Картина 2

Александр лежит, укутавшись с головой в одеяло. В окно стучат. Александр ворочается, в окно продолжают стучать. Александр встает с кровати.

АЛЕКСАНДР. Кто?

АННА. Сашка, это я.

АЛЕКСАНДР. А, иду.

Александр встает с кровати, надевает штаны и рубашку, идет к двери, открывает. На пороге стоит Анна в плаще и домашних тапочках.

АЛЕКСАНДР. Ань, чего поздно-то так? Случилось что?

АННА. Случилось-случилось. Фух, накурил в доме, не продохнуть, проветрил бы хоть. Пока всех уложила. В общем…

АЛЕКСАНДР. Что позвонить не могла?

АННА. Наташка приехала.

АЛЕКСАНДР. Так. У тебя остановилась?

АННА. У Зинки.

АЛЕКСАНДР. Как всегда, то ни слуху, ни духу, то на тебе! Ладно, хорошо, что приехала, сколько ж уже, почти восемь лет не виделись?

АННА. Послезавтра Людка приезжает, со своим, и все разом на кладбище поедем.

АЛЕКСАНДР. Понятно. Почему не позвонили?

АННА. Звонила я на домашний, так тебя целый день дома не было. Мобильник недоступен.

АЛЕКСАНДР. Да, забыл зарядить. А чего сюда не пришли?

АННА. Так ставь, заряжай. Наташка сказала, что после кладбища заедем, и поговорим обо всем.

АЛЕКСАНДР. Семейный слет. Хорошо. Как бы там ни было, хорошо.

АННА. Саш, Наташка предлагает дом продать.

Александр роется в карманах, достает сигареты, закуривает.

АННА. Ну, что ты куришь опять в доме.

Александр не обращая внимания на замечания Анны, продолжает жадно курить.

АННА. Хотят за эту неделю все успеть, Зинка говорит, что покупателя уже нашла.

АЛЕКСАНДР. Да, кого она нашла? Откуда?

Александр ходит кругами по комнате курит. Резко подходит к Анне, смотрит ей прямо в глаза.

АЛЕКСАНДР. Не отдам. Не отдам дом. Как хотите, а не отдам!

АННА. Да я сама не хочу…

Александр садится на стул, молчит. Через какое-то время рядом подсаживается Анна.

АННА. Чего кипятиться? Сашка, не отдадим мы им…

АЛЕКСАНДР. Ничего-ничего, я остыну сейчас.

Пауза.

АЛЕКСАНДР. По бумажкам Наташка владелица, да?

АННА. Да.

АЛЕКСАНДР. Не весело. Людка знает, что они дом собрались продавать?

АННА. Я так поняла, что да.

АЛЕКСАНДР. Еще лучше. Да как же они…

Александр резко встает.

АННА. Сашка, успокойся. Не выкинут они тебя.

АЛЕКСАНДР. Да, что я, Анька, это же родительский дом, на, вот смотри.

Александр бросается к шкафу, открывает все дверцы.

АЛЕКСАНДР. Пальто мамкино, батин пиджак, галстуки его, вон в шкатулке запонки, заколки, материн крестик. Вон, фотографий сколько, все детство наше тут, в этих фотографиях. Анька, они в этом доме не живут, они их потеряли уже, забыли о них, а я не могу, не могу так. Плевать, что на улице окажусь, думаю, родная сестра приютит на первое время, не чужие все-таки. Мне этого всего жаль. Запаха жаль, обоев этих старых, полов этих скрипучих жаль. Они же тут, понимаешь?

АННА. Саш, да и я против, чего же ты на меня кричишь.

АЛЕКСАНДР. Да потому что не могу я так! Какое они вообще имеют право? Одна даже на похороны не приехала, вторая звонила ему раз в год, хотя за триста километров, и приехать можно, третья вообще под боком живет…

АННА. Саша…

АЛЕКСАНДР. Да, что Саша, что Саша? Говорил тебе, чтобы к отцу переезжала, пока он еще жив был, ничего, свыкся бы он как-нибудь, что ему родных внуков не любить. Так они бы сейчас рот не разевали. Анечка, жила бы себе спокойно, я бы тебе не мешал.

Пауза.

Анна встает, начинает медленно собирать разбросанные Александром вещи, вешает их обратно в шкаф. Аккуратно собирает фотографии, заворачивает их в газету, лежащую на столе, так же убирает в шкаф.

АННА. Ладно, Сашенька, что упустили, того не вернешь. Ладно. Люда приедет, поговорим спокойно, что-то да решим. Ты бы зашел завтра к Зине.

АЛЕКСАНДР. А они сюда прийти не хотят?

АННА. Не знаю.

АЛЕКСАНДР. Вот и весь ответ.

Пауза.

АННА. Сасик, помнишь, как ты себя в детстве называл. Сасик, давай заранее не будем всех ненавидеть.

АЛЕКСАНДР. Я ни кого не ненавижу. Я понять не могу!

АННА. Поговорим завтра, все выясним, все обсудим.

Александр молчит. Анна, собрав вещи, закрывает шкаф, прислоняется к нему спиной, окидывает взглядом комнату.

АННА. Помнишь, как они нас с тобой в доме закрывали, а сами в сад бежали сливы есть? Смешно сейчас вспоминать. А ты ревел, нюник. Они всегда такими были, ты вспомни.

АЛЕКСАНДР. Отец нам потом в кепке своей сливы приносил, а мы ели их немытыми.

Александр улыбается.

АЛЕКСАНДР. Я с тобой больше в туалет наперегонки бегать не буду.

Улыбаются.

АННА. А как ты меня от петуха защищал, помнишь?

Александр качает головой.

АННА. Ильюша. Ильюша. Дурной был петух.

АЛЕКСАНДР. Да и имя для петуха тоже не очень.

АННА. Ладно, пора мне, поздно.

АЛЕКСАНДР. Может быть, чаю попьем?

АННА. Давай завтра. Ты приходи завтра к Зине, к обеду приходи.

АЛЕКСАНДР. Нет, не пойду. Скажи у меня времени нет. Послезавтра на кладбище встретимся.

АННА. Ладно.

АЛЕКСАНДР. Сейчас, погоди.

Александр выходит из комнаты, Анна какое-то время стоит у шкафа, потом подходит к портрету родителей, висящему на стене.

АННА. Аня, Аннушка, Анютушка…

Входит Александр.

АЛЕКСАНДР. Вот, детям передай, от зайчика.

Александр протягивает Анне банку варенья.

АЛЕКСАНДР. Мамино, абрикосовое.

АННА. Я его вкус уже и забыла совсем.

АЛЕКСАНДР. И как всегда, вон, карандашом год подписан.

АННА. Да, это она любила, чтобы порядок был… Давай так, завтра берешь эту банку и к Зинке, а?

АЛЕКСАНДР. Сказал не приду, значит – не приду. Хватит нас мирить, я еще не сорился ни с кем. Просто обдумать все нужно. Надумаю, так забегу, варенья на всех хватит.

АННА. Ладно, как знаешь.

Анна берет банку.

АННА. Спасибо.

АЛЕКСАНДР. От зайчика.

АННА. Сашка, дядя-зайчик ты, спасибо еще раз.

АЛЕКСАНДР. Давай.

Анна выходит. Александр остается один, ходит по комнате, потом садится. Берет сигареты, зажигает спичку, смотрит на портрет родителей, тушит спичку, встает, раздевается, выключает свет, ложится в кровать.

Александр долго лежит на кровати. В комнату входит Дмитрич с ведром воды. Выливает воду в рукомойник.

ДМИТРИЧ. Умывайся, рассвет скоро.

АЛЕКСАНДР. А зачем к колодцу ходил, в кране вода есть.

ДМИТРИЧ. Привыкнуть ни как не могу.

АЛЕКСАНДР. Значит, зря я батя, трубы тянул.

Александр встает, умывается.

Дмитрич снимает ватник.

ДМИТРИЧ. Ты мне не шути, не шути. Я один, мне много не надо. А лишний раз во двор выйти, кости размять, только на пользу. Мать была, так это понятно для кого трубы тянули. А сейчас мне эта вода… полотенце вона. И это, на, вот, накинься. Чего не топишь?

Александр вытирается, одевает ватник. Смотрит на отца.

Дмитрич смотрит на сына, ухмыляется.

Оба долго молчат.

АЛЕКСАНДР. Как это… И как это объяснить.

ДМИТРИЧ. Сон.

АЛЕКСАНДР. Мда… сон…

ДМИТРИЧ. Ой, подумаешь – отец приснился. Я ж не Сталин.

АЛЕКСАНДР. Ага.

Александр садится, достает из кармана ватника папиросы и спички. Закуривает.

ДМИТРИЧ. Ты мне не кури в хате, мал еще, тем более батькины.

Дмитрич забирает у Александра папиросу. Затягивается.

ДМИТРИЧ. Ладно, шучу, кури.

АЛЕКСАНДР. Ага.

Александр курит, косится на отца. Дмитрич смотрит на него, ухмыляется. Оба долго молчат.

ДМИТРИЧ. Вот те раз, и поговорить значит не о чем?

АЛЕКСАНДР. Да я как-то и не знаю…

ДМИТРИЧ. Громче говори, подглуховат я.

АЛЕКСАНДР. Да не знаю я что говорить…

ДМИТРИЧ. А что тут знать? Как дела рассказывай, как служба.

АЛЕКСАНДР. Уволился я… как ты, это самое…

ДМИТРИЧ. Помер.

АЛЕКСАНДР. А… Ага.

ДМИТРИЧ. Понятно.

АЛЕКСАНДР. Бать, а это все, оно как?..

ДМИТРИЧ. Я ж говорю – сон!

Пауза.

Александр вскакивает.

АЛЕКСАНДР. Блин, да какой тут сон, ты же вот он сидишь!

ДМИТРИЧ. А что во сне бы не сидел?

Александр замирает. Дмитрич смотрит на него, ухмыляется. Александр снова садится рядом.

АЛЕКСАНДР. А… Ага.

ДМИТРИЧ. Эх ты, Сасик, Сасик…

АЛЕКСАНДР. Ты просто раньше почти не говорил со мной…

ДМИТРИЧ. Это раньше, чего оглядываешься?

АЛЕКСАНДР. Да не привычно просто…

ДМИТРИЧ. Колодец почистить нужно, запустил ты его совсем.

АЛЕКСАНДР. Да я как-то…

ДМИТРИЧ. Говорю почистить нужно, значит возьми да почисти, знаешь как?

АЛЕКСАНДР. Знаю, ты же и учил.

ДМИТРИЧ. Значит я не зря жил.

Дмитрич смотрит на сына, ухмыляется.

ДМИТРИЧ. Да ладно тебе, два часа времени потратить, чего насупился?

АЛЕКСАНДР. Да я не от этого.

ДМИТРИЧ. А чего тогда?

АЛЕКСАНДР. Я спросить хочу.

ДМИТРИЧ. Спрашивай, а я расскажу. Берешь лестницу, лопатку, ведро, щетку железную.

АЛЕКСАНДР. Да я не об этом. Ты меня любил?

ДМИТРИЧ. От чудак-человек. Воду всю вычерпываешь и пошел щеткой по стенкам. Особенно где верхний слой воды, там самая грязь на стенках.

АЛЕКСАНДР. Ты меня любил?

ДМИТРИЧ. А на дне самая муть – ил, листики всякие, мусор, в общем. Лопаткой в ведро аккуратно собрал, прямо до родной чистой земли.

АЛЕКСАНДР. Если надо, то и земли немного снять. Ты меня любил?

ДМИТРИЧ. Да, а если надо, то и земли немного снять, пару сантиметров, чище будет.

АЛЕКСАНДР. Ты меня любил?!

ДМИТРИЧ. Не ори на отца! Ишь ты, пасть он будет разевать!

Пауза.

Дмитрич лезет в карман телогрейки, достает папиросы, закуривает. Делает несколько глубоких затяжек, отдает папиросу Александру.

АЛЕКСАНДР. Так ты мне до этого снился, чтобы я колодец почистил?

ДМИТРИЧ. Дурак ты, так и не понял ничего…

АЛЕКСАНДР. А чего тогда…

Дмитрич молчит.

АЛЕКСАНДР. А для чего тогда, для чего снишься?

Дмитрич молчит.

АЛЕКСАНДР. Пап, зачем?

ДМИТРИЧ. Чтобы тебе хоть какие-нибудь сны снились.

АЛЕКСАНДР. Я не понимаю…

ДМИТРИЧ. Тогда ходи голодный.

АЛЕКСАНДР. Да я серьезно.

ДМИТРИЧ. И я серьезно, колодец иди чисти, чего ты злобы на сестер насобирал?

Пауза.

АЛЕКСАНДР. Я понял.

ДМИТРИЧ. Я тебя, что о понимании прошу?

АЛЕКСАНДР. Нет, я понял.

ДМИТРИЧ. Ну, раз понял, так иди и делай. Ватник дай, озяб что-то…

Александр снимает ватник, накидывает на плечи отцу.

ДМИТРИЧ. Аньку сюда забери, пусть тут живут, с тобой. Поместитесь. Вон, в пристройке окна утеплишь, и там жить можно, одному за глаза места хватит. Что сделаешь, раз характер у меня такой. Чего же ей скитаться уже? Пусть простит меня. А на этих внимания не обращай. Их тоже понять нужно, кто ж виноват, что они разлетелись…

АЛЕКСАНДР. Они дом хотят продать.

ДМИТРИЧ. И пусть продают. А ты на что? Вот ты на что? Сашка, они дом будут продавать, а ты сидеть будешь и молчать?

АЛЕКСАНДР. Нет.

ДМИТРИЧ. Так, что же ты мне сидишь и жалишься?

АЛЕКСАНДР. Не жалюсь я.

ДМИТРИЧ. Жалишься! Сасик-Сасик! Как был Сасиком, так Сасиком и остался.

Пауза.

ДМИТРИЧ. Завтра ключи Аннушке отдашь, скажешь, чтоб переезжала. Ты на улице это, на скамейку стань, руку под шифер засунь, чуть правее, там должна связка лежать, я держал на всякий случай. И это еще, в шкафу, между простынями поройся, деньги там лежат. Немного, но все же. Я с книжки снимал. Поделите, в общем. Ты чего дрожишь, озяб совсем что ли?

АЛЕКСАНДР. Все нормально.

ДМИТРИЧ. Нормально, дрожишь как цуцик. Пошли-пошли, приляжешь.

Дмитрич поднимает Александра, ведет его к кровати, укладывает, укрывает одеялом.

ДМИТРИЧ. О, мамино одеяло, теплое. Вот так, вот так, хорошо. Все, поспи. Поспи немного.

АЛЕКСАНДР. Я только…

ДМИТРИЧ. Все, тихо, молчи.

Александр лежит молча. Дмитрич смотрит на него, ухмыляется.

ДМИТРИЧ. Ладно, видать все я сегодня сказал. Пойду.

Дмитрич встает, подходит к двери. Останавливается.

ДМИТРИЧ. Да, розу на кладбище выруби, что у изголовья… мать душит.

Дмитрич выходит. Секунду Александр лежит в кровати, потом вскакивает, и выбегает во двор. Во дворе никого нет. Александр вглядывается в предрассветные сумерки.

АЛЕКСАНДР. Отец… Папа!.. Отец!

Какое-то время Александр ждет ответа. Потом он становится на лавочку, засовывает руку под шифер, шарит там, достает связку ключей.

Александр возвращается в дом, подходит к шкафу, открывает дверцу, стоит так несколько секунд, закрывает шкаф. Садится на кровать, закрывает лицо руками, сидит несколько секунд, затем валится на бок.

АЛЕКСАНДР. Господи Боже наш, в Негоже веровахом, и Егоже имя паче всякаго имене призываю, даждь мне, ко сну отходяще, ослабу души и телу, и соблюди нас от всякаго мечтания, и темныя сласти кроме; устави стремление страстей, угаси разжжения восстания телеснаго. Даждь мне целомудренно пожити делы и словесы; да добродетельное жительство восприемлюще, обетованных не отпадем благих Твоих, яко благословлен еси во веки. Аминь.

Через несколько секунд Александр просыпается.

Поиск по сайту: