Земляных валов и крепостных стен

5.1. Современные представления о древнем назначении и защитном потенциале древо-земляных валов сложились под влиянием письменных источников и фортификационной практики эпохи огнестрельного оружия, когда намеренная насыпка валов-фундаментов крепостных стен и валообразных полевых укреплений были обычным явлением. Со временем, отраженные обильной литературой каноны позднейшей инженерии были напрямую усвоены современными учеными, поэтому их большинство считает внутривальные устройства скрепляющими насыпи каркасами и фундаментами поднимавшихся над валами стен. В этом убеждало сложное устройство домонгольских насыпей и наблюдения об увеличение мощности валов на протяжении X-XIII вв. И постепенно валы стали восприниматься главными и самостоятельными крепостными атрибутами, что предполагало вероятность намеренной насыпки “оборонительных насыпей”.

Но не все исследователи считают валы эффективной защитной преградой: согласно альтернативному подходу, эти насыпи являются слежавшимися руинами древних крепостных стен. Очевидно, эту точку зрения нельзя оставить без внимания. Для нее наименее целесообразной была отсыпка валов по краям крутых береговых склонов. Но такие валы широко известны, значит, это следы укреплений иной конструкции.

По подсчетам А.В. Кузы, 60 % от всех городищ имеют размеры не более 0,5 га, следовательно, высота их валов не превышает 0,5 – 2 м. Очевидно, что такие укрепления неэффективны. Для сравнения, военный инженер Ф. Ласковский к действенным противопехотным преградам относил валы высотой не менее 8 м. Кроме того, специально сооружать стены поверх низких валов нерентабельно экономически: создание конструктивно сложных валов трудоемко, а выигрыш в высоте размещения стен ничтожен. Критики отвергают и вероятность намеренной присыпки к стенам вальных откосов, снижающих эффективность вертикальных преград. По летописным источникам известно применение осадных “приметов”, – это внешние откосы, облегчавшие восхождение на стены.

Эти наблюдения внушают сомнения в целенаправленной насыпке большинства валов. Но альтернативная гипотеза не оставила в литературе заметного следа: хорошо известно стремление фортификаторов вознести укрепления на пригодное для этого возвышение. Кроме того, археологически известен пример намеренного возведения киевского “вала Ярослава”.

5.2. Летописные сведения о валах и стенах обычно передавались случайными информаторами, поэтому отражают существовавшие взгляды широких слоев населения на повседневном бытовом уровне.

Насыпи в источниках обозначались терминами “ вал ”, “ соп ” и “ приспа ”, а также сюжетно идентифицируемыми вариантами “ гребли (гробли)”.

29 летописных упоминаний делятся на “понятийные” группы по характеру отношения насыпей к военному делу. Первая группа отражает некую связь валов с защитными преградами. Так, Владимир Мономах с дружиной в 1094 г. укрывался за “малой греблей”; согласно родословцу “А се князи русьстии”, валом был укреплен г. Владимир Залесский, а стены Ладоги в 1114 г. устанавливали на “присп±”. В статьях 1172, 1241 и 1261 гг. валы были как-то взаимосвязаны со стенами: “городъ пожгоша и гроблю роскопаша”. А в Козельске монголы разбили “ст±ны града и взыдоша на вал”.

Вторая группа, – это примеры осознания валов как топографических ориентиров. В событиях 1095 и 1149 гг., действия происходили близ переяславских валов. В иных (под 1146, 1149, 1151, 1169, и 1223 гг.) попутно упоминались валы Киева и его окрестностей, Новгорода, Луцка, а также “валъ половечскыи”. Под 1093 и 1151 гг. ориентирами служили змиевы валы по р. Стугне. Таковы и новгородские “ориентирные” упоминания. Особняком выделяется интерпретации “вала” как грунта для забутовки стен г. Ошеля (1219 г.) и славянских крепостей X в. по арабскому автору ибн Йа‘кубу (в летописных сообщениях о событиях XIV в. такое понимание “вала” становится обычным, а позже “вал” сменяется “землей”).

Кроме этого, известно 36 летописных упоминаний о городских икрепостных стенах, также неодинаковых по смысловой и понятийной нагрузке.

Среди них есть прямые упоминания “забральных” и “градьскых” стен (под 955, 988, 1239 и 1240 гг.). Примеры второй группы связаны с оценкой конструкции защитных стен с заборолами и приемами их штурма (под 1097, 1251, 1159, 1185, 1229, 1281 и т.д.). Упоминания третьей группы отражают синонимичность “города” и стен. “Городами” окружали русские центры перед осадой и монголы. А под 1169 и 1185 г. стены метафорически выступают как символ прочности: это оценка роли князя как “города” черных клобуков и сравнение половецких войск с крепостными стенами.

Итак, на практическом уровне современников не удивляло сочетание городских валов со стенами, а вне поселений они относились к насыпям как к привычным топографическим ориентирам. Исследователями отмечалось, что княжеский родословец отличается хронологической путаницей и информативной неточностью. Поэтому мемуарный пример вынужденной обороны Мономаха “о малу греблю” остался в единственном числе. Отсюда понятно отсутствие летописной терминологии для описания облика, конструкции и степени надежности земляных насыпей.

В противовес этому, информация о крепостных стенах предельно детализирована, а применявшаяся для описания стен и их элементов хорошо разработанная лексика указывает на жизненно важный интерес современников к защитным качествам стен. Их строительство обозначалось устойчивыми оборотами “срубить” или “поставить город” (а не “насыпать” его).

Термин “вал” был заимствован славянами из средневерхненемецкого “wal”. Этот лингвистический массив восходит к латинскому “vallum” – защита, изгородь, частокол или насыпь с частоколом. Позже в общеславянской и немецкой лексике понятие трансформировалось в “земляную насыпь”. А в английском языке “wall” сохранил его более древнее значение – “стена”.

Эти языковые разночтения “валов” и “стен” настолько древние, что терминологические тонкости пришлось уточнять еще в VIII в. Беде Достопочтенному. Он пояснял, что стены строят из камня, а защитные валы выкладывают (также в виде стен) из пластов дерна, а по гребням ставят частоколы. Но к XI-XII вв. на Руси валы уже воспринимались как ориентиры или обезличенные спутники стен. С появлением огнестрельного оружия возникла нужда в земляных полевых укреплениях, поэтому в современных терминологических справочниках “вал” – это “земляная насыпь грядой или гребнем, для укрепления и защиты места от неприятеля”.

5.3. Конструктивные особенности наземных стен принято сопоставлять с устройством внутривальных сооружений: на это указывают лучше сохранившиеся остатки последних и достоверные следы наземных руин (Екимауцы, Воинь и киевские Золотые ворота). Судя по этим наблюдениям, на ранних памятниках двухрядные столбовые стены с грунтовой забутовкой доживают до середины X в., а кардинальную замену срубными преградами в Перемышле, Путивле, Каменном и Донце связывают с “окняжением” окраин Руси на рубеже X-XI вв. В это время основой напольных стен стали городни, а с боковых сторон – ряды клетей. А с конца XI в. наиболее применимыми стали двухсрубные стены (городня + клеть). По верху ставили заборола, – перекрытые настилы для передвижения воинов, снабженные защитными парапетами или стенками со “скважнями”–бойницами.

В общих чертах оценима и реальная высота крепостных стен. Преграды наименьшей высоты, это парапеты или брустверы заборол высотой в пределах 1 м. Такой оплот укрывал нижнюю часть тела стрелка из лука и метателя иного оружия или подсобных средств. Ими ограждали еще римские военные лагери, археологические аналоги из камня известны в Гаевщине и Тустани. Летописные сведения об осадах Луцка (1097 г.) и Ушицы (1159 г.) указывают на крепостные стены, сопоставимые с человеческим ростом, но значительная часть преград, видимо, превышала его. Это стена киевского “города Ярослава” (2,24 м), Воиня и Изборска (2,5 м); о равновеликих преградах известно множество и более поздних свидетельств. На существование крепостных стен трехметровой и большей высоты указывает свидетельство 1281 г. о поражении защитников крепости копьями сквозь нижние бойницы заборол, а также археологические реконструкции.

Поиск по сайту: