И цена непослушания

В то время, когда я был всецело поглощён чтением Библии, у меня не было даже и мысли о том, чтобы стать проповедником. Я всё время говорил тогда, что быть учителем — это самое худшее, а проповедником — вообще последнее дело. (Простите мне эти слова. Сегодня я сам проповедник и сказал сейчас только то, что думал об этом тогда).

Точно так же, как и мои родители, деды и прадеды я хотел быть только фермером. Моим идеалом было — делать деньги. Уже, будучи маленьким мальчиком, я хотел делать деньги и с этой целью даже засадил самостоятельно целый гектар табаком. Деньги были моим богом. В то время как мои сверстники встречались со своими девушками, я старался зарабатывать деньги. Моим девизом было — «сначала деньги, потом всё остальное».

Когда я закончил школу, то сразу же вернулся домой на ферму, чтобы помогать отцу в его работе. И вот в это время, когда мы счастливо жили и трудились вместе на нашей ферме, я впервые услышал Божий зов к труду на Его ниве. Незадолго до этого наша мать подарила каждому из детей по книге. Мне досталась книга Вернер Хойкельбах, в которой рассказывалось об одном человеке, пережившем глубокую перемену от безбожника к евангелисту. Это было как будто бы именно для меня. Почувствовав в своём сердце, что Бог призывает и меня к труду для Него, я сразу же сказал: «Да, Господь! Если Ты этого хочешь, то я готов!» Конечно, в этот период моего горения и первой Любви к Господу, я не думал о том, чего это будет мне стоить.

Я сразу же пошёл к моим родителям и братьям, а также к нашему пастырю и объявил им, что, уверен в том, что Господь призывает меня к Своему труду. Пастырь очень обрадовался этому и сразу же предложил мне поехать вместе с ним в Восточный Трансваль на конференцию, где должны были собраться лучшие и всемирно известные проповедники. Я охотно согласился, уверенный, что эта поездка послужит мне большим благословением. Это был первый случай в моей жизни, когда я находился вдали от родных, без привычной фермерской работы, и когда у меня было достаточно времени для размышлений. Здесь я впервые серьезно задумался о том, что же меня ожидает, если я оставлю работу на ферме и стану пастырем. О миссионерском служении я тогда даже не помышлял, потому что в то время чёрных вообще не признавал и за людей. У нас, в Южной Африке, в этом нет ничего особенного. Мало того, подобное мнение распространялось и на людей других наций, которые не относились к чёрной расе. Для нас они были чем-то вроде людей второго сорта, более низших по сравнению с нами. Такими же были наши взгляды и на другие церкви, общины и течения (гордость, надменность, превознесение, а ведь они ходили в церковь, так чему там учили. А чему учат в вашей церкви? Доп. Т.С).

В наших глазах только наша собственная церковь была единственно духовной, и только у нас было истинное и чистое учение, хотя на самом деле это было, конечно, далеко не так. На других верующих мы смотрели свысока, считая, что среди них давно бы уже пора провести реформу. Впрочем, конечно, Господь настолько милостив, что благодаря этому некоторые из них тоже, возможно, как-то спасутся. Что же касается лично нас, то наше спасение было чем-то само собой разумеющимся, а тот факт, что мы попадём в небо, не подвергался, безусловно, даже малейшему сомнению. (Кстати, такой подход является духовной болезнью (одержимостью диавольской. Доп. Т.С.) многих Христиан. Каждый почему-то считает свои понятия выше и правильнее, чем понятия другого и, превозносясь так, даже не замечает при этом, что унижает и топчет того, за которого также умер Христос).

Итак, находясь в Трансвале и размышляя о своём предполагаемом будущем служении, я подумал, что это станет концом любимой мне фермерской жизни. Мне придётся также расстаться с родителями, братьями и сестрой. Кроме того, я думал, что вовсе не хочу быть бедным, как многие из тех, кто был на таком служении. А ведь деньги тоже что-то значат в жизни! Вспоминая нашего пастыря и подобных ему, я думал, что не смогу так, как они, находясь в постоянной бедности, проповедовать, крестить, совершать погребальные церемонии над умершими и тому подобное. Да и вообще, кто знает, что это мне ещё принесёт... Нет, это было не для меня. Теперь я был готов отказаться от своего поспешного решения, понимая, что просто не способен пойти на это.

Однако на этой конференции были собраны действительно хорошие проповедники, и когда по вечерам я слушал их проповеди, сердце моё размягчалось, и я говорил: «О, Господь! Нет, я всё же пойду на это! Я готов!» Утром же сердце моё было вновь ожесточённым, и я повторял, что вернусь назад. Потом снова наступал вечер, и при слышании Слова Господня сердце моё плавилось, подобно маслу, и я был согласен следовать зову Божьему. Но проходила ночь, и в следующее утро повторялось старое, и я хотел вернуться назад. Так продолжалось до тех пор, пока в один день я всё-таки твёрдо решил вернуться домой и сделаться фермером. Но была одна сложность, которая сильно озадачивала меня. Ведь я же сказал пастырю, что Господь позвал меня к труду. Что я отвечу ему, если он спросит, почему раньше я говорил одно, а теперь совсем другое; почему совсем недавно утверждал, что Сам Бог призывает меня к служению и убеждал всех в искренности моего побуждения, а теперь вдруг так быстро поворачиваю назад. Подобных вопросов я, конечно, не хотел слышать, хорошо помня то, чему был научен ещё в школе, — что мужчина должен быть человеком слова. У нас в Африке существует поговорка: «Мужчина — слово, а женщина — словарь». Правда, к сожалению, в жизни порой случается и обратное. Но, так или иначе, я вовсе не хотел оказаться в таком глупом положении. Второе, что также очень беспокоило меня, — что я отвечу своей маме, когда она, наверняка, спросит меня о том, как надо теперь понимать мои слова с уверением о призвании Господа и мой прямо противоположный поступок.

Я продолжал раздумывать об этом; как вдруг мне в голову пришла хорошая идея. Находясь на этой конференции, я часто слышал свидетельства других людей, которые говорили, что Господь послал им Своё слово из Библии. Вспомнив об этом, я очень обрадовался, решив, что такое объяснение будет для меня отличным выходом из данного затруднительного положения. Я смогу тогда спокойно пойти к нашему пастырю и сказать ему, что я, по-видимому, ошибся, потому что Господь просто испытывал меня, как некогда испытывал Аврагама. Он хотел только убедиться в том, согласен ли я, пожертвовать Ему свою жизнь, как некогда — Аврагам должен был пожертвовать своего сына. И когда я был согласен последовать Божьему зову, то Господь увидел моё сердце и убедился во мне, как и тогда утвердился в верности Аврагама. Как тогда Он оставил Исаака в живых, не допустив его убиения, так и теперь Он больше не требует от меня этой жертвы, и в подтверждение этому послал мне слово из Писания. То же самое я смогу сказать и своей матери. Так что всё будет выглядеть замечательно и совершенно правдиво. Против этого никто не сможет возразить, никто не будет спорить и противиться. Теперь оставалось только молиться, чтобы Господь открыл мне соответствующее место в Писании.

Итак, я пошёл в одно укромное место, сел на камень, взял в руки Библию и начал мысленно говорить Богу, как должна протекать моя дальнейшая жизнь. Я вернусь и стану фермером, но буду поддерживать материально Церковь и миссионеров. Мой дом будет всегда открыт также для молитвы и Библейских разборов. Короче говоря, так я подробно разъяснил Богу, предписав Ему всё до последней мелочи, что и как должно протекать в моей жизни. Покончив с этим, я сказал: «Но, Господь Иисус!!!! Всё это я не хочу делать без Тебя, потому что без Твоего благословения не может быть успеха. Пусть Твоё благословение сопровождает этот мой труд! Так что прошу Тебя, Господь, даруй мне теперь слово, которое было бы как печать на всё то, что я Тебе сейчас говорил».

После этого я открыл наугад Библию, надеясь в этот момент увидеть слово, выделенное жирным шрифтом. Но, увы, мой взгляд остановился на обычном шрифте и не знаю, как это получилось, что я видел перед своими глазами только один стих. Это были следующие слова: «… (Иисус) говорит им: идите за Мною, и Я сделаю вас ловцами человеков» (Матф.4:19). Разозлённый, я захлопнул Библию с единственным желанием бросить её куда-нибудь подальше. Гнев и зло кипели во мне, и я говорил: «Бог, я докажу Тебе, что не буду этого делать! Я не буду ловцом человеков! Я не согласен с Тобой и лучше пройду эту жизнь без Тебя!»

Вернувшись, я быстро собрал свои вещи и коротко сказал пастырю, что уезжаю назад в Натал к своим родителям. При этих моих словах он оставался совершенно спокойным, не сказав мне ни слова. Через некоторое время он спросил только: «Эрло, совершенно ли ты уверен, что это воля Божия для тебя?» «Да!» — сразу же без промедления резко ответил я и тут же повторил: «Да! И давайте оставим этот разговор». Так я солгал ему. Ужасно, что Христиане вот так просто могут лгать. В тот день я познал, каким злым может быть сердце Христианина не живущего ВО ХРИСТЕ, как Христос. А ведь я был тогда уже дитём Божьим и Христос был во мне.

Пастырь отвёз меня на вокзал, и перед отъездом я ещё позвонил домой, сказав родителям, что завтра утром в 6 часов буду в Питермаритцбурге. На следующее утро на вокзале меня уже встречал отец и некоторые из моих братьев. Мы, братья, очень любили друг друга. При встрече один из них подошёл ко мне и радостно сказал: «Ах, Эрло! Как хорошо, что ты вернулся! Поистине наш Бог есть Бог Любви! И вот теперь Он снова возвратил тебя нам!» Конечно, он не мог тогда знать, что произошло на самом деле. Но я-то знал, что меня возвратил вовсе не Бог Любви, потому что я восстал против Него! Я повернулся к Богу спиной, сказав, что этот путь не могу идти с Ним.

Через несколько дней, когда мы с матерью оказались наедине, она спросила меня: «Эрло, что случилось? Ведь ты говорил нам, что Бог призвал тебя быть проповедником и трудиться на Его ниве. Почему же тогда ты так быстро вернулся?...» Что я мог ей на это сказать? Ничего! Единственное, на что я был тогда способен, — это разозлиться. Это был простейший путь (обида, злость, раздражение), который, кстати, всегда является показателем того, что что-то неверно. Я понимал, что сейчас мне ничего не поможет, и что в данный момент я ни на что другое не способен, как только злиться и ругаться. Сказав ей резко: «Мама, если ты не хочешь меня здесь больше видеть, то так и скажи мне прямо об этом!», я вышел вон из комнаты, громко хлопнув дверью. Это был конец моим песням и чтению Библии, к которой я больше не прикасался.

Последующие полтора года были для меня настоящим адом на земле. И тогда я познал, что непослушание обходится в тысячи раз дороже, чем послушание. Это тяжёлый путь — решиться идти против Бога. Через такое я больше никогда не хочу пройти! Часто мы говорим: «Нет, такую цену я не могу платить! Такая жертва слишком велика для меня! Этого я не могу нести!» Но поверь, мой друг, что непослушание стоит намного дороже.

По прошествии этого времени, я вошёл однажды в свою комнату, встал на колени и впервые за всё это страшное время, взяв в руки Библию, открыл её. Мой взгляд упал на строки, которые говорили о Любви Божьей ко мне. Трудно передать словами, что произошло при этом в моём, измученном терзаниями, сердце. «Господь! — плача говорил я. — Как это возможно?! Несмотря на то, что я ударил Тебя в лицо и отвернулся от Тебя, Ты всё ещё Любишь меня?!...»

Я не могу сейчас описать вам подробно, что со мною было. Скажу только, что Любовь Божия обезоружила и сокрушила моё чёрствое сердце. Оно растаяло, как льдинка в лучах солнечного света. Я плакал, как ребёнок, не в силах понять, почему Господь всё ещё Любит меня. За что?! Ведь я же так сильно огорчил Его! Дорогие друзья, в этот момент я пережил Любовь Господа. Не пережив, это трудно понять.

Спустя несколько дней я снова взял Библию и вновь, открыв её наугад, стал читать: «Иисус говорит Симону Петру: Симон Ионин! Любишь ли ты Меня больше, нежели они?» (Иоанн.21:15). В эти минуты у меня было такое чувство, будто Иисус находится здесь, в моей комнате и, обращаясь ко мне, спрашивает: «Эрло, Любишь ли ты Меня?»

Я очень любил моих родителей, моих братьев и сестру, мой родительский дом, нашу ферму... Но теперь звучал вопрос Господа: «Любишь ли ты МЕНЯ?...» Да, я Любил Его! Не мог не Любить! Пётр отвечал: «Господи! Ты знаешь, что я люблю Тебя». Иисус говорит ему: «Паси агнцев Моих». Потом снова задаётся тот же вопрос, на который следует прежний ответ. И опять звучат для Симона Петра слова его Учителя: «Паси овец Моих». Так повторилось трижды. Когда же, будучи спрошенным в третий раз, Пётр опечалился, — я опечалился тоже. Плача, я, как и Пётр, говорил: «Господи! Ведь Ты же знаешь, что я Люблю Тебя!» — «Паси овец Моих» — был мне ответ.

Это было окончательным. Я тут же встал с колен, нашёл свою мать и сказал: «Мама, теперь начинается новая жизнь!» Потом пошёл к нашему пастырю и сообщил ему, что пришёл конец моим колебаниям, что для меня прошедшее было равноценно смерти. Так началась совершенно другая жизнь. Я сразу же стал учиться в Библейской школе, и с тех пор у меня никогда больше не было сомнений в том, к чему призвал меня Господь.

Часто мне бывает очень печально, когда я встречаю детей Божиих, которые говорят, что они не знают, какова о них воля Божия. Но ведь это же именно то, что должно быть для нас совершенно ясно! Ведь не тот, кто говорит: «Господи, Господи», но кто исполняет волю Отца Небесного — войдёт в Царствие Его! Не тот, кто именем Его великие чудеса творит, но тот, кто познаёт волю Божию (в Слове Его) и бывает послушен ей (Слову Божьему), — наследует обетования.

Поиск по сайту: