ДЕМОНСТРАЦИЯ

I

-- Фортуна, -- любил повторять капитан Блад, -- ненавидит скряг. Она

приберегает свои милости для тех, кто умеет правильно делать ставки и с

блеском тратить выигрыши.

Конечно, вы можете соглашаться или не соглашаться с ним, но сам Блад

всегда руководствовался этим правилом, никогда не отступая от него.

Многочисленные примеры щедрости капитана можно найти в записках о его полных

риска приключениях, оставленных нам Джереми Питтом, но ни один из них не

может сравниться в блеске и яркости с мерами, принятыми с целью сокрушить

вест-индскую политику месье де Лувуа[1], когда она угрожала уничтожением

могучему братству флибустьеров.

Маркиза де Лувуа, преемника великого Кольбера[2] на службе Людовика

XIV, дружно ненавидели при жизни, с той же силой, с какой его так же дружно

оплакивали после смерти. Думаю, что подобное единство взглядов является

высшей оценкой достоинств политического деятеля. Ничто никогда не ускользало

от внимания месье де Лувуа. И вот, охваченный организаторским пылом, он в

один прекрасный день оставил в покое государственный аппарат с тем, чтобы

заняться инспекцией французских владений в Карибском море, где активные

действия флибустьеров оскорбляли его страсть к порядку.

Для этой цели в Вест-Индию на двадцатичетырехпушечном корабле "Беарнец"

маркиз отправил шевалье де Сентонжа, элегантного, подающего надежды

дворянина лет тридцати с лишним, заслужившего доверие месье де Лувуа (что

было не так-то легко) и имеющего четкие инструкции, которыми он должен был

руководствоваться, чтобы положить конец пиратству.

Для месье де Сентонжа, чье материальное положение было отнюдь не

блестящим, это поручение оказалось неожиданной улыбкой фортуны, ибо, по мере

сил служа королю, он нашел случай сослужить службу и себе самому. Во время

своего пребывания на Мартинике[3], которое затянулось значительно дольше,

чем этого требовала необходимость, шевалье познакомился с мадам де Вейнак,

молодой и красивой вдовой Омера де Вейнака, влюбился в нее с быстротой,

возможной только под тропическим солнцем, и вскоре женился на ней. Мадам де

Вейнак унаследовала от покойного мужа владения, составляющие примерно третью

часть острова Мартиника, которые состояли из плантаций сахара, пряностей и

табака, дающих внушительный годовой доход. Все это богатство вместе с

владелицей перешло в руки представительного, но плохо обеспеченного посланца

маркиза де Лувуа.

1 Лувуа Франсуа Мишель 0641 -- 1691) -- военный министр Людовика XIV.

2 Кольбер Жан-Батист (1619 -- 1683) -- министр финансов Людовика XIV.

3 Мартиника -- один из Малых Антильских островов, бывший владением

Франции.

Шевалье де Сентонж был слишком добросовестным и убежденным в сознании

важности своей миссии, чтобы позволить браку быть чем-то, кроме прекрасной

интерлюдии в течение исполнения долга, приведшего его в Новый Свет.

Отпраздновав свадьбу в Сен-Пьере[1] со всем блеском и пышностью,

соответствующими высокому положению невесты, он вновь приступил к выполнению

своей задачи, пользуясь возросшими возможностями, которые предоставила ему

счастливая перемена обстоятельств. Взяв жену на борт "Беарнца" месье де

Сентонж отплыл из Сен-Пьера, чтобы завершить, свой инспекторский объезд,

прежде чем взять курс на Францию и полностью насладиться баснословным

состоянием, свалившимся ему на голову.

Доминику, Гваделупу и Гренадины[2] он уже посетил, так же, как и

Сен-Круа, который, говоря по чести, принадлежал не столько французской

короне, сколько французской Вест-Индской компании. Оставалась самая важная

часть его миссии -- остров Тортуга, другое владение вышеозначенной компании,

служившее цитаделью английских, французских и голландских корсаров, к

уничтожению которых шевалье был обязан принять все меры.

Уверенность месье де Сентонжа в своей возможности справиться с этой

трудной задачей значительно возросла, когда ему сообщили, что Питер Блад,

наиболее предприимчивый и опасный из всех флибустьеров, недавно был пойман

испанцами и повешен в Сан-Хуан-де-Пуэрто-Рико.

В один из тихих знойных августовских дней "Беарнец" бросил якорь в

Кайонской бухте[3] -- окруженной рифами гавани, казалось, предназначенной

самой природой быть пиратским логовом.

Шевалье взял с собой на берег свою молодую жену, усадив ее в

специальное кресло, которое его матросам не без труда удалось пронести

сквозь пеструю толпу европейцев, негров, маронов[4] и мулатов, собравшихся

поглазеть на знатную даму с французского корабля.

Двое почти совершенно обнаженных мулатов-носильщиков несли кресло с

драгоценным грузом, в то время как напыщенный месье де Сентонж, облаченный в

голубой костюм из тафты, державший в одной руке трость, а в другой шляпу,

которой он обмахивался, шествовал сзади, проклиная жару, мух и вонь.

Высокий, румяный мужчина, уже начинающий полнеть, он обливался потом, а его

голова взмокла под тщательно завитым золотистым париком.

1 Сен-Пьер -- город на Мартинике.

2 Доминика, Гваделупа, Гренадины -- Малые Антильские острова, тогда

колонии Франции.

3 Кайона -- город на острове Тортуга.

4 Мароны -- потомки беглых рабов в Вест Индии.

Поднявшись вверх по главной улице Кайоны, усаженной пальмами,

задыхающимся от пыли шевалье добрался наконец до губернаторского дома и,

пройдя через сад, вскоре очутился в прохладном полумраке комнаты, надежно

защищенной от солнца зелеными шторами. По счастью, губернатор, радушно

принявший знатного гостя, сразу же распорядился подать прохладительный

напиток, искусно изготовленный из рома, сахара и лимонов.

Однако этот краткий отдых оказался лишь временным. После того как мадам

де Сентонж удалилась вместе с двумя очаровательными дочерьми губернатора, в

кабинете разгорелась дискуссия, от которой шевалье снова бросило в жар.

Месье д'Ожерон, управляющий Тортугой от имени Французской Вест-Индской

компании, с мрачным унынием выслушивал резкие замечания, которые его гость

высказывал от имени месье де Лувуа.

Худой, низенький месье д'0жерон, будучи надолго заброшенным на этот

забытый Богом остров, сумел сохранить в своем доме атмосферу придворного

изящества и элегантности, приличествующую прирожденному дворянину. Только

сдержанность и безукоризненные манеры позволили ему сейчас скрыть

раздражение. Когда шевалье закончил свои резкие и напыщенные

разглагольствования, губернатор тяжело вздохнул, и в этом вздохе

чувствовалась усталость.

-- Полагаю, -- отважился сказать он, -- что месье де Лувуа не совсем

точно информирован о положении дел в Вест-Индии.

Фраза эта привела в ужас де Сентонжа. Его убежденность во всеведении

месье де Лувуа была так же непоколебима, как и уверенность в том, что он сам

обладает этим качеством.

-- Сомневаюсь, месье, есть ли в мире что-нибудь, о чем маркиз не был бы

полностью информирован.

Улыбка д'0жерона была вежливой и обходительной.

-- Разумеется, никто не сомневается в достоинствах месье де Лувуа. Но

его превосходительство не обладает моим опытом, приобретенным за долгие годы

жизни в этом захолустье, а это, осмелюсь заметить, придает некоторую

ценность моему мнению.

Но шевалье нетерпеливым жестом отмахнулся от мнения д'0жерона.

-- Мы только зря теряем время, месье. Позвольте мне быть откровенным.

Тортуга находится под сенью французского флага, и, по мнению месье де Лувуа,

с которым я полностью согласен, не слишком пристойно... Ну, короче говоря,

покровительство шайкам разбойников не делает чести флагу Франции.

-- Но, месье, -- возразил д'0жерон. -- Не флаг Франции

покровительствует флибустьерам, а, напротив, флибустьеры покровительствуют

флагу Франции.

Высокий, импозантный королевский представитель поднялся, выражая тем

самым свое негодование.

-- Месье, это возмутительное заявление.

Но губернатор оставался безукоризненно вежливым.

-- Это факт, а не заявление. Позвольте мне напомнить вам, что сто

пятьдесят лет назад его святейшество Папа подарил Испании Новый Свет в

награду за открытие Колумба. Но с тех пор другие нации -- французы,

англичане, голландцы -- обращали на эту папскую буллу значительно меньше

внимания, чем этого хотелось бы Испании. Они, в свою очередь, селились на

землях Нового Света, территории которых являлись испанскими чисто

номинально. А так как Испания упорно усматривает в этом посягательство на ее

права, то Карибское море уже давно служит полем битвы.

Что же касается корсаров, к которым вы относитесь с таким презрением,

то вначале они были мирными охотниками, земледельцами и торговцами. Но

испанцы постоянно преследовали их на Эспаньоле, изгоняли англичан и

французов с СентКристофера[1], а голландцев с Сен-Круа, устраивали

варварские избиения, не щадя даже женщин и детей. Тогда в целях самозащиты

эти люди покинули свои коптильни, взялись за оружие, объединились и стали, в

свою очередь, охотиться за испанцами. То, что Виргинские острова[2] теперь

принадлежат Британской короне, -- заслуга "берегового братства", как

называют себя флибустьеры, захватившие эти земли для Англии. Остров Тортуга,

на котором мы сейчас находимся, так же, как и остров Сен-Круа, точно таким

же путем перешел во владение Французской Вест-Индской компании и, таким

образом, стал колонией Франции.

Вы говорили, месье, о покровительстве французского флага, которым

пользуются корсары, и я ответил вам, что вы поменяли вещи местами. Не будь

здесь флибустьеров, обуздывающих алчность Испании, я сильно сомневаюсь,

смогли бы вы когда-нибудь предпринять такое путешествие, ибо в Карибском

море не было бы ни одного французского владения, которое бы вам надлежало

посетить.

-- Он сделал паузу, улыбаясь явному замешательству своего гостя. --

Надеюсь, месье, я сказал достаточно для того, чтобы подтвердить свое мнение,

которое я беру на себя смелость отстаивать, несмотря на требование месье де

Лувуа, что уничтожение корсаров может легко повлечь за собой уничтожение

французских колоний в Вест-Индии.

В этот момент шевалье де Сентонж взорвался. Как часто случается,

поводом его гнева послужило то, что в глубине души он чувствовал

обоснованность аргументов губернатора. Выражения, в которых шевалье высказал

свое недовольство, заставляют сомневаться в том, насколько мудро поступил

маркиз де Лувуа, выбрав подобного посланника.

1 Сент-Кристофер -- один из Малых Антильских островов, принадлежавший

Англии.

2 Виргинские острова -- группа Малых Антильских островов.

-- Вы сказали достаточно, месье... более чем достаточно для убеждения

меня в том, что боязнь лишиться прибылей, получаемых вашей компанией и вами

лично от продажи на Тортуге награбленных товаров, делает вас безразличным к

чести Франции, которую пятнает эта позорная торговля!

Месье д'0жерон больше не улыбался. В свою очередь, почувствовав

изрядную долю истины в обвинениях шевалье, он вскочил на ноги, побледнев от

гнева. Но, будучи сдержанным и замкнутым по натуре, губернатор не дал выхода

своим чувствам. Его голос оставался спокойным и холодным, как лед.

-- За такие слова, месье, полагается отвечать со шпагой в руке.

Сентонж, меривший шагами комнату, только рукой махнул.

-- Это такая же чепуха, как и то, что вы говорили раньше! Ваш вызов вы

лучше пошлите месье де Лувуа, так как я всего лишь его представитель. Я

высказал вам только то, что требовал от меня долг, и чего я не стал бы

делать, если бы нашел вас более рассудительным. Неужели вы не понимаете,

месье, что я приехал сюда из Франции не драться на дуэли именем короля, а

сообщить вам королевское решение и передать королевские приказы. Если они

вам неприятны, то это не мое дело. Но по решению правительства Тортуга

должна перестать служить приютом корсарам -- это все, что я должен был вам

сказать.

-- Боже, дай мне терпения! -- воскликнул месье д'0жерон. -- И вы

думаете, что достаточно только сообщить мне этот приказ, как я тотчас смогу

привести его в исполнение?

-- А в чем трудность? Закройте рынок, куда поступает награбленное. Если

вы положите конец этой торговле, то пиратству придет конец.

-- Как просто! А что, если конец придет мне и заодно администрации

Вест-Индской компании на этом острове? Что, если пираты захватят власть на

Тортуге? Ведь это несомненно случится, если я вас послушаю, месье де

Сентонж.

-- У Франции достаточно могущества, чтобы отстоять свои права.

-- Весьма признателен. Интересно, знают ли во Франции, как это сделать?

Имеет ли месье де Лувуа какое-нибудь представление о силе и размерах

организации флибустьеров? Слышали ли вы когда-нибудь во Франции о набеге

Моргана на Панаму? Знаете ли вы, что пиратское воинство включает пять-шесть

тысяч самых грозных морских разбойников, каких когда-либо видел свет? Если

им будет угрожать уничтожение, то они, соединившись вместе, могут создать

флот из сорока или пятидесяти кораблей, который перевернет все Карибское

море вверх дном.

Губернатору удалось наконец привести в замешательство шевалье де

Сентонжа. Несколько секунд он удрученно глядел на хозяина дома, пока не

собрался с силами.

-- Вы, месье, безусловно преувеличиваете.

-- Я ничего не преувеличиваю. Я только хочу заставить вас понять, что

мною движет нечто большее, чем корыстолюбие, которое вы мне так

оскорбительно приписываете.

-- Месье де Лувуа, несомненно, будет сожалеть о несправедливости своего

решения, когда я подробно доложу ему о том, что вы мне сообщили. Что же до

остального, то приказ остается приказом.

-- Но вам наверняка предоставили некоторую свободу действий в

выполнении вашей миссии. Поэтому я считаю, что, выслушав мои объяснения, вы

окажете услугу королевству, рекомендовав месье де Лувуа не нарушать

существующего положения вещей до тех пор, пока Франция не будет в состоянии

направить в Карибское море флот, который сможет охранять ее владения.

Но шевалье заупрямился.

-- Такой совет мне едва ли подойдет. Вы получили распоряжение месье де

Лувуа немедленно закрыть рынок, где сбывается награбленная корсарами добыча.

Я уверен, что вы дадите мне возможность заверить маркиза в вашем

безоговорочном согласии.

Эта тупая бескомпромиссность приводила д'0жерона в отчаяние.

-- Должен, однако, заметить, месье, что ваша формулировка не

соответствует действительности. Здесь сбывается не только награбленное, но и

добыча, отнятая у Испании и компенсирующая грабежи, от которых мы страдали и

будем страдать по милости кастильских хищников.

-- Но это фантастично, месье. Между Францией и Испанией мир.

-- В Карибском море, месье де Сентонж, мира никогда не бывает.

Уничтожив корсарство, мы капитулируем и подставим горло под нож -- вот и

все.

Но аргументов, способных сдвинуть с места шевалье де Сентонжа, просто

не существовало.

-- Я вынужден рассматривать это только как ваше личное мнение, в

какой-то мере внушенное вам (не обижайтесь на меня за это) интересами вашей

компании и вашими собственными. Как бы то ни было, приказ вполне ясен, и вы

должны понимать, что его невыполнение повлечет за собой большие

неприятности.

-- Не большие, чем выполнение, -- заметил губернатор, скривив губы. Он

вздохнул, пожав плечами. -- По вашей милости, месье, я попал между двух

огней.

-- Надеюсь, у вас хватит справедливости понять, что я выполняю свой

долг, -- величественно промолвил шевалье де Сентонж. Слабый намек на желание

оправдаться, звучавший в этой фразе, был единственной уступкой, которую

месье д'Ожерону удалось выжать из своего упрямого и самонадеянного гостя.

II

Месье де Сентонж вместе со своей супругой покинули Тортугу в тот же

вечер, взяв курс на Порт-о-Пренс[1], который шевалье намеревался посетить

перед тем, как отплыть во Францию, где его ожидала заманчивая жизнь богача.

Восхищаясь собственной твердостью, проявленной им в беседе с

губернатором Тортуги, он поведал обо всем мадам де Сентонж, чтобы та могла

разделить его восторги.

-- Этот мелкий скупщик краденого мог вынудить меня уклониться от

выполнения долга, если бы я не был столь бдительным, -- улыбаясь, заметил

шевалье -- Но меня не так-то легко обмануть. Поэтому месье де Лувуа и

поручил мне такую важную миссию. Он знал, с какими трудностями я могу

столкнуться, и не сомневался, что меня не проведешь.

Мадам де Сентонж была высокой, красивой брюнеткой с глазами, похожими

на терновые ягоды, кожей цвета слоновой кости и бюстом Гебы[2]. Ее томный

взгляд был с благоговением устремлен на мужа, собиравшегося ввести ее в

высшее общество Франции, двери которого были закрыты для жены плантатора,

как бы он не был богат. Все же, несмотря на уверенность в проницательности

своего супруга, она осмелилась поинтересоваться, был ли он прав, приписывая

аргументы, приведенные месье д'0жероном, одному лишь корыстолюбию

губернатора. Правда, всю жизнь прожив в Вест-Индии, мадам де Сентонж не

могла не знать о хищнических повадках испанцев, хотя до сих пор она,

возможно, не думала о том, в какой степени действия корсаров сдерживали их

разбои. Испания держала солидный флот в Карибском море главным образом для

того, чтобы охранять свои поселения от рейдов флибустьеров. Уничтожение

пиратства развязало бы руки этому флоту, а зная жестокость испанцев, можно

было легко догадаться, к каким бы последствиям это привело.

С должным смирением высказав свои мысли обожаемому супругу, мадам де

Сентонж выслушала самоуверенный ответ:

-- В таком случае можешь не сомневаться, что мой повелитель король

Франции примет надлежащие меры.

Тем не менее спокойствие шевалье было несколько поколеблено. Эта робкая

поддержка аргументов д'0жерона выбила Сентонжа из колеи.

Конечно, было легко отнести все возражения губернатора Тортуги за счет

его эгоизма и страха перед испанцами. Однако месье де Сентонж, будучи со

времени своей женитьбы живо заинтересованным во французских колониях в

Вест-Индии, начал спрашивать себя, не слишком ли поспешным было его

заключение, что месье д'Ожерон преувеличивает.

1 Порт-о-Пренс -- столица тогдашнего французского Гаити.

2 Геба -- богиня молодости в греческой мифологии.

В действительности же губернатор Тортуги не преувеличивал. Как бы ни

были его аргументы согласованы с его интересами, они, несомненно, имели под

собой существенную основу. Теперь же ему оставалось только покинуть свой

пост и вернуться во Францию, предоставив месье де Лувуа самому решать судьбу

Французской Вест-Индии и Тортуги в частности. Правда, это было бы изменой

интересам Вест-индской компании, но если политика нового министра

восторжествует, то у компании очень скоро не останется никаких интересов.

Губернатор провел беспокойную ночь и заснул только на рассвете, но

почти тотчас же проснулся от пушечных выстрелов.

Канонада и треск мушкетов были настолько продолжительными, что

д'0жерону понадобилось длительное время, пока он осознал, что этот шум

означает не атаку на гавань, а feu de joi[1], какого еще никогда не

слыхивали скалы Кайоны.

Когда же губернатор выяснил причину салюта, то его настроение

значительно улучшилось. Сообщение о поимке и казни капитана Блада в

Сан-Хуан-де-Пуэрто-Рико было опровергнуто прибытием в Кайону самого Питера

Блада, живого и невредимого, на борту захваченного испанского корабля, еще

недавно называющегося "Мария Глориоса" и служившего флагманом эскадры

маркиза Риконете. В кильватере "Марии Глориосы" следовали два испанских

галеона, нагруженных сокровищами.

Гром орудий раздавался с борта трех кораблей Блада, ремонтировавшихся

на Тортуге в его отсутствие, среди экипажа которых в течение последней

недели царили растерянность и уныние.

Д'0жерон не меньше пиратов радовался воскрешению из мертвых человека,

которого он уже успел оплакать, ибо между губернатором Тортуги и славным

капитаном флибустьеров существовала тесная дружба. Месье д'Ожерон и его

дочери устроили в честь Питера Блада настоящий пир, ради которого губернатор

извлек из погреба несколько бутылок отборного вина, полученного из Франции.

Пришедший в отличное расположение духа капитан поведал собравшимся за

столом историю необычайного приключения в Пуэрто-Рико, закончившегося казнью

гнусного самозванца, который претендовал на имя и славу Питера Блада, и

беспрепятственным отплытием из Сан-Хуана "Марии Глориосы" вместе с двумя

кораблями с ценностями, стоявшими теперь на якоре в кайонской гавани.

1 Приветственный салют (франц.).

-- Такой богатой добычи у меня еще никогда не было. Одного золота

только на мою долю приходится тысяч на двадцать пять. Его, как обычно, я

обменяю у вас на векселя французских банков. Кроме того, на одном из

галеонов имеется груз перца и пряностей, за который Вест-индская компания

даст не менее ста тысяч. Все это ждет вашей оценки, мой друг.

Но это сообщение, которое в другое время только обрадовало бы

губернатора, на сей раз вновь повергло его в уныние, напомнив ему об

изменившихся обстоятельствах. Печально поглядев на гостя, он покачал

головой.

-- Все кончено, друг мой. Наша коммерция отныне под запретом. -- И

вслед за этим последовал подробный рассказ о визите де Сентонжа, существенно

ограничившем поле деятельности месье д'0жерона. -- Итак, вы понимаете,

дорогой капитан, что рынки Вест-Индской компании теперь закрыты для вас.

На загорелом, гладко выбритом лице Блада, обрамленном черными локонами,

отразились изумление и гнев.

-- Боже мой! И вы не сказали этому придворному блюдолизу, что...

-- Я привел ему все аргументы, к которым прислушался бы любой

здравомыслящий человек. Но на все, что я ему говорил, он отвечал, что в мире

нет ничего, что не было бы известно месье де Лувуа. По мнению месье де

Сентонжа, нет Бога, кроме Лувуа, и Сентонж -- пророк его. Этот шевалье, как

и все придворные фавориты, весьма самоуверенный субъект. Недавно на

Мартинике он женился на вдове Омера де Вейнака, и это сделало его одним из

богатейших людей Франции. А вы знаете, во что превращают большие деньги и

без того самодовольных людей.

И месье д'0жерон устало махнул рукой.

-- Да, теперь все кончено.

Но с этим капитан Блад никак не мог согласиться.

-- Нельзя же безропотно класть голову под топор. Такие люди, как мы, не

должны признавать себя побежденными.

-- Для вас, живущего вне закона, все возможно. Но для меня... здесь, на

Тортуге, я представляю закон Франции; я должен служить ему и поддерживать

его. И теперь, когда закон предъявил такое требование...

-- Если бы я приехал на день раньше, требования закона были бы

несколько иными.

Д'0жерон сардонически усмехнулся.

-- Вы воображаете, что, несмотря на все, что я вам рассказал, вам бы

удалось убедить этого хлыща в его глупости?

-- Нет ничего, в чем бы нельзя было убедить человека, предъявив ему

соответствующие аргументы должным образом.

-- Я же говорил вам, что предъявил ему все возможные аргументы.

-- Нет, не все, а только те, которые пришли вам в голову.

-- Если вы имеете в виду, что мне следовало пригрозить пистолетом этому

самовлюбленному фату...

-- О, мой друг! Это же не аргумент, а принуждение. Все люди заботятся о

своих интересах, а особенно те, кто, подобно шевалье де Сентонжу, любят

обвинять в этом других. Ущемление его интересов могло бы его убедить.

-- Возможно. Но что я знаю о его интересах?

-- Подумайте! Разве вы только что не сказали мне, что он недавно

женился на вдове Омера де Вейнака? Отсюда неизбежно вытекает его величайшая

заинтересованность во французских колониях в Вест-Индии. Вы говорили ему в

общем плане об испанских рейдах на поселения других народов. А вам следовало

бы быть поконкретнее. Вы должны были подробно остановиться на возможности

такого рейда на богатую Мартинику. Это заставило бы его задуматься. А теперь

он уехал, и шанс потерян.

Но д'0жерон не видел причин для сожалений об этой потерянной

возможности.

-- Его упрямство помешало бы ему даже испугаться. Он бы и слушать не

стал. Последнее, что сказал мне Сентонж перед отплытием в Порт-о-Пренс...

-- В Порт-о-Пренс?! -- воскликнул капитан Блад, прерывая губернатора.

-- Он отплыл в Порт-о-Пренс?

-- Да, это последний порт, который он намеревался посетить перед

возвращением во Францию.

-- Так, так, -- задумчиво промолвил капитан. -- Следовательно, он будет

возвращаться через Тортугский пролив?

-- Конечно. Иначе ему придется огибать всю Эспаньолу.

-- Тогда я, может быть, еще не окончательно опоздал. Могу я перехватить

его и попробовать на нем свое искусство убеждать?

-- Вы только зря потеряете время, капитан.

-- Вы слишком пессимистически настроены. Я обладаю великим даром

внушения. Не теряйте надежды, друг мой, пока я не подвергну месье де

Сентонжа испытанию.

Но для того чтобы пробудить в месье д'Ожероне надежду, требовалось

нечто большее, нежели беспечные заверения. Тяжко вздыхая, он простился с

капитаном Бладом, пожелав ему успеха в очередном предприятии, хотя он в этот

успех ни на грош не верил.

Какую конкретную форму примет его очередное предприятие, капитан Блад

еще не знал, когда он, выйдя из губернаторского дома, отправился на борт

своего великолепного сорокапушечного корабля "Арабелла", который во время

его отсутствия стоял без дела отремонтированный, вооруженный и готовый к

выходу в море. Однако капитана так захватила важность предстоящей задачи,

что еще до вечера, тщательно продумав план, он собрал в салоне "Арабеллы"

военный совет, дав указания каждому из своих офицеров.

Хагторп и Дайк должны были оставаться на Тортуге и наблюдать за

кораблями с сокровищами. Волверстону поручалось командование бывшим

испанским флагманом "Марией Глориосой". Ему было приказано отплыть

немедленно, и капитан снабдил его тщательными инструкциями особого рода.

Ибервилю -- французскому корсару -- Блад поручил "Элизабет", приказав ему

быть готовым к отплытию.

В тот же вечер, после захода солнца, "Арабелла" снялась с якоря и вышла

из Кайоны под командованием Блада, имея на борту штурмана Питта и канонира

Огла. За ней следовала "Элизабет". "Мария Глориоса" уже скрылась за

горизонтом.

Идя против легкого восточного бриза, оба корсарских корабля на

следующий вечер миновали мыс Пальмиш на северном побережье Эспаньолы.

Поблизости от него, в том месте, где Тортугский пролив сужается до пяти миль

между мысами Пальмиш и Португаль, Блад решил занять позицию для дальнейших

действий.

III

К тому времени, когда "Арабелла" и "Элизабет" бросили якоря в

уединенной бухточке у северного побережья Эспаньолы, "Беарнец" покидал

Порт-о-Пренс. Резкие запахи этого города оскорбляли деликатные ноздри мадам

де Сентонж, а так как богатым женам следует потакать, то шевалье сократил

свой визит до минимума, несмотря на ущерб интересам королевства. Покончив

наконец со своей миссией, месье де Сентонж с сознанием хорошо выполненного

долга и с уверенностью, что заслужил похвалу маркиза де Лувуа, отплыл во

Францию, переключив свои мысли с государственных дел на личные.

Из-за легкого ветра на траверзе[1] "Беарнец" продвигался так медленно,

что обход вокруг мыса Сен-Никола в западном конце Тортугского пролива занял

у него двадцать четыре часа. Таким образом, только на заходе солнца на

следующий день после выхода из Порт-о-Пренса корабль вошел в пролив.

Месье де Сентонж лениво развалился в кресле рядом с кушеткой,

установленной на корме под навесом из коричневой парусины. На кушетке,

обмахиваясь богато инкрустированным веером, возлежала красавица-креолка --

мадам де Сентонж. В этой безупречно сложенной даме все поражало

великолепием, начиная с глубокого мелодичного голоса и кончая черными как

смоль волосами, украшенными жемчугом. Она была довольна своим браком не

меньше, чем ее супруг, о чем свидетельствовал ее неумолкающий смех, которым

она воздавала должное остроумию шевалье.

1 Траверз -- направление, перпендикулярное курсу судна.

Внезапно идиллию прервал капитан "Беарнца" месье Люзан -- тощий,

загорелый крючконосый субъект выше среднего роста, чьи осанка и манеры

скорее напоминали солдата, чем моряка. Пройдя на корму, он протянул Сентонжу

подзорную трубу.

-- Взгляните-ка, шевалье. Там происходит что-то странное.

Месье де Сентонж медленно поднялся, и его взгляд устремился в указанном

направлении. На расстоянии около трех миль к западу белел парус.

-- Корабль, -- заметил шевалье. Взяв предложенную трубу, он отступил

назад к поручням, на которые можно было опереть локоть и оттуда поле зрения

было шире.

Через оптические стекла отчетливо виднелся большой белый корабль с

очень высокой кормой. Он направлялся к северу, против восточного бриза; на

правом борту были заметны сверкающие золотом порты[1] двадцати четырех

орудий. На гротмачте над белоснежными парусами развевался красно-золотой

вымпел Кастилии, под которым было установлено распятие.

Шевалье опустил подзорную трубу.

-- Испанский корабль, -- сказал он. Ну, и что же вы нашли в нем

странного, капитан?

-- О, корабль, несомненно, испанский. Но когда мы впервые увидели его,

он двигался на юг. А теперь он идет за нами, подняв все паруса. Вот что

странно.

-- Ну, а дальше что?

-- В этом-то все и дело. -- И, собравшись с духом, капитан продолжал:

-- Судя по вымпелу, это флагманское судно. Вы обратили внимание на его

тяжелое вооружение? Сорок восемь пушек, не считая носовых и кормовых орудий.

А когда меня преследует подобный корабль, то мне хотелось бы знать причину.

-- Неужели такая безделица может испугать вас, капитан? -- рассмеялась

мадам де Сентонж.

-- Безусловно, когда имеешь дело с испанцами, мадам, -- резко ответил

Люзан. Он обладал вспыльчивым характером, и сомнение в его храбрости,

которое он усмотрел в вопросе мадам де Сентонж, вывело его из себя.

Недовольный резкостью капитана шевалье стал изощряться в саркастических

замечаниях, вместо того чтобы всерьез задуматься над создавшимся положением.

Взбешенный Люзан удалился.

Ночью ветер почти совсем стих, корабль еле двигался и на рассвете все

еще находился в пяти-шести милях от мыса Португаль и выхода из пролива. При

дневном свете экипаж "Беарнца" увидел, что большой испанский корабль следует

за ними на том же расстоянии. Снова подробно рассмотрев его, капитан Люзан

передал подзорную трубу своему помощнику.

1 Порты -- отверстия для пушек в бортах корабля.

-- Что вы скажете об этом судне?

После тщательного изучения лейтенант доложил, что на корабле прибавили

парусов, и что, судя по флажку на носовой стеньге[1], это флагман испанского

адмирала маркиза Риконете.

Манипуляции с парусами убедили Люзана, что испанский корабль преследует

цель догнать их.

Будучи опытным моряком, капитан знал, что в этих водах испанцам

доверять не следует, поэтому он тотчас принял решение. Подняв все паруса и

войдя в крутой бейдевинд, Люзан направил корабль к югу, надеясь найти

убежище в одной из бухт на побережье Французской Эспаньолы[2]. Туда испанец,

если он в самом деле преследует их, вряд ли осмелится сунуться, а тем более

открыть там военные действия. К тому же этот маневр послужит проверкой

намерений предполагаемого противника.

Результат оправдал худшие ожидания Люзана. Огромный галеон сразу

двинулся в том же направлении, держа нос по ветру. Было ясно, что он

преследует "Беарнца" и догонит его раньше, чем они доберутся до видневшегося

впереди зеленого берега, до которого оставалось еще не менее четырех миль.

Мадам де Сентонж, встревоженная в своей каюте непонятно чем вызванным

внезапным креном на правый борт, с раздражением спросила, что вытворяет этот

идиот капитан. Не чаявший души в своей супруге, шевалье в ночной рубашке,

комнатных туфлях и наспех надетом парике поспешно выбежал наружу, чтобы

выяснить причину.

-- Значит, вам все еще не дает покоя эта абсурдная идея? -- осведомился

месье де Сентонж. -- Чепуха! Зачем этому испанцу преследовать вас?

-- Лучше все время задавать этот вопрос, чем дождаться ответа на него,

-- огрызнулся Люзан.

Но его непочтительность только усилила раздражение шевалье.

-- Это же чушь! -- продолжал бушевать Сентонж. -- Бежать неизвестно от

чего! Просто свинство беспокоить мадам де Сентонж такими младенческими

страхами.

Терпение Люзана истощилось окончательно.

-- Она будет гораздо сильнее обеспокоена, -- усмехнулся он, -- если эти

младенческие страхи оправдаются. Мадам де Сентонж -- красивая женщина, а

испанцы есть испанцы.

В ответ послышались громкие восклицания самой мадам, присоединившейся к

своему супругу. Ее туалет лишь едва поддерживал приличия, ибо, спеша

разузнать о происходящем, она только накинула шаль поверх ночной рубашки,

предоставив остальное гриве глянцевых волос, прикрывавших ее точеные плечи.

1 Стеньга -- часть составной мачты для парусов или сигнальных огней.

2 То есть французской части острова Гаити.

Услышанное ею замечание Люзана навлекло на последнего поток ругани, в

процессе которого капитан был охарактеризован как жалкий трус и

невоспитанный чурбан. Прежде чем мадам иссякла, шевалье подлил масла в

огонь.

-- Вы просто спятили, месье! Почему мы должны бояться испанского

корабля, да еще флагмана королевской эскадры? Ведь мы плывем под французским

флагом, а Испания не воюет с Францией.

Люзан сдержал растущую злость, и постарался ответить как можно

спокойнее.

-- В этих водах, месье, невозможно сказать, с кем воюет Испания.

Испанцы убеждены, что Бог создал Америку специально для их удовольствия. Я

повторяю вам это с тех пор, как мы очутились в Карибском море.

Шевалье живо припомнил, что совсем недавно он, слышал от кого-то очень

похожие слова. Но тут снова вмешалась мадам.

-- Этот тип свихнулся от страха, -- с презрением сказала она. --

Ужасно, что такому человеку доверен корабль. Ему бы следовало распоряжаться

на кухне.

Одному небу известно, что бы ответил капитан на это оскорбление и к

каким бы это привело последствиям, если бы пушечный выстрел не избавил

Люзана от необходимости отвечать и не изменил в тот же момент настроение

участников сцены.

-- Боже праведный! -- завизжала мадам.

-- Ventre dieu![1] -- выругался ее супруг.

Дама схватилась за сердце. Побелевший, как мел шевалье вовремя

поддержал ее. Стоящий на полуюте капитан, которого только что обвиняли в

трусости, злорадно расхохотался.

-- Вот вам и ответ, господа. В другой раз вы подумаете, прежде чем

называть мои страхи младенческими, а мои распоряжения чушью.

Вслед за этим Люзан повернулся к ним спиной, чтобы отдать приказ

подбежавшему к нему лейтенанту. Тотчас же послышался свисток боцманской

дудки, а на корме вокруг Сентонжа и его супруги началась суматоха --

бежавшие отовсюду матросы поспешно выстраивались, чтобы выполнить команду

капитана. Наверху быстро устанавливали сети, предназначенные для того, чтобы

задерживать обломки рангоута[2], которые могли упасть вниз во время боя.

Испанцы выстрелили еще два раза и после небольшой паузы дали мощный

бортовой залп, прозвучавший подобно грому.

Шевалье с беспомощным видом поддерживал свою бледную и дрожащую

супругу, которая была не в состоянии удержаться на ногах.

1 Черт возьми! (франц.)

2 Рангоут -- деревянные детали (мачты, стеньги, реи и т. д.) для

постановки парусов.

Пожалевший ее Люзан, чья злость моментально улетучилась, попытался

успокоить бедняг.

-- Сейчас они только зря тратят порох. Обычное испанское хвастовство. А

как только они подойдут на расстояние выстрела, мы откроем ответный огонь.

Мои канониры уже получили приказ.

Но эта фраза вместо успокаивающего воздействия только увеличила

бешенство и растерянность шевалье.

-- Боже мой! Какой еще ответный огонь?! Бросьте и думать об этом! Вы не

можете вступать в бой!

-- Не могу? Посмотрим!

-- Но ведь вы не имеете права открывать военные действия, когда на

борту находится мадам де Сентонж.

-- Вы что, смеетесь? -- возмутился Люзан. -- Даже если бы на борту

находилась королева Франции, я был бы обязан защищать мой корабль! К тому же

у меня нет выбора. Нас догонят прежде, чем мы доберемся до гавани, а я вовсе

не уверен, что даже там мы окажемся в безопасности.

Шевалье затопал ногами от гнева.

-- Так что же, значит, эти испанцы -- обыкновенные бандиты?

Раздался новый залп, не настолько близкий, чтобы причинить вред

кораблю, но вполне достаточный для того, чтобы усилить панику месье и мадам

де Сентонж.

Люзан не обращал на них внимания. Помощник схватил его за руку,

указывая на запад. Капитан быстро поднес к глазам подзорную трубу.

На расстоянии мили по правому борту, на полпути между "Беарнцем" и

испанским флагманом, виднелся большой красный сорокапушечный корабль,

который, идя под всеми парусами, огибал мыс на побережье Эспаньолы. В его

кильватере следовал второй корабль, немного поменьше первого. На них не было

флагов, что увеличило мрачные предчувствия Люзана, подозревавшего, что это

новые враги. Он с облегчением увидел, что они ложатся на левый борт,

двигаясь в сторону испанца, вокруг которого еще не рассеялся дым последнего

залпа.

Воспользовавшись легким утренним ветерком, вновь прибывшие зашли к

испанскому кораблю с наветренной стороны и устремились к нему, словно

ястребы, завидевшие цаплю, открыв огонь из носовых пушек.

Сквозь постепенно рассеивающуюся дымовую завесу испанцы, очевидно,

разглядели новых противников. Тотчас же полдюжины бортовых орудий галеона

дали новый залп, вновь скрывший корабль белыми клубами дыма. Но, видимо,

из-за чрезмерной поспешности выстрелы не достигли цели, так как оба

неизвестных корабля, не получив никаких повреждений, некоторое время шли

прежним курсом, потом легли на правый борт и одновременно дали ответный

бортовой залп по испанцу.

"Беарнец" по приказу Люзана, несмотря на протесты месье де Сентонжа,

начал замедлять ход, пока не остановился с безжизненно повисшими парусами,

внезапно превратившись из актера в этой морской драме в зрителя.

-- Что вы стоите, месье? -- кричал Сентонж. -- Воспользуйтесь случаем и

попытайтесь добраться до гавани.

-- Пока другие будут сражаться вместо меня?

-- Но у вас на борту дама, -- напустился на него шевалье. -- Мадам де

Сентонж необходимо доставить в безопасное место.

-- Сейчас она и так в безопасности. А мы здесь можем понадобиться. Вы

только что обвинили меня в трусости, а теперь сами убеждаете меня

превратиться в труса. Ради мадам де Сентонж я вступлю в бой только в случае

крайней необходимости. Но к этому мы должны быть готовы в любой момент.

Капитан говорил настолько решительно, что Сентонж не осмелился

настаивать. Возложив все свои надежды на посланных Богом неожиданных

спасителей, шевалье, стоя на комингсе[1], пытался следить за ходом сражения,

гремевшего в западном направлении. Но ничего нельзя было разглядеть за

огромной дымовой завесой, растянувшейся почти на две мили. Некоторое время

оттуда еще доносился грохот пушек. Потом наступила тишина, и через несколько

минут с южной стороны облака дыма, точно призраки, появились два корабля. Их

корпуса и оснастка различались все отчетливей. В тот же момент в центре

облака появилось розовое пятно, постепенно принимавшее оранжевый оттенок,

пока рассеивающийся дым не позволил рассмотреть очертания судна, охваченного

пламенем.

-- Испанский флагман горит, -- возвестил с полуюта Люзан, успокоив

наконец несчастного шевалье. -- Сражение окончено.

IV

Глядя в подзорную трубу, Люзан увидел, что один из кораблей-победителей

лег в дрейф и спустил шлюпки, которые бороздили море в районе недавнего боя.

Второй, больший корабль, покинув поле битвы без видимых повреждений,

направился на восток, двигаясь против ветра в сторону "Беарнца"; его красный

корпус и золоченый нос сверкали под лучами утреннего солнца. Флага не нем до

сих пор не было, и это возобновило мрачное предчувствие месье де Сентонжа,

уничтоженное было исходом сражения.

1 Комингс -- стальной брус, окружающий люк.

Поднявшись со своей еще полуодетой супругой на полуют, он осведомился у

Люзана, благоразумно ли стоять на месте, когда к ним приближается корабль

неизвестного происхождения.

-- Но разве он не доказал нам свою дружбу, вызволив нас из беды? --

возразил капитан.

Мадам де Сентонж еще не простила Люзану его прямоту.

-- Вы слишком много на себя берете, -- враждебно заметила она. -- Мы

знаем только, что этот корабль уничтожил испанский галеон. Как вы можете

быть уверены, что это не пираты, для которых каждый корабль -- добыча!

Откуда вы знаете, что, лишившись из-за пожара этого испанца, они не

намереваются получить компенсацию за наш счет?

Люзан неприязненно взглянул на нее.

-- Я знаю только то, -- резко ответил он, -- что этот корабль

превосходят нас как в парусах, так и в вооружении. Если они собираются

гнаться за вами, то бегство нас не спасет. К тому же в таком случае за нами

устремились бы оба корабля. Так что мы без страха можем поступить согласно

правилам учтивости.

Аргументы капитана оказались весьма убедительными, и "Беарнец" остался

на месте, дожидаясь неизвестного корабля, движущегося вперед и подгоняемого

свежеющим бризом. На расстоянии четверти мили он лег в дрейф и спущенная

шлюпка быстро заскользила по направлению к французскому судну. На борт

"Беарнца" по веревочной лестнице вскарабкался высокий человек в элегантном

черном с серебром костюме. Можно было подумать, что он прибыл прямо из

Версаля или с Аламеды[1], а не с палубы корабля, только что побывавшего в

бою.

Подойдя к весьма небрежно одетым месье и мадам де Сентонж, величавый

джентльмен так низко им поклонился, что локоны парика закрыли ему лицо, а

красное перо на шляпе коснулось палубы.

-- Я явился, -- заговорил он на довольно беглом французском языке, --

чтобы принести вам свои поздравления и убедиться перед отплытием, что вам не

требуется помощь и что вы не получили повреждений, прежде чем мы имели честь

вмешаться и уничтожать этих испанских разбойников.

Эта галантная учтивость покорила всех, особенно мадам де Сентонж.

Поблагодарив своего спасителя, она, в свою очередь, поинтересовалась, не

нанесли ли испанцы ущерба его кораблям.

Неизвестный джентльмен успокоил их, ответив, что они отделались только

несколькими повреждениями на левом борту большего корабля, но такими

незначительными, что о них не стоит и говорить. Из людей вообще никто не

получил даже царапины.

1 Аламеда -- бульвар в Мадриде.

Бой длился недолго и в какой-то мере не оправдал его надежд, так как он

рассчитывал заполучить этот великолепный галеон в качестве приза. Однако его

планы разрушил выстрел, случайно взорвавший пороховой погреб. Часть

испанской команды подобрал его корабль, а второе судно все еще занималось

спасательными работами.

-- В результате от флагмана испанского адмирала, как видите, осталось

очень немного, а скоро море поглотит и это.

Спустившись в салон вместе с элегантным джентльменом, французы выпили

за своевременное появление избавителя, спасшего их от неописуемых бедствий.

Однако незнакомец ни единым намеком не уточнил свою личность и

национальность, хотя по его акценту они догадались, что он англичанин.

Наконец Сентонж решил добраться до цели окольным путем.

-- На вашем корабле нет флага, месье, -- заметил он, когда они выпили.

Смуглый джентльмен весело рассмеялся.

-- Говоря откровенно, месье, я принадлежу к тем, которые плавают под

любым флагом, какой потребуют от них обстоятельства. Конечно, к вам лучше

было бы приблизиться под французским вымпелом, но в спешке я об этом не

подумал. Все равно, вы едва ли приняли бы меня за врага.

-- Значит, вы плавали под разными флагами? -- недоуменно переспросил

сбитый с толку шевалье.

-- Совершенно верно. А сейчас я плыву на Тортугу и очень спешу, так как

мне нужно собрать людей и корабли для экспедиции на Мартинику.

Глаза мадам де Сентонж округлились от удивления.

-- Для экспедиции на Мартинику? Но с какой целью?

Ее вмешательство как будто застало незнакомца врасплох. Подняв брови,

он слегка улыбнулся.

-- Появились сведения, что испанцы готовят эскадру для рейда на

Сан-Пьер. Гибель флагмана, который я сжег, может отсрочить их приготовления

и дать нам больше времени, на что я и надеюсь.

Щеки мадам внезапно побледнели, а пышная грудь начала бурно вздыматься.

-- Вы сказали, что испанцы готовят рейд на Мартинику?

-- Невозможно, месье, -- вмешался шевалье, взволнованный не меньше

своей супруги. -- Очевидно, к вам поступила ложная, информация. Ведь это же

акт войны, а между Францией и Испанией сейчас мир.

Темные брови незнакомца снова приподнялись. Он явно забавлялся их

простодушием.

-- Акт войны? Возможно. А разве сегодняшнее нападение флагмана испанцев

на французский корабль не было актом войны? Чем бы помог вам мир,

существующий в Европе, если бы вас потопили в Вест-Индии?

-- У Испании немедленно потребовали бы отчета.

-- И она тут же бы предоставила его вместе с исчерпывающими извинениями

и лживыми россказнями о происшедшей ошибке. Но разве это подняло бы ваш

корабль на поверхность или воскресило бы вас, чтобы вы могли разоблачить

лживость государственных мужей Кастилии, покрывающих преступления? Разве та

же история не повторялась после каждого испанского налета на поселения

других народов?

-- Но не за последнее время, месье... -- возразил Сентонж.

-- Настолько обнаглеть, чтобы напасть на Мартинику, -- добавила мадам.

Джентльмен в черном с серебром выразительно пожал плечами.

-- Испанцы называют этот остров Мартинико, мадам. Не забывайте, Испания

уверена в том, что Бог создал Новый Свет специально для ее прибылей, и что

небеса одобряют все меры, направленные против посягательств на ее права.

-- Разве я не говорил вам то же самое, шевалье? -- вмешался Люзан. --

Ведь это почти те же слова, что я сказал вам сегодня утром, когда вы не

верили, что испанец может напасть на нас.

Голубые глаза смуглого незнакомца с одобрением взглянули на

французского капитана.

-- Разумеется, сразу поверить в это не так легко. Но теперь, я думаю, у

вас есть все доказательства того, что в Карибском море Испания не уважает

никакого флага, кроме своего собственного, если только ее не принудить, к

этому силой. Поселенцы из других стран знают по опыту, как реагируют испанцы

на их присутствие здесь. Нет нужды перечислять примеры налетов, грабежей и

массовых убийств. Если теперь настала очередь Мартиники, то можно только

удивляться, что этого не произошло раньше, ибо на этом острове есть чем

поживиться, а Франция не имеет в Вест-Индии вооруженных сил, могущих

противостоять этим конкистадорам. К счастью, мы все еще существуем. Если бы

не мы...

-- Если бы не вы? -- прервал его Сентонж. Его голос стал внезапно

резким. -- О ком вы говорите, месье? Кто вы такой?

Вопрос, казалось, удивил незнакомца. Несколько секунд он с недоумением

рассматривал присутствующих, а когда он заговорил, то его ответ, хотя и

подтвердил подозрения шевалье и уверенность Люзана, тем не менее прозвучал

для Сентонжа как гром среди ясного неба.

-- Разумеется, я говорю о Береговом братстве. О корсарах, месье. -- И

он добавил явно не без гордости. -- Я -- капитан Блад.

С отвисшей от неожиданности челюстью, Сентонж тупо уставился на смуглое

улыбающееся лицо доблестного флибустьера, которого он считал мертвым.

Оставаясь верным своему долгу, он должен был бы заковать этого человека

в кандалы и доставить во Францию в качестве пленника. Но подобный акт

являлся бы не только черной неблагодарностью -- он просто неосуществим из-за

присутствия под боком двух тяжело вооруженных корсарских кораблей. Более

того, получив хороший урок, месье де Сентонж понимал, что такой поступок был

бы величайшей глупостью.

Он живо припомнил представленные ему сегодня утром доказательства

хищничества испанцев и активной деятельности пиратов, которую, глядя на

догоравший на расстоянии двух миль флагман, никак нельзя было не признать

благотворной. Доказательства того и другого содержались также в новостях о

нависшей над Мартиникой угрозе испанского рейда и намерениях флибустьеров

защитить остров, чего не в состоянии была сделать Франция.

Учитывая все это, а в особенности историю с Мартиникой, грозившую

вернуть шевалье, ставшего одним из богатейших людей во Франции, к

первоначальному состоянию, становилось ясно, что всеведущий месье де Лувуа

на сей раз дал маху. Это было продемонстрировано настолько убедительно, что

Сентонж начал сознавать необходимость взять на себя последствия этой

демонстрации.

Отзвуки тяжких размышлений и эмоций явственно слышались в голосе

шевалье, когда он, все еще устремив бессмысленный взгляд на капитана Блада,

воскликнул:

-- Вы -- тот самый морской разбойник?!

Однако Блад, казалось, нисколько не обиделся.

-- О да, но весьма благодетельный разбойник, -- улыбнулся он. --

Благодетельный для всех, кроме испанцев.

Мадам де Сентонж вне себя от волнения резко повернулась к мужу,

судорожно сцепив руки. От этого движения шаль соскользнула с ее плеч, сделав

ее прелести еще более доступными для обозрения. Но она не обратила на это

внимания, так как в критический момент правила приличия потеряли для нее

всякое значение.

-- Шарль, что ты намерен делать?

-- Что делать? -- тупо переспросил ее супруг.

-- Распоряжения, которые ты оставил на Тортуге, могут разорить меня

и...

Шевалье поднял руку, чтобы предупредить дальнейшие эгоистические

откровения мадам. Какие бы меры он ни принял, они должны быть продиктованы

только интересами его повелителя, короля Франции.

-- Я все понимаю, дорогая. Мой долг совершенно ясен. Сегодня утром мы

получили полезный урок. К счастью, еще не слишком поздно.

Издав глубокий вздох облегчения, мадам повернулась к капитану Бладу.

-- Вы уверены, месье, что ваши корсары смогут обеспечить безопасность

Мартиники?

-- Совершенно уверен, мадам, -- сразу же ответил Блад. -- Бухта

Сен-Пьера окажется мышеловкой для испанцев, если они будут настолько

опрометчивы, что залезут туда. А добыча с их кораблей с лихвой окупит все

расходы экспедиции.

И тогда Сентонж расхохотался.

-- Ах, да, теперь я все понимаю, -- сказал он. -- Ведь испанские

корабли -- богатейший приз. Только не сочтите это насмешкой, месье. Надеюсь,

я не оскорбил вас?

-- Что вы, месье, нисколько, -- улыбнулся капитан Блад и поднялся с

кресла.

-- Ну, разрешите откланяться. Бриз свежеет, и я должен этим

воспользоваться. Если ветер не переменится, то я к вечеру буду на Тортуге.

Он склонился перед мадам де Сентонж, собираясь поцеловать ей руку,

когда шевалье дотронулся до его плеча.

-- Одну минуту, месье. Составьте мадам компанию, пока я напишу письмо,

которое вы доставите губернатору Тортуги.

-- Письмо? -- Капитан Блад прикинулся удивленным. -- Вы хотите сообщить

ему о той незначительной, услуге, которую мы вам оказали? Право, месье, не

стоит беспокоиться...

Несколько секунд месье де Сентонж неловко молчал.

-- Я... я должен сообщить губернатору еще кое-что, -- вымолвил он

наконец.

-- Ну, если это нужно лично вам, тогда другое дело. Я к вашим услугам.

V

Добросовестно исполнив обязанности курьера, капитан Блад в тот же вечер

вручил губернатору Тортуги письмо от шевалье без всяких комментариев.

-- От шевалье де Сентонжа? -- задумчиво нахмурился месье д'Ожерон. --

Интересно, что в нем говорится.

-- Быть может, я догадываюсь, -- сказал капитан Блад. -- Но к чему

предположения, когда письмо перед вами? Прочтите его, и мы все узнаем.

-- Но при каких обстоятельствах к вам попало это письмо?

-- Прочитайте его. Возможно, это избавит меня от лишних объяснений.

Д'0жерон сломал печать и развернул послание. С недоумением он прочитал

официальное извещение об отмене представителем французского королевства

приказов, оставленных им на Тортуге и касающихся полного прекращения

торговли с корсарами. Месье д'Ожерону рекомендовалось поддерживать с

флибустьерами ранее существующие отношения вплоть до получения новых

указаний из Франции, которые, по мнению шевалье, ни в коем случае не изменят

положения вещей. Месье де Сентонж был убежден, что когда он представит месье

де Лувуа подробный отчет о ситуации в Вест-Индии, то его превосходительство

сочтет нецелесообразным проведение в жизнь в настоящее время своих указов

против корсаров.

Месье д'0жерон не мог прийти в себя от изумления.

-- Но как вам удалось совершить подобное чудо с этим упрямым тупицей?

-- Как я уже говорил вам, убедительность любого аргумента зависит от

того, как его преподнести. Вы и я говорили месье де Сентонжу одно и то же,

но вы сказали это словами, а я главным образом действием. Зная, что дурака

можно научить только на горьком опыте, я снабдил его этим опытом. -- И Блад

во всех подробностях описал морской бой, разразившийся сегодня утром у

северного побережья Эспаньолы.

Губернатор слушал, поглаживая подбородок.

-- Да, -- медленно произнес он, когда рассказ был окончен. -- Это,

конечно, весьма убедительно. А припугнуть его рейдом на Мартинику и

возможной потерей недавно приобретенного состояния было великолепной мыслью.

Но не преувеличиваете ли вы немного свою проницательность, друг мой? Не

забывайте о том, что только благодаря удивительному совпадению испанский

галеон возымел намерение напасть на "Беарнца" как раз в том месте и в то

время. Ведь это было для вас немалой удачей.

-- Совершенно верно, -- согласился Блад.

-- А вы не знаете, что за корабль вы сожгли и потопили и какой осел им

командовал?

-- Конечно знаю. Это была "Мария Глориоса", флагманский корабль

испанского адмирала маркиза Риконете.

-- "Мария Глориоса"? -- с удивлением переспросил д'0жерон. -- Но ведь

вы захватили ее в Сан-Доминго и прибыли сюда на ней, когда доставили корабли

с сокровищами.

-- Вот именно. Поэтому я и использовал ее для небольшой демонстрации

испанской низости и корсарской доблести. Ею командовал Волверстон, а на

борту находилось лишь столько человек, сколько требовалось для управления

кораблем и для стрельбы из шести пушек, которыми я решил пожертвовать.

-- Боже мой! Вы хотите сказать, что все это было простой комедией?

-- Сыгранной в основном за дымовой завесой, возникшей во время

сражения. Она была совершенно непроницаема. Мы организовали ее при помощи

выстрелов из пушек, заряженных только порохом, а слабый ветерок лишь

сослужил нам службу. В разгар инсценированной битвы Волверстон поджег

корабль и под покровом дымовой завесы перешел на борт "Арабеллы" вместе со

своим экипажем.

-- И ваш обман прошел незамеченным? -- воскликнул губернатор.

-- Как видите.

-- Значит, вы намеренно сожгли этот великолепный испанский корабль?

-- Да, для пущей убедительности. Можно было бы просто обратить его в

бегство, но это не произвело бы такого эффекта.

-- Но потери! Господи, какие потери!

-- Вы еще недовольны? По-вашему, успеху смелого предприятия может

способствовать скаредность? Взгляните еще раз на письмо. Ведь это, по сути

дела, правительственная грамота, разрешающая торговые операции, запрещенные

недавним указом. Вы думаете, что ее можно было добыть с помощью красивых,

слов? Такой способ вы уже попробовали и знаете, что из этого вышло. -- И

Блад похлопал по плечу низенького губернатора. -- Давайте перейдем к делу.

Теперь я могу продать вам свои пряности и предупреждаю, что потребую за них

хорошую цену -- не меньшую, чем за три испанских корабля.

Поиск по сайту: