Предсказуемость социального времени

Рассмотрим, какова предсказуемость социального времени внутри отдельных фаз. Так как всякое предсказание должно быть осуществлено во времени, показателем предсказуемости может служить коэффициент детерминации относительно времени, точнее относительно моментов наблюдения мониторинга. Коэффициент детерминации указывает на степень разброса данных относительно физического времени. Коэффициент детерминации относительно времени можно записать в %. Тогда он показывает, на сколько процентов объясним физическим временем подъем или спад той или иной группы отношения к социальному времени на каждой фазе.

В целях более четкого понимания близости или удаленности фаз по степени предсказуемости данных на протяжении этих фаз был проведен иерархический кластерный анализ.

Дендрограмма показывает, что заметно выделяются две группы фаз по предсказуемости отношения респондетов к социальному времени, разделяемых на два кластера: в первый кластер входят фазы 1, 5 и 4 - с высокой предсказуемостью (отметим, что фаза 4 спада, доведенного до дефолта августа 1998 года, характеризуется также высокой предсказуемостью); во второй кластер входят фазы 3, 2, 6 и 7, имеющие низкую предсказуемость, в этом кластере можно выявить подкластер еще менее предсказуемых фаз 6 и 7.

Важно, что фазы 6 и 7 характеризуют современное положение в обществе, которое, с точки зрения теории синергических систем рассмотрены как точки бифуркации («бифуркационное многоточие»). Для них характерны неустойчивость и многообразные возможности направления выхода из них под влиянием имманентных или внешних факторов. Теперь мы знаем, что именно в конце этих фаз начались многочисленные стихийные выступления против принятого Думой РФ под давлением правительства закона № 122, а также его исполнения на местах. Если бы правительство и депутаты знали о негативных социальных свойствах этих фаз: непредсказуемости во времени; слабой прогрессивности, по сути дела, стагнации социального времени - то могли бы избежать поспешности в разработке, принятии и исполнении закона, потребовавшего корректировок.

Заключение

Попытка с помощью СФА эмпирически изучить качество социального времени по численным характеристикам темпа изменений групп отношений респондентов к жизни, которую они ведут, показала, что темп увеличения численности положительно устроенных в жизни респондентов свидетельствует о поступательности социального времени в обществе, в котором это происходит.

Темп увеличения численности отрицательно устроенных в жизни респонденов свидетельствует о реверсивности (возвратности) социального времени в обществе, о возврате части респондентов к некоему прошлому положению, а с ним и к прошлому состоянию общества. При определенных негативных условиях возврат может осуществляться к состоянию гораздо хуже прошлого, если респонденты начинают проводить социальное сравнение своего состояния по контрасту с относительно положительно устроенными в жизни людьми. Таким образом, подтверждена гипотеза о том, что разные слои общества живут, по большей части, в разном социальном времени. Но бывают продолжительные фазы, в которые разные слои общества живут в одном социальном времени, прогрессивном или регрессивном.

Операционально удалось диагностировать признаки направленности социального времени вперед или назад с определенном темпом с помощью регрессионного анализа между динамическими рядами численности пяти групп различного отношения к жизни и последовательностью моментов проведения мониторинга на каждой из семи фаз.

Проще говоря, удалось по знаку и значению углового коэффициента регрессии определять направление и темп изменения социального времени, а также качество социального времени, степень его прогрессивности, поступательности или регрессивности, возвратной направленности на каждой фазе и тем самым определить ценность или ущербность для общества каждой фазы и всего процесса в целом.

Социологический диагноз показал, что схожие фазы 2, 6 и 7, в которых две последние наиболее близки к современности, имеют крайне низкий баланс прогрессивности социального времени. Это указывает на очень слабую поступательность, близкую к стагнации социального времени у разных групп общества, а у тех, кого социальное время «совершенно не устраивает», это время имеет яркое регрессивное, возвратное качество. Диагнозы, поставленные в статье являются предупреждающими и потому охранительными сигналами для общества, разумеется, если они будут услышаны.

За дание 4. Обзор статей из журналов «Социологические исследования» за последние три года по теме «Терроризм как протестное движение»

1. Понятие «терроризм» как средство манипулирования

общественным сознанием

Вопреки широко распространённому мнению, терроризм как форма насилия, подлежащая безусловному и всеобщему осуждению явление по историческим меркам. До первой мировой войны терроризм считался орудием левых, поскольку он сопровождался лозунгами о борьбе за народное счастье. С окончанием войны террор открыто взяли на своё вооружение правые: националистические и фашистские движения в Германии, Франции и Венгрии, железная гвардия в Румынии. После же второй мировой войны терроризм в отдельных его проявлениях взяли на вооружение спецслужбы ряда государств. Насколько допустимым и оправданным считался терроризм в международной политической жизни ещё совсем недавно, говорит уже то, что Израиль последовательно уничтожал и ослаблял умеренную часть палестинского движения сопротивления, взращивал и провоцировал палестинский терроризм.

Придание терроризму образа некой высшей формы абсолютного мирового зла произошло лишь в самое последнее время в связи с распадом биполярного мирового порядка. Это заставляет усматривать в современном терроризме инструмент манипулирования общественным сознанием средство управления им, задающее систему оценочных координат. Во всяком случае показательно, что что любые попытки научного, строго методологического разграничения понятий политической борьбы с использованием средств вооружения, политического терроризма и политического бандитизма наталкиваются на непреодолимые трудности.

Безусловно верным представляется одно: в политических режимах диктатуриального типа, направленных на подддержание внутреннего порядка, говорить о терроризме не приходится, там уместен лишь разговор о бандитизме. И наоборот: стоит лишь такому режиму ослабеть, как статус бандитизма тут же повышается до статуса терроризма, из которого, в свою очередь, начинает выделяться его политический аспект, с тем, чтобы назваться потом протестным движением, гражданским сопротивлением и, наконец борьбой за социальное, национальное или религиозное освобождение.

Приходится думать, что терроризм это не более чем одна из многих форм насильственной борьбы за определённые идеалы или интересы, которая, в зависимости от политической коньюктуры и расклада мировых сил, окрашивается в общественном сознании в положительные или отрицательные тона. Это лишь одно из многих внешних выражений тех целей, которые ставит перед собой та или иная, актуализирующаяся в данный момент на арене общественной жизни, сила. Но поэтому и отношение общества к терроризму определяется, в конечном счёте, теми конкретными результатами, которые он несёт в себе как составная часть идеологической сверхвласти власти господствующих над обществом идей.

В ХХ веке мы неоднократно наблюдали проявление в общественной жизни феномена идеологической сверхвласти, широко практиковавшей терроризм. Один из таких примеров даёт нам изначально бесчеловечная идеология германского национал-социализма идеология разделения людей на господ и рабов, идеология, трагически отозвавшаяся в миллионах человеческих судеб минувшего столетия. Другой пример мы имеем в идеологии, диаметрально противоположной по заявленным идеалам первой в идеологии построения светлого коммунистического будущего. По степени своей судьбоносности эта идеология, при всей ущербности её теоретического обеспечения и при всех трагических издержках её практического воплощения в жизнь, тоже имела очевидные признаки идеологической сверхвласти, способной управлять миллионами человеческих судеб. Наконец, с конца ХХ столетия мы наблюдаем повсеместное торжество идеологии либерализма идеологии свободы от нравственного поведения, от моральных обязательств, от ответственности и обязательств перед людьми: идеологии безграничной свободы во имя личного обогащения любой ценой. Несомненно, что и в этом третьем случае перед нами очередная идеологическая сверхвласть, имеющая своей функцией управление миллионами человеческих судеб. И жертв на совести этой третьей сверхвласти ничуть не меньше, чем на совести первых двух.

Подлинно научное изучение феномена идеологической сверхвласти впереди. Но уже сейчас ясно, что перед нами проявление каких-то глубинных законов ноосферы: вне периодически вспыхивающей пассионарности народов, вне стихийного перебора форм духовного бытия, вплоть до диаметрально-противоположных, взаимно исключающих друг друга вариантов этих форм, нет и не может быть самой человеческой истории.

Но ясно и то, что стихийный перебор вариантов слишком дорого нам обходится. И если справедлива научная гипотеза, согласно которой суть глобального исторического процесса неотделима от перевода бессознательных форм человеческого бытия в его осознанные формы, то мы, действительно, встаём перед насущной проблемой постановки процесса перебора вариантов собственного духовного бытия под разумный контроль. А это означает неизбежность постановки вопроса о создании идеологической сверхвласти нравственности, т.е. такой сверхвласти, цена за которую оказалась бы для человечества не столь высока, как в первых трёх случаях.

Возможна ли идеологическая сверхвласть нравственности в принципе? И, в частности, возможна ли она как средство профилактики международного терроризма? Ответ на эти вопросы предлагается ниже. Но это? такой ответ, который подразумевает предварительное избавление от тех очень многих политических, научно-теоретических да и просто обывательских штампов сознания, на основе которых произрастает современное представление о международном терроризме.

2. Многоаспектность феномена терроризма

Единого понимания природы терроризма в мире до сих пор не выработано, хотя как способ достижения политических целей насильственными средствами терроризм существует с незапамятных времён. Очевидно лишь, что основной формой противодействия терроризму должно стать устранение порождающих его предпосылок. Но, поскольку существует свыше 100 определений терроризма, то о сколько-нибудь ясных предпосылках этого явления говорить не приходится. Налицо лишь тенденция сводить проблему терроризма к разнообразно-мотивированным проявлениям асоциальности отдельных личностей или их групп.

Именно поэтому, когда сегодня поднимается вопрос о борьбе с терроризмом, то имеются в виду главным образом формы и способы борьбы с отдельно взятыми, конкретными проявлениями терроризма. То есть, единственным эффективным средством противостояния террористическому беспределу принято считать повышение уровня и качества операций типа антитеррор с использованием войсковых подразделений специального назначения. Подразумевается, что чем хитроумней будет продумана спецоперация, чем совершенней будет её материально-техническое обеспечение и чем более профессиональный будет задействован в ней кадровый состав тем гарантированней окажется и успех самого антитеррористического предприятия.

С этим, наверное, можно было бы согласиться, если бы терроризм и вправду был тем, чем он с подачи политиков и СМИ кажется на первый взгляд: агрессивно и корыстно мотивированным проявлением человеческой асоциальности. К сожалению, ситуация намного сложнее. Степень сложности видна уже из смысловой неоднозначности и многоаспектности феномена международного терроризма, берущего на вооружение самые разные лозунги и знамёна: народного счастья (как в России второй половины XIX в.), фашизма (как в западноевропейских странах первой половины XX в.), национального сепаратизма, радикального исламизма и др. То есть, те, кого называют террористами, никогда не бывают безыдейными; их позиция всегда мотивирована (искренне или притворно) не только личными интересами, но и интересами тех, кого они считают своими идеологическими единомышленниками. Не существует сколько-нибудь серьёзных террористических организаций, чья программа не сводилась бы к требованиям социального, национального или конфессионального характера.

Способностью всех этих программ сплачивать на своей основе и отмобилизовывать на вооружённую борьбу огромные человеческие массы определяется и такая сторона современного терроризма, как его установка на захват политической власти, на перекраивание политической карты мира. Оценивая опыт оппозиционных вооружённых движений во многих странах мира, можно с большой долей уверенности утверждать, что их конечная цель заключается в свержениии находящегося у власти правительства или создании в стране кризисной ситуации, создающей условия для правительственного переворота.

Ярко выраженный идеологизм и установка на захват политической власти это два самых верхних смысловых слоя того явления, которое принято называть международным терроризмом. А чтобы разглядеть другие слои, нужно понять, какими идеологическими смыслами мотивируется противоположная терроризму антитеррористическая деятельность.

Здесь нужно знать следующее. В 80-е гг. прошлого столетия, когда глобализация терроризма начала набирать силу, мировое сообщество опоздало с координацией своих усилий против этой угрозы. Это обусловливалось активным использованием рядом государств террористических организаций для достижения своих политических целей Кроме того, не была чётко определена разница между национально-освободительным движением, борьбой за права человека и терроризмом.

Первым шагом осознания угрозы мировому сообществу со стороны терроризма стала Декларация о мерах по ликвидации международного терроризма, принятая Генеральной Ассамблеей ООН 9 декабря 1994 г.. В ней Генеральная Ассамблея выразила глубокую обеспокоенность продолжающимися во всём мире актами международного терроризма во всех его формах и проявлениях, включая те, в которых прямо или косвенно участвуют организации на государственном уровне. В резолюции прямо указывалось, что теракты направлены на подрыв конституционного строя государств и посягают на их безопасность, нарушая основные права человека. В постановляющей части резолюции Генеральной Ассамблеи, в частности, указывалось: Акты, методы и практика терроризма представляют собой грубое пренебрежение целями и принципами Организации Объединённых Наций, что может угрожать международному миру и безопасности, ставить под угрозу дружественные отношения между Государствами, препятствовать международному сотрудничеству и вести к подрыву прав человека, основных свобод и демократических основ общества. В остальных пунктах постановляющей части резолюции содержались, наряду с декларационными и техническими замечаниями, призывы к государствам не способствовать терроризму.

В развитие этих положений 28 сентября 2001 г. Совет Безопасности ООН принял антитеррористическую резолюцию 1373, в которой указал на необходимость квалификации террористических актов как серьёзных уголовных правонарушений во внутригосударственных законах и положениях. А в ноябре 2001 г. шестой комитет Генеральной Ассамблеи ООН принял резолюцию, в которой ещё раз призвал государства воздерживаться от финансирования, поощрения, подготовки или оказания какой-либо поддержки террористической деятельности.

Из процитированных текстов можно понять, что:

- международный терроризм - это прямое продолжение большой политики, в котором изначально не определена разница между национально-освободительным движением, борьбой за права человека и собственно-терроризмом;

- одним из средств борьбы с международным терроризмом служит попытка его квалификации как уголовного правонарушения;

- мотивация борьбы с международным терроризмом строится главным образом на признании необходимости защиты прав и свобод человека.

Идеология защиты прав и свобод человека считается в современном цивилизованном обществе ценностью наивысшего порядка. Собственно говоря, она и выстроена под парниковые условия цивилизованного общества, ведь голодным не до прав и свобод. А поскольку высокий уровень материального благосостояния стран цивилизованного мира - это результат их неэквивалентного товарного обмена со странами всего остального мира, то и сама освящающая данное положение вещей идеология оказывается на проверку ничем иным как?правом сильнейшего, закамуфлированным под белые одежды прав и свобод личности. Но тогда и идеологию антитерроризма оказывается возможным понять как обычный инструмент охраны права сильнейшего диктовать слабейшему свою волю. Во всяком случае, конфликт между голодающим большинством населения планеты и так называемым золотым миллиардом, проживающим в США и Западной Европе, очень показательно дублирует оппозицию терроризм - антитерроризм.

Налицо, таким образом, основание утверждать, что цивилизованный терроризм в маске антитерроризма- это третий смысловой слой феномена международного терроризма. О масштабах этой формы терроризма можно судить и и по Афганистану, где движение Талибан было разгромлено лишь после того, как попыталось покончить с наркоторговлей, и по Ираку, право которого на собственную нефть было очень убедительно оспорено более сильным конкурентом, и по Югославии, возомнившей себя слишком уж независимой. А на критерии, предпочтения и цели этой формы терроризма проливают свет, в частности, такие нормы поведения цивилизованного сообщества, как, с одной стороны, поощрение расстрела Ельциным законно избранного парламента, а с другой - демонизация не желающего идти по этому же пути Лукашенко.

Насколько неразличимы между собой террористическая и антитеррористическая (правозащитная) сферы деятельности по конкретным методам их осуществления, свидетельствуют инструкции для воинских формирований по борьбе с терроризмом. Согласно этим инструкциям, среди долгосрочных целей террористов, как правило, присутствуют следующие:

1) Вызвать кардинальные изменения государственного строя, спровоцировав беспорядки, гражданскую войну или международный конфликт.

2) Подорвать и дискредитировать систему государственных и правоохранительных институтов и их инфраструктуру в целях поддержки повстанцев.

3) Оказать влияние на решения правоохранительных органов на местном, национальном или международном уровне.

4) Добиться политического признания как законного представителя этнической, национальной или религиозной группы.

Заменим повстанцев приведённой цитаты на диссидентов, протестный электорат и т.п., и мы увидим, что по точно такому же алгоритму развивались с конца прошлого века в СССР и продолжают развиваться сегодня на постсоветском пространстве абсолютно все социально-реформаторские?, национально-освободительные, религиозные и прочие революции, движения и сопротивления.

Идеологическое прикрытие в форме антитерроризма необходимо цивилизованному сообществу потому, что выступающим от имени этого сообщества политикам свойственно нуждаться в моральном оправдании своих не всегда приглядных действий. Никто не желает считать себя террористом даже тогда, когда ведёт себя как самый откровенный террорист; он всегда ищет каких-то оправданий. А самый лёгкий путь морального оправдания для террориста заключается в объявлении террористом своей жертвы. Вот почему сам идеологический ярлык терроризма, наклеенный на разного рода протестные движения в нецивилизованном (традициональном) мире, нужно считать четвёртым смысловым слоем того явления, которое принято сегодня называть международным терроризмом. Это самый опасный, информационный терроризм, воздействующий через тенденциозные СМИ на сознание миллионов, изначально навязывающий им ложные оценки и ориентиры.

Но промывание мозгов средствами СМИ это деятельность, достигающая своих целей далеко не всегда (хотя бы в силу того, что мир это арена для достижения довольно-таки разнонаправленных целей). Заставить людей поверить в то, что исходящий из нецивилизованных стран терроризм это единственное в своём роде, абсолютное зло, средства массовой информации смогут лишь в том случае, если сама данная форма терроризма наглядно будет демонстрировать перед всем миром свою неприглядность. Вот почему разложение разного рода протестных движений изнутри уголовным элементом, проплаченным наёмничеством и т.д. это пятый смысловой слой того явления, которое принято сегодня называть международным терроризмом. Поощрение слияния террористических организаций с организованной преступностью, инициирование по всему миру разного рода марионеточных, провокаторских организаций и движений, призванных запугать, дезориентировать, отвлечь внимание, внушить ненависть и отвращение, создать образ козла отпущения является важнейшей составной частью политики цивилизованного терроризма в маске антитерроризма. А наличие в странах третьего мира (в их городской среде) люмпенизированной, асоциальной кадровой базы терроризма, взращиваемой на почве нищеты, неграмотности и безработицы, существенно облегчает эту политику.

Криминальная среда как питательная почва для терроризма объясняет и такую сторону психики террористов, как экстремизм радикальное отрицание существующих в обществе норм и правил поведения со стороны отдельных лиц, групп и слоёв населения. Ментальной почвой для экстремизма служит доведённая до крайности индивидуалистическая форма самосознания. Я, считающее себя абсолютно не связанным с не-Я. Установка на такое Я оборачивается наличием у большинства террористов презрения к своим жертвам, стремлением к их психологическому подавлению, чувством превосходства и патологической агрессивностью в их отношении, т.е., в конечном счёте техникой моральной самозащиты, позволяющей оправдывать любые, сколь угодно бесчеловечные действия, направленные на окружающих и среду обитания. В экстремизме как особом психическом складе, способном принимать самые разные формы и обличья (в зависимости от условий времени и места), можно усматривать шестой смысловой слой явления, называемого сегодня международным терроризмом.

Наконец, существенно и то, что уголовно-экстремистские образования имеют тенденцию выходить из-под контроля, менять хозяев, вести свою собственную игру, прикидываться не тем, что они есть в действительности чем в конечном счёте и определяется внешне-воспринимаемое лицо международного терроризма. Это седьмой смысловой слой явления, завершающий штрих в создании виртуального портрета нецивилизованного терроризма как единственного и абсолютного мирового зла.

Разумеется, далеко не виртуальной оказывается при этом практическая деятельность террористов, будь-то раздувание искр национализма и сепаратизма в отдельных странах, или разжигание межнациональных конфликтов на религиозной почве, или же игра на болевых точках современности: на противоречиях между отдельными социальными группами населения, на ошибках проводимой властями внутренней политики, на нежелании или неспособности правящих элит своевременно принимать нужные решения, на их стремлении разрешать конфликты исключительно силовым путём.

Всему этому государства-жертвы терроризма вынуждены противостоять. Но в процессе противостояния они наталкиваются на противоречие между реально наблюдаемым международным терроризмом, образуемым совокупностью его цивилизованных, протестных и уголовно-экстремистских форм (в их разнообразных комбинаторных сочетаниях друг с другом и с установками на идейность, на захват политической власти, на владение информационным оружием и др.), и его официально-декларируемой, принятой в международно-дипломатическом обиходе трактовкой как только лишь противоправного (уголовно-экстремистского) явления.

Это противоречие, конечно же, серьёзно затрудняет выбор адекватной стратегии и тактики борьбы с терроризмом.

3. Терроризм как инструмент теневого управления

Все вышеперечисленные и многие другие формы практической деятельности террористов ведут к одному и тому же видимому результату ко всё более и более широко рапространяющемуся по планете управляемому хаосу. А это значит, что явление, называемое сегодня мировым терроризмом, на самом деле оказывается возможным интерпретировать как один из ключевых инструментов теневого управления миром посредством политики управляемого хаоса.

Разумеется, говоря об управлении миром, мы не имеем в виду ни какое-либо конкретное государство современного мира, ни даже пресловутое мировое правительство (которое, с нашей точки зрения, как реально существующий орган административного регулирования есть фикция). Мы говорим о транснациональных корпорациях (ТНК), которые хотя и претендуют на роль хозяев мира, но при этом никаким настоящим управлением вне себя никогда не занимаются, подменяя его в своих корыстных интересах управляемым хаосом.

Объяснимся подробнее. В современном массовом сознании политическая карта мира выглядит как совокупность более или менее суверенных государств, где экономически развитые страны суверенны в большей, а экономически неразвитые в меньшей степени. Между тем действительная картина весьма далека от предполагаемой. На самом деле государство это всего лишь одна из многочисленных форм организации в ряду других аналогичных форм: от кратковременной толпы, создаваемой по определённым технологиям в тех или иных политико-тактических целях, до транснациональных корпораций (ТНК), с разнообразными промежуточными формами. И если в предыдущие века образцы эффективности по части управления обществами задавали государства (что и фиксируют штампы массового сознания), то современный политический пейзаж характеризуется уже иной расстановкой сил.

Главными героями в новой расстановке сил являются транснациональные корпорации (ТНК) самые мощные из всех существующих ныне организаций. Таковыми они стали благодаря использованию тех методов управления, которые исторически зарекомендовали себя как наиболее эффективные. Вот почему деятельность сегодняшних ТНК немыслима без опоры на идеологическое обеспечение, без приоритета общего над частным, без достаточно жёсткого управления, без коллективного обсуждения проблем и без персональной ответственности за принимаемые по ним решения.

Именно потому, что ТНК стали самыми эффективными (с управленческой точки зрения) организациями, они всё более успешно начинают диктовать свою волю остальным организациям национальным и многонациональным государствам. Всеми возможными средствами влияния ТНК, в буквальном смысле слова, предписывают государствам запрет на те формы идеологического обеспечения управления, благодаря которым сами окрепли. Налицо, таким образом, своего рода недобросовестная конкуренция, в ходе которой из законодательной базы всё большего числа государств исчезает право на господствующую идеологию, на жёсткое управление, на действенный контроль за частным бизнесом. Эта конкуренция объясняет, почему средства массовой информации сплошь и рядом проводят политику разрушения охранительных устоев общества, исполняя антисистемный, антисоциальный и антигосударственный заказ ТНК.

Независимыми и дееспособными в этой ситуации остаются лишь те страны, которые находят в себе волю и силы быть настоящими корпоративными государствами организационными структурами, обладающими всеми теми эффективными методами управления, право на которые пытаются монополизировать ТНК. Серьёзный анализ послеперестроечных событий в России и за рубежом это подтверждает. Во многих странах переход к рыночной экономике привёл не к взрывному росту производства, как это было обещано, а к падению доходов по сравнению с допереходным периодом. Сегодня провал шоковой терапии является общепризнанным: страны, избравшие постепенный переход, сделавшие упор на создание институциональной инфраструктуры, включающей правовую систему решения проблем корпоративного управления, в общем и целом добились лучших результатов. Не только в России, но и в других странах свободное движение капитала затрудняет меры по перераспределению благ, меры, призванные сделать распределение более честным, равномерным, таким, которое поддержало бы институты демократии. Опасения, что в условиях свободного движения капитала Уолл-стрит приобретает неправомерно большое значение на выборах в других странах, ясно подтвердились в Бразилии. Китайский опыт свидетельствует о том, что страна может внедрить контроль за движением капитала и при этом привлекать большие объёмы прямых иностранных инвестиций. И Китай, и Малайзия показали, что подобное вмешательство государства может быть организовано без коррупции и значительных отрицательных побочных эффектов (там же; выделено нами).

Наше государство исторически складывалось как сверхкорпорация. Сегодня оно утратило признаки корпоративного устройства. Тем острее стоит перед ним задача их восстановления в современных условиях глобализационного процесса. Ясно, что восстановление эффективного управления и повышение его профессионального уровня, а, следовательно, обуздание таких всемирно-универсальных явлений, как, с одной стороны, коррупция, а с другой терроризм возможны только корпоративными методами.

Но ведь главное в корпорации любого уровня, включая ТНК это идеология. Любая организация начинается с фиксации какого-то очень важного для неё смысла, интереса, идеи. И чем организация больше тем значительнее руководящие ею смыслы, интересы, идеи, вплоть до определяющей лицо организации идеологии. Предельно же обобщённых, максимально широких идеологий, доведённых до статуса высших общечеловеческих ценностей в мире только две: идеология обогащения любой ценой и идеология совести, нравственности.

В ТНК, изначально возникших как инструменты господства над миром посредством финансов, принята на вооружение идеология первого типа. А в государствах, с их традиционной ориентированностью также и на решение социальных проблем, никогда до конца не исчезала, да и в принципе не может окончательно исчезнуть, идеология второго типа. Этим во многом объясняются иногда явные, а ещё чаще неявные идеологические противоречия между ТНК и государствами противоречия, могущие быть снятыми лишь в условиях перманентного управляемого хаоса.

Задание 5. Сделайте конспект из работы Ю.Г.Волкова по теме «Расовое, этническое и гендерное неравенство»

Люди в различных частях света различаются по определенным наследственным признакам, включая цвет кожи, структуру волос, черты лица, телосложение и форму головы. Конечно, общих черт, объединяющих всех людей, гораздо больше, и эти общие черты значительно важнее, чем различия. Но все же мы сразу отличим, к примеру, норвежца от китайца и угандийца по их физическим параметрам. Это объясняется их расовой принадлежностью.

Расы – это группы населения, различающиеся наследственными чертами.
Этнические группы – группы, идентифицируемые в основном по культурному принципу – на базе языка, народных обычаев, одежды, жестов, особенностей поведения или религии. В России примерами этнических групп являются евреи, якуты, буряты и т.д. Этнические группы часто обладают чувством “кровного родства”.
Этническое многообразие представляет собой одну из форм социальной сложности, характерной для большинства современных обществ. Исторически такое многообразие является наследием завоеваний, собравших различные народы под властью доминирующего этноса. Теоретически национальное государство и этническое многообразие диаметрально противоположны, и во многих случаях национальными государствами предпринимались попытки решения проблемы этнического многообразия путем уничтожения или изгнания этнических групп.

Меньшинства Социологи выделяют пять основных свойств в качестве характеристик групп, являющихся меньшинствами:

1. Меньшинство – это социальная группа, члены которой подвергаются дискриминации, сегрегации, угнетению или преследованиям со стороны другой социальной группы – доминирующей. Меньшинства являются источником преимуществ доминирующей группы, поскольку угнетение одной группы людей дает привилегии и высокий статус членам другой группы.

2. Меньшинство характеризуется физическими или культурными чертами, отличающими его от доминирующей группы. Эти черты обусловливают взаимосвязанность членов меньшинства и создание для них менее благоприятных условий в рамках социальной структуры.

3. Меньшинство – это группа, для которой характерно осознание собственной целостности. Его членам присуще ощущение социальной и психологической близости с другими подобными им людьми. Это сознание единства обостряется в результате притеснений, которым подвергаются члены меньшинства.

4. В целом членство в социальной группе меньшинства не является добровольным. Обычно индивид уже рождается с таким статусом.

5. Члены меньшинства по выбору или по необходимости обычно вступают в браки с членами собственной группы (эндогамия). Доминирующая группа, как правило, не одобряет браки своих членов с представителями меньшинств и обычно строго порицает “отступников”. Меньшинство может поощрять внутригрупповые браки из соображений сохранения своего уникального культурного наследия.

Предубеждения и дискриминация

Предубеждения и дискриминация так широко распространены в современной жизни, что нередко полагают, что они “в природе человека”. Однако различные общества характеризуются очень разным уровнем предубеждений и дискриминации. Например, в древности у белых было благоприятное отношение к чернокожим, резко отличающееся от ситуации, характерной для современной истории. Отношение к евреям в современных странах различно – от холокоста в нацистской Германии до равенства в США и других западных государствах.

Предубеждение – неприязненное и враждебное отношение к членам группы только на том основании, что они принадлежат к этой группе и априори наделяются предосудительными свойствами, приписываемыми этой группе. Предубеждение – это состояние сознания – чувство, мнение или склонность. Социолог Герберт Блумер отмечает, что для членов доминирующей группы, как правило, характерны следующие четыре чувства: ощущение, что они превосходят по качествам членов меньшинства; чувство, что члены меньшинства по своей природе отличаются от них; ощущение, что у членов доминирующей группы есть законное право на получение привилегий, власти и престижа; страх и подозрение, что меньшинство “имеет виды” на преимущества доминирующей группы. В этом смысле предубеждение часто бывает неразрывно связано с доминирующим положением, занимаемым группой.

Дискриминация. Если предубеждение – это мнение или предрассудок, то дискриминация – это необоснованный отказ в привилегиях, престиже и власти членам меньшинства, которые по своим способностям и навыкам равны членам доминирующей группы. Предубеждение не обязательно совпадает с дискриминацией – прямая взаимозависимость между взглядами и враждебными действиями не всегда неизбежна. Социолог Роберт Мертон выделяет четыре типа взаимосвязи между предубежденностью и дискриминацией и приводит следующие определения индивидов, относящихся к таким типам:

“Убежденный либерал” – человек без предубеждений, никогда не участвующий в дискриминации.

“Колеблющийся либерал” – человек без предубеждений, тем не менее участвующий в дискриминации под общественным давлением.

“Расист в душе” – человек с предубеждениями, который, тем не менее, не станет участвовать в дискриминации под общественным давлением.

“Убежденный расист” – человек с предубеждениями, который без колебаний действует в соответствии со своими взглядами.

Доминирующая группа всегда использует ряд стратегий в отношении к меньшинствам. В какой-то период эта политика может отвечать чаяниям меньшинства; в другие периоды политика доминирующей группы идет вразрез с ними. Американские социологи Джордж Э. Симпсон и Дж. Мильтон Йингер выделяют шесть основных типов стратегий доминирующей группы: ассимиляция, плюрализм, правовая защита меньшинств, перемещение населения, постоянное угнетение и уничтожение.
Ассимиляция. Один из способов, с помощью которых доминирующая группа старается “решить” “проблему” меньшинства, заключается в том, чтобы “избавиться” от меньшинства путем его ассимиляции. Ассимиляция – это процесс смешения в культурном и социальном плане разного рода меньшинств с остальными членами общества. Меньшинства также могут рассматривать этот метод как предпочтительный. Однако доминирующие группы и меньшинства часто по-разному подходят к ассимиляции. Исторически сложились два подхода к ассимиляции. Первый подход – традиция “котла для переплавки” – рассматривает ассимиляцию как процесс, в результате которого группы и культуры сливаются в рамках нации в одно целое, образуя новый народ и новую цивилизацию. Второй подход связан с оценкой культуры доминирующей группы как превосходящей, которая должна вытеснить полностью собственную культуру ассимилирующегося меньшинства.

Плюрализм. Некоторые меньшинства не проявляют желания ассимилироваться. Они высоко ценят свои индивидуальные культурные особенности и традиции и предпочитают политику плюрализма – ситуацию, когда различные группы сосуществуют бок о бок и взаимно приспосабливаются к особенностям друг друга. Группы сотрудничают, когда это представляется необходимым для их общего благополучия, особенно в политических и экономических вопросах.
Проиллюстрировать принцип плюрализма можно на примере Швейцарии. Исторически швейцарская нация сложилась благодаря стремлению разнородных общин к сохранению своей локальной независимости с помощью общих оборонительных союзов. Швейцарского языка не существует. Швейцарцы говорят на немецком, французском или итальянском языке, причем все федеральные документы подлежат переводу на три “официальных языка”. Разные кантоны, дополнительно к языковым различиям, также сохраняют некоторое культурное своеобразие. Хотя большинство швейцарцев – протестанты, существенная часть населения принадлежит к католическому вероисповеданию. Нельзя сказать, что в Швейцарии отсутствуют религиозные и этнические предубеждения, однако швейцарцы научились гармоничному сосуществованию.

Постоянное угнетение. Часто доминирующая группа предпочитает сохранить меньшинства в своем составе, но при этом дать им понять, какое “их место” в обществе – подчиненное и эксплуатируемое. Такой подход нередко называют “внутренний колониализм”. Например, белое население Южной Африки создало систему апартеида – политического и экономического угнетения чернокожих и прочих представителей неевропейских меньшинств. Аналогично, введение законов, ограничивающих миграцию мексиканцев в Соединенные Штаты, столкнулось с большими трудностями, поскольку властные деловые круги на юго-западе США и в других районах страны нуждались в наличии меньшинств, которые можно было бы эксплуатировать.
Уничтожение. Межгрупповые конфликты могут приобретать такую напряженность, которая способна повлечь за собой физическое уничтожение одной группы другой. История изобилует примерами геноцида – направленного и систематического уничтожения расовой или этнической группы. Так, белые жители североамериканских штатов уничтожили более 2/3 коренных американцев; в 1890 г. американские солдаты, вооруженные пулеметами, убили почти 300 индейцев сиу в местечке Вундед Ни (штат Южная Дакота). Буры в Южной Африке смотрели на готтентотов как на диких зверей и безжалостно их истребляли. Нацисты в 1933-1945 гг. уничтожили 6 млн. евреев и 500 тыс. цыган. Следует подчеркнуть, что описанные выше подходы не являются взаимоисключающими и некоторые из них могут применяться одновременно.

Функционалистская и конфликтологическая теории придерживаются разных подходов к проблеме расовой и этнической стратификации. Тем не менее эти теории дополняют друг друга.

Функционалистская теория. Функционалисты рассматривают общество по аналогии с живым организмом, в котором различные части вносят свой вклад в выживание целого. С точки зрения целого они анализируют и конкретные социальные функции, и дисфункции. Хотя на первый взгляд может показаться, что расовые и этнические конфликты оказывают разрушительное действие на социальную солидарность и стабильность, сторонники функционального подхода указывают, что конфликты могут, тем не менее, играть позитивную роль в обществе. Во-первых, конфликт стимулирует формирование групп, а группы являются строительными блоками общества. Во-вторых, конфликт не только помогает идентифицировать себя с группой и установить ее границы, он также способствует сплочению группы, делая ее членов более чувствительными к групповым связям. Некоторые социологи указывают, что антисемитизм или неприязнь к черным могут оказаться функциональными в том смысле, что дают членам доминирующей группы, у которых чувство сплоченности отсутствует, точку опоры – ощущение групповой принадлежности. Подобные чувства подчеркивают их расовую и этническую принадлежность, обеспечивая им средство идентификации в мире.
В-третьих, этнический и расовый конфликт может выполнять роль предохранительного клапана для всего общества в целом. Предубеждение дает людям возможность дать выход своей агрессивности, которую во всех остальных контекстах традиционно принято подавлять. Направляя свои враждебные эмоции на допустимые “мишени” и отводя их тем самым от членов своей семьи, коллег по работе и прочих значимых людей, мы тем самым способствуем сохранению стабильности социальной системы. Этот механизм известен под названием “поиск козла отпущения”.
В-четвертых, функционалисты указывают, что многообразие конфликтов между большим количеством групп внутри общества способствует развитию демократии в противовес тоталитарному порядку. Группы выполняют роль контролирующих органов по отношению друг к другу. Участие одного человека в различных группах, а не полная принадлежность единственной группе, выступает в роли уравновешивающего механизма и предотвращает глубинный раскол (например, раскол между классами, который приводит к классовой борьбе).

ГЕНДЕРНАЯ СТРАТИФИКАЦИЯ

Женское меньшинство

Мужчины и женщины имеют различный доступ к привилегиям, престижу и власти. Проблема распределения традиционно решалась в пользу представителей мужского пола. Хотя женщины и занимают некоторые властные посты, это скорее исключение из общего правила, судя по газетным сообщениям, в которых отмечается: “она единственная женщина” или “это первая женщина”.

В развитых странах женщин не рассматривают как второстепенную и подчиненную группу. Исторически женщины часто сталкивались с предубеждениями и дискриминацией (рассмотрим эту проблему подробнее чуть позже).

1. Женщинам присущи физические и культурные черты, отличающие их от мужчин – доминирующей группы.

2. Женщины все более становятся сознательной социальной группой, имеющей четкое представление о собственной уникальности.

3. Принадлежность к женщинам не является добровольной, поскольку пол – это статус, который дается человеку с рождения.

4. Только пятая характеристика не применима к женщинам, поскольку эндогамия (внутригрупповые браки) не является правилом.

Совершенно очевидно, что женщины как социальная группа имеют характеристики меньшинства. Социолог Джесси Бернард по этому поводу пишет: бытует “подсознательное, принимаемое как должное, не подвергаемое сомнению или пересмотру, неизменное убеждение в том, что единственный мир – это мир, воспринимаемый глазами мужчин, что единственный способ общения с миром – это способ, выработанный мужчинами.

Тендерные роли и культура

Все общества учитывают анатомические различия между мужчинами и женщинами, обусловливающие их гендерные роли –набор культурных ожиданий, определяющих те модели поведения, которым должны следовать представители каждого пола.Антропологи предполагают, что гендерные роли – это ранняя форма разделения труда у человеческих существ. Все мы рождаемся в обществах с четко установленными культурными ориентирами, регламентирующими поведение мужчин и женщин.
Гендерная самоидентификация

Гендерная самоидентификация – это наше представление о себе как о мужчине или женщине. Оно вовсе не самоочевидно и не может устанавливаться исключительно по внешнему виду. Большинство людей ощущает полное соответствие между своей анатомией и своей тендерной самоидентификацией. Мальчики, как правило, научаются вести себя в соответствии с теми моделями, которые их культура определяет как “мужские”, а девочки учатся быть “женственными”. Однако есть и такие индивиды, для которых все это ничего не значит. Наиболее поразительными примерами этому являются транссексуалы – индивиды, имеющие нормальные половые органы, однако психологически ощущающие свою принадлежность к противоположному полу. В некоторых случаях врачи с помощью хирургии и гормонов справляются с этим несоответствием, изменяя анатомию индивида таким образом, чтобы она соответствовала его тендерной самоидентификации.
Здесь ключевую роль играет процесс научения. Однако природа подобного научения остается дискуссионной. По мнению Зигмунда Фрейда и его последователей, тендерная самоидентификация и усвоение конкретных моделей полового поведения являются результатом комплекса, который наблюдается у детей в возрасте от 3 до 6 лет. В этот период дети открывают для себя различия между полами. По мнению фрейдистов, это открытие приводит к тому, что ребенок начинает рассматривать себя как соперника родителя одного с ним пола в завоевании любви родителя противоположного пола. Подобные желания и чувства вызывают у ребенка состояние повышенного беспокойства. Фрейд утверждал, что это беспокойство исчезает в результате сложных психологических процессов, когда ребенок приходит к самоидентификации с родителем одного с ним пола. Благодаря подобной идентификации мальчики приобретают представление о себе как о мужчине, а девочки – как о женщине. Однако исследования, представлявшие собой попытку проверить теорию Фрейда, оказывались либо бездоказательными, либо вообще противоречили этой теории. Кроме того, исследования методом сравнения различных культур позволяют предположить, что эдипов комплекс наблюдается не у всех народов мира.

Поиск по сайту: