III Пять дней до съемок. Суббота

Илья влетел в здание аэропорта, толкаясь и вытаращив глаза для пущего устрашения попадавшихся по дороге людей. Подбегая к окошку регистрации, он переключил лицо в режим «обаятельная улыбка», оперся локтями о стойку, стараясь казаться выше.

- Доброе утро, девушка!..

- Опаздываете, - немедленно откликнулась та с укором.

- Если бы я чувствовал себя так же прекрасно, как вы выглядите – то наверняка бы успел. Но я старый, больной человек... – он добавил в голос дребезжание и сокрушенно потряс головой. Девушка пыталась сдержаться, но все же рассмеялась, покраснела, уткнулась в монитор и через несколько секунд протянула ему посадочный талон.

- Счастливого полета, дедушка. Берегите голову.

- А вы язычок. Он у вас ничего так... – девушка окончательно смутилась, – острый.

«Нахал». Илья пожал плечами и уже спокойным шагом направился к выходу на посадку, водрузив на нос большие темные очки.

Удивительно, но рейс не задерживался, по крайней мере пока. Может быть поэтому девушка и была так недовольна – раз в жизни самолет не подвел, так пассажиры являлись в последнюю минуту. Вот такой несовершенный мир. Поднимется одно – не встанет другое.

«Что делать будешь, пошляк? Ты же посидеть полчаса на одном месте не в состоянии. Позвони кому-нибудь, почеши языком, у тебя он тоже ниче так… острый. Или, вон, девушка симпатичная у окна сидит – отточи свое умение клеить всё движимое и недвижимое».

Илья вдруг обиделся. Понимал, что это полный идиотизм – обижаться на самого себя. Ведь как ни крути, а голос в голове был его собственным сознанием… или подсознанием, или… ОЧЕНЬ МЕРЗКИМ СОЗДАНИЕМ, ПОСТОЯННО ГОВОРЯЩИМ ЕМУ ГАДОСТИ!

Мысленно наорав на свой внутренний голос Клячкина, Илья почувствовал себя чуть лучше. Купил журнал для девочек-подростков, уселся в дальнем углу зала и принялся искать вдохновение или намек на него среди идиотских заголовков и статей. «Лара Крофт не стала терминатором», «Блондинка – не диагноз» – забавно, они с Ромкой смогли бы это обыграть… когда-то. Раздраженно перевернув очередную страницу, он наткнулся на фотку гламурного мальчика с ухоженным личиком, название статьи гласило: «Прохор Шаляпин признался, что боится за свою жизнь». Ха! Если бы ухоженному мальчику на плечо уселся костлявый Лешка Смирнов, почти голый, в семейках «South park», как он тогда в Убойке сел на Лёню Школьника, - то Прохор опасался бы еще и за свой рассудок. Илья ехидно рассмеялся.

Объявление о начале посадки застало его за чтением писем в редакцию: проблемы юных дев были, воистину, волнительны. Уж он бы подсказал им, что и как делать!

Народу летело много, как всегда, тем более – в выходной. Илья юрко протиснулся в автобус, сразу отвернулся к окну и пристально всматривался в бесконечное, расчерченное полосами поле, радуясь тишине в голове, но чувствуя в этом какой-то подвох.

Кажется, несмотря на темные очки и то, что он жался по углам – его узнали. Когда он шел к своему месту по проходу в самолете, за спиной словно распускались заросли шепотков и хихиканья. Какая-то девчонка, устраивавшаяся в кресле, выронила защелку ремня безопасности и ткнула в его сторону пальцем. Он улыбнулся дежурно, без неприязни, но и без радости.

И – словно его молотом в лицо ударили, аж в голове зазвенело. Вот он, подвох.

В кресле за девчонкой сидел Рома Клячкин.

«Ну, привет».

Вот и думай теперь, кто с тобой разговаривает - внутренний голос или сам Ромка. И кому отвечать.

Пипец.

«Полный».

* * * * * * * * * * * * * * * * * *

- Привет.

- Привет.

Видели фильм «Змеи в самолете»? Так, наверное, гипнотизировали бы друг друга две кобры, если бы их каким-то ветром занесло в допотопный ИЛ-96, летящий утренним рейсом Красноярск-Москва.

«Что за чушь ты думаешь?»

А нормально вообще, что они не виделись туеву хучу времени, а теперь нос к носу столкнулись в самолете? Стоп-стоп-стоп. Билеты Илье бронировал кто-то по просьбе Ксюши, режиссера Убойки. Ну, конечно. Уравнение решается земными способами, и персты судьбы здесь ни при чем.

- Летишь на съемки?

«Ты – гений дедукции!»

Рома кивнул, не отводя глаз. Может, они соревнуются в «кто дольше не моргнет»? Проиграет тот, кого первого треснет по лбу стюардесса.

«Обещаю, что пока ты будешь с ним разговаривать – я буду молчать. Только сделай же что-нибудь!».

Илья усилием воли разорвал сцепившиеся взгляды, повернулся к пожилому мужчине в очках, сидевшему рядом с Ромой.

- Извините?.. Не могли бы вы поменяться со мной местами, я сижу буквально несколькими рядами дальше? Понимаете, мы с братом были разлучены в детстве, и теперь если расстаемся хотя бы на десять минут, у меня начинается нервный тик, а у него – трясучка, гнетучка и летучка. Вы не хотите это видеть! Пересядете? Ну пожалуйста?

Недоумение на лице у мужчины сменилось озарением:

- Убойная лига?

И он начал вставать. Илья рассмеялся:

- Она самая. Спасибо!

Клячкин пересел на среднее сиденье, Илья устроился у прохода. На них оглядывались, приветливо махали и показывали поднятые вверх большие пальцы; они кивали дружелюбно и, за исключением пары ничего не значащих фраз, не разговаривали до взлета.

- Ты когда-то боялся летать, - сказал Рома, когда выключился сигнал «пристегнуть ремни», а шум двигателей стал равномерным.

- Я и сейчас боюсь. Закидываю ногу на ногу, чтобы не дрожали коленки.

Рома кивнул равнодушно.

«Это была шутка года».

Илья потряс головой, хотя надежда на то, что внутренний голос оставит его в покое, умерла так давно, что он начал чувствовать запах разложения.

- В Москву только на съемки или останешься подольше? – спросил Илья несколько минут спустя, чтобы в голове не гудело от пинков и подначек собственного подсознания.

- Задержусь на пару недель. Договорился о нескольких встречах… Еще у Пушкина день рождения, он в Москве праздновать будет.

Илья кивнул: забавное официальное приглашение в конвертах с надписью «Сердечко» получили все убойщики.

– А, еще в Камеди просили зайти, что-то они там новое придумали для всех филиалов.

«Пригласи его пожить у себя. Он категорически откажется, и можно будет до конца полета не выжимать из себя тем для непринужденного разговора»

- Заткнись!

И чуть не застонал – понял, что сказал это вслух.

- Это ты мне? – Рома удивленно посмотрел на Илью.

- Нет... нет, не тебе!

- А... кому? – с еще большим удивлением.

«Моему твоему внутреннему голосу, блять». Илья легко выкручивался из любых ситуаций, но сейчас будто туман в голове, и слова сквозь него пробивались исключительно матерные.

Впрочем, Клячкин уже придумал себе какое-то объяснение, судя по помрачневшему лицу. Вот, точно:

- Дядя Витя рвется наружу? Понимаю. Иногда трудно выйти из образа...

- Дался тебе этот дядя Витя!

Туман рассеивался, Илья закипал. Он долго, очень долго с Ромой церемонился – знал, что хоть в разладе и виноваты оба, но он, Илья, чуть-чуть сильнее. Поэтому покорно соглашался выступать сам, смотреть, как Ромка выступает с другими, не помогать, не звонить, не надоедать своим присутствием. Думал – все как-то само собой разрешится со временем. Ошибался. Вот они встретились после нескольких недель абсолютного несуществования в жизни друг друга – и все обиды на месте, будто заморозили их, как полуфабрикаты, и теперь подали к столу горяченькими: нате, жрите, дуйтесь друг на друга. Ромке не жаль тратить четыре часа полета на очередные упреки и недомолвки? А фиг ему!

Илья закинул руку на плечо Ромы – тот вздрогнул, – обхватил ладонью Клячкина за шею и чуть потянул к себе. Откинул голову, так что губы были у самого Ромкиного уха.

- Послушай, дорогой мой друг, - зашептал, обжигая дыханием щеку собеседника, - все считают, что я сорвал голос под конец одного из выступлений, но нихрена я не сорвал, я ХОТЕЛ, чтобы все поняли, что дядя Витя - это я. Зачем? Думай сам, ТЫ же у нас умный в дуэте Красивых? – он помолчал секунду. Щека Ромы была так близко. Еще пара миллиметров и... Илья сглотнул. Добавил совсем тихо: - Если бы я знал, что, откажись я сейчас быть дядей Витей - и ты перестанешь смотреть на меня, как на пустое место… я бы это сделал. Но ведь проблема не в нем, а в нас, Ром.

Он отпустил шею Клячкина – наверное, на коже останется след от его пальцев. И хорошо!

Илья чувствовал страшную неловкость и в то же время облегчение – хоть сотую долю накипевшего высказал. Рома неподвижно замер, уставившись на спинку впереди стоящего кресла, и еще минут десять не двигался, оставаясь в той же неудобной позе, c нелепо наклоненной набок головой. Потом выпрямился, устроился удобнее, при этом левое плечо прислонилось к правому плечу Ильи. Случайно? Может быть, но Илья до конца полета не шевелился, хотя одна нога затекла, а задница вообще чуть не отвалилась.

* * * * * * * * * * * * * * * * * *

Молча вышли из самолета, молча доехали в автобусе до здания аэропорта, молча сощурились, приветствуя солнечный московский день. Это было уже не то неуютное молчание, что давило на них при встрече, но – молчание, но – неуютное. Просто какое-то другое.

“Cейчас он уйдет».

«А что я могу сделать?»

«Очень многое. Только не посреди улицы, умоляю».

«Дурак».

«Сам дурак».

Илья не любил ждать у моря погоды, поэтому ринулся в омут с головой:

- Так что теперь? Попрощаемся и разойдемся каждый в свою сторону?

Рома подкинул носком ботинка смятый билет, валявшийся на асфальте.

- Знаешь… - начал он, невыносимо растягивая слова и не смотря на Илью, - я не предполагал… - пауза.

Пауза.

Пауза.

«А-а-а-а!!!»

Рома вдруг обернулся, их глаза встретились, Илья даже опешил. Только потом понял, что его поймали, как ребенка – когда он с легко прочитываемым ужасом во взгляде ждал, достанется ли ему хотя бы обертка от конфеты.

- Я не предполагал, что ты по мне скучаешь. Увидимся!

Мягко улыбнулся, махнул рукой на прощанье и пошел к такси.

Поиск по сайту: