V Три дня до съемок. Понедельник

Утро вползло в квартиру ленивой рассветной дымкой.

Илья лег на кушетке в зале («раньше здесь спал Рома» - «сам знаю»), а спальню отдал в распоряжении Лёши и Антона. Спать на одной кровати им было не впервой, да и... в общем, они не возражали, только возмутились для порядка, что рассчитывали на спартанские условия, а получили чуть ли не три звезды.

Остальные ребята разошлись около часу ночи, чуть сонные, почти трезвые – перед съемками старались много не пить, даже если был повод, - и нескрываемо счастливые, как всегда, когда после долгого перерыва собирались вместе.

Илья был рад, что Быдло согласились остановиться в его квартире – в одиночестве он бы тут на стенку полез. Все равно чувствовал себя хреново и не смог заснуть, но присутствие других людей удерживало его от слета с катушек, помогало не растерять остатки самообладания. Он знал, что вел себя скованно, непривычно тихо, но по-другому не мог – не получалось быть собой обычным, когда публику на его вечеринке развлекал Рома Клячкин, не сказавший ему за вечер ни слова.

«Он сказал «привет»».

«Ага, ТЕПЕРЬ ты будешь меня доставать, а когда НУЖНО было подсказать, помочь – в голове только пустота и молчание. Сачок ты».

«Я – это ты. И это ты не смог ничего сделать».

Не смог. Потому что от слов «убойные ночи» его трясло, а то, что происходило сегодня в его квартире, было филиалом гребаных ночей. Хуже всего, что он сам не мог понять, что так бесит его, до коликов, до зубовного скрежета; но когда смотрел передачу по телевизору или, вот, сегодня на Рому в собственной гостиной – хотелось швырнуться чем-то тяжелым, заорать в лучших традициях Соболевского крика.

«Что заорать-то? «Верните мою игрушку, я буду себя хорошо вести?»»

«Нет! Верните мне моего Ромку! Потому что Кляка, который выставляет себя полным придурков в Убойных ночах – это кто-то другой!»

«Кто-то, кто не принадлежит тебе».

Спасибо за поддержку, дорогое подсознание. И за то, что вместо сна приходят болезненные воспоминания.

… После той памятной ссоры о дяде Вите, трубку Рома не брал – Илья звонил регулярно, оставлял сообщения на голосовой почте, сбрасывал смс-ки: от умоляющих до угрожающих. Потом от Бандераса узнал, что у Ромы украли телефон, и номер поменялся.

Так получилось, что в те несколько недель между эфиром с дядей Витей и майскими съемками Убойки, повода встречаться у них не было. Илья много работал: кризис то ли не коснулся любителей пригласить на корпоратив юмористов, то ли некоторые фирмы решили отметить годичный юбилей краха экономики.

Получив новый номер Клячкина, Илья сразу позвонил:

- Привет, Ром. Когда приезжаешь на съемки?

- Числа десятого. Есть разговор.

- Так…

- Думаю, нам не помешает отдохнуть друг от друга. Да и зрители будут рады разнообразию. В общем, я договорился с ребятами – Родным, Бандерасом, - попробую себя в других дуэтах. Ксюше я сообщил, она не особо обрадовалась, но я дал понять, что это окончательное решение.

- А… я? – это прозвучало унизительно жалобно, но сдержаться Илья не смог.

- Я думаю, тебе стоит выступить самому. У тебя получится. Уже получилось…

- Подожди, и ты готов выйти играть с кем-то другим в дуэте ПРОТИВ меня?

Рома отрывисто рассмеялся.

- Привыкай. Или ты думал, что когда дядя Витя придет в «Убойную лигу», тебе удастся одновременно быть и им, и собой? И играть в дуэте Красивые – против него? У нас нет настолько гениальных монтажеров. Или предполагалась, что я буду осматривать достопримечательности Москвы, пока ты в образе дяди Вити будешь срывать бабки? Соболев, ты же хотел, чтобы я проявил характер? Или теперь я, по-твоему, перестарался? – Рома громко выдохнул. – Вот же хрень. Думал, спокойно поговорим. В общем, давай сам, Илюш. Пока.

Илье хватило тогда ума позвонить Ксюше и умолять развести их с Клячкиным по разным выпускам. Кажется, голос у него был тот еще, она то и дело спрашивала, всё ли в порядке, но задать прямой вопрос: «Ваш дуэт – развалился?» - так и не решилась. Позже, когда все приехали в Москву, Чашей все же прижала их к стенке, орала и угрожала, и в итоге настояла, что хотя бы раз они выступят вместе. Миниатюру им согласился написать Белый. Как потом оказалось, миниатюру весьма метафорическую – Рома в аптеке пил микстуру «Идивзадницын», а Илья закапывал нос «Пофигистином».

В первый день съемок Ильи в участниках не было, зато было дохрена Клячкина. Он долго ворочался ночью, утром монетку подбрасывал – ехать или не ехать. Потом швырнул монетку в мусорное ведро, одел кофту с капюшоном, очки, и как воришка, затерялся в толпе зрителей, чтобы умирать от ревности несколько часов подряд.

Сидя на большом ящике за какой-то хлипкой мерцающей конструкцией, до боли в запястьях вцепившись в нее, он чуть не подавился там собственным, колотящимся где-то в горле, сердцем. Нет, он не думал ничего такого, и ревновал не к Бандерасу или Родному. Просто мысль, что с кем-то другим Ромке было на сцене хорошо, уютно, даже больше – что с кем-то другим он на сцене чувствовал себя более спокойно и уверенно, была невыносима. А со стороны новые дуэты в тот день выглядели именно так – абсолютно удачными, и не зря Клячкин дважды оказывался в суперфинале. Дуэты получились очень ровные, никто не смог бы сказать, что один из партнеров хуже или лучше, или ярче, или артистичней, или смешней, черт. И – что болело сильнее всего – Илья не имел к происходящему никакого, совершенно никакого отношения, он такой же зритель, как десятки людей в массовке. Потому что - «давай сам, Илюш».
Когда он вышел на сцену Убойки в первый раз сам, его душило одиночество, он чувствовал себя как никогда маленьким. Попросил публику поддержать его, а на самом деле хотелось закричать: «Пожалейте меня, пожалуйста, мне хреново!». Большая часть миниатюры была записана на диктофон дома: он валялся на диване, пиная подушки, и не знал, на кого сердится сильнее: на себя, наговорившего Роме обидных слов, или на Рому, легко в них поверившего. Тогда и появилась идея поставить на сцену деревянного человечка и пусть публика его слушает – чтобы не быть на сцене самому, и чтобы смеялись над кем-то другим, а не над Ильей Соболевым, недополовинкой дуэта Красивые.

«Давай сам, Илюш». Деревянный человечек - оригинальная ведь идея, что ж судьям-то не понравилось? – взял минимальную сумму. И без того поганое настроение устремилось нахер в какую-то черную пропасть. «Давай сам». Он зло пошутил над вопросом телезрителя – не «ложь и вранье», а «класть и варенье». Марфину понравилось, значит пипец-какой Соболев сегодня скучный. В третьем раунде самое смешное, что он выдал – какая-то ахинея про мальчика, деда и мужчину, даже не в импровизации, а просто когда делал ставку.

Во время перерыва ушел на стоянку, залез на заднее сиденье машины, лежал там, не думал ни о чем, просто слушал стук сердца.

На следующей записи стало получше – приехали Леха и Антон, которые половину знали, об остальном догадывались, но ни о чем не спрашивали, а просто были рядом. Илья приготовил смешной номер про инструктора по рукопашному бою: поведение, правда, слизал с одного забавного тренера из Красноярска. Клячкин бы, наверное, не одобрил очередной стыренный образ. Ну и пусть свое мнение засунет в… жопу своего следующего партнера!

Благодаря пинкам Быдло, он даже умудрился выйти в суперфинал. И хотя неплохо начинал – Родригес, правда, усложнял, а не облегчал задачу, - но в конце Илья просто сдулся, слил. Не придумал добивку, мать её. Они никогда не позволяли себе этого с Ромой, даже если вся миниатюра была лажей – концовка обязательно должна была выстрелить. А тут – хотел иначе, по-своему. Не вышло. Был момент, когда он этому даже порадовался. Не будут говорить, что он и без Клячкина может сделать всех. Хотя он может, конечно! Просто ужасно, до тошноты, не хотелось этого доказывать.

…А потом они вышли на сцену вместе, и всем стало ясно, что это – конец.

Рома приехал в последний момент, почти с ним не разговаривал, отвечал и готовился отдельно, огрызался на попытки Быдло и Белого как-то разрядить обстановку, во время финальной импровизации несколько раз говорил Илье «заткнись», чем вызвал приступ паники у Чашей, так что та подошла близко к сцене и показала ему кулак. Певица-недотрога Слава вогнала последний гвоздь в гроб гордости Ильи Соболева. Он из последних сил держал улыбку на лице.

Удивительно – но их с Клячкиным импровизация была интересной и смешной, несмотря ни на что. Когда-то в умной передаче у Александра Гордона, куда пригласили ребят из Камеди Клаб, процитировали высказывание какого-то философа: «Смех – анестезия сердца». И, наверное, со всеми убойщиками было что-то не так, раз даже в такой ситуации они успешно работали шутами.

Только почему при этом так остро, мучительно болело это самое сердце?

«Потому что юмор – твоя работа, и сердце тут ни при чем. Соберись, не профукай работу, как уже профукал сердце».

И Илья впервые тогда заметил, что внутренний голос говорил с ним голосом Клячкина. Наверное, так было всегда, просто обычно рядом был Рома и говорить можно было с ним самим.

* * * * * * * * * * * * * * * * * *

- Илья, ты спишь? – голос Антона вернул его к реальности.

- Нет. Привет, - он сел, заметив, что солнце уже встало.

- Привет. Во сколько нам надо быть у Чашей, помнишь?

- В одиннадцать?

- Черт, пора вставать. ЛЁХА, - заорал он так громко, что Илья вздрогнул, - вытаскивай свою худую задницу из постели немедленно!

Илье показалось, что в ответ Смирняга пробурчал: «Тащи лучше сюда свою жирную».

Хорошо все-таки, что Быдло согласились у него остановится, с ними у Ильи получалось искренне смеяться. Он включил чайник, сделал бутерброды, Смирняга с Бандерасом все это время препирались.

- Ты зубы почистил, невоспитанное горе мое?

- Не нашел наждака, а то бы... тебе почистил!

Когда-то рядом с Ильей тоже был человек, над которым можно было подшучивать, не опасаясь, что он не поймет или обидится; с которым тоже было легко и солнечно.

Антон передал Лёше чашку, их пальцы невзначай соприкоснулись, они сами не обратили на это внимания, а Илье жгло сердце - давно, тысячу лет назад, у него тоже были такие случайные прикосновения, незаметные – тогда, но он продал бы за них душу – сейчас.

- Ребят, - прохрипел он, - никогда, НИКОГДА не отпускайте друг друга, слышите?

Он отвернулся к окну, чтобы не видеть сочувствия в их взглядах.

- Я бы сказал, что предпринять, но боюсь шокировать твою неподготовленную психику, - медленно протянул за его спиной Смирнов. – Самая приличная формулировка, что приходит мне в голову: вас обоих нужно как следует вздрючить. Причем, лучше, если вы сделаете это друг с другом сами.

Антон поперхнулся.

Внутренний голос Ильи промолчал, но было ощущение, что он улыбается многозначительной, не очень Ромкиной, улыбкой.

* * * * * * * * * * * * * * * * * *

Илья уставился на листок с последней версией расписания съемок, забыв дышать. В первом выпуске он фигурировал как дядя Витя, во втором – под своим именем, в третьем снова дядя Витя, но там же в списке был Клячкин в дуэте с Родным. Пиздец во всей красе подкрался именно оттуда, откуда его ждали.

В конференц-зале возле кабинета Чашей нечем было дышать, небольшое помещение с трудом вмещало всех участников Убойки. С самого начала планерки здесь стоял равномерный гул, прерываемый четким голосом Ксении, выкрикивающей просьбы или подзывающей кого-то к себе.

Переваривая расписание, Илья не сразу заметил, что в зале стало тихо. Поднял голову – половина присутствующих выжидающе смотрела на него, остальные уткнулись взглядом в пол. Блять.

- Если вы думаете, что я буду что-то кому-то объяснять или в чем-то признаваться... – звонко и зло сказал он, – то вы ошибаетесь. Все вопросы можете адресовать нашему режиссеру.

И, мило улыбнувшись Ксении, вышел.

* * * * * * * * * * * * * * * * * *
Рома догнал его на стоянке.

- Соболев!

Илья удивленно обернулся, растерянно уставился на Клячкина. Не успел ни испугаться, ни понадеяться на что-то, успел только подумать, что рад его видеть.

- Илья.

- Да, Рома, - он вежливо поклонился.

- Не паясничай.

- Я нервничаю, мне можно.

Рома как будто смутился, сунул руки в карманы, чуть раскачиваясь из стороны в сторону.

- Я думал над тем, что ты сказал в самолете. Вчера… не очень удобно было разговаривать, слишком много людей вокруг…

Илья сглотнул, кивнул осторожно.

- Ты был прав: проблема не в дяде Вите, проблема в нас…

«Фак! Кто его научил делать такие охренненно длинные паузы?»

- Я… частично понимаю, наверное, зачем ты согласился быть дядей Витей и почему тянешь эту историю дальше. Хотя вряд ли когда-нибудь смогу смириться с его существованием.

«Что-то мне нехорошо».

-... Да, еще, никогда не говори больше, что я – умная половина дуэта Красивые. Дурацкая шутка, всегда терпеть не мог, когда кто-то так говорит...

«Я тоже».

- …Я никогда не смотрел на тебя, как на пустое место – если у тебя создалось такое впечатление, оно было ошибочным.

«Кончай с этой канцелярией, Ром!»

- Это пока всё.

«Что?.. Как?.. Подожди! Ну нет! Эй! Опять уходит…паузы и уход по-английски – новое амплуа Романа Клячкина».

- Ром! – крикнул Илья, тот обернулся. – Но ты тоже скучал по мне, правда?

Рома махнул рукой, ничего не ответил, пошел дальше, но Илье показалось, что его плечи дрожали от смеха.

Поиск по сайту: