Диссиденты на потоке

Подробно рассмотренную операцию "Бродский" можно считать эталоном дальнейших операций идеологов по производству диссидентов, которое было поставлено на поток. Большой резонанс вызвало дело Александра Ивановича Солженицына, прошедшего непростой жизненный путь: фронт, лагеря. Им была написана повесть о лагерных порядках "Один день Ивана Денисовича". Пришедшие к власти Хрущев и его окружение нуждались в любой литературе, которая подтверждала бы дискредитацию Сталина и его времени. А у Солженицына к тому же был и талант. Он одаряется высочайшей милостью. Его имя гремит в печати, на радио и телевидении. Вот как описывает Б. Жутовский встречу руководителей страны во главе с Н. С. Хрущевым с деятелями литературы и искусства в это благословенное время (1963 г.) /3/:

"Огромный зал, столы с яствами. Справа, поперек, для ЦК, а перпендикулярно, в три шпалеры — для остальных. Молчаливые мальчики за стульями, чисто вымытые, пробор, салфетка, готовы и налить, и подать, и вынести... Оживленное харчение. с редкими одобрениями с главного стола, здравицами (хотя без всякого горячительного). Одна здравица за Солженицына. Он встал, далеко от меня, лицо бледно-серое, рядом Твардовский видится курносо. Зал хлопает чуть ли не стоя".

В это время А. И. Солженицын обретает широчайшую известность. О нем говорят все средства массовой информации, его выдвигают на Ленинскую премию. О его умонастроениях свидетельствует обращение в ЦК КПСС к помощнику Н. С. Хрущева В. С. Лебедеву (цит. по /9/):

"Я глубоко взволнован речью Никиты Сергеевича Хрущева и приношу ему глубокую благодарность за исключительно доброе отношение к нам, писателям, и ко мне лично, за высокую оценку моего скромного труда. Мой. звонок Вам объясняется следующим: Никита Сергеевич сказал, что если наши литераторы и деятели искусства будут увлекаться лагерной тематикой, то это дает материал для наших недругов и на такие материалы, как на падаль, полетят огромные, жирные мухи. Пользуясь знакомством с Вами и помня беседу на Воробьевых горах во время первой встречи наших руководителей с творческой интеллигенцией, я прошу у Вас доброго совета. Только прошу не рассматривать мою просьбу, как официальное обращение, а как товарищеский совет коммуниста, которому я доверяю. Еще девять лет тому назад я написал пьесу о лагерной жизни "Олень и шалашовка"... Мой "литературный отец Александр Трифонович Твардовский, прочитав эту пьесу, не рекомендовал мне передавать ее театру. Однако, мы с ним несколько разошлись во мнениях, и я дал ее для прочтения в театр-студию "Современник" О. Н. Ефремову, главному режиссеру театра. Теперь меня мучают сомнения, учитывая то особенное внимание и предупреждение, которое было высказано Никитой Сергеевичем Хрущевым в его речи на встрече по отношению к использованию лагерных материалов в искусстве, и сознавая свою ответственность, я хотел бы посоветоваться с Вами — стоит ли мне и театру дальше работать над этой пьесой... Если Вы скажете то же, что А. Т. Твардовский, то эту пьесу я немедленно забираю из театра "Современник" и буду над ней работать дополнительно. Мне будет очень больно, если я в чем-либо поступлю не так, как этого требуют от нас, литераторов, партия и очень дорогой для меня Никита Сергеевич Хрущев". Вскоре после этого обращения Идеологический отдел ЦК резко меняет свою позицию. Восхваления сменяются обвинениями, наступает необратимое отчуждение Солженицына от власти. Идеологи направляют его на нужную им "стезю".

Вся эта процедура роднит дело Солженицына с делом Бродского. Производство диссидентов идет по отработанной схеме. С точки зрения нормального человека характерной чертой большинства дел была их внешняя бессмысленность и многим казалось, что их проводили идиоты. Это относится в частности к делу А. Синявского и Ю. Даниэля и прошедшего за ним дела "четырех" (А. Гинзбурга, Ю. Галанскова и др.). Так же как и дело Бродского они подробно, во всех деталях излагались в СМИ Запада. Вот выдержка из последнего слова подсудимого Александра Гинзбурга на процессе "четырех" 12 января 1968 г. /10/:

"Итак. меня обвиняют в том, что я составил тенденциозный сборник по делу Синявского и Даниэля. Я не признаю себя виновным. Я поступил так потому, что убежден в своей правоте. Мой адвокат просил для меня оправдательного приговора. Я знаю, что вы меня осудите, потому что ни один человек, обвинявшийся по статье 70, еще не был оправдан. Я спокойно отправляюсь в лагерь отбывать свой срок. Вы можете посадить меня в тюрьму, отправить в лагерь, но я уверен, что никто из честных людей меня не осудит. Я прошу суд об одном: дать мне срок не меньший, чем Галанскову", (В зале смех. крики: "Больше. больше!")".

В результате деятельности идеологов по производству диссидентов постепенно среди западных левых формировался негативный образ Советского Союза. Ряд людей, оказавшихся на Западе, в частности В. Некрасов, А. Галич, В. Максимов, А. Зиновьев, никакого отношения не имели к антисоветской деятельности, более того многие из них остались сторонниками социализма, патриотами своей страны, но они выступали против заведомой лжи идеологов, причем подаваемой в грубо оскорбительной,отталкивающей, вызывающей форме.

С начала 70-х происходит качественное изменение в положении диссидентов. Теперь новоиспеченные диссиденты оказались в центре внимания западных СМИ и приобретали всемирную славу и известность. Они стали получать денежное содержание, им присуждают награды и премии, в том числе Нобелевские (Пастернак, Бродский, Солженицын, Сахаров). Диссидентство становится профессией, в которой появляются свои плюсы, она становится даже привлекательной.

В 60-е годы реальное влияние диссидентов еще ничтожно мало, но идеологи уже поднимают шум. Они клеймят в печати фактически неизвестных до этого, часто ни в чем неповинных или ничего не значащих людей. В результате их имена гремят и в СССР и во всем мире.

Поиск по сайту: