|
|||||||
АвтоАвтоматизацияАрхитектураАстрономияАудитБиологияБухгалтерияВоенное делоГенетикаГеографияГеологияГосударствоДомДругоеЖурналистика и СМИИзобретательствоИностранные языкиИнформатикаИскусствоИсторияКомпьютерыКулинарияКультураЛексикологияЛитератураЛогикаМаркетингМатематикаМашиностроениеМедицинаМенеджментМеталлы и СваркаМеханикаМузыкаНаселениеОбразованиеОхрана безопасности жизниОхрана ТрудаПедагогикаПолитикаПравоПриборостроениеПрограммированиеПроизводствоПромышленностьПсихологияРадиоРегилияСвязьСоциологияСпортСтандартизацияСтроительствоТехнологииТорговляТуризмФизикаФизиологияФилософияФинансыХимияХозяйствоЦеннообразованиеЧерчениеЭкологияЭконометрикаЭкономикаЭлектроникаЮриспунденкция |
МАМА ВСЕГДА ПРАВАА Ламмокс уже не сидел в резервуаре. Ему там надоело, и он пошел домой. Чтобы выйти, пришлось проделать дырку, но он проделал ее аккуратно, ничего зря не ломая. Совсем не хотелось, чтобы Джон Томас ругался из-за таких пустяков. Было б из-за чего. Когда он уходил, какие-то люди устроили большой шум, но Ламмокс не стал на них обращать внимания. Он только постарался ни на кого случайно не наступить и воспринял переполох с гордой сдержанностью. Когда его стали окатывать из этих противных прыскалок, он не позволил себя никуда загнать, как получилось в день последней прогулки в город. Тогда его выгнали прыскалками из большого дома; теперь он просто закрыл все ряды ноздрей и глаза, пригнул голову и пошел тихонечко восвояси. Джон Томас встретил Ламмокса на половине дороги; его подвез Дрейзер: шеф полиции был в полной истерике. Ламмокс остановился, последовали взаимные приветствия и заверения в дружбе, затем Джон Томас уселся в седло, которое Ламмокс заново для него приготовил, и они не торопясь тронули. Шеф Дрейзер был вне себя, местами нельзя было даже понять, что он говорит. — Сейчас же разворачивай своего крокодила и — быстро назад! — орал он. — Вам надо — сами и разворачивайте, — мрачно ответил Джонни. — Да я за это с тебя шкуру сдеру! Да я… Да я… — А что я собственно такого сделал? Лично я. — Да ты… Что сделал… Твой зверь вырвался и… — Меня там не было, — резонно заметил Джон Томас. Ламмокс невозмутимо продолжал шлепать по дороге. — Да, но… Не в этом дело! Он вырвался, и ты обязан помочь представителям власти загнать его снова в клетку. Джон Стюарт, вы нарветесь на большие неприятности. — Что-то не понимаю я вас. Вы его у меня забрали. Вы сделали так, что его приговорили к смерти, и заявили, что он мне больше не принадлежит. Потом вы же пытались его убить… да, да, пытались, сами-то вы это прекрасно знаете. Пытались, не ожидая разрешения правительства. Если он мой, я должен подать на вас в суд; если не мой, так и не мое дело, если Ламмокс вылез из этой вашей дурацкой бочки. — Джон Томас наклонился и посмотрел вниз. — Шеф, а что это вы все бежите? Сели б в машину, устанете. Шеф Дрейзер не выразил ни малейшей благодарности за такой разумный совет, однако милостиво позволил водителю подобрать себя с дороги. Немного опомнившись, он высунулся из окна и сказал: — Джон Стюарт, я не собираюсь здесь с тобой препираться. Что я сделал, чего не сделал — тебя это не касается. Любой гражданин обязан помогать полиции, если надо. Вот я и требую — вполне официально, — чтобы ты помог мне вернуть зверя в резервуар. Этот разговор я записываю на диктофон. — А потом я могу вернуться домой? — Совершенно невинным голосом спросил Джон Томас. — Что? Конечно. — Спасибо, шеф. Только как вы думаете, сколько он просидит в этом вашем резервуаре, когда я его туда посажу и уйду домой? Или вы собираетесь взять меня в полицию на ставку? Возразить было трудно. И Ламмокс пошел домой. Но Дрейзер не считал это за поражение — досадная задержка, не больше. Непрошибаемое, как шкура Ламмокса, упрямство сделало из него хорошего полицейского; непрошибаемое упрямство не оставило его и на этот раз. Про себя он признал, что, пожалуй, даже безопаснее, если зверь посидит взаперти дома; тем временем можно не торопясь придумать надежный способ покончить с ним раз и навсегда. Опять же, пришло разрешение уничтожить Ламмокса, разрешение, подписанное заместителем министра космических дел. С этой бумагой Дрейзер чувствовал себя много увереннее, а то судья О'Фарелл довольно саркастически относился к прежним неудачным попыткам. Отмена этого приказа и другой, исправленный, приказ, откладывающий смерть Ламмокса на неопределенное время, попросту не дошли до него. Некий новый мелкий чиновник экспедиции Минкосма допустил маленькую ошибку, всего-то и сделал, что переставил два знака в адресе: поэтому отмена отправилась на Плутон; исправленный приказ с тем же адресом, благополучно последовал за ней. Дрейзер сидел у себя в канцелярии, сжимая в руке смертный приговор Ламмоксу, и обдумывал, как бы все это половчее обтяпать. Может, электрическим током? Возможно… только вот кто подскажет, какие для этого могут потребоваться напряжение и ток. Или взять да и перерезать ему глотку, будто свинье. Но тут появлялись сильные сомнения по крайней мере по двум пунктам: во-первых, какой величины должен быть нож, чтобы зарезать такого монстра; и второе — чем будет заниматься сам монстр, когда его станут резать этим ножом. Огнестрельное оружие и взрывчатку уже пробовали, успех известен. Секунду, а если так. Пусть зверюга откроет пошире пасть, тогда можно будет выстрелить каким-нибудь фугасным снарядом прямо в глотку и разнести его внутренности в клочья. И конец. Тут-то он и подохнет, причем мгновенно. На Земле ведь тоже есть много бронированных тварей — черепахи, броненосцы, носороги, кто там еще? — но броня-то у них снаружи, всегда снаружи. Этот страшила тоже не исключение; испытывая свои яды, шеф Дрейзер несколько раз заглядывал ему в пасть. Может, по бокам у него и танковая броня, но внутри-то все розовенькое, влажное, что у твоего котенка. Значит, что сделаем: я скажу мальчишке, чтобы он велел своему зверюге открыть рот пошире и… нет, не выйдет. Мальчишка, скорее всего, догадается, что мы задумали, и вполне может приказать зверю не открывать рот, а броситься в атаку, и кончится все это тем, что полицейскому управлению придется платить пенсии еще нескольким вдовам. Да, этот мальчишка пошел но кривой дорожке. Просто удивительно, как оно в жизни бывает — вроде хороший мальчик, из приличной семьи, и вдруг собьется с пути и где он тогда? В тюрьме, вот где. Нет, пожалуй, сделаем так. Отошлем мальчишку под каким-нибудь предлогом в город и устроим все без него. Можно, скажем, убедить этого крошку сказать «А-а-а», предложив ему что-нибудь вкусненькое… нет, лучше не предлагать, лучше — бросить. Сегодня? Дрейзер взглянул на часы. Нет, надо сначала выбрать оружие и хорошенько отрепетировать операцию; надо чтобы на этот раз все прошло без сучка. А уж завтра… Лучше, чтобы мальчишку увезли пораньше, сразу после завтрака.
Ламмокс, похоже, был очень рад, что снова попал домой; он не желал вспоминать обо всех случившихся неприятностях. Он ни разу не упомянул шефа Дрейзера и, если даже и сообразил, что ему хотели причинить вред, ни словом об этом не обмолвился. Настроение у него было безоблачное; он даже захотел положить голову Джонни на колени, чтобы тот его приласкал. Времена, когда голова Ламмокса действительно могла поместиться на коленях, прошли давно и безвозвратно; теперь он просто пристроил кончик своего носа на бедре мальчика, удерживая голову на весу и стараясь сильно не нажимать. Джонни ласково почесывал кончик носа куском кирпича. Джонни был счастлив, но не совсем. Хорошо, конечно, что Ламмокс вернулся, но, с другой стороны, ясно, что еще ничего не решено; пройдет время, и шеф Дрейзер снова попробует убить Ламмокса. Надо найти выход, но какой? А тут еще мамаша добавила — подняла хай, увидев, что «этот монстр» опять вернулся в их дом. Джон Томас пропускал мимо ушей все ее требования, угрозы и приказы; он занялся делом. Надо было устроить друга на место, накормить его и напоить. Покричав с какое-то время, мать ушла в дом, громко хлопнув за собой дверью и заявив на прощанье, что сейчас же позвонит шефу Дрейзеру. Примерно такого Джонни и ожидал и был почти уверен, что ничего из этого звонка не получится. Видимо, так и случилось; из дома мать больше не выходила. А Джонни мучила совесть. Всю жизнь он ладил с матерью, всегда слушался, во всем уступал. То, что он пошел против нее, расстраивало его даже больше, чем саму мать. Ведь уезжая, отец всегда говорил Джонни: «Сынок, заботься о маме. Не причиняй ей огорчений». И в тот, последний раз, когда отец не вернулся, он тоже так говорил. Но ведь он старался, он, правда, старался! Только ведь ясно, что папа и представить не мог, что маме захочется избавиться от Ламмокса. Мама должна была сама прежде подумать, ведь она выходила за папу замуж, прекрасно зная, что получает Ламмокса как обязательную нагрузку. Ведь знала же. Вот Бетти так никогда не сделает. А впрочем, откуда знать? Все-таки женщины — очень странные существа. Может, им с Ламмоксом лучше продолжать холостяцкую жизнь, так как-то вернее. Размышления Джонни тянулись до вечера; все это время он провел в компании звездного зверя. А тут еще эти опухоли. Кожица на одной уже сделалась совсем тонкой; похоже, она вот-вот лопнет. Может, их вскрыть? Но хотя ни один человек на Земле не знал о Ламмоксе больше, чем Джонни, тут и он ничего не мог утверждать наверняка. Это надо же, чтобы ко всем остальным радостям Ламми умудрился еще и заболеть! Ужинать Джонни не пошел. В конце концов мать сама вышла из дома с подносом. — Я подумала, может быть, тебе хочется устроить тут с Ламмоксом пикник, — сказала она. Джонни посмотрел на нее с подозрением. — Спасибо, мама… Спасибо. — А как поживает Ламми? — Да вроде бы все в порядке. — Вот и чудесно.
Мать ушла. Джонни опять-таки с подозрением проводил ее взглядом. Злая — она далеко не сахар, но уж когда у нее такой загадочный вид, когда она вся, словно кошка, легкая и ласковая — ждать можно чего угодно. Как бы там ни было, ужин (отличный!) Джонни смел подчистую; после завтрака прошло достаточно времени, чтобы проголодаться. Через полчаса мать появилась вновь. — Поел, милый? — Э-э… Да, спасибо, очень вкусно. — Спасибо, милый. Ты принесешь поднос сам? И вообще приходи, в восемь у нас будет мистер Перкинс, он хочет с тобой поговорить. — Мистер Перкинс? А кто это? — Но дверь за ней уже успела закрыться. Мать была внизу, в кресле, с вязанием на коленях — одним словом, картина полного умиротворения и уюта. Нежно улыбнувшись сыну, она спросила: — Ну? Как мы теперь себя чувствуем? — Все в порядке. Мам, слушай, а кто этот Перкинс? И чего ему от меня надо? — Он позвонил сегодня утром и попросил разрешения зайти. Я сказала, чтобы он приходил в восемь. — А он не говорил, что ему надо? — Ну, как сказать… может быть, и говорил, но мамочка думает, пусть лучше мистер Перкинс сам расскажет о своем деле. — Наверное, что-нибудь насчет Ламмокса? — Ну зачем устраивать своей мамочке целый допрос. Скоро ты сам все узнаешь. — Но послушай, я же… — Если не возражаешь, не будем больше говорить на эту тему. Милый, разуйся, пожалуйста, я хочу снять с твоей ноги мерку. Джонни, несколько обескураженный, начал снимать ботинок, но на полдороге остановился. — Мам, не надо вязать мне носки. — Что, милый? Но мамочке очень нравится вязать своему сыночку. — Да, но… Слушай, я же не люблю домашней вязки. От них у меня ступни трескаются, я тебе сколько раз говорил и показывал. — Что за глупости, дорогой. Ну как может такая мягкая шерсть повредить твоим ногам? И ты подумай, сколько стоили бы такие носки, если их покупать. Натуральная шерсть, настоящая ручная работа. Другой бы спасибо сказал. — Но мне-то они не нравятся, говорю тебе! — Иногда, дорогой, — вздохнула она, — я просто ума не приложу, что с тобой делать. Ну просто ума не приложу. — Она свернула вязание и отложила в сторону. — Пойди помой руки… да, и лицо тоже… и причешись. Мистер Перкинс будет с минуты на минуту. — Так насчет этого мистера Перкинса… — Не задерживайся, милый. И не надо устраивать матери сцен.
Несмотря на все мрачные подозрения Джона Томаса, мистер Перкинс оказался экземпляром вполне приятным. После пустопорожнего обмена ритуальными формулами вежливости и чашки кофе, которая должна была символизировать гостеприимство, он перешел к делу. Мистер Перкинс представлял лабораторию экзотических форм жизни Музея натуральной истории. В Музее узнали про Ламмокса из газет, расписавших похождения зверя и суд над ним. Теперь Музей хотел его купить. — И к моему крайнему изумлению, — добавил он, — изучая архив, я узнал, что наш Музей уже один раз пытался купить этот экземпляр… насколько я понимаю, у вашего дедушки. Имя такое же, как у вас, и по дате сходится. Скажите, а вы случайно не родственник… — Моего прапрапрадедушки? Да, конечно, — прервал его Джон Томас. — А купить Ламмокса они действительно у него хотели, только он тогда не продавался. И сейчас тоже не продается. Миссис Стюарт подняла голову от вязания. — Милый, надо же все-таки быть разумным. Ты сейчас не в таком положении. Джон Томас упрямо молчал. — Поверьте мне, мистер Стюарт, — с теплой улыбкой продолжал Перкинс, — я вам очень сочувствую. Но наш юридический отдел изучил этот вопрос, и я хорошо знаю, в каком вы сейчас положении. Поверьте, я совершенно не собираюсь его усложнять; мы нашли решение, в результате которого у вас кончатся все неприятности, а ваш питомец будет в полной безопасности. — Я не продам Ламмокса. — Но почему? Если это окажется единственным разумным выходом? — Ну… потому, что не могу. Даже если бы захотел. Мне его оставили не затем, чтобы продавать, а затем, чтобы я берег его и заботился о нем. Он — член нашей семьи с тех пор, когда меня еще и на свете не было, да и мамы тоже, если уж на то пошло. — Джон строго посмотрел на мать. — Не понимаю, мама, как тебе такое в голову могло прийти. — Может быть, хватит, милый? — негромко сказала миссис Стюарт. — Уж наверное мать знает, что для тебя лучше. Видя настроение Джона Томаса, мистер Перкинс быстро сменил тему. — Во всяком случае, можно мне посмотреть на это существо? Чтобы не оказалось, что я зря сюда прокатился. Мне страшно любопытно. — Ну, в общем-то да. — Джонни медленно поднялся и повел гостя во двор. Мистер Перкинс поглядел на Ламмокса, сделал глубокий вдох и громко выдохнул. — Великолепно! — Он восхищенно обошел зверя кругом. — Просто великолепно. Это же уникальный экземпляр… и к тому же — самое большое ВЗС, какое я в жизни видел. Да как же его сумели привести? — Ну, с того времени он подрос, — признался Джон Томас. — Если я правильно понял, он умеет немного подражать человеческой речи. Не могли бы вы заставить его что-нибудь сказать? — Почему подражать? Он просто говорит. — Действительно? — Конечно. Эй, Ламми, как жизнь? — Все в порядке, — пропищал Ламмокс. — А чего ему надо? — Это потрясающе, — мистер Перкинс удивленно воззрился на зверя. — Говорит! Мистер Стюарт, наша лаборатория просто должна иметь этот экземпляр. — Я же сказал — нет смысла даже и говорить. — Теперь, увидев его… и услышав, я готов предложить значительно более высокую цену. Джон Томас с большим трудом сдержался и не произнес грубость, вертевшуюся у него на языке. Вместо этого он сказал: — Мистер Перкинс, а вы женаты? — Да, а что? — А дети у вас есть? — Один, точнее одна. Маленькая девочка. Ей только-только исполнилось пять. — Лицо гостя сразу как-то смягчилось. — Ну вот, давайте тогда устроим сделку. Честный обмен, баш на баш. Никаких взаимных претензий, и каждый делает все, что ему заблагорассудится со своим «экземпляром». От негодования Перкинс побагровел, но тут же подавил гнев улыбкой. — Туше! Я замолкаю. Однако, — добавил он, — вы сильно рискуете. Кое-кто из моих коллег поймал бы вас на слове. Это же такой соблазн для ученого получить подобный образец. Вы и представить себе не можете. — Он вожделенно поглядел на Ламмокса, вздохнул и сказал: — Ну что, пойдем в дом? Миссис Стюарт подняла на них взгляд. Перкинс отрицательно покачал головой и сел. Сведя кончики пальцев, он сказал: — Мистер Стюарт, вы не хотите даже говорить о продаже Ламмокса, но поймите меня. Если я покажусь перед заведующим лабораторией и заявлю, что даже не высказал наших предложений, выглядеть это будет, мягко говоря, странно. Может быть, вы мне позволите рассказать, что хотел сделать Музей? Просто для отчета. — Ну, если так… — Джон Томас нахмурился. — Пожалуй, в этом нет ничего плохого. — Спасибо. Должен же я сделать хоть что-нибудь, чтобы оправдать свои расходы на проезд. Так вот, давайте вместе здраво рассмотрим ситуацию. Это существо… может быть, лучше сказать, ваш друг Ламмокс… Или не так: наш друг Ламмокс — ведь я прямо влюбился в него с первого взгляда… Наш друг Ламмокс приговорен к смерти, не правда ли? Приговорен судом. — Да, — признал Джон Томас. — Но этот приговор пока еще не утвержден Министерством космоса. — Знаю. Но ведь полицейские пытались его убить, не ожидая этого самого подтверждения. Верно? Второй раз за вечер Джон Томас был близок к тому, чтобы выругаться, и второй раз сдержался, на этот раз — посмотрев на мать. — Идиоты тупоголовые! Им все равно не убить Ламмокса, с их-то куриными мозгами. — Вполне с вами согласен… если говорить между нами. Этого клоуна, их шефа, вообще стоило бы уволить. Ведь они могли уничтожить уникальный экземпляр. Вы только себе представьте! — Шеф Дрейзер, — твердо заявила миссис Стюарт, — настоящий джентльмен. — Миссис Стюарт, — сказал Перкинс, повернувшись к ней. — Я ни в коем случае не собираюсь бросать какую-либо тень на вашего друга. Однако, я уверен, причем совершенно твердо, что шеф не имел права самовольно распоряжаться. Причем со стороны представителя администрации такое поведение значительно более предосудительно, чем со стороны рядового гражданина. — Он думал о безопасности населения. — Верно. Возможно, это смягчает его вину. Поэтому я беру назад свои высказывания. Они не имеют отношения к нашей проблеме, и я совершенно не хочу ввязываться в спор. — И я очень рада этому, мистер Перкинс. Так может быть мы вернемся к предмету разговора? У Джона Томаса начали просыпаться теплые чувства к ученому — вот так же мать срезала и его самого, к тому же Перкинсу нравился Ламми. Тем временем гость продолжал: — В любой момент, завтра, а может, даже сегодня, Министерство по делам космоса утвердит уничтожение Ламмокса. — А вдруг они отклонят? — А вы согласны из-за этой ни на чем не основанной надежды рискнуть жизнью своего друга? Так вот, тогда ваш шеф полиции явится снова, и на этот раз он его убьет. — Не убьет! Он же не сможет, только еще раз докажет, что он дурак. Мистер Перкинс медленно и печально покачал головой. — В вас говорит не разум, а сердце. На этот раз он сделает все как надо. Однажды над ним посмеялись, больше он этого не допустит. Не сможет сам придумать надежный способ, так посоветуется со специалистами. Мистер Стюарт, любой биолог способен, осмотрев и оценив Ламмокса, не задумываясь предложить два-три вполне надежных решения, как его убить, убить быстро и безопасным для себя способом. Я вот только посмотрел на него и сразу придумал как. — Но вы же не скажете шефу Дрейзеру? — В голосе Джона Томаса прозвучала тревога. — Что вы, конечно, нет. Для этого меня пришлось бы сперва подвесить за ноги. Но что — я? Найдутся другие, тысячи других, которые охотно ему помогут. А то он и сам сможет придумать способ. Будьте уверены, когда вы дождетесь утверждения этого смертного приговора, делать что-либо будет уже поздно. Они его просто убьют. К вашему и моему сожалению. Джон Томас молчал, и Перкинс негромко добавил: — В одиночку вам никак не справиться, и этим своим упрямством вы только убьете Ламмокса. Джон Томас крепко прижал кулак ко рту. Потом он сказал, еле слышно: — Что же тогда делать? — Сделать можно многое, если только вы согласитесь на мою помощь. Первое. Вы должны понять, что, если вы доверите его нам, никто не сделает ему ничего плохого. Вы, конечно, наслушались всяких разговоров про вивисекцию и прочее; ну так можете все это забыть. Мы просто помещаем свои образцы в окружение, максимально приближенное к условиям их родных планет, а затем изучаем их. Мы хотим, чтобы они пребывали в добром здравии и в хорошем настроении; для этой цели мы не жалеем никаких сил. В конце концов Ламмокс умрет естественной смертью, тогда мы поместим его шкуру и скелет в свою постоянную экспозицию. — А вам бы хотелось, чтобы из вашей шкуры сделали чучело и поместили в музей? — горько спросил Джонни. — Что? — На лице Перкинса отразилось изумление, затем он рассмеялся. — Меня бы это ничуть не обеспокоило; если хотите знать, я уже завещал свой скелет университету, в котором учился. И Ламмокса это тоже ничуть не обеспокоит. Дело в другом — как устроить, чтобы полиция от него отстала и чтобы он смог дожить до старости. — Подождите. Но ведь даже, если вы его купите, это ничего не решает. Они все равно его убьют. Кто им может помешать? — И да и нет. В первую очередь — нет. Конечно, продажа Ламмокса Музею не отменяет приказа на его уничтожение, но, вы уж мне поверьте, приказ этот никогда не будет выполнен. Наш юридический отдел объяснил мне, что следует в таком случае сделать. Первым делом мы приходим к соглашению относительно условий и вы даете мне расписку, подтверждающую продажу; тогда Музей становится законным владельцем. Сразу же после этого, скорее всего — сегодня, я нахожу нашего судью и получаю у него временное постановление, на несколько дней откладывающее приведение приговора в исполнение; такая отсрочка естественна и вполне в его силах, принимая во внимание смену владельца. А большего нам и не надо. Если потребуется, мы выйдем прямо на министра космических дел… одним словом, я могу вам обещать, что, став собственностью Музея, Ламмокс не будет убит ни при каких обстоятельствах. — Вы это точно знаете? — Достаточно точно, чтобы рискнуть деньгами Музея. Если я ошибаюсь, то вполне могу остаться без работы. — Перкинс улыбнулся. — Только я не ошибаюсь. А как только я получу отсрочку и позвоню в Музей, чтобы они превратили ее в постоянную отмену приказа, следующим моим шагом будет урегулирование всех этих исков о возмещении ущерба. У меня есть при себе наличные, сумма вполне достаточная. Нередко деньги являются очень убедительным аргументом. Тогда против нас останется один-единственный человек — шеф полиции. Он — серьезная помеха для вас, но не для нас; по сравнению с теми силами, которые может привлечь себе на помощь Музей, он просто ничто. А потом все спокойно заживут себе припеваючи. — Перкинс улыбнулся. — Вот видите, как все прекрасно можно устроить. Джон Томас задумчиво изобразил ногой на ковре какой-то сложный узор, а потом поднял голову. — Послушайте, мистер Перкинс, я понимаю, для спасения Ламмокса что-то сделать надо. Но до этого момента я не видел никакого способа, я просто, как страус, зарывал голову в песок, тянул время и ждал, что все как-нибудь устроится. — Так вы согласны? — Одну секунду, пожалуйста! Но ведь так тоже не годится. Без меня Ламмоксу будет плохо, он не привык. Получается, что мы просто заменим смерть пожизненным заключением. Еще неизвестно, что он предпочел бы — умереть или остаться одному, чтобы всякие незнакомые люди тыкали его, беспокоили и прогоняли через свои тесты. Его самого даже спросить нельзя — он не знает, что такое смерть. А вот что такое чужие — он очень хорошо знает. Мистер Перкинс пожевал свою нижнюю губу. Все-таки как трудно дается оказывать услугу этому молодому человеку. — Мистер Стюарт! А если бы вы сами поехали с Ламмоксом, это было бы лучше? — Как это? — Думаю, я могу обещать вам работу по уходу за животным. Если правду говорить, свободное место есть прямо в нашем отделе. Я могу вас взять на это место прямо сегодня, а все бумажки мы оформим потом. В конце концов даже лучше, если за экзотическим животным будет ухаживать человек, знающий его повадки. — Нет! — сказала миссис Стюарт прежде, чем ее сын успел ответить. — Да? А почему? — Об этом нет смысла даже и говорить. Мистер Перкинс, я надеялась, что вы предложите какой-нибудь разумный выход из этого неприятного положения. Но с последней вашей идеей я категорически не согласна. Моему сыну надо поступать в колледж; я просто не допущу, чтобы он растрачивал свою жизнь, убирая навоз из клеток в зоопарке, словно какой-нибудь малограмотный бродяга! Да ни в коем случае! — Мама, ты только послушай. — Я слушать ничего не хочу. Разговор окончен. Мистер Перкинс перевел глаза с горящего лица сына на твердое, решительное лицо его матери. — В конце концов, — сказал он, — все это Музея не касается. Давайте, миссис Стюарт, я сформулирую решение следующим образом: я не буду нанимать никого на эту вакансию ну, скажем, в течение шести месяцев… пожалуйста, миссис Стюарт, не надо. Согласится ваш сын на эту работу или нет, это ваша семейная проблема, и я уверен, что здесь мои советы излишни. Я только хочу уверить вашего сына, что Музей ни в коем случае не собирается разлучать его с Ламмоксом. Думаю, что это вполне разумная постановка вопроса. Спицы в руках миссис Стюарт яростно щелкали, словно рычаги какого-то механизма. — Пожалуй, — согласилась она, не поднимая головы от вязания. — Мистер Стюарт? — Подождите, пожалуйста, секунду. Мама, а что если я… — Пожалуйста, мистер Стюарт! Сейчас не время для обсуждения семейных проблем. Наше предложение вы знаете. Так вы согласны? — Я что-то не помню, — прервала его миссис Стюарт, — чтобы вы называли цену, мистер Перкинс. — Действительно! Ну скажем, двадцать тысяч. — Чистыми? — Чистыми? А, понимаю… нет, разумеется. За вычетом сумм, которые пойдут на возмещение ущерба. — Чистыми, мистер Перкинс, — твердо повторила она. Перкинс пожал плечами. — Чистыми, так чистыми. — Тогда мы согласны. — Прекрасно. — Подождите, куда вы! — запротестовал Джон Томас. — А вот мы еще не согласны. Во всяком случае, пока не договорились об этом вашем предложении. Я совсем не собираюсь отдавать Ламмокса в… — Тихо! Милый, я очень долго терпела, но не намерена снова выслушивать всю эту чушь. Мистер Перкинс, Джон согласен. Бумаги у вас при себе? — Мы не согласны. — Подождите минутку, — воззвал к ним мистер Перкинс. — Мадам, верно ли я понимаю, что для совершения этой продажи необходима подпись вашего сына? — Вы ее получите. — Хм-м. Мистер Стюарт? — Я ничего не подпишу, если сначала не договоримся, что мы с Ламмоксом будем вместе. — Миссис Стюарт? — Это просто смешно. — Я тоже так думаю. Но сделать ничего не могу. — Перкинс встал. — Всего хорошего, мистер Стюарт. Большое спасибо, что вы дали мне возможность изложить свои предложения, спасибо и за то, что разрешили посмотреть на Ламмокса. Нет, не провожайте меня, я уж как-нибудь сам найду дверь. Он направился к выходу, а тем временем Стюарты старательно отворачивались друг от друга. У двери Перкинс остановился. — Мистер Стюарт? — Да, мистер Перкинс? — Вы не могли бы оказать мне одну небольшую услугу? Поснимайте Ламмокса как можно больше. Лучше всего сделайте, чтобы съемки были стерео, цветные и со звуком. Конечно, хорошо бы прислать сюда профессиональную съемочную группу, но боюсь, что она может не успеть. Вы сами понимаете. Было бы крайне прискорбно, если после него не останется никаких научных данных. Так что вы уж сделайте, что сможете. — Он снова взялся за ручку двери. Джон Томас сглотнул комок и вскочил на ноги. — Мистер Перкинс! Эй! Вернитесь! Через несколько минут он уже подписывал купчую. Рука его дрожала, однако подпись получилась вполне разборчивой. — А теперь, — сказал Перкинс, — если вы, миссис Стюарт, подпишитесь здесь снизу, где «опекун»… Спасибо! Да, чуть не забыл! Надо еще вычеркнуть эти слова насчет «за вычетом сумм…» и так далее. Денег у меня с собой нет, я прилетел в ваш город, когда все банки были уже закрыты, так что я передам вам пока чисто номинальный задаток для скрепления договора, а остальные вы получите перед тем, как мы увезем этот образец. — Нет, — сказал Джон Томас. — Как? — Я совсем забыл сказать. Пусть Музей возместит ущерб, сам я не могу; к тому же, в конце концов, Ламмокс сам и переломал все это. Но денег я не возьму. А то буду чувствовать себя Иудой. — Джон Томас! — резко сказала мать. — Я тебе не позволю. — Мама, может, не надо, а? — ответил Джон Томас. — Ты же прекрасно знаешь, что подумал бы папа. — Кхе! — Мистер Перкинс громко прочистил горло. — Сейчас я заполню обычную расписку на получение этой номинальной суммы. Не стану больше обременять вас своим присутствием. Судья О'Фарелл сказал мне, что ложится в десять. Миссис Стюарт, я считаю, что Музей готов в любую минуту выполнить условия договора. Мистер Стюарт, вы можете решить все эти вопросы со своей матерью, в семейном кругу. Спокойной ночи. — Он засунул купчую в карман и торопливо вышел. Прошел час, а они все еще яростно смотрели друг на друга из противоположных углов комнаты. Мать сумела все-таки выбить у Джона Томаса согласие на то, что она возьмет деньги с условием, что он до них не дотронется. Ему показалось, что взамен мать позволила ему отправиться в Музей вместе с Ламмоксом. Но она отрицательно покачала головой. — Даже не думай об этом. Ведь ты должен скоро поступать в колледж. Ты же не сможешь взять туда этого зверя. Значит, в любом случае ты не смог бы держать его при себе. — Но я думал, ты о нем позаботишься… ты же обещала папе… а я приезжал бы сюда на уик-энды. — Не вмешивай сюда своего отца! Пожалуй, тебе стоит узнать, что я уже давным-давно решила: в тот самый день, когда ты уедешь учиться в колледж, этот дом перестанет быть зоопарком. Вся эта катавасия только приблизила неизбежное на несколько дней. Джон Томас даже не смог ответить, он просто пораженно смотрел на мать. Она подошла к сыну и положила руку ему на плечо. — Джонни? Джонни, милый. — Да? — Посмотри на меня, малыш. Мы столько всего друг другу наговорили, но, поверь, мне очень хотелось, чтобы этих слов никогда не было. Я уверена, что ты говорил все это, сам того не желая. Ведь мамочка думала только о твоем благе, ты же понимаешь? Ведь понимаешь? — Наверное, да. — Мамочка всегда только об этом и думает. Думает о своем большом мальчике, как бы ему было лучше. Ты же еще очень молодой, а молодые часто не знают, что в жизни важно, а что нет. А потом ты вырастешь и окажется, что мама была права. Неужели ты этого не понимаешь? — Ну… Мама, так как же насчет этой работы. Если б я только… — Милый, пожалей меня. У твоей мамы голова просто раскалывается от боли. Давай не будем сегодня больше об этом говорить. Поспи, утро вечера мудренее. — Она погладила сына по щеке, нагнулась и поцеловала. — Спокойной ночи, мой милый. — Спокойной ночи. Мать ушла наверх, а Джонни долго еще сидел, пытаясь во всем разобраться. Он знал, что надо бы радоваться. Действительно, ведь ему удалось спасти Ламми. Только вот что-то не было ее, радости; он чувствовал себя, словно лисица, отгрызшая себе лапу, пытаясь вырваться из капкана. Боль, тоска и никакого тебе облегчения. Потом он встал и пошел посмотреть на Ламмокса. Поиск по сайту: |
Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Студалл.Орг (0.036 сек.) |