II. Формальная логика как первая система методов философии

В своих систематических формах философская методология открывается логикой, исходным видом которой является формальная логика. Формальная логика, возникая в философии, достаточно быстро становится самостоя­тельной системой знаний, наукой, которую определяют как науку о правильных формах мышления (или о формах правильного мышления).

1. Цели, структура и этапы становления логики.

Суть ее как самостоятельной науки может быть полностью раскрыта только в спе­циальном курсе, в качестве предварительной и самой общей ее характе­ристики можно отметить следующее. Логика возникает как теоретический и рациональный центр философии, как инструмент приведения философии к систематическому совершенству. Она направлена на решение задачи нахождения четких критериев отделения правильного от неправильного, истинного от ложного. При этом различение истинного и ложного должно быть «полным» и «чистым». Различение истинного как такового и ложного как такового без обязательного прямого соотнесения конструкции мысли с предметами мысли.

В основании формальной логики лежит аксиоматическая убежденность, что достоинства и недостатки мысли должны и могут определяться са­мой мыслью. Ее совершенство и несовершенство результат ее собственной орга­низации я структуры. Разработка этой структуры и является центральным предметом науки логики. (Результатом этого является возможность философствовать, так казать, «в за­писи», а не «в живом эфире».)

Поэтому формальная логика выделяет в качестве единиц анализа понятие, суждения, умозаключения, виды дока­зательств и приемы аргументации, а также формулирует четыре основные закона правильного мышления: закон тождества, закон непротиворечив, закон исключенного третьего и закон достаточного основания.

Эта логика впервые оформляется в систему знания в воззрениях Аристотеля и стоиков. Суть и пафос логики – максимальный аналитизм, ее цель – стать инструментом для правильно высказывающегося. (Точность определения предмета и точность слова в этом определении.)

Аристотель изначально говорил не о науке логике, а об «Аналитике», науке различающей «логикос» (высказанное в слове) и «Алога» (то, что в слове не выговаривается). Стоики понимали логику как знание о соотношении внешней речи (собственно языке) и внутренней речи (те­чении мысли).

В воззрениях Аристотеля и стоиков логика обладала одновременно инструментальной и метафизической сутью. Инструмент приобретал метафизический статус, наряду с природой, космосом, бытием. Но при этом инструмент все же оставался вторичным по отношению к предмету мысли. И сама логика рассматривалась как философская дисциплина.

Логика как инструментальное средоточие философии богословской средневековой мыслью воспринимается очень органично, гораздо более органично, чем сама философия. И начинает пониматься как инструмент богословия. Такая логика как утонченно-изысканные «кружева» рассуждений о Боге, как хитросплетения богословских толкований фактически и составляют средневековую схоластику (средневековую философию).

В Новое время осуществляется попытка отстоять методологическую самостоятельность и универсальность логики, найти именно в ней идеал «методологического монизма». В связи с этим анализируются и исследу­ются все возможные направления модернизации и реализации логики. Условно можно выделить три важнейшие течения в развитии логики в это время. В Англии рассмотрение возможностей логики через призму опытной науки. В Германии - через задачи теоретической науки и философии. И во Франции - через ее функционирование в коммуникации.

В Англии это связано с деятельностью Ф. Бэкона и Дж. С. Милля. Во Франции – с деятельностью картезианцев и, прежде всего, школы Пор-Рояля. В Германии – с деятельностью Х. Вольфа и Г. Лейбница. В первом случае логика понимается как инструмент эмпирической науки. Во втором – по преимуществу, как инструмент форм жизнедеятельности людей. В третьем – как культура рациональности, универсальное искусство, в конечном счете, математическое.

На основе этого к XX веку создается множество систем логик, которые наследуют из Франции идеи диалогизма и дискурса / продемонстрирован­ного рассуждения), из Англии – идеи индуктивизма, а из Германии – идеи логистики и логицизма.

Логистика является аккумуляцией и сутью внутреннего контекста развития логики, исходит из безусловного приоритета математики над традиционной формальной логикой. Поэтому она обращается к математической логике, понимает логику в ее новом состоянии как систему математического исчисления.

Внешний же контекст формирует концепцию логицизма, отстаивающую теоретический и культурологический приоритет логики. Прежде всего логика приоритетна по отношению к психологии, но такие и по отношению к математике, поскольку последняя есть особым образом воплощенная логика. Логика – основа и структура научного теоретизиро­вания, а значит, и познания, и мысли.

2. Логика и математика, логика и язык.

Можно сказать, что историческое развитие логики определяется отходом от первоначаль­ной онтологической и предметной обусловленности ее «форм» и «схем» сначала ко все большей языковой работе, а затем и к символически-математической. И в XX веке формальная логика почти полностью трансформи­руется к логику математическую и символическую. Собственно формальная логика сохраняется во многом как своеобразная «методологическая латынь».

Математическая экспансия в логику не случайна. С середины XIX века логика начинает быстро терять совой методологический и социокультурный статус. Она все больше начинает пониматься как анахронизм, неестествен­ность, помеха и т.п. Интересы философской методологии перемещаются в область диалектики и герменевтики. Именно они утверждают недостаточность принципа формализации, демонстрируют, что традиционная логика не спо­собна быть адекватным инструментом познания мира и процессов его развития, вза­имосвязи и взаимозависимости всех феноменов окружающей действительности, их неповторимости и изменчи­вости и т.п.

Математизация внутри логики осуществляется не в последнюю очередь потому, что кто выглядит как ее развитие и «спасение». Логика математическая в определенном смысле означает – логика нефилософская, и потому востребованная в эпоху доминирования эмпиристской науки в культуре. Но результат был обратный. Со всей логико-математической тщательностью выявляется невозможность (а не только недостаточность) абсолютного (математического) формализма.

Очевиднее и точнее всего это выражено у Б. Рассела. В работе «Мое философское развитие» он говорит, что перед ним и его другом и соавтором А. Уатхедом в процессе работы над трактатом «Начала математики» возникли проблемы двух родов: философские и математические. Вторые изначально понимались ими как более полноценные. «Главная цель «Начал математики» состояла в доказательстве того, что вся чистая математика следует из чисто логиче­ских предпосылок и пользуется только теми понятиями, которые опреде­лимы в логически терминах. Это было, разумеется, антитезой учениям Канта», а значит и всей философии.

С древности интересовавшее философию отношение «предмет – мысль – слово» к XX веку сократилось до антитезы «мысль – слово». А у аналитиков, к которым относились и Рассел с Уайтхедом, практически до «слова». Слово (знак, символ, правило) определяет мысль. Всякое знание – знание о словах. Мысль только в по­нятии, понятие только – в слове. Поэтому логика – особый синтез мате­матики и лингвистики.

Математически правильное грамматическое «кружево» слов, открываемое «логическим микроскопом», а не тяжеловесным «умственным телескопом» – это и есть наше знание. Кроме этого знания мы обладаем ещё наивным реализмом (натурализмом) восприятия многообразных вещей. Мир и человек плюралистичны и свободны, не определяются абсолютом, субстанцией, сущностью, единством и т.п.

Рассел говорит, что он ощущал радость «спасение» не только логики. «Радость приносили не только эти сухие, логические теории. Я чувствовал настоящую свободу, как будто удалось вырваться из душного помещения и оказаться на овеваемом свежим ветром морском берегу... В первом порыве освобождения я стал наивным реалисте» и радовался, что трава действительно зеленая, вопреки мнению всех философов, начиная с Локка...»

Но, по словам самого Рассела, «логический медовый месяц» был короток, о чем Уайтхед сказал: «Никогда больше нам не насладиться блаженством утренней безмятежности». Обнаружились парадоксы и противоречия, неустранимые из логико-лингвистических конструкций.

Это изначально известный логике парадокс лжеца, который, по словам св. Павла, демонстрирует порочность язычников. Если лжец говорит; «Я лгу» – лжет ли он?

В XX веке он получил новую форму выражения:

Кроме того, обнаруженная противоречивость понятия «класс» и его неоднозначное отношение с понятием «элемент класса». Далее, теорема Геделя и невозможность создания формализован­ного искусственного языка, так же – парадокс альтернативных онтологий, наконец, проблема соотношения искусственного и естественного языков и т.п.

Первый связан с невозможностью однозначно ответить на вопрос, является ли класс элементом самого себя. Вторая доказывает несовпадение класса всех возможных доказательных и истинных высказываний. Третья конструкция говорит о том, что самодостаточный нормализованный искусственный язык невозможен, поскольку для него всегда будет требоваться «метаязык», задающий правила функционирования. Четвертый говорит о том, что логическая конструкция может иметь невозместимые, но истинные онтологические интерпретации.

Поэтому подлинное развитие пафоса, духа и традиции логики во второй половине XХ века осуществляется не только за границами философии, но и, фактически, за границами самой логики (в области кибернетики, проблем искусственного интеллекта, совершенно по-новому понимаемой логистики и т.п.).

Философская же методология концентрируется в основном в пространстве диалектики и герменевтики, там более, что, как говорилось, они имеют не менее древнюю историю, чем логика.

Поиск по сайту: