Раздел 1. Смысловая структура текста

Смысловая структура текста. Лексикология

Язык и закон: к истории отношений…

1. К началу нового учебного года вышел весьма нашумевший приказ Министерства образования и науки Российской Федерации (регистрационный № 14483), утвердивший в качестве основных источников сведений о современной литературной норме четыре словаря, составленных, кстати, очень авторитетными учеными.

2. Заслуживает ли это событие того особого внимания, которое уделяется ему средствами массовой информации?

3. Очевидно, заслуживает, если новость всерьез взволновала общественность, которую обычно не особенно беспокоят не только тенденции развития современного русского языка и литературной нормы, но и привычные — как в повседневной, так и в официальной речи — просторечные «дОговоры», «дОбычи», «флюорографИи» и «бантЫ».

4. Будучи лингвистом и преподавателем, потерявшим много сил в неравной борьбе с языковой распущенностью молодых сограждан, не могу не задаться вопросом, как такое случилось… Как случилось, что многие носители языка, которые — уж простите — всегда чихать хотели не только на всякие «жАлюзи» и «квАрталы», но и на куда более опасные и для языка, и для взаимопонимания между теми, кто на этом языке говорит, грамматические и лексические ошибки — например, на «обилеченных» пассажиров, «обалконенные» квартиры и «озаборенные» дачные участки, вдруг оказались столь непримиримы в отношении некоторых новых — и, кстати, не основных, а всего лишь допустимых — вариантов употребления отдельных слов?

5. Однако среди негодующих и недоумевающих есть и немало грамотных людей, чей интерес к судьбе родного языка глубок и искренен (не «искрен» — это ошибка), чье беспокойство обусловлено не мелочным желанием похвастаться личной, весьма, между прочим, сомнительной, культурой, а подлинной заботой о культуре своего народа, которая, как известно, неизменно отражается в том, что и как этот самый народ говорит. И именно с этими людьми мы, не тратя зря энергии на праздное возмущение, попытаемся обсудить некоторые действительно серьезные вопросы. Итак…

6. Вопрос первый. Как рядовым носителям языка относиться к упомянутому указу? Как этот указ изменит наши представления о грамотной русской речи?

7. Ответ. Никогда еще система языка не регулировалась приказами и указами. И не будет. Ни правительство, ни даже ученые-филологи, вопреки распространенному мнению, языком не управляют и ничего в нем не создают. Просто примем к сведению, что литературная норма — это не некая догма, которую придумали языковеды специально для того, чтобы осложнить жизнь всем остальным. Литературный язык — это не все, что мы говорим, читаем, слышим и пишем (это самое «все» называется общенародным языком — и оно значительно больше литературного). Литературный язык — только лучшая, но не бОльшая, часть общенародного языка, которая подчиняется особым — литературным — нормам и правилам. И возникает литературная норма не вдруг, не по приказу министерства, а в результате долгого исторического развития и языка, и народа с его языковым сознанием, и государственной системы.

8. Вопрос второй. В каких отношениях с системой языка находятся те самые спорные нормы, отраженные в рекомендованных министерством словарях, и не «испортят» ли они нашу литературную речь?

9. Ответ. Думаю, имеет смысл еще раз напомнить читателям, что средний род у слова «кофе» словарь отражает только как допустимый, а отнюдь не основной вариант нормы. То же касается и других раздражающих умную общественность примеров. Никакая норма не живет вечно: это закон существования любого языка. В любом школьном и вузовском учебнике, сказано, что назначение языка в том и состоит, чтобы отражать действительность. А действительность, как известно, меняется — и меняется непрерывно. Стало быть, бедный наш язык, чтобы быть адекватным упомянутой действительности, тоже обязан меняться непрерывно — вместе с ней. Иначе «умрет», как латынь. Значит, языковая норма изменяется, следуя за изменениями в сознании носителей языка. И словари эти изменения ВСЕГДА ОТРАЖАЛИ И БУДУТ ОТРАЖАТЬ — они, собственно, для того и издаются. Фактически язык постоянно существует между двумя нормами: уходящей, но еще действующей, еще «живой» — так называемой старшей — и новой, уже активной, но пока не всеми освоенной — младшей. Так, следуя за тенденциями в живой разговорной речи, когда-то изменили родовую принадлежность слова ботинок (была ботинка), тапочек (была тапочка), вуаль (это был он) и многие другие.

10. Вопрос третий. Как теперь следует говорить и писать взрослым?

11. Ответ. Языковая норма угнетаема противоположными стремлениями: с одной стороны, она старается быть устойчивой и для всех понятной, с другой — пытается соответствовать переменам в мире и сознании народа. А это значит, что норма все время балансирует между жесткостью и толерантностью; она то диктует что-то носителям языка, то стремится им угождать. В задачу составителя словаря входит и установление того, какое из стремлений нормы на данном этапе развития языка оказывается более сильным: к жёсткости или к толерантности. Иногда представления об этом у лингвистов и у народа не совпадают. Так, безусловно, трудно понять, почему новый словарь оказался столь мягок (неоправданно, как показывает реакция общественности) по отношению к просторечному «дОговору», что, между прочим, противоречит закрепившемуся в литературном языке представлению о том, что производные слова сохраняют ударение производящего (то есть при таком ударении в существительном производящий глагол должен иметь ударение тоже на первый слог: «дОговориться»… хм…). Поэтому есть основания полагать, что практика речи — и разговорной, и книжной — в недалеком будущем сама разрешит эти противоречия, а в словарях останутся только те варианты, которые действительно будут отвечать потребностям носителей языка.

12. Вот и все, читатели. Будущее языка, как всегда, было и остается в наших умеренно надежных руках.

(Наталья Аксарина, Парламентская газета «Тюменские известия», 24.09.2009)

Поиск по сайту: