МИСТЕР И МИССИС ПАТТЕРСОН

Мистер Гораций Паттерсон был когда-то преподавателем и променял место учителя на место эконома. Это был заядлый латинист, а в Англии язык Вергилия и Цицерона далеко не пользуется таким уважением, как во Франции, где он играет видную роль в университетских кружках. Правда, французский язык ведет свое начало от латинского, чего нельзя сказать про наречие сынов Альбиона, и, быть может, благодаря этому во Франции латинский язык не будет изгнан ради новых языков.

Хотя мистер Паттерсон и не был больше преподавателем, в душе он оставался верен культу древних римлян. Он посвящал свои математические способности, точность и методичность административной части Антильской школы, но в то же время твердо помнил цитаты из Вергилия, Овидия и Горация. Присущие ему аккуратность и даже мелочность делали его образцовым экономом, от которого не скрылись бы никакие тайны дебета и кредита, ни малейшие детали административной отчетности. Когда-то он получил награду за экзамены по древним языкам, теперь он мог бы с успехом выйти победителем в конкурсе по бухгалтерии и составлению смет школьного бюджета.

Более чем вероятно, впрочем, в случае, если мистер Ардаг, составив себе состояние, уйдет на покой, то Антильская школа, процветающая под его управлением, перейдет в руки вполне достойного преемника, Горация Паттерсона.

Мистеру Горацию Паттерсону было сорок лет с небольшим. Скорее кабинетный ученый, чем любитель спорта, он отличался, однако, прекрасным здоровьем, так как никогда не предавался никаким излишествам: у него был прекрасный желудок, здоровое сердце, превосходные легкие. Всегда скромный, сдержанный, уравновешенный, никогда не скомпрометировавший себя ни словом, ни поступком, практичный человек и теоретик в одно и то же время, никого никогда не обидевший, снисходительный к другим, мистер Паттерсон умел владеть собой.

Ростом немного выше среднего, с узкими плечами, он не отличался красотой движений, а походка у него была неуклюжая. Говорил он несколько напыщенно, сопровождая свою речь жеманными жестами. По природе серьезный, он улыбался, когда находил, что это прилично случаю. У него были синие, выцветшие и близорукие глаза, и он носил поэтому на довольно-таки почтенных размеров носу очки с очень сильными стеклами. Он конфузился за свои чрезмерно длинные ноги, ходил, усиленно откидывая носки, а когда неловко опускался на стул, присутствующими невольно овладевал страх, что вот-вот он растянется во весь рост.

У мистера Паттерсона была жена, миссис Паттерсон, женщина неглупая и без всяких претензий на кокетство. В то время ей было лет тридцать семь. Она не замечала странностей или смешных сторон своего мужа, а он, в свою очередь, умел ценить ее заслуги, когда она помогала ему в бухгалтерских работах. Из того, что эконом Антильской школы был математиком, еще не следует, чтобы он был небрежен в своей манере одеваться. Тот, кто подумал это, ошибся бы. Его белый галстук был всегда тщательно завязан, сапоги с лакированными носками блестели, рубашка была крепко накрахмалена — да и сам-то он был весь точно накрахмаленный — брюки безупречно черного цвета, жилет, точно у клерджимена, а широкий, длинный, до колен, сюртук застегнут на все пуговицы.

Мистер и миссис Паттерсон занимали в школьном здании уютную квартирку в шесть комнат, помещавшуюся в первом этаже. Часть окон выходила во двор, другая в сад с тенистыми вековыми деревьями и красивыми зелеными лужайками.

От директора мистер Паттерсон прошел к себе домой. Шел он не спеша, как бы желая основательно обдумать дело. Имея привычку верно оценивать вещи, видеть их под надлежащим углом зрения и взвешивать в каждом деле все за и против, как он подводил баланс между дебетом и кредитом в своей большой приходно-расходной книге, мистер Паттерсон довольно быстро пришел к следующему заключению — пускаться в дальнее плавание, не обдумав дело, нельзя.

И вот, прежде чем вернуться в свою квартиру, мистер Гораций Паттерсон сделал сто шагов по пустынному в этот час дня двору; шел он прямой, как громоотвод или как столб, останавливался, снова продолжал путь, то держа руки за спиной, то скрестив их на груди, с глазами, устремленными, казалось, далеко за пределы стен, окружавших Антильскую школу.

Прежде чем отправиться поговорить с миссис Паттерсон, он не мог удержаться, чтобы не вернуться в свою контору и кончить прерванные утром счета. Когда он проверит еще раз счет, ему легче будет на свободе, отрешившись от всяких забот, обсудить все выгоды сделанного ему директором предложения.

На все это понадобилось очень мало времени. Из своей конторы он поднялся на следующий этаж в момент, когда ученики выходили из классов.

Тотчас же составилось несколько групп учеников; в одной из них были девять лауреатов. Казалось, они были уже на пакетботе «Резвый», в нескольких милях от Ирландии, в открытом море. Нетрудно догадаться, о чем они так оживленно разговаривали.

Что они поедут на Антильские острова, им было известно, но оставался открытым другой вопрос: будет ли их кто-нибудь сопровождать на всем протяжении путешествия туда и обратно? Они и сами думали, что отпустить их одних не решатся. Но выбрала ли кого-нибудь для этой цели мисс Кит лен Сеймур или же она предоставила выбор подходящего лица мистеру Ардагу? Едва ли сам директор найдет возможным ехать с ними лично в это время учебного года. Так кому же поручат сопровождать их? Кого-то выберет мистер Ардаг?

«Уж не мистер ли Паттерсон поедет с нами»? — пришло в голову некоторым из них. Конечно, неизвестно, согласится ли эконом, спокойный домосед, никогда не покидавший домашнего очага, изменить свои привычки, расстаться на несколько недель с миссис Паттерсон. Неизвестно, возьмется ли он за эту ответственную обязанность. Едва ли.

Как мистер Паттерсон был несколько удивлен предложением директора, так и миссис Паттерсон, разумеется, удивится не меньше, когда муж сообщит ей обо всем. Никому и в голову не могло прийти, чтобы возможно было разлучить хотя бы всего на несколько недель два так тесно сжившихся существа, разъединить два почти химически соединенных элемента. Нельзя было также предположить, чтобы миссис Паттерсон приняла участие в поездке.

Вот над этими-то разнообразными соображениями и ломал голову мистер Паттерсон, возвращаясь к себе домой. Тем не менее, когда он вошел в гостиную, где сидела миссис Паттерсон, решение его было уже окончательно принято.

Миссис Паттерсон знала, что директор вызывал мужа к себе, и потому тотчас спросила его:

— Ну что, мистер Паттерсон?

— Много нового, миссис Паттерсон?

— Верно, мистер Ардаг сам решил ехать с мальчиками на Антильские острова?

— Ничуть, он не может уехать из училища в это время учебного года!

— Назначил он уже кого-нибудь?

— Да!

— Кого же?

— Меня!

— Вас, Гораций?

— Меня!

Миссис Паттерсон довольно быстро справилась с овладевшим ею волнением. Эта умная женщина была достойной супругой мистера Паттерсона: она не стала сетовать и жаловаться.

Обменявшись с женой несколькими фразами, мистер Паттерсон подошел к окну и забарабанил пальцами по стеклу.

Миссис Паттерсон подошла к нему.

— Вы согласились? — спросила она.

— Согласился!

— По-моему, вы хорошо сделали!

— Я то же думаю, миссис Паттерсон. Не мог же я отказаться, когда директор выказал мне такое доверие.

— Это было бы невозможно, мистер Паттерсон. Мне жаль только…

— Чего?

— …что вам предстоит не путешествие по суше, а поездка морем, что вам придется переезжать океан!

— Придется, миссис Паттерсон; но перспектива пробыть две-три недели на море меня не страшит. Мы поедем на хорошем корабле. В эту пору года, с июля по сентябрь, море тихое, и плавание обещает быть счастливым. Кроме того, руководителю, или ментору, юных путешественников назначена премия.

— Премия? — повторила миссис Паттерсон, довольно чувствительная к материальным выгодам.

— Да, — отвечал мистер Паттерсон, — такая же премия, какая будет выдана каждому воспитаннику!

— Семьсот фунтов?

— Семьсот фунтов!

— Сумма значительная!

Мистер Гораций Паттерсон был того же мнения.

— А когда назначен отъезд? — спросила миссис Паттерсон, не находившая более никаких возражений.

— Тридцатого июня. Через пять дней мы должны быть в Корке, где нас ожидает на якоре «Резвый». Итак, времени терять нечего, надо начать сборы сегодня же!

— Я все беру на себя, Гораций.

— Вы ничего не забудете?

— Не беспокойтесь.

— Надо будет взять с собой костюм полегче, потому что мы будем путешествовать в жарких странах, под тропическими лучами солнца!

— Я приготовлю вам легкое платье!

— Только все-таки костюм надо взять черный; какой-нибудь фантастический костюм туриста не приличествует ни моему положению, ни характеру!

— Положитесь на меня, мистер Паттерсон, а я не позабуду также ни рецепт Вергаля от морской болезни, ни средств, которые он советует принимать!

— Ну, морская болезнь! — презрительно заметил мистер Паттерсон.

— Все-таки осторожность требует этого, — возразила миссис Паттерсон. — Но действительно ли путешествие будет продолжаться не более двух с половиной месяцев?

— Два с половиной месяца, то есть десять — одиннадцать недель, миссис Паттерсон. За такой промежуток времени, конечно, может произойти немало случайностей! Недаром один мудрец сказал, что человек знает, когда он уедет, но не может знать, когда вернется!

— Важно, прежде всего, вернуться, — сделала справедливое замечание миссис Паттерсон. — Не пугайте меня, Гораций. Я покорно, без неуместных упреков соглашаюсь на двухмесячную с лишним разлуку с вами, я примиряюсь с мыслью о поездке морем, я знаю, какие опасности сопряжены с этим путешествием, но надеюсь, что вам удастся избежать их благодаря вашей обычной осторожности; однако не огорчайте меня мыслью, что путешествие может затянуться и дольше!

— Я не хотел встревожить вас, миссис Паттерсон, — отвечал мистер Паттерсон, жестом защищаясь от упрека в том, что он перешел границы дозволенного. — Я просто хотел предупредить вас, чтобы вы не беспокоились, если я запоздаю вернуться, и не думали, что случилось какое-нибудь несчастье!

— Положим так, мистер Паттерсон; но пока речь идет о вашем отсутствии в течение двух с половиной месяцев, и я надеюсь, что оно не продолжится более!

— Я и сам так думаю, — отвечал мистер Паттерсон. — Но, в общем, о чем тут волноваться? Мы поедем в чудный край, наша поездка будет сплошной прогулкой с острова на остров в Вест-Индии. И что за беда, если мы вернемся недели на две позже, чем предполагали?

— Нет, нет, Гораций! — упрямо твердила миссис Паттерсон.

Почему-то на этот раз и мистер Паттерсон заупрямился, что совсем было не в его привычках. И к чему ему понадобилось тревожить миссис Паттерсон невольными страхами?

Как бы то ни было, он настойчиво продолжал говорить об опасностях, сопряженных со всяким путешествием, особенно с путешествием морем. Когда же миссис Паттерсон отказалась допустить возможность опасностей, которые он описывал напыщенными фразами, дополняя их такими же жестами…

— Я не требую, — сказал он, — чтобы вы смотрели на эти опасности как на действительные, но как на возможные, чтобы, предвидя их, мы могли принять некоторые меры!

— Какие, Гораций?

— Прежде всего, миссис Паттерсон, я напишу завещание!

— Завещание?

— Да, с соблюдением всех законных формальностей!

— Вы просто убиваете меня! — вскричала миссис Паттерсон, которой это путешествие представлялось все более и более ужасным.

— Нет, нет, миссис Паттерсон. Но осторожность и благоразумие требуют этого. Я принадлежу к категории людей, которые, садясь в поезд, а тем более предпринимая путешествие через океан, делают необходимые на случай смерти распоряжения!

Вот какой человек был мистер Паттерсон. Конечно, он ограничится составлением завещания. Что же можно придумать еще? Как бы то ни было, миссис Паттерсон окончательно разволновалась. Она думала о том, что муж собирается делать духовное завещание, об угрожающих ему во время плавания опасностях, о столкновениях, кораблекрушениях, наконец, об ужасной смерти на каком-нибудь острове, населенном каннибалами.

Тут только мистер Паттерсон заметил, что, пожалуй, он хватил через край, и стал успокаивать свою дражайшую половину, старательно изыскивая фразы и обороты. Наконец ему удалось убедить, что излишняя предосторожность не может ни помешать, ни повредить и что принять меры на всякий случай еще не значит сказать «прости» прелестям жизни, это «последнее прости», как говорит Овидий устами Орфея, вторично потерявшего свою милую Эвридику.

Но миссис Паттерсон не потеряет мистера Паттерсона, хотя бы и в первый раз. Только он должен быть аккуратен, должен привести в порядок свои дела. Завещание он непременно напишет. Он тотчас же отправится к нотариусу, чтобы документ был составлен по всем правилам закона и при вскрытии не мог дать никакого повода к сомнениям.

Читатель, вероятно, ожидает, что мистер Паттерсон принял все необходимые меры на тот случай, если волей злого рока «Резвый» без вести погибнет в море вместе с экипажем, пассажирами и багажом.

Мистер Паттерсон не думал этого, однако, потому что тотчас же прибавил:

— Надо бы сделать еще одно…

— Что еще, Гораций? — спросила миссис Паттерсон.

На этот раз мистер Паттерсон не пожелал высказать свою мысль яснее.

— Ну ничего, ничего, еще посмотрим! — не договорил он, очевидно не желая опять испугать миссис Паттерсон.

А может быть, он не надеялся убедить ее в чем-то, даже если не поскупится на новую латинскую цитату?

— Ну а теперь займемся моим чемоданом и моей шляпной картонкой! — сказал он, желая, по-видимому, прекратить этот разговор.

Отъезд был назначен через пять дней, и у мистера Паттерсона, как и у девяти мальчиков, которые должны были с ним ехать, только и разговору было, что о сборах в дорогу.

Впрочем, из пяти дней, остававшихся до отплытия «Резвого», нужно было употребить сутки, чтобы доехать из Лондона в Корк.

Сначала надо было ехать по железной дороге в Бристоль, там сесть на пароход, совершающий рейсы между Англией и Ирландией. На пароходе они пройдут до устья Северна, минуют Бристольский канал и канал Святого Георга и высадятся в Кингстоне, при входе в Коркский залив, на зеленых берегах Ирландии. На переезд из Великобритании в Ирландию понадобится не более одного дня, и мистер Паттерсон рассчитывал за это время привыкнуть к морю.

Между тем родители наших школьников успели уже все — кто телеграммой, кто письмом — известить о своем согласии. Родители Роджера Гинсдала жили в Лондоне, так что юноша сам отправился сообщить им о планах мисс Китлен Сеймур и в тот же День принес их ответ. Остальные ответы пришли один за другим из Манчестера, Парижа, Нанта, Копенгагена, Роттердама, Гетеборга, а родители Губерта Перкинса прислали телеграмму с острова Антигуа. Все охотно принимали предложение и благодарили мисс Китлен Сеймур с Барбадоса.

Пока миссис Паттерсон снаряжала мужа в дорогу, сам мистер Паттерсон приводил в порядок отчетность по Антильской школе. Он не забыл ни одной накладной, ни одной деловой бумаги и готовился передать правление делами лицу, которое должно было заменить его на время отсутствия.

Не пренебрегал он и личными делами, между прочим, и тем делом, о котором намекнул миссис Паттерсон и о котором ему пришлось поговорить с ней подробнее, чем в первый разговор.

Однако заинтересованные в этом деле лица держали его в глубочайшей тайне. Но ведь узнает же кто-нибудь со временем, что это за тайна? Конечно, если, к величайшему несчастью, мистер Паттерсон не вернется из Нового Света.

Достоверно известно только одно: что супруги несколько раз ездили к юристу, советовались с ним, а затем побывали у члена суда. Служащие в Антильской школе заметили также, что мистер Паттерсон в один прекрасный день возвратился домой с необычайно сосредоточенным видом и что у миссис Паттерсон были красные от слез глаза.

И то, и другое приписали горю близкой разлуки, и это чувство было всем понятно.

Наступило двадцать восьмое июня. Вечером надо было уезжать. Ментор и его молодые спутники должны были в девять часов отбыть поездом в Бристоль.

Утром того же дня мистер Джулиан Ардаг в последний раз беседовал с мистером Паттерсоном. Он еще раз просил его подробно вести отчетность во время путешествия — просьба, впрочем, совершенно излишняя, — напомнил о важности поручаемой ему обязанности и сказал, что вполне уверен, что мистер Паттерсон сумеет поддерживать дисциплину среди воспитанников Антильской школы.

В половине десятого вечера на большом школьном дворе происходила сцена прощания. Роджер Гинсдал, Джон Говард, Губерт Перкинс, Луи Клодион, Тони Рено, Нильс Арбо, Аксель Викборн, Альберт Льювен, Магнус Андерс пожали руку директору, преподавателям и товарищам, которые не без зависти смотрели на их отъезд.

Мистер Паттерсон простился с миссис Паттерсон, фотография которой лежала у него в кармане. Прощаясь с ней, он был несколько взволнован, но, во всяком случае, он уезжал с сознанием, что предусмотрел все могущие быть случайности и принял все необходимые меры.

Потом, обращаясь к девяти школьникам в момент, когда они садились в экипаж, который должен был отвезти их на вокзал, он продекламировал следующий стих Горация:

«Cras ingens iterabivaus aequor».[3]

Итак, они пустились в путь. Через несколько часов поезд примчит их в Бристоль. Наутро они переплывут канал Святого Георга, который мистер Паттерсон назвал «ingens aequor»…

В добрый час, антильские школьники!

Поиск по сайту: