СЕВЕРО-ВОСТОЧНЫЙ ВЕТЕР

Юные пассажиры очень взволновались при виде трупа, но подумали, что это жертва несчастного случая: бедняга, вероятно, упал в море и при этом сильно расшибся. Они не подозревали, что матрос пал жертвой преступления.

Не заблуждались в этом отношении Гарри Маркел и его друзья. Корти сказал Джону Карпентеру:

— Только этого еще недоставало, чтобы капитана Пакстона и его экипаж выбросило волнами на берег!

Они окинули внимательным взглядом море. Нигде не было больше трупов, которые могли бы подплыть к кораблям, стоящим по соседству с «Резвым». Но с каким нетерпением ожидали разбойники момента, когда можно будет уйти подальше от берега!

Между тем можно было ожидать, что погода переменится. На востоке поднимались облака, и еще до наступления вечера мог подуть береговой ветер.

Этим ветром надо воспользоваться, хотя бы то была буря! Лишь бы «Резвый» отплыл на двадцать миль в море!

Но что если надежда не оправдается? Если облака рассеются с последними лучами заката? Неужели Гарри Маркелу придется выводить корабль в открытое море на буксире, с помощью шлюпок?

Между тем, сидя под тентом юта, мальчики следили за движением в устье канала Святого Георга. Пароходы отходили в Атлантический океан, подходили к берегам Ирландии; отплывали с помощью буксирных судов из Кингстона и некоторые парусные корабли.

Ах, если бы Гарри Маркел смел позвать на помощь один из буксирных пароходов! Как щедро расплатился бы он с ним за помощь!

Тони Рено даже предложил этот способ. В пяти или шести милях от канала, наверно, дует морской ветер.

Но Гарри Маркел ответил на это предложение категорическим отказом. Капитан сам знает, как ему поступать, и в советах не нуждается. Резкий тон капитана поразил школьников.

Как ни хотелось Гарри Маркелу удалиться от берега, нанять буксирный пароход он не решался. Могло случиться, что хозяин буксирного парохода знал лично капитана Пакстона или кого-нибудь из матросов. Бог знает, что могло бы случиться, если бы он не увидел знакомых лиц на корабле. Нет, лучше ждать.

Часа в три пополудни на юго-западе показался густой дым. Как интересно наблюдать за приближающимся пароходом!

Пароход шел быстро. Через полчаса можно было видеть, что это броненосец, направляющийся в канал.

Все подзорные трубы были направлены на него. Тони Рено и его товарищи спорили о том, кто из них первым узнает национальность корабля.

Луи Клодион первым разглядел развевавшийся на мачте флаг.

— Это французский корабль! — воскликнул он.

— Если французский, мы салютуем ему, когда он будет проходить мимо нас! — сказал Тони Рено.

Он пошел просить у Гарри Маркела разрешения отдать честь Франции салютом военному кораблю этого государства.

Не было причин отказываться, и Гарри Маркел не только согласился, но даже сказал, что, вероятно, корабль ответит на салют «Резвого». Таков обычай моряков.

Это был броненосный двухмачтовый крейсер второго ранга, вместимостью в семь-восемь тысяч тонн. Трехцветный флаг развевался на его корме. Он быстро разрезал форштевнем гладь моря, оставляя длинный след за кормой.

Когда он проходил мимо «Резвого», мальчики прочитали название броненосца.

Это был краса французского флота «Жеманп».

Луи Клодион и Тони Рено стояли на юте, у фала гафеля. Когда «Жеманп» был всего в четверти мили, они потянули за конец гардели, и при криках «Да здравствует Франция!» британский флаг взвился три раза на корабле. В честь товарищей приветствовали Францию англичане, датчане, голландцы, а флаг «Жеманпа» тоже поднимался и опускался в это время.

Через час точно так же салютовали английскому флагу, развевавшемуся на гафеле трансатлантического корабля «Город Лондон», совершавшего рейсы между Ливерпулем и Нью-Йорком. По обыкновению, корабль доставлял в Кингстон телеграммы, которые благодаря этому приходили за полчаса до прибытия пакетботов.

«Город Лондон» ответил на салют «Резвого», на котором на этот раз, при криках «ура» пассажиров, подняли флаг Джон Говард и Губерт Перкинс.

К пяти часам облака на северо-востоке, над возвышенностью в глубине Коркского залива, стали увеличиваться. По сравнению с предыдущими днями вид неба в этот час дня заметно изменился.

Хотя солнце заходило на безоблачном горизонте, можно было предвидеть, что наутро оно встанет в тумане.

На носу беседовали Гарри Маркел и Джон Карпен-тер. Из предосторожности они не показывались на юте, где их могли увидеть с гористого побережья.

— Будет ветрено! — сказал боцман, указывая по направлению мыса Рок.

— Да, кажется! — отвечал Гарри Маркел.

— Ну, если подует ветер, мы времени терять не станем, капитан Пакстон. Ну да, конечно, так, капитан Пакстон! Должен же я наконец привыкнуть называть тебя так, хотя бы даже на несколько часов… Надеюсь, что завтра, даже сегодня ночью, ты снова станешь капитаном Маркелом. Кстати, надо будет придумать кораблю другое имя. Мы начнем свое плавание по Тихому океану не на «Резвом»!

Гарри Маркел, молча слушавший товарища, спросил:

— Все ли готово, чтобы сняться с якоря?

— Все, капитан Пакетов, — отвечал боцман. — Остается поднять якорь и паруса. У корабля острый нос и высокая корма, не нужно даже особенно сильного ветра, чтобы он мог быстро пуститься в путь!

— Будет просто удивительно, если сегодня вечером, после солнечного заката, мы не будем уже в пяти-шести милях на юг от Робертс-Кова.

— Не столько удивительно, сколько досадно, — отвечал Джон Карпентер. — Но вот идут два пассажира, они, верно, хотят поговорить с тобой.

— Что им еще надо? — проворчал Гарри Маркел. Магнус Лидере и Тони Рено сошли с юта и шли на бак, где стояли и разговаривали Гарри Маркел и Джон Карпентер.

Тони Рено начал первым:

— Капитан Пакстон, товарищи послали нас с Магнусом спросить вас, не предвидится ли перемены погоды?

— Да! — отвечал Гарри Маркел.

— Значит, «Резвый» может сегодня вечером сняться с якоря? — спросил Магнус.

— Вероятно. Мы только что об этом и толковали с Джоном Карпентером!

— Но, — продолжал Тони, — это будет вечером?

— Вечером, — отвечал Гарри Маркел. — Облака поднимаются медленно, и ветер подует не раньше как через два-три часа!

— Мы заметили, — говорил Тони Рено, — что облака сплошные и должны опуститься очень низко над горизонтом. Вот поэтому вы, конечно, и предполагаете, капитан Пакстон, что погода переменится?

Гарри Маркел кивнул в знак согласия, а боцман прибавил:

— Да, господа, кажется, на этот раз будет ветер, и даже ветер благоприятный, так как погонит нас на запад. Потерпите еще малость, и «Резвый» отойдет от берегов Ирландии. А теперь идите обедать. Рени Коф превзошел самого себя, чтобы угостить вас в последний раз хорошим обедом — я хочу сказать, в последний раз в виду берега!

Гарри Маркел нахмурил брови. Он понимал ужасные намеки Джона Карпентера. Но не было возможности заставить молчать этого негодяя, любившего жестокие шутки.

— Хорошо, — сказал Магнус, — пообедаем, когда нас позовут к столу!

— А если придется сняться с якоря как раз во время обеда, пожалуйста, не бойтесь прервать обед и позовите нас. Мы непременно хотим присутствовать при подъеме парусов! — попросил Тони Рено.

Условившись таким образом относительно отплытия, мальчики снова пошли на ют. Здесь они продолжали беседу, наблюдая за небом, пока один из матросов, по имени Вага, не доложил им, что обед подан.

Обязанностью Ваги было прислуживать на юте и в каютах. Это был в некотором роде корабельный слуга.

Ваге было лет тридцать пять. Природа ошиблась, наделив его симпатичным, открытым лицом. На самом деле он был не лучше своих товарищей. Под личиной услужливости в нем таилось плутовство, и он не всегда мог смотреть людям прямо в глаза. По своей молодости и неопытности пассажиры не заметили в нем ничего подозрительного.

Ваге удалось провести даже мистера Горация Паттерсона, человека хотя и немолодого, но такого же неопытного, как и его спутники.

Вага подкупил наивного эконома Антильской школы своей аккуратностью и притворным рвением. Гарри Маркел сделал удачный выбор, назначив Вагу корабельным слугой. Если бы ему пришлось играть эту роль всю дорогу, мистер Гораций Паттерсон ни в чем не заподозрил бы этого негодяя. Но роль его должна была кончиться, как мы знаем, через несколько часов.

Итак, наставник был очень доволен корабельным слугой. Он показал ему, где находятся все принадлежности его туалета, его платье. Он надеялся, что Вага прекрасно сумеет ухаживать за ним в случае, если он заболеет морской болезнью, что он, впрочем, считал маловероятным ввиду своего счастливого переезда из Бристоля до Кингстона. Он уже говорил о награде, которую намеревался дать ему из назначенных на путешествие сумм, за усердие, с которым тот исполняет его приказания.

В тот же день, разговаривая с Вагой, мистер Паттерсон, интересовавшийся всем, что происходило на «Резвом», а также его экипажем, заговорил о Гарри Маркеле. Он находил командира несколько холодным, сдержанным, необщительным человеком.

— Вы верно подметили, мистер Паттерсон, — отвечал Вага. — Но все это очень важные для моряка качества. Капитан Пакстон думает только о своем деле. Он знает, какая ответственность лежит на нем, и только и думает об исполнении своих обязанностей. Судить о нем вы сможете, когда увидите его за делом, например в бурю. Это один из лучших мореходов нашего коммерческого флота. Да он и военным кораблем сумел бы командовать не хуже, чем его милость первый лорд адмиралтейства…

— Он заслужил хорошую репутацию, Вага, — отвечал мистер Паттерсон. — О капитане отзываются с большой похвалой. Когда щедрая мисс Китлен Сеймур предоставила «Резвый» к нашим услугам, нам хорошо аттестовали капитана Пакстона, этого Deus, не скажу ех machina,[7]но этого Deus machinae[8]корабля, способного дать отпор разъяренному морю!

Мистеру Паттерсону казалось, что слуга отлично понимал его, даже когда у него невольно вырывалось латинское изречение, и это крайне радовало его. Он расточал неистощимые похвалы Ваге, а его молодые спутники не имели оснований сомневаться в справедливости оценки.

Обед прошел так же весело, как завтрак, и был вкусно приготовлен и умело сервирован. На этот раз посыпались новые похвалы по адресу Рени Кофа. Витиеватые фразы мистера Горация Паттерсона пестрели словами «Poties» и «Cibus».[9]

Несмотря на замечания уважаемого эконома, сгоравшего от нетерпения, Тони Рено несколько раз вскакивал из-за стола и бегал посмотреть, что происходит на палубе, в первый раз — чтобы убедиться, что ветер будет попутный; во второй — чтобы узнать, утих ли он или дует сильнее; в третий — чтобы видеть, нет ли приготовлений к подъему парусов; в четвертый — чтобы напомнить капитану Пакстону его обещание позвать мальчиков, когда надо будет вертеть шпиль.

Каждый раз Тони Рено возвращался к не менее его сгоравшим от нетерпения товарищам с благоприятным ответом. «Резвый» непременно отплывет, но не раньше половины восьмого вечера, когда кончится прилив, а отливом его отнесет в открытое море.

Таким образом, пассажиры могли обедать не спеша, что очень радовало мистера Паттерсона. Он заботился о своем желудке не менее, чем о своих административных и личных делах. Он любил есть не торопясь, небольшими кусочками, глотать маленькими глотками, старательно разжевывая пищу, прежде чем ввести ее в пищевод.

Он часто говорил воспитанникам Антильской школы:

— Первая работа приходится на долю рта, который снабжен зубами для жевания, тогда как желудок лишен этой возможности. Рот должен измельчать, желудок — переваривать пищу, чтобы животный организм преуспел!

Глубокая истина заключалась в словах мистера Паттерсона; оставалось только пожалеть, что ни Гораций, ни Вергилий, ни какой-либо другой поэт Древпего Рима не выразили этой мысли в стихах.

Так прошел последний день стоянки «Резвого».

За десертом Роджер Гинсдал обратился к товарищам и произнес тост за здоровье капитана Пакстона, выразив сожаление, что капитан не председательствует за столом. Нильс Арбо пожелал, чтобы в течение всего путешествия они всегда чувствовали такой прекрасный аппетит, как в этот день.

— А почему бы нам не чувствовать аппетита? — возразил наставник, несколько оживившийся после рюмки портвейна. — Морской воздух будет всегда возбуждать его!

— Ого! — сказал Тони Рено, насмешливо поглядывая на него. — Но с морской-то болезнью придется считаться!

— Вот еще! — презрительно сказал Джон Говард. — Велика важность, если немного потошнит!

— Впрочем, — заметил Альберт Льювен, — еще не доказано, что лучше для борьбы с морской болезнью — сытый или тощий желудок.

— Тощий… — сказал Губерт Перкинс.

— Сытый… — возразил Аксель Викборн.

— Друзья мои, — прервал их мистер Гораций Паттерсон, — верьте моему опыту: важнее всего привычка к переменным движениям корабля. Так как во время плавания из Бристоля в Кингстон мы успели к ним привыкнуть, нам нечего бояться морской болезни. Привычка — главное!

Сама мудрость говорила устами этого достойного мужа.

— Вот видите, мои юные друзья, — продолжал он, — я никогда не забуду одного примера, подтверждающего мои слова…

— Приведите нам его! — закричали все сидевшие за столом.

— Извольте, — сказал мистер Паттерсон, закидывая голову назад. — Один ученый-ихтиолог — имя его я забыл — произвел над рыбами удивительный опыт, доказывающий силу привычки. У него был аквариум. В этом аквариуме жил себе беззаботно и весело карп. В один прекрасный день ученому пришла в голову мысль приучить карпа жить без воды. Он стал вытаскивать карпа из воды сначала на несколько секунд, затем на несколько минут, потом на несколько часов, наконец, дней, так что умное животное стало наконец дышать на воздухе, на суше, так сказать…

— Не может быть! — воскликнул Магнус Андерс.

— Факты налицо, — сказал мистер Паттерсон, — и факты, имеющие научное обоснование.

— Но, — сказал недоверчиво Луи Клодион, — тогда и человек в силу привычки мог бы жить в воде?

— Это очень возможно, мой милый Луи!

— Однако, — спросил Тони Рено, — скажите, какова была дальнейшая судьба интересного карпа. Жив он еще?

— Нет, умер, после того как послужил для этих удивительных опытов, умер случайно, и это, пожалуй, самый интересный момент всей его истории. Раз он нечаянно упал в аквариум и утонул! Не случись этого, он жил бы сто лет, как все карпы!

В это время послышалась команда:

— Все наверх!

Команда Гарри Маркела прервала рассказ в тот самый момент, когда воспитанники покрыли криками «ура» правдивое повествование. Но пассажиры все хотели участвовать в подъеме парусов.

Свежий ветерок дул с северо-востока.

Четыре матроса стояли у шпиля и собирались вертеть его. Пассажиры стали им помогать. Джон Карпентер с несколькими матросами отдавали марсели, брамсели, кливера, нижние паруса и поднимали реи, чтобы закрепить и натянуть их, лишь только якорь подтянут до опонера.

— Поднимай! — скомандовал опять Гарри Маркел. Шпиль повернули еще раз и подняли якорь.

— Закрепляй! — командовал Гарри Маркел. Корабль стал удаляться от Робертс-Кова, и мальчики подняли при криках «ура» британский флаг.

Мистер Гораций Паттерсон стоял около Гарри Маркела у нактоуза.

— Наконец-то мы пустились в дальнее плавание, — сказал он, — дальнее и полезное, мистер Пакстон. По распоряжению щедрой мисс Китлен Сеймур каждый из нас получит в награду семьсот фунтов при отъезде из Барбадоса!

Гарри Маркел, ничего не знавший об этом распоряжении, посмотрел на мистера Паттерсона, потом молча отошел от него.

Было половина девятого. Пассажиры могли еще различать огни Кинсель-Эрбура и Корракилли-Бейский маяк.

Между тем Джон Карпентер подошел к Гарри Маркелу.

— Так сегодня ночью? — спросил он.

— Ни сегодня, ни в последующие ночи! — отвечал Гарри Маркел. — Ценность каждого пассажира увеличится на обратном пути на семьсот фунтов!

Поиск по сайту: