 |
АвтоАвтоматизацияАрхитектураАстрономияАудитБиологияБухгалтерияВоенное делоГенетикаГеографияГеологияГосударствоДомДругоеЖурналистика и СМИИзобретательствоИностранные языкиИнформатикаИскусствоИсторияКомпьютерыКулинарияКультураЛексикологияЛитератураЛогикаМаркетингМатематикаМашиностроениеМедицинаМенеджментМеталлы и СваркаМеханикаМузыкаНаселениеОбразованиеОхрана безопасности жизниОхрана ТрудаПедагогикаПолитикаПравоПриборостроениеПрограммированиеПроизводствоПромышленностьПсихологияРадиоРегилияСвязьСоциологияСпортСтандартизацияСтроительствоТехнологииТорговляТуризмФизикаФизиологияФилософияФинансыХимияХозяйствоЦеннообразованиеЧерчениеЭкологияЭконометрикаЭкономикаЭлектроникаЮриспунденкция
CXXVIII
CXXIX
Остается еще немногое сказать о превосходстве нашей цели. Если бы этобыло сказано прежде, то могло бы показаться чем-то вроде пустого мечтания.Но когда уже создана надежда и устранены несправедливые предубеждения, этобудет иметь, возможно, больше веса. Помимо того, если бы мы все совершили ивполне разрешили сами и не призывали бы усиленно других для участия исопутствия в трудах, мы бы также воздержались от подобных слов, чтобы ото небыло воспринято как прославление наших заслуг. Однако, коль скоро должнопобудить деятельность других, воспламенить и возбудить умы, естественнобудет, если мы доведем это до сознания людей. Итак, прежде всего мы находим, что введение знаменитых изобретений,бесспорно, занимает первое место среди человеческих деяний. Так судили идревние века, ибо они оказывали божеские почести творцам изобретений, тогдакак тем, кто прославился в гражданских делах (как, например, основателигородов и государств, законодатели, освободители отечества от длительныхбедствий, разрушители тираний и им подобные), воздавали только славу героев.И действительно, если кто правильно сравнит то и другое, он найдетсправедливым суждение прежнего времени. Ведь благодеяния изобретателей могутотноситься ко всему человеческому роду, а гражданские благодеяния -- толькок некоторым местопребываниям людей. Притом эти последние длятся лишь впределах жизни немногих поколений, а те -- почти на вечные времена. Крометого, исправление состояния гражданских дел большей частью сопровождаетсяприменением насилия и смятением. А открытия обогащают и приносятблагодеяния, не причиняя никому ни обиды, ни печали. Кроме того, открытия суть как бы новые создания и подражаниябожественным творениям, как хорошо сказал поэт: Первые некогда злак, приносящий плоды, даровали Жалкому роду людей осиянные славой Афины; Жизнь обновили они и законы для всех учредили[57]. И достойно внимания в Соломоне, что, хотя он и процветал властью,золотом, великолепием дел, стражей, челядью, флотом, блеском имени и высшимпочитанием людей, все же он ничего не избрал себе из этого для славы, асказал следующее: "Слава Бога состоит в том, чтобы сокрыть вещь, а славацаря -- в том, чтобы ее исследовать"[58]. И далее, пусть кто-нибудь подумает, прошу об этом, какова разница междужизнью людей в каком-либо наиболее культурном краю Европы и в какой-нибудьнаиболее дикой и варварской области Новой Индии, и он увидит: между нимитакое различие, что -- по справедливости сможем сказать -- "человек человекубог", и не только вследствие оказываемой помощи и благодеяний, но также ивследствие разницы их состояния. И это происходит не от почвы, не отклимата, не от телосложения, а от наук. Хотелось бы еще показать силу, достоинство и последствия открытий; аэто обнаруживается нагляднее всего на примере тех трех открытий, которые небыли известны древним и происхождение которых, хотя и недавнее, однако,темно и лишено громкой славы, а именно: искусство печатания, применениепороха и мореходной иглы. Ведь эти три изобретения изменили облик исостояние всего мира, во-первых, в деле просвещения, во-вторых, в делахвоенных, в-третьих, в мореплавании. Отсюда последовали бесчисленныеизменения вещей, так что никакая власть, никакое учение, никакая звезда несмогли бы произвести большее действие и как бы влияние на человеческие дела,чем эти механические изобретения. Кроме того, уместно различать три вида и как бы три степеничеловеческих домогательств. Первый род состоит в том, что люди желаютраспространить свое могущество в своем отечестве. Этот род низмен и подл.Второй род -- в том, что стремятся распространить власть и силу родины навсе человечество. Этот род заключает в себе, конечно, больше достоинства, ноне меньше жадности. Но если кто-либо попытается установить и распространитьмогущество и власть самого человеческого рода по отношению к совокупностивещей, то это домогательство (если только оно может быть так названо), безсомнения, разумнее и почтеннее остальных. Власть же человека над вещамизаключается в одних лишь искусствах и науках, ибо над природой не властвуют,если ей не подчиняются. Кроме того, если полезность одного какого-либо частного открытия стольпоражала людей, что они считали высшим существом того, кто мог обязать себевесь человеческий род каким-либо благодеянием, то насколько выше открыть то,посредством чего легко может быть открыто все другое! И однако (чтобысказать всю правду), подобно тому как при всей благодетельности света, припомощи которого мы идем своей дорогой, занимаемся своим делом, читаем иузнаем друг друга, все же само созерцание света превосходнее и прекраснее,чем его многообразное использование, точно так и созерцание вещей, каковыони суть без суеверия или обмана, заблуждения или замешательства, болеедостойно само по себе, чем все плоды открытий. Наконец, если кто-либо станет говорить, что науки и искусства ведут кпороку, роскоши и тому подобному, пусть это никого не тронет. Ибо это жеможет быть сказано обо всех земных благах -- об уме, мужестве, силе,красоте, богатстве, самом свете и об остальном. Пусть человеческий родтолько овладеет своим правом на природу, которое назначила ему божественнаямилость, и пусть ему будет дано могущество; пользование же будетнаправляться верным рассудком и здравой религией.CXXX
Теперь нам пора уже предложить само искусство истолкования природы. Ихотя мы считаем, что даем в нем самое полезное и самое верное, однако мы неприписываем ему ни абсолютной необходимости (как если бы ничто не могло бытьсделано без него), ни совершенства. Ибо мы держимся следующего мнения: еслилюди будут иметь в своем распоряжении подлинную историю природы и опыта, иприлежно ей отдадутся, и притом окажутся способными к двум вещам: во-первых,оставить принятые мнения и понятия, во-вторых, удержать на время ум отсамого общего и от того, что близко ему, тогда они смогут прийти к нашемуистолкованию посредством собственной природной силы ума без помощикакого-либо другого средства. Ибо истолкование есть истинное и естественноетворение ума, освобожденного от всех препятствий[59]. Однако,несомненно, благодаря нашим правилам все будет более доступным и гораздоболее достоверным. Мы не утверждаем, однако, что к этому ничего нельзя прибавить.Наоборот, рассматривая ум не только в его собственной способности, но и вего связи с вещами, мы должны установить, что искусство открытия может растивместе с открытиями. КНИГА ВТОРАЯ АФОРИЗМОВ ОБ ИСТОЛКОВАНИИ ПРИРОДЫ ИЛИ О ЦАРСТВЕ ЧЕЛОВЕКАI
Дело и цель человеческого могущества в том, чтобы производить исообщать данному телу новую природу или новые природы. Дело и цельчеловеческого знания в том, чтобы открывать форму данной природы, илиистинное отличие, или производящую природу, или источник происхождения (иботаковы имеющиеся у нас слова, более всего приближающиеся к обозначению этойцели). Этим двум первичным делам подчиняются два других дела, вторичных инизшего разряда. Первому подчиняется превращение одного конкретного тела вдругое в пределах возможного; второму -- открытие во всяком порождении идвижении скрытого процесса, продолжающегося непрерывно от проявленногодействующего начала и проявленной материи вплоть до данной формы, а такжеоткрытие другого схематизма тех тел, которые пребывают не в движении, а всостоянии покоя.II
Насколько неблагополучно существующее положение человеческого знания,явствует даже из того, что обычно утверждается. Правильно полагают, что"истинное знание есть знание причин". Не плохо также устанавливаются четырепричины: материя, форма, действующая и конечная причины. Но из них конечнаяпричина не только бесполезна, но даже извращает науки, если речь идет не одействиях человека. Открытие формы почитается безнадежным. А действующаяпричина и материя (как они отыскиваются и принимаются вне скрытого процесса,ведущего к форме) -- вещи бессодержательные и поверхностные и почти ничегоне дают для истинной и деятельной науки. Однако мы не забыли, что выше мыотметили и исправили заблуждение человеческого ума, отдающего формампервенство сущности. Ибо хотя в природе не существует ничегодействительного, помимо единичных тел, осуществляющих сообразно с закономотдельные чистые действия, однако в науках этот же самый закон и егоразыскание, открытие и объяснение служат основанием как знанию, так идеятельности. И этот же самый закон и его разделы мы разумеем под названиемформ, тем более что это название укоренилось и обычно встречается.III
Знание того, кто знает причину какой-либо природы (как, например,белизны или теплоты) только в некоторых предметах, несовершенно. Равнымобразом несовершенно могущество того, кто может производить действие толькона некоторые материи (из числа тех, что способны воспринять его). А ктознает только действующую и материальную причины (эти причины переходящи и внекоторых случаях суть не что иное, как носители формы), тот можетдостигнуть новых открытий в отношении материи, до некоторой степени подобнойи подготовленной, но не затронет глубже заложенных пределов вещей. Тот же,кто знает формы, -- тот охватывает единство природы в несходных материях. Иследовательно, он может открыть и произвести то, чего до сих пор не было,чего никогда не привели бы к осуществлению ни ход природных явлений, ниискусственные опыты, ни самый случай и что никогда не представилось бычеловеческому мышлению. Поэтому за открытием форм следует истинноесозерцание и свободное действие.IV
Хотя пути к человеческому могуществу и знанию ближайшим образомсплетены один с другими и едва ли не одни и те же, однако вследствиепагубной застарелой привычки обращения к абстрактному гораздо безопаснееначинать и строить науки от тех оснований, которые связаны с действеннойчастью, чтобы она сама обозначила и определила созерцательную часть.Следовательно, должно позаботиться о том, какие правила, или направление,или указание более всего нужны были бы тому, кто хотел бы породить в данномтеле и придать ему какую-нибудь природу и изложить это простой инезапутанной речью. Так, например, если кто-либо пожелает придать серебру желтый цветзолота, или (сохраняя законы материи) увеличить вес, или придатьнепрозрачному камню прозрачность, или стеклу прочность, или какому-либонерастительному телу способность к произрастанию, следует, повторяю,позаботиться о том, какие он может скорее всего пожелать для себя правилаили предписания. И прежде всего он, без сомнения, выберет то, что не будеттщетным в работе и не обманет в опыте. Затем он изберет себе для указаниято, что не будет его стеснять и связывать определенными средствами иособенными приемами работы, ибо может случиться, что он не будет иметьвозможности и благоприятных обстоятельств для того, чтобы добыть этисредства или обеспечить себя ими. Ибо если кроме предписанного существуют идругие средства и другие способы порождения этой природы, то они, возможно,окажутся доступны работающему; и тем не менее его может удержать узостьпредписания, и он не соберет плодов. В-третьих, он изберет себе для указаниято, что не столь трудно, как то дело, которое отыскивается, но ближеподходит к практике. Итак, требование относительно правильного и совершенного наставления вработе будет таково: чтобы оно было точным, свободным и располагающим иливедущим к действию. Но это то же самое, что и открытие истинной формы. Ибоформа какой-либо природы такова, что когда она установлена, то и даннаяприрода неизменно за ней следует. Итак, форма постоянно пребывает, когдапребывает и эта природа, она ее вполне утверждает и во всем присуща ей. Ноэта же форма такова, что когда она удалена, то и данная природа неизменноисчезает. Итак, она постоянно отсутствует, когда отсутствует эта природа,постоянно удерживает ее и только ей присуща. Наконец, истинная форма такова,что она выводит данную природу из источника какой-либо сущности, котораяпребывает во многом и, как говорят, более известна природе, чем самаформа[60]. Итак, наше требование и предписание относительноистинной и совершенной аксиомы знания состоят в том, чтобы была открытадругая природа, которая могла бы быть превращена в данную природу, но былабы ограничением более известной природы наподобие истинного рода. Но эти дватребования относительно действенного и созерцательного суть одно и то же.Что в действии наиболее полезно, то и в знании наиболее истинно.V
Предписания, или аксиомы, превращения тел бывают двоякого рода. Первыйрассматривает тело как группу, или соединение, простых природ. В золоте,например, соединяется следующее: что оно желто, тяжело до такого-то веса,ковко и тягуче до такого-то растяжения, не становится летучим и на огненичего не теряет из своего количества; таково в жидком состоянии; выделяетсяи растворяется посредством таких-то способов; и так в отношении другихестественных свойств, которые сходятся в золоте. Итак, аксиома этого родавыводит вещь из форм простых природ. Ибо, кто знает формы и способынаведения желтизны, тяжести, ковкости, прочности, текучести, растворимости итому подобного, а также их степени и меры, тот и позаботится о том, чтобыони могли быть соединены в каком-либо теле, откуда последует превращение взолото. Этот род работы относится к первичному действию. Способ порождениякакой-либо одной простой природы тот же, что и многих, -- разве толькочеловек связан и ограничен в действиях, когда требуется получить многоприрод, вследствие трудности соединения столь многих природ, которые не попроторенным и обычным дорогам природы не сходятся легко. Как бы то ни было,нужно все же сказать, что этот способ работы (рассматривающий простыеприроды, хотя и в определенном теле) исходит из того, что постоянно, вечно ивсеобще в природе, и открывает человеческому могуществу широкие дороги,которые (сообразно с нынешним положением дел) едва может охватить ипредставить себе человеческая мысль. Второй род аксиом (который зависит от открытия скрытого процесса)направлен не на простые природы, а на конкретные тела, как они открываются вприроде в ее обычном течении. Например, в том случае когда исследуется, изкаких начал, каким образом и посредством какого процесса рождается золотоили какой-либо другой металл или камень -- от их первых зачатков досовершенного минерала; или также: каким путем рождаются травы -- от первыхсгущений соков в земле или от семян до сформировавшегося растения с общейпоследовательностью движения и разнообразными и продолжительными усилиямиприроды; или также при последовательном разъяснении рождения животных отсовокупления до родов; или также в случае, когда исследуются другие тела. Действительно, это исследование относится не только к рождению тел, потакже и к другим движениям и произведениям природы. Например, когда ведетсяисследование прохождения и последовательных актов питания -- от принятияпищи до ее совершенного усвоения; или произвольного движения у животных --от первого впечатления воображения и последовательных усилий духа вплоть досгибания и движений членов тела; или развитого движения языка и губ иостальных органов -- вплоть до произнесения членораздельных звуков. Ведь всеэти исследования относятся к естествам слитым, или собранным, в одномпостроении, и здесь рассматриваются как бы частные и особые навыки природы,а не основные и общие законы, которые образуют формы. Впрочем, нужно вообщепризнать, что этот способ кажется более легким, и более близким, и подающимбольшие надежды, чем тот первичный. Подобным же образом и практическая часть, соответствующая рассмотреннойсозерцательной части, выводит и распространяет практику от того, что обычнооткрывается в природе, до чего-либо ближайшего или не слишком удаленного отближайшего. Но более высокие и коренные воздействия на природу зависят, какбы то ни было, от первичных аксиом. Более того, там, где человеку дана невозможность действия, а только возможность знания, как, например, в небесныхявлениях (ибо человеку не дано воздействовать на небесные тела, или менятьих, или преобразовывать), исследование самого факта, или истинного положениявещей, не менее, чем познание причин и соответствий, зависит от техпервичных и всеобщих аксиом о простых природах, таких, как природасамопроизвольного вращения, притяжения или магнетической способности, илимногих других явлений, которые более общи, чем сами небесные явления.Поэтому пусть никто не надеется решить вопрос, вращается ли в суточномдвижении земля или небо, не поняв предварительно природу самопроизвольногодвижения.VI
Скрытый же процесс, о котором мы говорим, далеко не такая вещь, котораялегко могла бы представиться человеческой душе в том ее состоянии, какомуона ныне подвержена. Ведь мы не понимаем под ним ни какие-либо меры, низнаки или степени в движении, видимые в телах, а только непрерывный процесс,который большею частью ускользает от чувств. Например: во всяком порождении и превращении тел следует искать, чтотеряется и улетает, что остается, что прибавляется, что расширяется, чтосжимается, что разделяется, что продолжается, что обрывается, что побуждает,что препятствует, что господствует, что подчиняется и многое другое. И опять-таки это следует искать не только в порождении и превращениител, но и во всех других изменениях и движениях; точно так же должно искать,что предшествует и что последствует, что стремительнее и что спокойнее, чтопроизводит движение и что им управляет и тому подобное. Но все это наукам(которые ныне разрабатываются крайне грубо и совершенно негодны) не известнои ими не затронуто. Ведь если каждое естественное действие совершается припосредстве самых малых частиц или по крайней мере слишком малых для того,чтобы возбудить чувство, то пусть никто не надеется, что он сможет управлятьприродой или изменять ее, пока должным образом ее не поймет и не узнает.VII
Точно так же разыскание и открытие скрытого схематизма тел есть неменее новая вещь, чем открытие скрытого процесса и формы. Ведь мы до сих порвращаемся только в преддверии природы и не готовим себе доступа в еетайники. Но никто не может придать данному телу новую природу или удачно ицелесообразно превратить тело в новое, пока он не будет хорошо знать обизменении и превращении тела. Без этого он прибегнет к тщетным или покрайней мере трудным и превратным способам, не соответствующим природе тела,над которым он работает. Итак, также и к этому надо открыть и проложитьпуть. Несомненно правильно и с пользой применяют труд в анатомии органическихтел (каковы тела человека и животных); это представляется тонкой вещью ихорошим исследованием природы. Но этот род анатомии основан на зрении, т. е.подчинен чувству и имеет место только для органических тел. Притом это нечтоблизкое и очевидное в сравнении с истинной анатомией скрытого схематизма втех телах, которые считаются однородными, особенно в вещах, отличающихсяспецифическими чертами[61], и их частях, таких, как железо, камень,и в однородных частях растения, животного, таких, как корень, лист, цветок,мясо, кровь, кость и т. д. Но даже и здесь человеческое усердие не всецелобездействовало, ибо к этому направлено разложение однородных тел путемперегонки и другими способами разложения, обнаруживающими неоднородностьцелого, составленного из собрания однородных частей. Это разложение приноситпользу и содействует нашим исканиям, хотя часто бывает обманчиво, ибо многиеприроды считаются результатом разделения, как если бы они ранее существовалив сложном [целом], в действительности же их заново создают и вводят огонь итепло и другие способы разложения. Но и это лишь малая часть работы враскрытии истинного схематизма в сложном целом, ибо этот схематизм гораздоболее тонкая вещь, которая действием огня, скорее, смешивается, чемизвлекается и проясняется. Итак, необходимо разделение и разложение тел, конечно, не огнем, нопосредством размышления и истинной индукции с помощью опытов, а такжепосредством сравнения с другими телами и сведения к простым природам и ихформам, сходящимся и слагающимся в сложном. Решительно следует перейти отВулкана к Минерве, если мы намерены извлечь на свет истинное строение исхематизм тел (от чего зависит всякое скрытое и, как его называют,специфическое свойство и способность в вещах и из чего также выводитсяправило всякого значительного изменения и превращения). Например, нужно исследовать, сколько есть во всяком теле от духа исколько от осязаемой сущности, а также обилен ли и тучен этот самый дух илитощ и беден, тонок он или более густой, более воздушный или более огненный,деятельный или праздный, слабый или сильный, влекущий вперед или назад,раздробленный или непрерывный, пребывает ли в согласии с внешним иокружающим или в раздоре и т. д. То же в отношении осязаемой сущности (укоторой не меньше различий, чем у духа) -- ее жил, волокон и всякого родаткани. И опять-таки под то же исследование подпадают расположение духа втелесной массе и ее поры, проходы, жилы и клетки, и начала, или первыезачатки, органического тела. Но также в этом исследовании и в открытиикаждого скрытого схематизма истинный и ясный свет, действительно разгоняющийвсякий туман и неясность, проистекает от первичных аксиом.VIII
Мы поэтому не будем сводить вещь к атому, который предполагает пустотуи нетекучую материю (и то и другое ложно), а к истинным частицам, как ониоткрываются. С другой стороны, нет ничего такого, что заставило быкого-нибудь испугаться этой тонкости, как чего-то необъяснимого. Напротив,чем больше исследование склоняется к простым природам, тем более все будетясно и очевидно, ибо исследование переходит от многообразного к простому, отнесоизмеримого к соизмеримому, от невнятного к учитываемому, от бесконечногои смутного к конечному и определенному, подобно тому как мы видим это вэлементах письма и в тонах созвучий. Лучше же всего подвигается впередестественное исследование, когда физическое завершается в математическом.Пусть никто опять-таки не устрашится множества или раздробленности. Ибо ввещах, которые рассматриваются посредством чисел, столь же легко думать иговорить о тысяче, как и об одном, или о тысячной части одного, как об одномцелом.IX
Из двух родов аксиом, которые установлены выше, возникает истинноеделение философии и наук, причем мы придаем особый смысл общепринятымназваниям (которые наиболее подходят к обозначению вещи). Таким образом,исследование форм, которые (по смыслу и по их закону) вечны и неподвижны,составляет метафизику, а исследование действующего начала и материи,скрытого процесса и скрытого схематизма (все это касается обычного ходаприроды, а не основных и вечных законов) составляет физику. Им и подчиняютсяподобным образом две практики: физике -- механика, метафизике (в очищенномсмысле слова) -- магия вследствие ее обширных путей и большей власти надприродой.X
Итак, поставив цель учению, должно перейти к предписаниям, сделав этоотнюдь не превратным и спутанным образом. Указания об истолковании природы охватывают две различного рода части: во-первых, выведение или порождениеаксиом из опыта; во-вторых, выведение или извлечение новых опытов из аксиом.Первая часть разделяется трояко, а именно: вспоможение чувству, вспоможениепамяти и вспоможение уму, или рассудку[62]. Ведь прежде всего мы должны подготовить достаточную и хорошую естественную и опытную историю, которая представляет собой основу дела. Ибомы должны не измышлять и выдумывать, а открывать то, что свершает и приноситприрода. Естественная же и опытная история столь разнообразна и рассеянна, чтоприведет разум в замешательство и расстройство, если не будет установлена ипредложена в должном порядке. Поэтому нужно образовать таблицы и сопоставления примеров таким способом и порядком, чтобы разум мог по нимдействовать. Однако, даже в случае если бы это было сделано, все же разум,предоставленный сам себе, движимый сам собой, неуправляемый инеподготовленный, неспособен и недостаточен для того, чтобы образоватьаксиомы. Итак, в-третьих, следует применить истинную и законную индукцию, которая есть самый ключ истолкования. При этом должно начать с конца и затемуже открыто возвращаться к остальному.XI
Поиск по сайту: