

количество, чтобы быть довольным! Или этот проклятый головорез надеялся

выцедить ее всю?

-- Querido[1], -- успокаивала его девушка. -- Ведь это делалось, чтобы

защитить меня. Он считал, что это его долг. Я никогда не простила бы ему,

если бы он убил тебя. Ты знаешь, Хорхито, что это разбило бы мое сердце. И

все же я могу понять Серафино. Давай же поблагодарим Бога и этого отважного

сеньора за то, что не случилось худшего.

В каюту вошел Тим, высокий, краснолицый шкипер, чтобы узнать, как себя

чувствует мистер Ферфакс, и доложить, что "Цапля" взяла курс и быстро

движется вперед, подгоняемая легким южным бризом, оставив Ла-Ача на

расстоянии шести миль за кормой.

-- Все хорошо, что хорошо кончается, сэр. Для джентльмена, который

прибыл с вами на борт, мы уже подыскали помещение.

В маленькой каюте я подвешу ему койку. Пойди, займись этим, Алькатрас,

-- приказал он негру. -- Vamos![2]

Ферфакс откинулся назад, полузакрыв глаза.

-- Все хорошо, что хорошо кончается, -- повторил он, криво улыбнувшись,

и Бладу почудилась в его голосе скрытая насмешка. Казалось, что, очутившись

на койке и перевязав рану, он снова обрел силу тела и духа.

-- Твои драгоценности в безопасности, дорогая? -- спросил он, накрыв

своей ладонью руку девушки.

-- Драгоценности? -- Затаив дыхание, она задумчиво нахмурилась.

Внезапно на ее лице мелькнул страх, она вскочила на ноги и прижала руки к

сердцу: -- Драгоценности!

Ферфакс резко обернулся, глядя на ее внезапно побледневшее лицо и

расширившиеся глаза.

-- Что такое? -- ворчливо осведомился он. -- С ними все в порядке?

Губы девушки дрогнули.

-- Valda me Dios![3] Наверно, я уронила шкатулку, когда Серафино догнал

нас.

Последовала затяжная пауза, которую Блад расценил как затишье перед

бурей.

-- Ты уронила шкатулку! -- произнес Ферфакс, и в его тоне послышалось

зловещее спокойствие. Он остолбенело уставился на девушку, челюсть у него

внезапно отвисла, в светлых глазах вспыхнуло пламя. -- Ты уронила шкатулку?

-- переспросил он резким надтреснутым голосом. -- Будь проклята моя кровь!

Это невероятно! Ад и дьявол! Ты не могла уронить ее!

1 Любимый (исп.).

2 Скорей! (исп.).

3 Боже, помоги мне! (исп.).

Его внезапное бешенство потрясло девушку, которая смотрела на него

испуганным взглядом.

-- Ты сердишься, Хорхито, -- запинаясь, проговорила она. -- Но ты не

прав. Посуди сам, я была в ужасе, ведь тебе грозила страшная опасность. Что

для меня в тот момент значили драгоценности? Разве я могла о них думать? Я и

не обратила внимания, когда шкатулка упала, ведь тебя ранили, и ты мог

умереть. Понимаешь, Хорхито? Конечно, их жаль, но ведь теперь мы вместе. Бог

с ними!

Нежная рука девушки снова обвилась вокруг его шеи. Но Ферфакс в

бешенстве оттолкнул ее.

-- Бог с ними?!? -- взревел он. -- Провалиться мне на этом месте! Ты же

выкинула тридцать тысяч дукатов собаке под хвост и утверждаешь, что это не

имеет значения! Кровь и гром, девочка! Что же тогда имеет значение?

Блад решил, что пришло время вмешаться. Мягко, но решительно он вновь

уложил раненого на подушки.

-- Успокоитесь ли вы наконец или будете продолжать орать, как

недорезанный теленок? Неужели вы еще недостаточно потеряли крови?

Но Ферфакс отчаянно отбивался.

-- Черт побери мою душу! Вы мелете вздор! Как я могу успокоиться, когда

эта дурочка...

Но девушка прервала его. Она гордо выпрямилась, ее глаза, казалось, еще

сильнее почернели. Утраченное спокойствие вернулось к ней.

-- Почему это тебя так беспокоит, Джордж? Пожалуйста, не забивай, что

это были мои драгоценности, и если я их потеряла, то это мое дело. Я считаю,

что в этот вечер, когда я приобрела так много, это не следует считать

большой потерей. А может быть, я ошибаюсь, Джордж? Может быть, эти

драгоценности значат для тебя больше, чем я?

Столь откровенный вызов привел Ферфакса в чувство. Он быстро пошел на

попятный, разразившись внезапным хохотом, показавшимся Бладу предельно

неискренним.

-- Черт возьми! Ты сердишься на меня, Исабелита? Что поделаешь -- таков

уж мой характер. Вспыхиваю, как порох. А потеря тридцати тысяч дукатов может

вывести из себя. Ну ладно, пропади они пропадом! -- И он протянул руку. --

Поцелуй меня и прости, Исабелита. Скоро я куплю тебе все драгоценности,

какие ты захочешь.

-- Мне не нужно драгоценностей, Джордж. -- Девушка еще не до конца

смягчилась, так как малоприятные подозрения, пробудившиеся в ней, не утихли.

Однако она подошла к нему и позволила взять себя за руку. -- Никогда не

сердись на меня больше, Хорхито. Если бы я так не любила тебя, то меня бы

сильнее беспокоила эта шкатулка.

-- Ну, разумеется, детка.

Тим смущение заерзал на месте.

-- Я, пожалуй, пойду на палубу, сэр. -- Дойдя до двери, он повернулся к

капитану Бладу. -- Этот черномазый подвесит вам койку.

-- Тогда проводите меня, пожалуйста. Ночью мне здесь делать нечего.

-- Если ветер не переменится, то мы доберемся до ПортРойяла[1] в

воскресенье вечером или в понедельник утром, -- заметил, все еще стоявший в

дверях, шкипер.

Блад застыл как вкопанный.

-- До Порт-Ройяла? -- медленно переспросил он. -- Я не хотел бы

высаживаться там.

-- А почему? -- обернулся к нему Ферфакс. -- Ведь это английское

поселение. На Ямайке вам нечего бояться.

-- И все-таки я не хотел бы там высаживаться. В какой порт вы зайдете

затем?

Вопрос, казалось, позабавил Ферфакса, который снова насмешливо

улыбнулся.

-- Это будет зависеть от многих обстоятельств.

Ответ этот только усилил неприязнь, которую Блад испытывал к

англичанину.

-- Я был бы вам благодарен, если бы вы согласовали этот вопрос с моими

намерениями, учитывая, что я нахожусь здесь ради вашей пользы.

-- Ради моей? -- Светлые брови Ферфакса долезли вверх. -- Разрази меня

гром, неужели я не понимаю, что вы тоже удираете? Ну, хорошо, посмотрим, что

мы можем для вас сделать. Где бы вы хотели сойти на берег?

-- Из Порт-Ройяла, -- ответил Блад, с трудом подавив раздражение, --

для вас не составит большого труда пройти через Наветренный пролив и

высадить меня на северо-западном побережье Эспаньолы или даже на Тортуге.

-- На Тортуге? -- Быстрый взгляд светлых бегающих глаз заставил Блада

пожалеть о сказанном. Было нетрудно догадаться, какие мысли в голове

Ферфакса. -- На Тортуге, а? Значит, у вас есть дружки среди пиратов? -- Он

рассмеялся. -- Ну-ну, это ваше дело. Сначала "Цапля" зайдет а Порт-Ройял, а

потом мы займемся вами.

-- Я буду вам премного обязан, -- поклонился Блад, почти не скрывая

сарказма. -- Желаю вам доброй ночи, сэр. И вам тоже, мадам.

1 Порт-Ройял -- город на острове Ямайка, принадлежавшем Англии.

III

Некоторое время после того, как дверь за ушедшим закрылась, Ферфакс

лежал неподвижно, прищурив глаза. На его губах блуждала загадочная усмешка.

-- Лучше бы ты поспал, Хорхито, -- наконец заговорила донья Исабела. --

О чем ты думаешь?

Его ответ, казалось, не имел смысла.

-- Я думаю о том, насколько отсутствие парика изменяет внешность

человека, который к тому же ирландец, хирург и хочет, чтобы его высадили на

Тортуге.

Девушка решила, что у Ферфакса начался жар, и снова предложила ему

поспать. Когда она сказала, что уйдет из каюты, Ферфакс не пожелал и слышать

об этом. Проклиная сжигавшую его жажду, он умолял ее дать ему попить. Жажда

постоянно терзала его, не давая уснуть, поэтому донья Исабела осталась

сидеть радом с ним, время от времени поднося к его губам стакан с водой,

смешанной с лимонным соком, а один раз, по его настойчивому требованию, с

несколькими ложками бренди.

Ночь тянулась медленно; Ферфакс лежал, не говоря ни слова. Наконец,

решив, что он заснул, девушка поднялась, чтобы выскользнуть из каюты, но

Ферфакс внезапно заявил, что не в силах заснуть и попросил позвать Тима. Она

повиновалась, боясь, что возражения выведут его из себя.

Когда Тим вернулся с девушкой, Ферфакс пожелал узнать, который теперь

час и где они находятся. Тим ответил, что только что пробило восемь склянок

и что они удалились от ЛаАча на добрых сорок миль.

-- А на каком расстоянии от нас находится Картахена? -- последовал

довольно странный вопрос.

-- Милях в ста, может быть, немного больше.

-- За сколько времени можно добраться туда?

Глаза шкипера расширились от удивления.

-- Если ветер не переменится, то часа за двадцать четыре.

-- Тогда плывите туда, -- приказал Ферфакс. -- Отправляйтесь

немедленно.

Удивление, отражавшееся на красном лице Тима, перешло в беспокойство.

-- У вас, должно быть, жар, капитан. Зачем нам возвращаться на Мэйн?

-- У меня нет никакого жара. Ты слышал мой приказ? Иди и бери курс на

Картахену.

-- На Картахену? -- Шкипер и донья Исабела обменялись взглядами.

Понимая, что происходит у них в голове, Ферфакс злобно скривил рот.

-- Чтоб тебе провалиться! Подожди, -- проворчал он и погрузился в

глубокое раздумье.

Не будь Ферфакс прикован к койке, он обошелся бы без партнеров в

задуманном им коварном предприятии. Ферфакс бы сам все довел до конца, держа

свой коварный план в секрете. Однако состояние, поставившее его в

зависимость от шкипера, принудило его выложить свои карты на стол.

-- Маркиз Риконете находится в Картахене, и он заплатит пятьдесят тысяч

за капитана Блада, живого или мертвого. Пятьдесят тысяч! -- Помолчав, он

добавил. -- Это целая куча денег, и пять тысяч из них перейдут к тебе, Тим.

Подозрение Тима в том, что его хозяин бредит, перешли теперь в

уверенность.

-- Ну, разумеется, -- успокаивающе произнес он.

-- Разрази тебя гром, Тим! -- зарычал на него взбешенный Ферфакс. -- Ты

что, поддакиваешь мне, думая, что у меня бред? Ты бы лучше поразмыслил о

причине этого бреда. Тогда бы ты, может быть, стал бы получше видеть и

соображать.

-- Допустим, -- согласился Тим. -- Но где же мы найдем капитана Блада?

-- В маленькой каюте, тое ты поместил его.

-- У вас голова не в порядке, сэр.

-- Вот заладил! Какой же ты дурак! Говорю тебе, это капитан Блад! Я

узнал его в тот момент, когда он попросил высадить его на Тортуге. Не будь я

в полусне, я бы и раньше его узнал. Он сказал, что не хочет высаживаться в

Порт-Ройяле. Еще бы, ведь губернатор Ямайки -- полковник Бишоп! Теперь ты

понял наконец?

С глупым видом, моргая глазами, Тим отпустил два-три крепких словечка.

-- Так значит, вы узнали его?

-- Можешь не сомневаться, что я не ошибся. Теперь иди и меняй курс. А

потом запри этого парня. Если мы захватим его во сне, это избавит нас от

беспокойства.

-- Ну и ну, -- покачал головой Тим и удалился в состоянии крайнего

возбуждения, вызванного отнюдь не угрызениями совести. --

Донья Исабела, чей страх возрастал по мере того, как она все больше

вникала в происходящее, внезапно вскочила на ноги.

-- Постойте, постойте! Что вы намерены делать?

-- Это тебя не касается, малютка, -- сказал Ферфакс и повелительным

взмахом руки отпустил Тима.

-- Нет, касается. Я все поняла. Ты не можешь так поступить, Джордж.

-- Почему не могу? Ведь мошенник наверняка сейчас спит, как убитый. Так

что особого труда это не составит. Да, его ждет веселенькое пробуждение. --

И Ферфакс разразился хохотом, только усилившим ужас девушки.

-- Но Dios mio![1] Ты же не можешь предать человека, который спас тебе

жизнь!

Ферфакс обернулся к девушке, устремив на нее насмешливый взгляд. Будучи

закоренелым негодяем, он не сомневался, что имеет дело с обычной глупой

сентиментальностью, которую ничего не стоит преодолеть. К тому же он был

уверен в своем влиянии на Исабелу, чью невинность он принимал за

простодушие.

-- Пойми, девочка, это мой долг. Ведь этот Блад -- вор, пират и убийца,

от которого необходимо как можно скорее очистить море.

Но девушка еще сильнее разволновалась.

-- Может быть, он в самом деле пират. Об этом я ничего не знаю. Но я

знаю, что он спас тебе жизнь и именно поэтому находится здесь.

-- А вот это неправда, -- возразил Ферфакс. -- Блад находится здесь

потому, что он воспользовался преимуществом моего положения.

Он прибыл на борт "Цапли", чтобы удрать с Мэйна от преследовавшего его

правосудия. Ну, ничего. Завтра он обнаружит, что просчитался.

Побледнев, как смерть, девушка в отчаянии ломала руки, затем, придя в

себя, она устремила на Ферфакса пронизывающий взгляд, и на ее лице появилось

выражение, не слишком ему понравившееся.

Вера в этого человека, которого она знала не так уж давно, иллюзии,

которые она питала в отношении его, заставившие ее бросить все, чтобы

связать с ним свою судьбу, сильно поколебались при виде гнева, обуявшего

его, когда он узнал о потере драгоценностей. Теперь же эти иллюзии готовы

были рассыпаться в прах, так как те свойства, которые только что

продемонстрировал ее возлюбленный, наполнили ее ужасом и отвращением.

Правда, она еще пыталась противиться нахлынувшим на нее чувствам. Ведь если

Джордж Ферфакс оправдает худшие ее подозрения, какая же участь могла ожидать

ее, находящуюся целиком в его власти?

-- Джордж, -- спокойно заговорила донья Исабела, глубокое душевное

волнение которой выдавала только высоко вздымавшаяся грудь. -- Неважно, кто

этот человек. Ты обязан ему жизнью. Не будь его, ты лежал бы сейчас мертвым

на той аллее в ЛаАче. А ты хочешь решиться на такой позорный поступок.

-- Позорный? Черт возьми! -- И Ферфакс снова разразился отталкивающим

пренебрежительным хохотом.

-- Ты просто ничего не понимаешь. Долг каждого честного джентльмена

выдать властям этого грязного пирата.

1 Боже мой! (исп.).

В черных глазах девушки, в упор устремленных на него, появилось

презрение.

-- И ты еще говоришь о честности! По-твоему, честно продать человека,

который спас тебе жизнь, за пятьдесят тысяч? Тогда честен и Иуда, предавший

Спасителя за тридцать сребренников!

Сердито глада на девушку, Ферфакс, подобно всем негодяям, тотчас же

нашел аргумент, оправдывающий его поведение.

-- Если тебе это не нравится, то можешь винить себя. Не потеряй ты

своих драгоценностей, мне незачем было бы идти на это. Где еще я возьму

деньги, чтобы заплатить Тиму и его команде, закупить провизию на Ямайке и

подготовить "Цаплю" к плаванию через океан?

-- Так вот оно что! -- В ее голосе послышалась нотка горечи. -- Значит,

всему виной потеря моих драгоценностей? Que verguenza![1] -- Рыдания

сотрясли ее. -- Dios mio, que veltad! Ay de mi![2] -- И девушка, несмотря на

свое отчаяние, все еще питавшая слабую надежду, схватила его за руку и

взмолилась: -- Хорхито!..

Но мистер Ферфакс, как вы, должно быть, поняли, не отличался

терпеливостью. Желая прекратить мольбы своей возлюбленной, он отшвырнул ее с

такой силой, что она ударилась о переборку. Его злобный нрав проявился во

всей красе, чему немало способствовало то, что резкое движение вызвало новый

приступ боли в раненом плече.

-- Довольно скулить, девчонка! Черт бы тебя побрал, из-за тебя моя рана

снова начнет кровоточить. Какого дьявола ты суешься в дела, в которых ничего

не смыслишь? Неужели ты до встречи со мной не мала, что мужчины не любят,

когда к ним без толку цепляются? -- И он повелительно закончил свою тираду.

-- Иди спать!

Так как девушка стояла неподвижно, побледневшая, испуганная и не

верящая своим ушам, то Ферфакс, раздраженный молчаливым упреком, светившийся

в ее взгляде, бешено заорал:

-- Ты слышала, что я сказал? Иди в постель, черт побери! Ступай

немедленно!

Девушка сразу же вышла, не произнеся ни слова, что пробудило в Ферфаксе

подозрение. Словно забыв о своей ране, он осторожно слез с койки и, шатаясь,

добрался до двери, успев увидеть донью Исабелу, проскользнувшую в каюту

напротив, и услышать приглушенные рыдания, доносившиеся из-за закрытой

двери.

Ферфакс презрительно скривил губы. Как бы то ни было, ей не пришло в

голову выдать капитану Бладу его намерения. А даже, если бы это и случилось,

то Тим с его шестью матросами легко бы справился с корсаром, вздумай он

сопротивляться. Все же такая мысль могла появиться у девушки, и следовало

предотвратить возможные последствия.

1 Какой позор! (исп.).

2 Боже мой, какая гнусность! Господи, помоги мне! (исп.).

Ферфакс позвал Алькатраса, который дремал, растянувшись на кормовом

рундуке. Разбуженный криком хозяина, стюард примчался на зов и получил от

Ферфакса приказ не спать и следить за тем, чтобы донья Исабела не покидала

своей каюты. В противном случае он должен был помешать ей силой.

После этого с помощью Алькатраса Ферфакс вновь улегся на койку. Крен на

правый борт убедил его, что корабль лег на соответствующий курс, и Ферфакс,

считая свое будущее обеспеченным, заснул глубоким сном смертельно уставшего

человека.

IV

Крен на правый борт, так успокоивший мистера Джорджа Ферфакса, в то же

время весьма озадачил капитана Блада, который еще не спал.

Скинув камзол и башмаки, он улегся на койку, подвешенную для него в

узкой душной каюте, тщетно призывая сон. Его тревожили мысли, и причем не

только о себе. Никакие невзгоды и разочарования, которые пришлось пережить

Бладу, не были в состояния уничтожить чувствительность его натуры -- история

юной леди из рода Сотомайор причиняла ему немало огорчений.

В результате сегодняшних события девушка оказалась во власти человека,

который был не только негодяем, но и черствым эгоистом, к тому же не

блиставшим умом. Капитан Блад задумался над горестями и страданиями, столь

часто приходящимися на долю невинных девушек, которые попадаются на удочку

субъектов, пленяющих их своей показной страстью и фанфаронской доблестью.

Донья Исабела казалась корсару голубем в когтях ястреба, и он бы многое дал,

чтобы освободить ее, прежде чем ее разорвут на куски. Но в своем увлечении

девушка едва ли обрадовалась бы избавлению, а даже если бы она прислушалась

к голосу разума, то Блад все равно не смог бы предложить ей помощь, как бы

сильно он этого не хотел.

Вздохнув, он попытался отогнать от себя эти печальные мысли, но они

преследовали его до тех пор, пока внезапный крен судна на правый борт не

направил его размышления по другому руслу. Неужели ветер мог так резко

поменять направления? Во всяком случае, этому факту нельзя было дать

никакого другого разумного объяснения. Тем не менее Блад решил выяснить

причину. Соскочив с койки, он ощупью нашел свой камзол и туфли, надел их и

направился на шкафут.

Несколько матросов, сидя на корточках, что-то тихо напевали, на корме у

штурвала стоял рулевой. Но Блад не обратился с вопросом ни к кому из них.

Ясное звездное небо быстро сообщило ему нужную информацию. Полярная звезда

находилась на траверзе правого борта. Таким образом, Блад понял, что судно

сделало поворот оверштаг.

Всегда относившийся с недоверием к тому, что на первый взгляд не имело

смысла, Блад вскарабкался на корму в поисках Тима. Завидя его силуэт на фоне

света двух высоких кормовых фонарей, он быстро зашагал к нему.

Неожиданное появление капитана Блада привело шкипера в замешательство.

Как раз в этот момент он задал себе вопрос, сколько времени требуется их

пассажиру для того, чтобы заснуть и, таким образом, дать им возможность

связать его на койке без лишних хлопот. Придя в себя, Тим весело

приветствовал капитана.

-- Прекрасная ночь, сэр.

Блад предпочел двигаться к цели окольным путем.

-- Я вижу, ветер переменился, -- заметил он.

-- Ага, -- быстро ответил шкипер. -- Совершенно неожиданно подул с юга.

-- Это помешает нам зайти в Порт-Ройял.

-- Если ветер продержится. Но, может быть, он переменится снова.

-- Возможно, -- сказал Блад. -- Будем надеяться на это.

Опершись на поручни, они молча смотрели на темную воду и белую полосу,

оставшуюся за бортом корабля.

-- У мореплавателей странная жизнь, Тим, -- философски заметил Блад. --

Она целиком зависит от ветра, который несет нас то в одном, то в другом

направлении, иногда помогая нам, иногда мешая, а иногда и вовсе уничтожая. Я

полагаю, вы любите жизнь, Тим?

-- Что за вопрос! Конечно люблю.

-- И, подобно всем нам, испытываете страх перед смертью?

-- Разрази меня гром! Вы говорите, как священник.

-- Возможно. Видите ли, мне представился удобный случай напомнить вам,

что вы смертны, Тим. Все мы иногда забываем об этом и подвергаем себя

совершенно ненужным и притом смертельным опасностям. Например, таким, какая

угрожает вам в данный момент, Тим.

-- Что-что? -- Тим оторвал локти от поручней.

-- Не двигайтесь, -- любезно предложил Блад. Его рука скользнула под

камзол, и оттуда какой-то твердый цилиндрический предмет прижался к ребрам

шкипера.

-- Я держу палец на спусковом крючке, Тим, и, если вы будете дергаться,

я еще чего доброго нажму на него. Поэтому будьте любезны положить локти на

поручни, покуда мы будем беседовать. Вам нечего бояться. Я не намерен

вредить вам, разумеется, если вы будете благоразумны, на что я искренне

надеюсь. Теперь скажите мне, почему мы повернули в сторону Мэйна?

Тим едва не задохнулся от удивления и страха -- главным образом от

страха, так как теперь он точно знал с кем имеет дело. На лбу его выступил

холодный пот.

-- Повернули в сторону Мэйна? -- запинаясь, пробормотал он.

-- Вот именно. Почему вы сделали поворот оверштаг? И почему вы солгали

мне насчет южного ветра? Вы думали, что я настолько неопытный моряк, что

такой ясной ночью не смогу отличить север от юга? Должен заметить, что вы

просто болван. Но если у вас не хватит ума бросить ваши выдумки, то больше

вам уже никому не придется врать. Итак, я спрашиваю у вас снова -- почему мы

повернули назад к Мэйну? Только не говорите мне, что вы решили выдать

Ферфакса.

Последовала пауза, во время которой слышалось тяжелое дыхание Тима. Он

боялся лгать, но еще больше боялся сказать правду.

-- А кого же еще? -- буркнул он.

-- Тим, Тим! Вы снова лжете, несмотря на мое предупреждение. К тому же

ваша ложь меня не обманывает. Если бы вы намеревались выдать Ферфакса, то вы

бы направились в Ла-Ача, а если бы вы направились в Ла-Ача, то никогда бы не

шли западным курсом, разве только вы круглый дурак, а я надеюсь, что это не

совсем так. Я избавлю вас от необходимости продолжать ваше вранье, ибо,

клянусь Богом, при следующей лжи я вас отправлю на тот свет. Вы знаете, кто

я такой? Только говорите правду!

-- Знаю, капитан. Но...

-- Тогда помолчите и не совершайте самоубийства очередным обманом, тем

более что в этом нет нужды. Все остальное мне отлично известно. Вы,

разумеется, идете в Картахену, где найдете рынок для вашего товара и

покупателя в лице маркиза Риконете. Если эта идея пришла в голову вам, то я

могу вам простить, ибо вы мне ничем не обязаны и нет причины, которая могла

бы вам помешать заработать пятьдесят тысяч, продав меня испанцам. Ну, так

это ваша выдумка?

Со всей искренностью, на которую он был способен, Тим призвал небеса в

свидетели, что он только подчинился приказанию Ферфакса, придумавшего в

одиночку этот гнусный план. Он продолжал бурно протестовать до тех пор, пока

Блад не прекратил поток его красноречия, обильно сдобренный богохульствами.

-- Да, да, я вам верю. Очевидно, Ферфакс узнал меня, когда я просил его

высадить меня на Тортуге. Это было весьма неосторожно с моей стороны. Но,

черт бы его побрал, ведь я спас его жалкую жизнь, и мне казалось, что самый

отъявленный негодяй во всем Карибском море поколебался бы, прежде чем... Ну,

ладно, это не имеет значения. Скажите мне только, какая доля этих

испачканных кровью денег была обещана вам, Тим?

-- Он пообещал мне пять тысяч, -- виновато проговорил Тим.

-- Тысяча чертей! И это все? Немного же вы получили бы от этой сделки.

И сколько же времени вы собирались жить, наслаждаясь этими деньгами? Или,

может быть, вы вовсе об этом не думали? Тогда подумайте теперь, Тим, а,

возможно, у вас хватит ума понять, что как только источник вашего заработка

станет известен, то мои корсары разыщут вас даже на дне морском. О таких

вещах следует задуматься, когда становишься компаньоном отпетого мерзавца.

Лучше бы вам сделать ставку на меня, приятель. Если вам необходимы пять

тысяч, то вы можете заработать их, выполняя моя приказания, покуда я

нахожусь на борту этого брига. В таком случае вы получите ваши деньги на

Тортуге, когда вам будет угодно, и притом не подвергая свою жизнь опасности.

Даю вам слово капитала Блада.

Тим не стал задумываться над ответом. Вместо угрозы неминуемой смерти

ему предложили награду, не меньшую, чем та, которую обещал ему Ферфакс, и к

тому же не сопряженную с опасностями, на которые указал ему Блад.

-- Призываю Бога в свидетели... -- снова начал он, то Блад поспешно

прервал его.

-- Не теряйте времени на клятвы, так как я все равно в них не верю. Я

верю только в золото, которое предлагают вам одной рукой, и в пистолет,

который держу в другой. С этого момента я не спущу с вас глаз, Тим. Так что

не обольщайтесь, когда я уберу пистолет от ваших ребер. Он всегда заряжен и

всегда наготове. Надеюсь, у вас при себе нет пистолета? -- И чтобы

убедиться, Блад обыскал левой рукой шкипера. -- Отлично. Мы не станем снова

делать поворот оверштаг, как вы, возможно, подумали, потому что мы

по-прежнему пойдем к Мэйну, но не в Картахену, а в Ла-Ача. Поэтому вы сейчас

вместе со мной подыметесь наверх и отдадите команде соответствующее

распоряжение. Мы прошли уже достаточно далеко к западу и к утру уже сможем

быть в Ла-Аче. Ну, пойдемте.

Шкипер покорно последовал за Бладом и просвистел сбор. Когда команда

сбежалась, он приказал идти против ветра. Вскоре снасти заскрипели, палуба

выровнялась и затем накренилась на левый борт, и бриг двинулся на юго-запад.

V

Всю ясную июньскую ночь капитан Блад и шкипер "Цапли" провели да корме

брига, сидя, стоя или шагая взад-вперед. Иногда зычный голос Тима выкрикивал

распоряжения, исходившие, разумеется, от капитана Блада.

Тим не давал повода для беспокойства. Очевидно, создавшаяся ситуация

как нельзя лучше удовлетворяла этого плута, а предстоящее объяснение с

Ферфаксом его не особенно беспокоило.

Почти все время оба хранили молчание. Но когда над морем забрезжил

рассвет, Тим отважился задать мучивший его вопрос.

-- Чтоб мне утонуть, если я понимаю, почему вы снова хотите вернуться в

Ла-Ача! Мне казалось, что вы удираете оттуда. Иначе зачем вам было

оставаться на борту, когда мы подняли якорь?

Блад грустно улыбнулся.

-- Пожалуй, вам следует это знать. Тогда вы сможете дать исчерпывающие

объяснения мистеру Ферфаксу, если кое-что останется для него непонятным.

Может быть, вам это покажется маловероятным, но в моем характере осталось

немало рыцарского -- очевидно, от прошлых лучших дней. Фактически из-за этой

черты я и стал тем, кем являюсь сейчас. Пожалуйста, не думайте, что я

возвращаюсь в Ла-Ача, чтобы выдать Ферфакса семейству Сотомайор. Судьба

этого негодяя меня не интересует, а мстительность никогда не являлась

свойством моей натуры.

Я беспокоюсь только за эту юную идальгу. Только из-за нее мы

возвращаемся назад, потому что я теперь очень хорошо понял, что из себя

представляет мерзавец, которому она в недобрый час доверила свою судьбу. Я

хочу вернуть девушку ее семье, слава Богу, целой и невредимой. Едва ли я

могу рассчитывать на ее немедленную благодарность. Но, когда она будет

обладать большим жизненным опытом, то, возможно, помянет меня добрым словом,

поняв, из какого ада я ее вытащил.

Однако эта тирада была выше понимания Тима, в чем он торжественно

поклялся. Кроме того, ему показалось, что намерения Блада чреваты потерей

обещанных ему пяти тысяч.

-- Но если вы бежали из Ла-Ача, то пребывание там грозит вам

опасностью.

-- Никакая опасность не может помешать мне сделать то, что я задумал.

Это убедило Тима, что рыцарские качества, которыми похвалялся Блад,

являются темным пятном на фоне его прочих свойств, немало пригодившихся бы

любому мошеннику.

Маячившая впереди полоска рассвета осветила очертания береговой линии.

Но когда они добрались до входа в гавань Рио-де-ла-Ача, уже пробило семь

склянок, а солнце стояло высоко на траверзе левого борта.

Когда корабль подыскивал место для стоянки на якоре, уставший от всех

волнений Тим услышал распоряжение Блада, следовавшего за ним, как тень:

-- Прикажите отдать якорь.

Шкипер повиновался. Послышался скрип кабестана, и "Цапля" бросила якорь

на расстоянии четверти мили от мола.

-- Вызовите всех на шкафут.

Когда все шесть человек, составляющие экипаж брига, очутились на

шкафуте, последовала очередная инструкция Блада.

-- Прикажите им открыть люк.

Приказ тотчас же был выполнен.

-- Теперь прикажите им спуститься в трюм. Скажите, что туда будут

укладывать груз.

Это распоряжение удивило матросов, но они беспрекословно повиновались.

Как только последний из них исчез в темноте, Блад вновь обратился к шкиперу.

-- Теперь будьте любезны присоединиться к ним, Тим.

Это переполнило чашу терпения шкипера.

-- Ну, знаете, капитан!

-- Немедленно спускайтесь вниз, -- повторил Блад.

Почувствовав во властном тоне и в холодном блеске синих глаз корсара

смертельную угрозу, Тим прекратил сопротивление и покорно полез в трюм.

Следовавший за ним капитан Блад с трудом подтащил к люку тяжелую

деревянную крышку и прикрыл ею отверстие, не обращая внимания на

доносившиеся снизу негодующие вопли.

Эти звуки пробудили мистера Ферфакса от глубокого сна, а донью Исабелу

от тяжелого забытья.

Мистер Ферфакс, сразу же поняв, что они стали на якорь, и с удивлением

подумав, что он, может быть, проспал целые сутки, слез с койки и, шатаясь,

заковылял к иллюминатору. Однако иллюминатор был обращен в сторону открытого

моря, поэтому ему удалось увидеть только зеленую, покрытую рябью воду и

несколько лодок. Следовательно, они находились в гавани. Но в какой гавани?

Было невозможно, чтобы они уже добрались до Картахены. Но, если это не

Картахена, то куда же их черт принес?

Ферфакс все еще задавал себе этот вопрос, когда его внимание привлекли

звуки, доносившиеся из каюты напротив. Он услышал протестующий голос

Алькатраса.

-- Капитан приказал не выпускать вас из каюты, мэм.

Донья Исабела, увидевшая из своего иллюминатора, выходящего на другой

борт брига, мол Рио-де-ла-Ача, не понимая, как они тут очутились, бросилась

из каюты, объятая страхом, но у входа ее задержал решительный негр,

воспрепятствовавший ее бегству и повергший ее в отчаяние.

-- Пожалуйста, Алькатрас! Пожалуйста, -- вырвав из волос вплетенные

туда жемчужины, девушка протянула их стюарду.

-- Я отдам тебе их, Алькатрас, если ты позволишь мне пройти.

Не задумываясь над тем, что она сделает, если доберется до палубы,

донья Исабела была готова отдать все, что у нее оставалось, чтобы вырваться

из каюты.

Глаза негра заблестели от жадности. Но страх перед Ферфаксом, который

мог проснуться и подслушать их разговор, оказался сильнее алчности. Он

закрыл глаза и покачал головой.

-- Приказ капитана, мэм, -- повторил он.

Озираясь вокруг, подобно затравленному зверю, ищущему путь к спасению,

девушка внезапно увидела пару пистолетов, лежавших на буфете у передней

переборки каюты. Этого оказалось достаточным. Быстро подбежав к буфету, она

схватила пистолеты и направила их в лицо Алькатраса, забыв о жемчужинах,

покатившихся по полу.

-- Прочь с дороги, Алькатрас!

Взвизгнув от страха, негр отскочил в сторону, и девушка

беспрепятственно выбежала на палубу.

Там капитан Блад заканчивал свои приготовления. Он успокоился, увидев

голландский корабль, который двигался против ветра, возвращаясь в Кюрасао,

чтобы забрать Блада из Ла-Ача.

Но прежде чем сесть на борт голландского корабля, Блад должен был

доставить бежавшую идальгу на берег, хотела она того или нет, не

останавливаясь даже перед применением силы. Высвободив намотанный на тумбу

буксирный канат, он подтянул баркас к трапу и направился на корму в поисках

леди, для которой и предназначался баркас. Внезапно дверь из коридора с

силой отворилась, и перед изумленным капитаном очутилась донья Исабела с

двумя пистолетами.

Направив на него оружие, она обратилась к нему с той же фразой, что и к

Алькатрасу:

-- Прочь с дороги!

Капитану Бладу неоднократно приходилось стоять под дулом пистолета, и

каждый раз он переносил это со стоическим спокойствием. Но позже он

сознавался, что при виде двух пистолетов в дрожащих женских руках, его

охватила паника. Мгновенно повиновавшись приказу, он быстро отскочил в

сторону и прижался к переборке.

Блад был готов к тому, что девушка будет сопротивляться его намерениям,

но он никак не ожидал, что это сопротивление выразится в такой угрожающей

форме. Удивление на момент выбило его из колеи. Придя в себя, он попытался

противопоставить свое непоколебимое спокойствие паническому страху юной леди

с пистолетами.

-- Где Тим? -- неторопливо осведомилась она. -- Мне нужен Тим. Я должна

сейчас же сойти на берег!

Блад облегченно вздохнул.

-- Слава Богу! Значит, вы образумились? Или, может быть, вы не знаете,

где мы находимся?

-- О, конечно, знаю! -- Внезапно донья Исабела умолкла, уставившись

расширенными от ужаса глазами на человека, которому ее возлюбленный уготовил

такую страшную участь. -- Но, вы... -- запинаясь, продолжала она. -- Вам

грозит величайшая опасность, сеньор!

-- Еще бы, мадам. Ведь вы размахиваете у меня перед носом заряженными

Поиск по сайту: