 |
АвтоАвтоматизацияАрхитектураАстрономияАудитБиологияБухгалтерияВоенное делоГенетикаГеографияГеологияГосударствоДомДругоеЖурналистика и СМИИзобретательствоИностранные языкиИнформатикаИскусствоИсторияКомпьютерыКулинарияКультураЛексикологияЛитератураЛогикаМаркетингМатематикаМашиностроениеМедицинаМенеджментМеталлы и СваркаМеханикаМузыкаНаселениеОбразованиеОхрана безопасности жизниОхрана ТрудаПедагогикаПолитикаПравоПриборостроениеПрограммированиеПроизводствоПромышленностьПсихологияРадиоРегилияСвязьСоциологияСпортСтандартизацияСтроительствоТехнологииТорговляТуризмФизикаФизиологияФилософияФинансыХимияХозяйствоЦеннообразованиеЧерчениеЭкологияЭконометрикаЭкономикаЭлектроникаЮриспунденкция
идентификации
Оба исследуемых слова полисемантичны. Интересующее нас значение
“содержания, информации”, которое естественно назвать “семиотическим”, является для
них, по мнению большинства лексикографов, главным, но не единственным. В этой связи
возникает проблема идентификации “семиотических” употреблений, то есть проблема
установления того, что в данном контексте слово выступает именно в “семиотическом”
значении.
Признаком “семиотического” употребления наших слов мы считаем возможность
построить синонимичную перифразу, устранив ключевое слово и заменив его описательным выражением типа (то),что Х о(бо)значает/выражает; то, что кто-то
хотел сказать при помощи Х; то, как надо понимать/ истолковывать X. Так, в примере
(6) Значение этой надписи не ясно слово значение употреблено семиотически, что
показывает возможность перифразы Не ясно, что означает эта надпись. А в примере (7)
Значение этого события огромно слово значение употреблено несемиотически, так как
замена его на описательный оборот нужного типа невозможна: * То, что означает это
событие, огромно. В большинстве случаев такой тест дает однозначный результат, но в
некоторых контекстах возникает неопределенность.
Рассмотрим подробнее вопрос о соотношении семиотического и несемиотических
значений у каждого из исследуемых слов.
У значения выделяют два значения: 1) то, что нечто значит, обозначает
(интересующее нас “семиотическое” значение); 2) важность, значительность, роль.
При более пристальном рассмотрении в рамках несемиотического значения можно
выделить по меньшей мере семь употреблений: 1) значимость, важность, ср. (8)
Приобретает особое политическое значение правильное решение вопроса о неплатежах;
2) влиятельность, ср. (9) Он так юлил, что часовые невольно почувствовали свое
значение; 3) ценность, ср. (10) Если только понятие долга имеет для него какое-нибудь
значение, он почувствует даже отвращение при мысли о том, что он мог поддаться
расчету на выгоды, которыми сопровождалось бы для него нарушение долга; 4) роль, ср.
(11) пророческое для нас значение Пушкина; 5) воздействие, влияние, последствия, ср.
(12) В чем значение провозглашения независимости Намибии для нас?;
6) предназначение, функция, ср. (13) Спорт не только формирует личность, он имеет и другое значение,
связанное с раскрытием возможностей человеческого тела и духа; 7) сила, статус, ср.
(14) Из-за грубых нарушений УПК ряд доказательств потерял свое доказательственное
значение.
Разумеется, мы не настаиваем на окончательности вышеприведенного разбиения
несемиотических употреблений. Они достаточно близки между собой, и, по-видимому,
могут быть возведены к единому гештальту — представлению о доле, части нагрузки,
которая падает на некоторый объект, лицо или событие в ряду ему подобных в некоторой
ситуации, участниками которой они являются. Кстати, образ “распределения нагрузки”
косвенно поддерживается данными этимологии: один из синонимов “несемиотического”
значения — важность — этимологически связан с идеей “веса”. В связи с этим рискнем
предположить следующий путь семантической деривации: прямое значение слова
значение — семиотическое, что подтверждает и этимология: значение < значить/знак <
знать. Типичная метафора для информации — содержимое вместилища, контейнера —
носителя информации. Каждый знак содержит, несет в себе свое значение как полезный
груз, точнее часть общего груза — мысли, подлежащей выражению. Обобщая, получаем
тот же гештальт: доля нагрузки, приходящаяся на некоторый объект в ряду других,
совместно с ним участвующих в некотором процессе. Тогда возникновение
несемиотических употреблений можно рассматривать как перенос данного гештальта на
другие типы объектов. Заметим, что соссюровский термин значимость, или ценность
(valeur), входит в тот же круг образов, акцентируя внимание на том, что содержание знака
есть лишь доля некоего общего содержания, приходящаяся на данный знак после
разделения этого общего содержания между всеми знаками, покрывающими
определенную сферу человеческого опыта.
<…>
Сложнее обстоит дело со смыслом. У этой лексемы выделяют три значения: 1)
значение 1; 2) цель, разумное основание чего-либо; 3) разум. (Последнее характеризуется
как устаревшее во всех случаях его употребления, за исключением связанного
употребления в составе фраземы здравый смысл, и мы далее не будем его рассматривать).
В данном случае направление семантической деривации, по-видимому, противоположно
тому, что мы имели в случае значения. Первым здесь было несемиотическое представление о некотором благе, пользе, выступающая как мотивировка
предпринимаемого субъектом действия. Тогда смысл в семиотическом употреблении
можно рассматривать как сужающую синекдоху: это мысль, мотивирующая совершение
речевого действия, в частности, и прежде всего — мысль, выражаемая в ходе этого
действия. Область контекстов, допускающих двоякое (семиотическое и несемиотическое)
понимание у смысла оказывается шире, чем у значения, поскольку носителями смысла в
отличие от значения гораздо чаще выступают несобственно знаковые сущности.
<..>
3. Концептуальный анализ значения и смысла
Скрытые от непосредственного наблюдения различия между двумя концептами
“наивной семиотики” проявляются в виде доступных для анализа различий в
сочетаемости соответствующих лексем, то есть в составе их валентностей (активных и
пассивных), или, иначе говоря, составляющих их окружение семантико-синтаксических
позиций, и в спектре возможностей заполнения этих позиций.
Исследуя окружение смысла и значения, мы обнаружили, что сочетаемостные
различия между ними проявляются как в количестве открываемых позиций, так и в
характере их заполнения.
Общими для смысла и значения являются следующие четыре синтагматических
партнера:
1. Носитель ‘содержания’. Примеры заполнения этой позиции — надпись в
примере (6) или долгая речь в (21):
(21) Смысл этой долгой речи тот, что без денег ничего не выйдет. (В.И.Даль)
2. Экспликация ‘содержания’. Пример заполнения — предложение без денег ничего
не выйдет в (21).
3. Предикат, актантом которого является ‘содержание’, напр., исказить в (22)
(22) Он исказил смысл моих слов.
4. Определение к ‘содержанию’, напр., заманчивый (смысл), точное (значение).
Партнером, специфическим для смысла и никогда не встречающимся в контексте
значения является:
5. Область бытования ‘содержания’, например предложные группы в будущем и в
восприятии населения в (23):
(23) Я не исключаю, что в будущем слово 02ЉЃ_D_7_DВх “партия” в восприятии населения
наполнится каким-то другим смыслом.
Ниже эта синтагматическая особенность смысла предстанет как отражение
отличительной черты соответствующего понятия о содержании.
Рассмотрим последовательно результаты анализа сочетаемости смысла и значения
по всем указанным позициям.
3.1. Типы носителей смысла и значения.
Существенным для наших целей является два семантических противопоставления
на множестве выражений, выступающих в роли Носителя содержания хотя бы при одном
из анализируемых слов.
Первое противопоставление связано с природой носителя. Одни носители
информации являются знаками по преимуществу, то есть чем-то, возникшим и
используемым только как средство передачи информации. Это знаки естественного языка
и построенные из них выражения (слово, речь, стихи и т.п.), а также элементы других
знаковых систем и создаваемые с их помощью “тексты” — жесты, изобразительные
символы (например, элемент герба), ритуалы (например, обычай красить яйца) и т.п.
Другие носители информации — это объекты и явления самого разного происхождения,
которые возникают и существуют сами по себе, независимо от потребностей передачи информации внутри некоторого сообщества и вообще, как правило, независимо от воли
человека (например, лицо, пороки, запах, природа, сон, суматоха и т.п.). Промежуточное
положение между этими двумя типами носителей занимают артефакты и
целенаправленные действия, для которых знаковая функция выступает как побочная,
дополнительная к их главной функции. Так, храм — это прежде всего место общения с
Богом, но вместе с тем храм функционирует и как знак, несущий информацию об
устройстве мира, ср. следующий пример:
(24) В этой последовательности “храм”, “дом”, “мир” — все
составляющие раскрывали по-своему один и тот же смысл.
Так, храм — это отражение Вселенной... Архитектура
Храма вмещала в своем пространстве, декоре и росписях
землю, море, воздух. планеты и звезды. (“Моск. худ.” 1990)
Казнь, главное назначение которой — покарать преступника, может побочно
функционировать как знак, своей формой информируя о характере совершенного
преступления. Так, в одном из стихотворений Пушкина описывается сцена посмертных
мук ростовщика, поджариваемого в аду на вертеле, по поводу которой завязывается
следующий “проясняющий” диалог:
(25) А я: “Поведай мне: в сей казни что сокрыто?” Вергилий мне: “Сей казни
смысл велик: одно стяжание имев всегда в предмете, жир должников
сосал сей злой старик и их безжалостно крутил на этом свете”.
(А.С.Пушкин)
Сравнение сочетаемости значения и смысла по валентности Носителя показывает,
что множество носителей значения является собственным подмножеством носителей
смысла. (Это отражается в более высокой частоте встречаемости семиотического ЛСВ
лексемы смысл в текстах неспециального характера по сравнению с таким же ЛСВ
лексемы значение).
Смысл могут иметь сущности любого из трех классов, рассмотренных выше, то
есть любые объекты и явления, доступные восприятию. Это могут быть знаки
естественного языка, как в (23) и выражения, построенные из этих знаков как в (22). Это
могут быть ритуалы, как в следующем примере:
(26) Христиане переняли обычай римлян пересылать в качестве поздравлений друг
другу окрашенные яйца, вложив в него иной смысл ... (из газет.)
Это могут быть артефакты, дополнительно выполняющие функцию знаков, как
храм в (24) или модель свитера, как в (27):
(27) У меня есть модель свитера с длиннющими рукавами, которые обязательно
надо засучивать. В этом и смысл моей работы: постоянно засучивать рукава... (Из
газет)
Это и целенаправленные действия, как казнь в (25). Наконец, это могут быть
объекты природного происхождения, например, лицо в (28):
(28) Лица ... людей наделены смыслом. (Ж.-П. Сартр)
вся природа в целом, как в (29):
(29) Надо остаться наедине с природой, погрузиться в неё, чтобы понять ее
внутренний смысл. (Из газет)
и вообще, практически любая ситуация, например наблюдаемая сценка случайного
столкновения прохожих, как в (30):
(30)... здесьоказались сразу: резко пахнущий сырым деревом забор,
фонарь, славная белокурая алютка в голубом в объятьях негра под пламенеющим
небом. Будь нас четверо или пятеро, мы, наверное, отметили бы это столкновение,
...мы посмеялись бы над растерянным выражением двух детских лиц. Но одинокого человека редко тянет засмеяться — группа приобрела для меня на миг
острый, даже свирепый, хотя и чистый, смысл (Ж.-П. Сартр).
Значение же могут иметь только те носители информации, для которых знаковая
функция является если не главной, то по крайней мере побочной, а значит, существуют
правила и договоренности, регламентирующие способ интерпретации таких носителей в
рамках некоторого сообщества. Так, если речь идет о конвенциональных жестах,
общепринятых в рамках некоторого языкового сообщества, то передаваемая ими
информация называется значением, ср.:
(31) Если бы она знала значение этого жеста, она бы оскорбилась.
Если же речь идет об индивидуальном, конкретно-ситуативном способе передачи
информации с помощью мимики и жестов, то употребляется уже слово смысл:
(32) Изредка она наклонениями головы, глазами и улыбками делала мальчику
знаки, смысл которых был таков, чтобы он не глупил и вслух при всех не заговаривал с
Воронюком о таких вещах. Дай, мол, срок, всё устроится само собой, будь спокоен.
(Б.Л.Пастернак)
Если же мы встречаем слово значение применительно к стихийному явлению, то
такое употребление сразу переводит данное явление в разряд знаков по преимуществу, т.е.
намекает на включенность его в какую-то знаковую систему. Так, например, такое
стихийное с материалистической точки зрения, явление, как сон может трактоваться как
имеющее значение:
(33) Ее тревожит сновиденье. Не зная, как его понять, мечтанья страшного
значенье Татьяна хочет отыскать. (А.С.Пушкин)
И это влечет за собой представление о том, что сон — текст на некотором языке,
который можно понять, если знаешь этот язык. Сонники — это не что иное, как “толковые
словари” языка снов. Запахи в общем случае не бывают носителями значения. Мы не
говорим об объекте, обладающем характерным запахом, что он является значением этого
запаха, даже если мы получаем информацию о наличии этого объекта поблизости только
благодаря его запаху (хотя и можем сказать что-то типа Этот запах означает, что
загорелась электропроводка/что здесь курили травку, ср. понятие природного знака-
индекса в семиотике). Другое дело — запахи, специально разрабатываемые парфюмерами,
для которых аромат духов — это не просто свойство, воспринимаемое обонянием, а
сложный знак, состоящий из простых знаков, каждый из которых связан с вполне
определенным содержанием — например, возрастной характеристикой, настроением.
чертой характера и т.п. То есть в этой области, как и в других областях, связанных с
производством предметов потребления, действует определенная семиотическая система,
благодаря чему соответствующие артефакты побочно функционируют как знаки. Тем
самым запах духов попадает в третий выделенный выше класс носителей информации, и
как таковой может быть носителем не только смысла, но и значения:
(34) Тот факт, что мы выводим смысл и значение запахов, относится не
только к компонентам духов, но зачастую и к самим духам. (Из газет)
Таким образом, ограничения на сочетаемость смысла и значения с разными типами
носителей показывают, что концепт значения в обыденном русском языке связан с
презумпцией существования знаковой системы, элементом которой или текстом на языке
которой выступает носитель значения. Концепт смысла такой презумпции не имеет.
Второе измерение, по которому различаются носители смысла и значения, присуще
только знакам по преимуществу и связано со сложностью структуры носителя. Здесь
имеется шкала, полюсами которой являются, с одной стороны, единицы языка, с другой
стороны, — целые тексты на этом языке, а промежуточное положение занимают разной
степени сложности языковые образования — словосочетания, предложения и т.п.
Бросается в глаза обратная зависимость между сложностью структуры выражения и сочетаний смысл закона/пьесы/этой долгой речи сочетания значение закона/пьесы/этой
долгой речи могут быть сочтены правильными только при несемиотическом прочтении
значения. Понять причину этого соотношения мы сможем только после того, как будет
проанализирована сочетаемость данных лексем по другой общей для них валентности —
валентности экспликации содержания.
3.2. Экспликации смысла и значения.
Различие между концептами смысла и значения отчетливо выявляется при
сравнении характера их экспликации (явной или подразумеваемой) при одном и том же
носителе. Рассмотрим для начала такой носитель как слово, потому что именно с этим
типом носителя свободно сочетаются обе лексемы. С другими видами общих носителей
— языковыми выражениями, большими, чем слово, — как было сказано выше, значение
употребляется достаточно редко, и к рассмотрению соответствующего материала мы
обратимся позднее, когда будем располагать результатами анализа “наивных” суждений о
смысле и значении слов.
3.2.1. Значение слова vs смысл слова
3.2.1.1. Значение слова как его словарное толкование (инвариант
интенсионала ).
Когда говорят о значении слова, имеют в виду то его содержание, которое
эксплицируется словарным толкованием. Ср.:
(35) Значенье слова “коса” различно. (В.И. Даль)
(36) Бопре в отечестве своем был парикмахером, потом в Пруссии солдатом,
потом приехал в Россию pour etre outchitel, не очень понимая значение этого слова. (А.С.
Пушкин)
(37) Я мог расслышать массу слов, которые они часто повторяли...; я незаметно
вытащил из сумки свой многоязычный словарь и начал отыскивать слова. Нельзя
сказать, чтобы найденные слова звучали ободряюще, вот значения большинства из них:
“ordog” — дьявол, “pokol” — ад, ”stregoica“ — ведьма, “vroloc“ и “vlkosak“ — значение
обоих слов одно и то же, но одно по-словацки, а другое по-сербски обозначает что-то
среднее между оборотнем и вампиром. (Б.Стокер)
Ясно, что в (35) речь идет о трех прочтениях формы коса, которые известны
каждому носителю русского языка и для всех них одинаковы. Именно эти три прочтения
сопоставляются трем омонимам коса в толковых словарях. В (36) имеется в виду, что
француз Бопре согласился приехать на службу в Россию, даже не зная, какой род
деятельности обозначает русское слово учитель, поскольку иначе в скрытой цитате по-
французски было бы употреблено французское слово, выражающее то же самое или по
меньшей мере близкое содержание. В (37) в качестве экспликаций значения иностранных
слов выступают либо их переводные эквиваленты в родном языке, значение которых
известно его носителю, либо в случае отсутствия точных эквивалентов — толкование на
родном языке. Таким образом, значение слова — это то содержание, та информация,
которая закреплена за ним в данном языке. Используя терминологию лингвистической
семантики, можно было бы сказать, что значение слова — это его виртуальный
сигнификат.
Когда говорят о смысле слова, то, как правило, имеют в виду нечто иное. Что же
именно? Пытаясь дать ответ на этот вопрос, мы выявили по меньшей мере четыре
возможных понимания смысла слова.
3.2.1.2. Смысл слова как его экстенсионал.
Во-первых, экспликацией смысла слова может выступать указание на его
экстенсионал, или денотат. Так происходит в тех случаях, когда предполагается вариативность в оценке границ множества объектов или ситуаций, обозначаемых данным
словом. Ср.:
(38) Вот мы то и дело говорим “партия”. Это слово на уровне бытового
каждодневного сознания... мало для кого означает некую общность в 20 млн. человек.
Реальность эту уловил и четко выразил поэт: “...мы говорим партия, подразумеваем
Ленин”. Ну, а в наши дни — Горбачев ... (такое понимание нашло выражение в формуле
“Партия начала перестройку”). Но не только Горбачев. Еще: ЦК КПСС ...; еще —
обком, горком, райком в лице их секретарей и нанятых служащих. Вот,
пожалуй, и все. Первичная организация воспринимается уже как нечто иное —
принадлежность производства, работы, наряду, скажем, с дирекцией, отделом
кадров, профкомом и т.д.... Я не исключаю, что в будущем слово “партия” в
восприятии населения наполнится каким-то другим смыслом, но сегодня...,
хотел бы под ним подразумевать именно это, массово распространенное содержание.
(Из газет)
Говоря о другом смысле слова партия автор высказывания (38), очевидно, не
предполагал, что изменится разделяемое всеми носителями русского литературного языка
определение выражаемого данным словом понятия, его сигнификат (вследствие чего, в
частности, должен был бы измениться и способ его перевода на другие языки). То, что
может, с его точки зрения, измениться, — это соотнесенность данного имени с объектами
мира дискурса, например оно будет соотноситься со всем множеством членов данной
организации, а не только с его “верхушкой”.
Подобная, так сказать, экстенсиональная, неоднозначность иногда предстает как
полисемия, т.е. наличие у слова двух разных значений. Ср. два значения слова народ (по
словарю Ожегова):1) население страны; 2) основная трудовая масса населения страны. Но
чаще такая неоднозначность “не дотягивает” до языковой полисемии. Так экстенсионал
слова боярство — это либо множество всех представителей высшего сословия древней и
средневековой Руси, либо его собственное подмножество — бояре, состоящие на службе у
князя, в отличие, например, от новгородских или митрополичьих бояр (см. Средневский
1958: 160-162). Именно этот аспект семантики слова уточняет А.С.Пушкин, употребив его
в контексте, допускающем оба понимания:
(39) Не Ф(едор), а Языков, т.е. меньшое дворянство, уничтожило местничество и
боярство, принимая сие слово не в смысле прид [ ворного ] [?] чина, но в смысле
а [ ристокрации ]. (А.С.Пушкин)
Тем не менее в толковых словарях русского языка боярство фигурирует как
однозначное слово, обозначающее “внешний слой господствующего класса” (Ожегов), что
вполне допустимо, поскольку в большинстве случаев неоднозначность указанного типа
легко разрешается за счет контекста, ближайшего языкового (например, за счет
ограничительных определений), либо широкого, включающего знание соответствующих
исторических реалий.
В отечественной лексикологии говорят в таких случаях о диффузности значения. В
англоязычной лингвистической семантике используется термин vagueness — “нечеткость,
размытость”. Нечеткость данного рода встречается, во-первых, у собирательных
существительных типа народ, партия, боярство и т.п., которые могут обозначать как
некоторое множество, так и его собственное подмножество. При этом возможны
различные соотношения множества и подмножества. Так, народ используется для
номинации всего множества и его основной части в противовес некоторой выделенной
группе, а партия и боярство — для номинации всего множества и его меньшей
выделенной группы в противовес основной части. Во-вторых, такая нечеткость в
принципе возможна у любого имени класса объектов, в пределах которого выделимы
подклассы, различающиеся по какому-либо признаку, но не имеющие в обыденном языке отдельных однословных наименований. Так, о двух экстенсионалах слова герб рассуждает
автор следующего текста:
(40) Герб — это условное изображение, являющееся символом и отличительным
знаком государства, города,... рода или отдельного лица... Термин “герб” употребляется
и в более узком смысле, рожденном традициями западноевропейской геральдики, — как
графическое изображение, которое имеет определенную композицию, состоит из ряда
строго принятых элементов и построенной по установленным правилам.
Здесь имя сначала вводится с более обычным для него экстенсионалом, а затем
сообщается, что в определенных контекстах под ним может подразумеваться только
подмножество данного множества — класс, стоящий на ступень ниже в таксономии
объектов. Мысль говорящего может двигаться и в противоположном направлении,
перенося имя на ступень выше в таксономической иерархии. Так, если усмотреть нечто
общее между искусством, религией и психотехнической практикой, и объединить их в
один общий класс по этому признаку, то этот класс за отсутствием подходящего
наименования можно назвать психотехнической практикой, ср.:
(41) ...человековедение — это не только... наука, но и искусство, религия, самые
разнообразные, понимаемые в широком смысле слова психотехнические практики, в
которых накоплен значительный опыт. (В. П. Зинченко)
Неоднозначности подобного рода в обыденном языке осмысляются как наличие у
одного слова двух смыслов, для различения которых используется антонимическая пара
прилагательных широкий — узкий. Основанием для данной метафоры, по-видимому,
служит тот факт, что широкий смысл охватывает больше сущностей, нежели узкий.
Заметим, что когда нечеткость переходит в ранг полисемии, как в случае с народом,
исчезают модификации соответствующего имени с помощью фраз в широком/узком
смысле, ср. аномальность следующих примеров:
(42)?Наш народ в широком смысле стремится к миру.
(43)?Народ в узком смысле оказался ограбленным.
3.2.1.3. Смысл слова как вариант его интенсионала.
Во-вторых, экспликацией смысла слова может служить уточнение его
интенсионала, или сигнификата, или понятийного содержания. Кстати, именно в таких
случаях часто в качестве синонима выраженияя смысл слова выступает выражение смысл
понятия, напр.,
(44) Словарь раскрыл бы глубокий, не сводящийся только к красоте, тем более к
красивости смысл понятия прекрасного.
(45) В понятие “экономическая реформа” лидеры каждой республики-
государства вкладывают свой произвольный смысл.
Очевидно, что и в данном случае речь идет о нечеткости, размытости значения
слова, только акцент делается не на различие объема экстенсионала, а на различие
интенсионалов, соответствующих разным употреблениям одного и того же слова. Иными
словами, речь идет о вариативности того набора признаков, которые являются
критериальными для отнесения данного объекта или явления к некоторому классу,
обозначаемому данным словом. Здесь опять можно использовать для примера слово
партия, чтобы подчеркнуть отличие интенсиональных вариантов смысла этого слова от
экстенсиональных. Точнее, не слова, а терминологического словосочетания политическая
партия. Когда говорится:
(46) КПСС не была политической партией в собственном смысле этого
слова, как общественное движение, массовая демократическая организация. (Из газет)
то имеется в виду что свойства данной организации не вполне соответствовали
тому набору свойств, который характеризует типичного, эталонного, прототипического
представителя данной категории: каких-то свойств недостает, например, массовости и
демократичности, а какие-то лишние, например, осуществление типично государственных
функций. Таким образом, в обыденном языке отражается представление о том, что слово
может в одном и том же своем значении иметь множество интерпретаций, одна из которых
имеет особый статус, соотносясь с прототипом, эталонным представителем данной
категории. Эта интерпретация называется собственным или точным смыслом (слова).
Когда же говорят о некотором, определенном, каком-то и т.п. смысле слова, то имеют в
виду как раз не прототипическую, а любую другую возможную интерпретацию. Ср.
следующий пример:
(47) ... представление о том, что в действительности предмет соединен с
признаком и т.д. является иллюзией... То, что соединено, должно быть в каком-то
смысле отдельным; но... не может быть (в действительности) предметов без
признаков, как и признаков без предмета. (И. Б. Шатуновский)
Очевидно, что “отдельность” соединенных сущностей не является типичным
примером, образцом “отдельности”. Прототипическая “отдельность” некоторой сущности
предполагает либо удаленность ее в пространстве и(или) во времени от каких-то других,
либо наличие преграды между ней и ей подобными. В случае соединенности двух
сущностей разного типа в определенной точке пространственно-временного континуума (
в данном случае соединенности предмета с его признаком) не может быть речи о какой-
либо удаленности одной из них от другой, и, следовательно, они не отдельны в
собственном (=прототипическом) смысле. Но, с другой стороны, “соединенность”
сущностей предполагает их раздельное существование до момента соединения (такова
ингерентная пресуппозиция предиката быть соединенным), и следовательно, в какой-то
момент времени, предшествующий времени предикации “соединненности”, эти сущности
должны иметь раздельное существование, а это и значит быть отдельным, но уже не в
прототипическом, а лишь в каком-то (=периферийном) смысле.
Тип слов, которые обыденный язык трактует как имеющие много разных смыслов,
там, где словари фиксируют одно значение, — это абстрактная лексика типа помощь,
реформа, самостоятельность, альтернатива, пророчество, ошибка и т.п. Рассмотрим
следующий пример:
(48) Все как один речь вели о самостоятельности организации. Слово-то одно —
“самостоятельность”, а смысл в него оппоненты вкладывали диаметрально
противоположный. (Из газет.)
Здесь речь идет, конечно, не о разных словарных толкованиях слова
самостоятельность, а о том, какое конкретное множество прав оппоненты признавали
необходимым и достаточным для применимости данного слова.
Можно было бы вслед за Е. В. Падучевой [4] назвать подобные слова лексикой
вторичной номинации. Все они информационно недостаточны, так как открывают
слишком большой простор для интерпретатора в выборе, так сказать, первичных
номинаций конкретных ситуаций, лежащих в основе данного обобщающего
наименования. Не случайно в качестве реакции на высказывание с подобным словом
вполне уместен уточняющий вопрос, часто формулируемый именно в форме В каком
смысле?, ср. аномальность второй реплики в (49 а) при правильности ее в (49 б):
(49) а.— Университет получил орден Дружбы народов.
— *В каком смысле?
б.— Университет получил самостоятельность.
— В каком смысле?
Для таких слов уже трудно разделить интенсиональный и экстенсиональный
аспекты семантической вариативности.
<…>
В-третьих, объяснением смысла слова может считаться раскрытие его внутренней
формы, словообразовательной мотивации, т.е. ответ на вопрос, почему у слова, имеющего
данное значение, оказалась именно такая форма. Ср.:
(51) В изначальном смысле слово “культура” связано со словом “почитание”.
(Из газет)
(52) Вникая в некоторые слова, в их звучание, мы находим их
первоначальный смысл. Слово призвание” родилось от слова “зов” (К.
Паустовский).
3.2.1.5. Смысл слова как его коннотации.
В-четвертых, под смыслом слова могут подразумеваться коннотации, то есть
связанные с ним в сознании говорящих представления как фактического, так и оценочного
характера (см. Апресян 1974: 67). Понимаемый таким образом смысл можно, пользуясь
метафорой писателя Д. Данина, сравнить с эхом, которое раскатывается от слова и
качество которого зависит от социального рельефа жизни вокруг. Ясно, что такого рода
смысл наиболее интересен у так называемых “идеологических” и “культурных” слов. Ср.:
(54) Дягилевский центр ставит своей задачей возвращение высокого смысла
слову “меценат”. (Из газет.)
Ясно, что речь идет о том, что центр на деле продемонстрирует, что частные лица,
осуществляющие финансовую поддержку работников искусства (что составляет
сигнификативное значение слова меценат, его понятийное содержание) приносят
художникам и обществу в целом большую пользу, и в сознании носителей языка долгое
время связанные с этим словом отрицательные, пренебрежительные коннотации (меценат
унижает человеческое достоинство художника, высокомерен, некомпетентен и т.п.)
сменятся на положительные, высокие, которые, по мнению автора высказывания, были
присущи этому имени нарицательному в прошлом.
“Культурные” слова могут быть связаны не только с оценочными коннотациями,
но и с оценочно нейтральными представлениями о типовых свойствах обозначаемых
сущностей или типовых сценариях с их участием. Ср.:
(56) Литератор в полном смысле слова, несколько беспечный и гордый, Арно не
заботился более ни о своей будущности, ни о благосклонности своего покровителя
(А.С. Пушкин).
(57) Множество тому подобных картин роилось в моей голове, но везде я был
первым лицом, торжествующим или погибающим героем. Слова “герой”, конечно, я
тогда не знал, но заманчивый смысл его ясно выражался в моих фантазиях.
(С.Т.Аксаков)
Ясно, что описание сигнификата слова литератор сводится к экспликации
соответствующего “рода деятельности”, а типичные для людей этой профессии черты
личности типа беспечности и гордости, безусловно, в него не войдут, так как не являются
необходимыми и достаточными условиями применимости данного слова. Это именно его
коннотации, и если некоторое лицо не только занимается соответствующей
деятельностью, но и имеет черты характера, ассоциируемые с представителями данной
профессии, то о нем можно сказать, что он не просто литератор, а литератор в полном
смысле слова. Как бы мы ни описывали сигнификат слова герой, ясно, что наше описание должно формулироваться в терминах достаточно абстрактных семантических признаков,
которые будут применимы к любым вариантам “геройства” (ср. подходящие к данному
контексту значения слова герой, указываемые в словаре [7]: ‘исключительный по
смелости или по своим доблестям человек’; ‘лицо, привлекающее к себе внимание в
течение известного времени’). Конкретные образы типовых “героических ситуаций”,
стереотипов поведения героя в данной культуре — это уже коннотативный компонент
семантики слова герой, и именно такие конкретные образы возникали в сознании Багрова-
внука, при том, что он еще не успел связать их со словом герой.
Итак, в ходе анализа экспликаций разного типа “содержаний” слова мы наблюдаем
отчетливую тенденцию к противопоставлению значения как закрепленного за данной
единицей языка относительно стабильного во времени и инвариантного содержания,
знание которого входит в знание данного языка, смыслу как связанной со словом
информации, изменчивой во времени, варьирующей в зависимости от индивидуальных
особенностей коммуникантов, знание которой не обязательно для знания языка. Mutatis
mutandis аналогичное противопоставление прослеживается и на материале экспликаций
содержания более сложных языковых выражений — фраз, высказываний, текстов.
3.2.2. Значение фразы vs смысл фразы
Под фразой мы имеем в виду свободное словосочетание любой конструкции. В
обыденном языке выражения такого типа могут называться по-разному: фразами,
словосочетаниями, словами, словом, формулами и т.д.
В нашем корпусе встретилось очень мало примеров употребления слова значение
применительно к фразам. Но во всех этих случаях речь идет о той интерпретации, которая
может быть сопоставлена фразе исходя из знания данного языка.
В случае устойчивых и идиоматичных словосочетаний, которые являются
воспроизводимыми единицами, подобными словам, и содержание которых не выводится
из значений составляющих их слов по общим правилам взаимодействия значений, речь
идет о той информации, которая приписывается этим фразам в соответствующих
словарях: словарях крылатых слов, пословиц, фразеологических словарях. Так, говоря об
одном из крылатых слов, автор словаря пишет:
(58) Выражение употребляется в значении ...
Ни одного бесспорного примера на употребление слова значение применительно к
свободным словосочетаниям нам не встретилось, но с некоторой долей сомнения к
таковым можно отнести пример (59):
(59) Значенье надписи этой не ясно (В. И. Даль)
Денотатом слова надпись может, в принципе, быть любая последовательность
знаков, например короткая и без пробелов, которая будет восприниматься как одно слово,
или содержащая пробелы и подобная тем самым фразе или высказыванию, или нечто,
видом своим напоминающее целый текст. Но как бы то ни было, (59) понимается как
утверждение о том, что содержание надписи является недоступным из-за того, что
неизвестен язык, на котором она сделана. Представим себе две ситуации. В одной
ситуации перед нами табличка или указатель с надписью “зеленые идеи”, а в другой – с
надписью “зельд эйдос”. В обоих случаях нам неясно, что хотел сказать тот, кто сделал
эти надписи, но только вторую ситуацию, когда надпись не прочитывается на известном
нам (в данном случае русском) языке, мы можем описать с помощью (59), тогда как
применительно к первой употребим выражение (60):
(60) Смысл этой надписи неясен.
Поскольку обсуждение содержания фраз с точки зрения информации,
закодированной в них средствами данного языка, возникает, как правило, либо в
контексте лингвистических исследований, либо в контексте обучения иностранным
языкам, а вне этих контекстов возникает весьма редко, мы и не находим соответствующих употреблений в обыденном дискурсе. Здесь обсуждается другая, не сводящаяся к
языковым конвенциям ипостась содержания фраз, именуемая смыслом.
Как и в случае со словом, под смыслом фразы могут пониматься разные вещи.
Это может быть интерпретация фразы, включающая информацию о референции
входящих в состав фразы термов. Рассмотрим следующие примеры:
(61) Сегодня принятым стало словосочетание – “ наполнитьсоветскую
федерацию новым содержанием”. Однако само по себе частое употребление еще не
наполняет эту формулу конкретным смыслом. Два главных вопроса: “В чем должна
состоять новизна?” и “От кого должно исходить наполнение?” – требуют четких
ответов. (Из газет.)
(62) ...писатель в своем повествовании идет на такое сомнительное
расширение словосочетания “прокляты и убиты”, что оно приобретает смысл ,...
пугающий фронтовиков... (Из газет.)
Фраза, смысл которой обсуждается в (61), вполне однозначна с точки зрения
трансляторной семантики, не предполагающей, в отличие от теоретико-модельной,
интерпретацию выражений языка на некоторой модели мира, то есть обращение к их
референтам (денотатам). В зависимости от ответов на вопрос о референции терма новое
содержание (то есть другое, отличное от теперешнего, содержание, но какое конкретно?)
и о референте нулевого подлежащего при инфинитиве (кто конкретно должен
“наполнять”?), мы получим множество разных смыслов – проекций языкового значения
фразы на действительность. Референт нулевого подлежащего (при сказуемом,
выраженном страдательным причастием в названии произведения – “Прокляты и убиты”),
оказывается в центре внимания и в примере (62): если верно, что в число тех, кто был
проклят и убит, следует включать всех воинов, павших на войне, то это и сообщит фразе
абсолютно неприемлемый для большинства людей смысл: защитники Родины погибли в
наказание за какие-то ведомые автору грехи.
<…>
3.2.3. Значение высказывания vs смысл высказывания
Под высказыванием здесь понимается отрезок речи, равный предложению. В
обыденном языке выражение этого типа имеет ряд номинаций. Среди них есть
обобщенные: высказывание, фраза, слова, речи, и конкретизирующие высказывание по
его иллокутивной функции: вопрос, угроза и т.п.
Как отмечалось в заключении раздела 3.1., данный тип языкого выражения крайне
редко является носителем значения. Учитывая те выводы о противопоставлении значения
и смысла, которые были получены на материале слов и фраз, этот факт становится вполне
объяснимым. Предложение-высказывание, если это не целиком воспроизводимая единица
типа пословицы, поговорки, речевого клише и т.п., не является единицей языковой
системы. Информация, которую оно передает, не хранится в памяти носителя в готовом
виде, а создается в процессе речевого акта. Поэтому информация, передаваемая
высказыванием в нормальном случае (а не в искусственных ситуациях типа упражнений
по переводу изолированных предложений), погружена в контекст, в котором она и
подвергается истолкованию, экспликации. В зависимости от контекста эта информация
уточняется, модифицируется по сравнению с тем содержанием, которое могло бы быть
приписано изолированному от контекста предложению на основе знания значений
составляющих его слов и синтаксических отношений между ними. Одному предложению-
высказыванию может быть сопоставлено много разных содержаний в зависимости от
контекста его употребления. В свете сказанного выше, не должно вызывать удивления то,
что эти многообразные варианты прочтения одного и того же высказывания именуются в
обыденном языке смыслами. Тогда под значением высказывания можно понимать тот
«псевдосмысл», по терминологии В.А. Звегинцева [Звегинцев 1976:188-209], который информации. Естественно, что за пределами лингвистических работ значение
высказывания редко становится предметом обсуждения. Тем не менее, когда есть
необходимость подчеркнуть различие между «поверхностной», основанной только на
собственно языковых знаниях интерпретацией высказывания, и его действительным для
данной ситуации, т.е. актуальным содержанием, то для первой может использоваться
слово значение. Так, в хрестоматийном стихотворении М.Ю. Лермонтова, «Есть речи...», в
котором речи вполне можно понимать как высказывания, в центре внимания оказывается
именно различие между поверхностным пониманием речи на уровне того, что сказано
(значением), и проникновением в суть сказанного на основе того, кем и как это сказано
(говоря сухим языком лингвистических терминов, в каком ситуативном и
паралингвистическом контексте):
(68) Есть речи — значенье
Темно иль ничтожно,
Но им без волненья
Внимать невозможно.
Как полны их звуки
Безумством желанья!
В них слезы разлуки,
В них трепет свиданья!
То, что на уровне сказанного представляется невразумительным (темно) или не
стоящим внимания (ничтожно), для тонко чувствующего интерпретатора может
содержать чрезвычайно ценное лирическое послание (Не кончив молитвы, на звук тот
отвечу и брошусь из битвы ему я навстречу).
Очевидно, что замене в отрывке (68) значения на смысл препятствует не только
метрика стиха, но и семантика соответствующих слов. Смыслом могло бы быть названо в
данном контексте именно то глубинное содержание высказывания, которое «не встретит
ответа средь шума людского». Не противоречит вышесказанному и принятая в
литературоведении трактовка данного стихотворения как посвященного поэзии.
Действительно, поэтическое высказывание значит гораздо больше, чем то, что передает
языковой код (= значение). Для его подлинного понимания важно не только и не столько
то, что сказано, ни то, как это сказано (см. известное определение поэтической функции
языка как направленной на сам языковой код у Р.Якобсона [Якобсон 1975]). О разнице
между значением и смыслом поэтического произведения, являющимся уже не просто
высказыванием, а целым текстом, речь пойдет в соответствующем разделе.
Как сказано выше, план содержания высказывания по самой своей сути
вариативен, не фиксирован в такой степени, в какой может быть фиксирован план
содержания слова в лексической системе языка. Поэтому не удивительно, что это
нефиксированное, не полностью конвенцинализированное содержание, требующее учета
разнообразной экстралингвистической и конситуативной информации, именуется
смыслом. Экспликации (прямые или косвенные) смысла высказывания позволяют
увидеть, какие аспекты передаваемого содержания входят в это понятие помимо
абстрактного языкового значения соответствующего предложения.
Во-первых, экспликацией смысла высказывания может быть прояснение
референтной отнесенности употребленных в нем термов. Рассмотрим следующие
примеры:
(69) Поэтому я очень надеюсь, что автор открытого письма... задумается над
смыслом собственной угрозы: «Каждому из нас придется отвечать за свою
деятельность». (Из газет)
(70) Борис Леонидович, оперев палку о стол, сказал вроде бы нам обоим, а по
смыслу — Тусе: «Не сердитесь, что Вас еще обременит эта важная для меня тяжесть:
когда она станет тяжелее, я притащу ее в «Знамя»...(Д. Данин).
В (69) обсуждается смысл высказывания с квантором общности. Терм каждому из
нас, как и местоимение мы, употребляется и инклюзивно (и тогда его референтом
является множество, в которое включает себя сам говорящий) и эксклюзивно (говорящий
использует это местоимение в риторических целях, полагая, что адресат понимает, что
сам говорящий не входит в обозначенное множество). Автор угрозы, очевидно,
использовал кванторное выражение риторически (иначе его высказывание не было бы
угрозой — себе не угрожают), а автор примера обращает внимание на другой смысл
данного выражения. В (70) уточнением смысла высказывания выступает указание на
референт местоимения Вы, которое в принципе могло относиться к обоим слушающим (и
паралингвистически, видимо, так и было оформлено), но по существу относилось только к
«Тусе», поскольку именно ее как редактора прозы должна была “обременить” рукопись, о
которой идет речь.
Во-вторых, как показывают примеры (71) и (72), смыслом высказывания
называется такая его интерпретация, которая предполагает сопереживание, максимальную
интеллектуально-эмоциональную вовлеченность, «включенность» адресата, серьезное
отношение к предмету речи. Отсутствие такого отношения лишает высказывание смысла:
(71) И впервые обрел реальный, а не условно-ритуальный смысл вопрос: а
насколько привлекательна и осуществима программа, посредством которой КПСС
намеревается завоевывать «голоса избирателей»? (Из газет.)
(72) Если раньше, как свидетельствует литература, подчас достаточно было
сказать зарвавшемуся типу: «Да ты Бога-то побойся» или «Как вам людей не
стыдно»..., чтобы как-то смягчить произвол, то в новое время такие слова, хотя и
повторялись по привычке, потеряли всякий смысл. (Из газет.)
В (71) и (72) представлены два противоположно направленных процесса
семантического изменения, которые не фиксируются в сколь угодно подробных
описаниях языка и которые могут быть установлены только в процессе исследования
речевых произведений в общем контексте культуры соответствующих исторических
периодов: повышение значимости некоторого высказывания для членов социума в
контексте конкретного социально-политического изменения (возникновение
мнгогопартийности) и утрата значимости высказывания, связанная с изменениями в
духовной сфере. Можно в этой связи говорить о двух режимах интерпретации, которые
мы условно обозначим как «пропускать мимо ушей» и «принимать близко к сердцу».
Уместно здесь вспомнить и о перлокутивном эффекте высказывания, который в первом
случае «стремится к нулю», а во втором — приближается к максимуму.
Кроме того, смыслом высказывания часто называется информация, которая
присутствует в нем в скрытом виде и может быть выведена из него путем умозаключения,
опирающегося на определенные дополнительные посылки. Понимаемый таким образом
смысл противопоставлен «тому, что сказано» — содержанию высказывания,
непосредственно выраженному языковыми средствами (последнее в обыденном языке
называют прямым или буквальным смыслом высказывания). При этом смысл выступает
как скрытое и более важное, а «то, что сказано» — как явное и менее важное. В случае
сознательного использования косвенных способов передачи информации, например, при
намекании (см. [Кобозева, Лауфер 1988]) смысл — это то, что на самом деле имел в виду
говорящий, суть высказывания, а «то, что сказано» — лишь средство. Нередко то, что
интерпретатор распознает как смысл сказанного, не совпадает с действительным
замыслом автора интерпретируемого высказывания (типология операций, производимых
интерпретатором чужого высказывания над его буквальным, языковым пониманием
рассматривается в [Кобозева, Лауфер 1994]). Ниже следуют два примера, в которых
смысл высказывания трактуется именно как скрытое, постигаемое путем умозаключений
содержание:
(73) Именно потому, что много зла кругом, и есть непочатый край работы добру.
В этом и есть и есть смысл знакомых нам слов: «Русь! чего же ты хочешь от меня?
какая непостижимая связь таится между нами?». (Из газет.)
(74) Сталин грубо оборвал... лекцию академика, закончив аудиенцию
словами: «Вы свободны, гражданин Вавилов...» Не мог ли Николай Иванович уже в ту же
минуту ощутить зловещий смысл завершившей разговор фразы. (Из газет.)
В (73) смысл высказывания Гоголя эксплицируется в виде его истолкования,
формально весьма далекого от того, что сказано. Очевидно, что прийти к такому смыслу
можно только путем умозаключения, опирающегося на ряд посылок о России, о личности
Гоголя и т.п. В (74) смысл реплики Сталина не эксплицирован, но из контекста ясно, что
имеется в виду скрытая в ней угроза репрессий, которая, как известно, и была приведена в
исполнение.
<…>
Обобщая проанализированный материал, мы можем сказать, что под смыслом
высказывания в обыденном языке понимается тот или иной аспект проекции его значения
(= «того, что сказано») на действительность. Аналогично слову и фразе, смысл
высказывания противопоставлен его значению как содержание изменчивое, субъективное,
зависимое от конкретной ситуации содержанию стабильному, объективному,
обусловленному языковыми конвенциями.
Таким образом, и на уровне текстов смысл, в отличие от содержания (= значения),
трактуется обыденным сознанием как проекция плана содержания языкового выражения
на действительность, включая сюда и сознание интерпретатора с присущими ему
представлениями о мире и системой ценностей. Количество таких проекций в принципе
не ограничено, но, если исключить случаи намеренной неоднозначности, лишь одна
обычно подразумевается автором текста и расценивается им как правильная.
Завершая анализ экспликаций значения (содержания) и смысла текста, мы можем
сделать вывод о том, что и на этом уровне инвариант семантического противопоставления
этих категорий сохраняется: смысл противостоит значению как неконвенциональное, не
собственно языковое содержание конвенциональному, собственно языковому.
Поиск по сайту: